Год чумы

МИСТЕРИЯ

О СТРАСТЯХ ГОСПОДНИХ

Повесть-легенда

Предисловие переводчика.

Эта объемистая рукопись была найдена 22 октября 1500 года в архиве магистрата города Женевы. Принадлежит она, по всей видимости, руке доктора медицины Арнольда Энке, который по праву считался одним из самых достойных и благочестивых городских жителей и оказал городу неоценимую помощь во время частых эпидемий, в особенности эпидемий чумы. Несмотря на то, что судьбой доктору Энке была отпущена долгая жизнь, свою кончину он встретил не в постели. Он умер в 1419 году, помогая страждущим во время очередной эпидемии, заразившись холерой в бараке города Берна, куда поехал, повинуясь зову врачебного долга и христианской совести. Последними его словами были: «Ave Crux, triumphator, victoria Christi, gloria christiani [1]».

Предлагая вашему вниманию перевод его записок на русский язык, мы позволили себе в некоторых местах поправить тяжеловесный старинный стиль оригинала, внеся долю динамики и приблизив изложение к тем образцам, которые более привычны современному читателю.

В остальном текст рукописи сохранен практически без изменений.

Женева - Москва, октябрь 2000 г.

Глава 1.

ГОД ЧУМЫ

Все мы живем под небом Божиим, и наша жизнь и смерть находятся в руке Господа. С этим никто не спорит, но, как мне иногда кажется, люди до того привыкли к этой мысли, что просто-напросто перестали о ней задумываться. Никто с нею не спорит, но, получается, никто о ней и не помнит. Люди живут себе и живут, а когда кто-нибудь из них умирает, остальные говорят: «Бог дал, Бог и взял, все там будем», - и продолжают себе жить дальше, как будто их минует чаша сия. Всерьез пугает людей только смерть безвременная, но и о ней предпочитают поменьше вспоминать, говоря по этому поводу: «От судьбы не уйдешь».

Между тем я твердо знаю, что в этом деле от нас самих зависит гораздо больше, чем многим из вас, вероятно, кажется. Мне было двадцать лет, когда Господь по Своему милосердию изволил открыть мне это, и это так же верно, как то, что сейчас мне восемьдесят восемь, а на дворе у нас тысяча четыреста шестнадцатый год от Рождества Христова.

Это произошло шестьдесят восемь лет назад, и был тогда Год Чумы. Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку.

Родился и вырос я здесь, в Швейцарских Альпах, в деревне Рундшау округа Рундшау кантона Шварцвальд. Деревня наша считается окружным центром, поэтому у нас есть главная площадь, приходская церковь и ратуша, как в настоящем городке. Конечно, Рундшау все-таки не городок, а деревня, и довольно маленькая, а центром округа ее сделало только то, что остальные деревушки в окрестностях еще меньше, хотя их довольно много. В пору моей молодости жителей в Рундшау насчитывалось едва под триста человек, да и теперь их немногим больше. Между прочим, могло бы получиться и так, что сейчас здесь не было бы ни единой живой души, только Господь нас миловал. Но извините, кажется, я забегаю вперед.

Рундшау лежит у северо-восточных отрогов Альп, можно сказать что в горах, хоть до настоящих гор от нас далеко, и летом нужно пройти около двух десятков лиг, чтобы достичь зоны снегов. А мы находимся в луговой зоне, где природа по милости Господней богата и щедра: великолепные пастбища, буковые и грабовые леса, в которых полно дичи, речушки и водопады с невероятно чистой, вкусной и очень холодной водой. Деревня расположена примерно посередине между горным районом, где есть только овечьи фермы, и долинами, где выращивают пшеницу и разводят коров. Дорога, соединяющая мелкие долинные деревушки, высокогорные хутора и город Линден в соседнем округе, проходит аккурат через Рундшау, так что куда бы ни направлялись жители округа - на войну или, к примеру, на ярмарку - им так или иначе придется пройти через нашу деревню. Мы как ключ, который замыкает спуск в равнинную часть немецкой Швейцарии, и если по ту сторону Альп все дороги ведут в Рим[2], то в нашем округе, с трех сторон окруженном горными кряжами, все дороги ведут в Рундшау, из Рундшау в Линден, и только из Линдена уже в Рим.

Ну и, конечно, все обратные дороги сходятся в Рундшау же. Не случайно в тот год жители зачумленных областей хлынули именно к нам... Впрочем, снова я обгоняю собственный рассказ.

