Выпады конкурирующих СМИ

Знание журналистом преград, с которыми он может столкнуться в процессе расследования, несомненно, является одним из важных факторов, способствующих эффективности его деятельности в самом широком смысле слова.

в начало главы << >> в начало

Познавательные преграды

Любое расследование, осуществляемое журналистом, независимо от того, что оно собой представляет: какую тему затрагивает, какими методами ведется, из каких источников при этом черпается информация, – есть познавательная деятельность. А поэтому оно неизбежно сопровождается трудностями, которые условно можно назвать «познавательными преградами» и которые могут встретиться в любой познавательной деятельности. Журналистское расследование, как правило, сопровождается познавательными трудностями следующего плана.

· 1. Отсутствие четкого замысла расследования

Такого рода познавательная преграда чаще всего возникает у начинающих журналистов, которые, возможно, впервые решили попробовать себя в расследовательской деятельности. В данном случае журналист может оказаться в ситуации, когда он в общем плане знает о существовании интереса аудитории к какой-либо стороне действительности, точной информации о которой у него нет. Он может также знать, что от общественности и в самом деле что-то скрывается, однако знание это может быть настолько расплывчатым, что составить на его основе представление о конкретном предмете расследования