Итак, я родился в тысяча триста двадцать восьмом году в Рундшау, и происходил из семьи добрых христиан. Добрые христиане - известно ли вам такое племя? До той самой эпидемии чумы большинство жителей нашей деревни относило себя к «добрым христианам» и полагало, что «добрый христианин» - это тот, кто каждый Божий день, с понедельника по пятницу, в поте лица зарабатывает хлеб свой насущный, каждый вечер, с понедельника по пятницу же, пропивает заработанное в корчме, по субботам колотит жену, а в воскресенье отправляется в церковь, где слушает мессу и причащается Тела Христова. Иными словами - тот, кто «не крадет, не убивает, а живет, как все». То есть опять-таки, как и в случае с жизнью и смертью, большинство людей предпочитает особенно не задумываться, в чем же заключается истинное христианство. Людям, в общем и целом, свойственно считать, будто богоугодная жизнь и та жизнь, к которой они привыкли с рождения, суть одно и то же. Но в тысяча триста сорок восьмом году от Рождества Христова в наши земли пришла чума, и произошли события, которые научили людей в деревне Рундшау понимать многие вещи совсем по-иному.

Теперь я задумываюсь: с помощью каких же именно событий милостивый Господь благоволил даровать нам это понимание? Можно было бы сказать, что чума, будучи наказанием Господним, повергла наши души в трепет, и страх Божий, как говорится в Библии, явился началом премудрости. То есть Бог пожелал наказать детей Своих, дабы таким образом наставить их на путь истинный. Так обычно говорят ученые клирики, и люди, в большинстве своем, с привычной легкостью принимают их слова на веру. Однако мне кажется, что это ответ слишком простой, и даже, да простятся мне такие дерзкие слова, несколько несправедливый по отношению к нашему милосердному Господу. Я сын шорника, но мой самый закадычный друг с детских лет пас овец, а я не раз помогал ему в этом деле и неплохо знаю правила, необходимые для того, чтобы управляться со стадом. Применять одни только наказания недостаточно, а чаще всего вредно. Овцы сами начнут слушаться вас, но не раньше чем хорошенько вас узнают, причем узнают с хорошей стороны. Тогда вы сможете водить их, почти не пользуясь длинным пастушеским посохом, а лишь командуя голосом или играя в рожок. Однажды две наших овцы потерялись, и мы с Лотаром (так звали моего друга) нашли их только под вечер, в маленьком отдаленном ущелье. К тому времени бедняжки сами сообразили, что попали в беду - они метались по траве и тревожно блеяли. Лотар поступил как настоящий добрый пастырь. Он бегом сбежал в ущелье, окликнул овец, а когда они, обрадованные, бросились к нему, стал обнимать каждую, целовать им мордочки и шептать в уши ласковые слова. Обратно к стаду мы возвращались не оглядываясь, несмотря на сумерки. Овцы бежали за нами так неотступно, как будто бы мы тащили их на аркане, хотя, честное слово, никакого аркана не было.

Так вот и в отношении нашего всеблагого и милосердного Господа я думаю, что Он - добрый Пастырь. Это я отвечаю тем, кто говорит, будто манна небесная изливается на нас в виде грома и молнии. Так тоже бывает, но не обязательно так. Иначе для того, чтобы приблизиться к Богу, нам приходилось бы постоянно навлекать на себя все казни египетские. Мир сей - юдоль скорбей, но иного человека и скорби ничему не учат, а у Господа есть множество способов вразумить нас, грешников, не прибегая к гладу и мору.

Вот почему чудо в деревне Рундшау округа Рундшау кантона Шварцвальд объясняется, с моей точки зрения, не эпидемией чумы, а чем-то другим. В первую очередь, конечно, неизреченной милостью Господней. Но во вторую очередь - и в этом я твердо убежден - сильным и искренним желанием жителей Рундшау, их любовью к Богу, их раскаянием в собственных грехах. Мы, как те заблудившиеся овечки, испуганно блеяли в сумерках, и были услышаны. Господь приблизился к нам, обнял, нашептал на ушко ласковые слова. Многим из нас оказалось этого достаточно, чтобы, как говорится в книге Псалмов, научиться ходить по путям Его. Да, это было великое чудо... великое. Мне восемьдесят восемь лет, я видывал многое на своем веку, в том числе и чудесное... Но и тогда, и теперь я считал и считаю, что самое великое из чудес Господних - это чудо, когда изменяется человеческая душа.

И всякий раз, когда я вспоминаю испытанное нами потрясение, мне приходит в голову, что решительно ничто из произошедшего в тот год в округе Рундшау не было случайным. Ни эпидемия чумы с ее полным ужаса воздухом, с повозками беженцев и трупами на дорогах, ни страх и растерянность каждого из нас, ни крах самоотверженных усилий лекарей, не сумевших остановить шествие смерти, ни безумная идея патера Теодора Рихмана, в конечном итоге спасшая нашу деревню и весь округ. Все события того года, все произнесенные слова и совершенные поступки удивительным образом сплелись в одну неразрывную цепь, предназначение которой было - прославить благословенное Имя Божие и явить превосходящее всякое разумение милосердие Христово. Однако если я пытаюсь глубже проникнуть в эту чудесную взаимосвязь явлений, чтобы понять, что же с чем и как было связано, то трепет охватывает душу, и в смущении отступает мой бедный ум. Дивны дела Твои, Господи!

Поэтому все, что мне остается нынче - попросту рассказать вам, как было дело.

Чума объявилась неожиданно, и первое время мы даже не понимали, что это такое. Накануне Года Чумы, зимой, в небе по ночам видели чудесное знамение - хвостатую звезду. У нас в Альпах, где небо поближе к земле, ее было видно особенно явственно, хоть и не очень долго. Зловещее видение объявилось перед Масленой неделей и исчезло к концу Великого Поста - как будто какой-нибудь ангел гнева обронил в небе свою ангельскую метлу, а потом вернулся и подобрал. Старики сразу сказали, что следует ожидать какой-то небывалой беды - войны или, может быть, моровой язвы. И хотя люди тревожились, пока комета висела над их головами (кое-кто сгоряча даже разглядел вокруг ее хвоста человеческие черепа и буквы Dies Irae, «День Гнева»), - стоило ей покинуть наши небеса, как все постепенно успокоились. Наступила сначала Пасха, потом лето, полное забот и трудов, и о грозном знамении словно бы позабыли.

Знали бы вы, сколько раз мы поминали его потом, когда началась чума! Но это было уже тогда, когда бедствие застало нас врасплох, и, казалось, ничего невозможно изменить. Как обычно, люди задним числом вспоминают, что были загодя обо всем предупреждены.

До тех пор ничего подобного не было в наших краях, да и в близлежащих странах тоже. Старожилы помнили эпидемию холеры 1297 года и моровое поветрие 1300-1301 годов, унесшие многие тысячи жизней. Но ни один из стариков, даже приводя на память рассказы своих дедов, не мог вспомнить ничего, что было бы подобно этому новому бедствию. Сразу стало ясно, что нас постигло не что иное, как кара Господня, посланная на землю в наказание за грехи человеческие.

Позже, много лет спустя, я узнал кое-что о чуме и о том, что ее вызвало. Говорили (и я весьма склонен этому верить), что чума пришла вместе с теми из генуэзцев, что держали далеко на восточных морях крепость Кафу - военный и торговый форпост Европы на отдаленной границе Леванта[3]. В 1347 году великий голод обрушился на обитавшие в тех краях племена кочевников, и генуэзцы воспользовались им, чтобы за бесценок скупать у этих народов их собственных детей, перепродавая их втридорога в рабство - кого в Турцию, кого в Египет, а кого - в Магриб[4] и мавританскую Испанию. Без сомнения, это было великое злодеяние в очах Божиих, и возмездие не замедлило прийти. О предприимчивости торговцев Кафы узнал император монголов и страшно разгневался, ибо несчастные кочевники были его подданными. Огромное войско тут же осадило Кафу. Крепость, однако, была неприступна, а генуэзцы держались храбро и были уверены в несокрушимости своей твердыни. Но Господь судил иначе, и в осажденном городе неожиданно вспыхнула чума. Кафа была немедленно сдана, оставшиеся в живых генуэзцы бросились домой, в Европу, но уже было поздно: эпидемия шла за ними по пятам.

Первыми пали портовые города. Не успели первые корабли из Кафы пристать к итальянскому берегу, а чума уже бушевала в Константинополе и Сицилии. По дорогам двинулись потоки беженцев, распространяя очаги смерти по всем землям и странам. Спасения от чумы не было. Человек вначале чувствовал легкое недомогание, которое вдруг сменялось страшным жаром и слабостью. Под мышками, в паху, на горле и сгибах локтей вспухали твердые желваки, на лице появлялись темные пятна, открывались понос и рвота, и несчастный в течение двух-трех дней сходил в могилу. Как позже справедливо предположил Иоганн Хольгерт (самый образованный человек в нашей деревне, окончивший Болонский университет, а потому одновременно занимавший должности мэра Рундшау и окружного судьи), чума поражала каналы лимфы, которая вместе с кровью и желчью составляет соки человеческого тела.

Такова внешняя сторона событий. Но было бы неправильно видеть во всем только ее. Видите ли, все совершается по воле всемогущего Господа. Эпидемия пришла, поскольку так было суждено Святым Промыслом, когда мера наших грехов превысила всякое разумение, а мера нашего покаяния едва ли покрывала тысячную часть из них. Господь вовсе не спешит с воздаянием, но когда люди начинают думать, будто воздаяния не бывает вообще и можно жить во грехе вечно, милосердный Господь вынужден вмешаться и напомнить нам, что нет ничего вечного на земле, а вечно только Его правосудие. И это справедливо, ибо, с моей точки зрения, лучше без покаяния умереть от чумы, чем прожить без покаяния сто лет в почестях и достатке. Люди почему-то постоянно сбрасывают со счетов предстоящую нам вечность, а этого делать отнюдь не следует.

Итак, чума свалилась как снег на голову, и никто не знал, как с нею бороться. Медики как могли старались смягчить страдания умирающих, и сами становились жертвами эпидемии. Властители приказывали войскам перекрывать дороги, чтобы никто не мог выйти из зараженных районов, но беженцы проходили по лесам и горным перевалам, чума распространялась все дальше и в конце концов добиралась до дворцов властителей, пожирая тех вместе с семьями. В один год Европа лишилась десятков знатнейших фамилий. Ни титул, ни духовный сан, ни толщина кошелька не могли защитить от свирепой напасти, и, может быть, впервые от сотворения мира наступил момент, когда великие совершенно сравнялись с малыми. И царь, и нищий равно трепетали перед небывалым шествием смерти, и оставались перед ней равно беззащитны.

Наша Швейцария лежит вдали ото всех морей, так что нас долго не касалось бедствие, которому подверглись, как я уже говорил, прежде всего торговые города на взморье. Лишь к концу 1347 года в Линдене появились смутные тревожные слухи, но затем события развивались лавинообразно. «Генуя вымерла», - доносились пугающие вести. «Падуя вымерла». «Чума в Пьемонте». «Правители Флоренции перекрыли границы, чтобы не допустить чуму», - и все-таки чуть позже: «Чума во Флоренции». «В Провансе герцог де Монморан приказал сжечь зачумленный город вместе с жителями». «Чума в Бургундии». «Чума в Ломбардии и Париже». Раз уж добралось до Парижа, рассудили наши конфедеративные власти, то вскоре должно пожаловать и к нам. Летом 1348 года Конфедерация закрыла границы, и почти сразу же произошла вспышка чумы в Лозанне. Мы опоздали.

Шварцвальд по сравнению с прочими все же оставался в выгодном положении, поскольку с тыла его подпирали Альпы, а от пораженных эпидемией государств отгораживал «буфер» из других кантонов. Если уж нам суждено было разделить общую участь, то в последнюю очередь - однако очередь наша быстро приближалась. К началу сентября пришли известия о чуме в Цюрихе и Берне, затем в кантоне Женева. За несколько недель эпидемия распространилась на Люцерн, Ури, Швиц, в середине сентября пали Унтервальден и Базель. Рассказывали о беспорядках в городах, о гонениях на евреев, которым молва приписывала вину за посетившее Европу бедствие, а также о горестных процессиях флагеллантов, что с заунывными песнопениями двигались по дорогам из города в город, останавливаясь на площадях и в полях, дабы подвергать себя жестоким ударам бичей – да смилуется над нами Господь, - а в остальное время пререкаясь с духовными лицами и предаваясь непристойным порокам в своих временных пристанищах[5]. Те из наших односельчан, кому случалось в это время выезжать за пределы округа, рассказывали, что дороги запружены беженцами, а кое-кто видел даже трупы вдоль дорог, хотя и не мог с точностью определить, погибли ли эти люди от чумы или же просто от истощения в пути.

К середине сентября первые беженцы появились и в Рундшау. У нас, правда, они не останавливались, пробираясь дальше в горы, точно рассчитывали скрыться от гнева Господня на отдаленных альпийских хуторах. В основном это были те или иные родственники тамошних жителей, но попадались и чужаки. И вот однажды судья Хольгерт, поехавший в Линден по какой-то казенной надобности, вернулся обратно с почерневшим лицом и сообщил дрогнувшим голосом:

- В Линдене чума.

Дата добавления: 2015-10-16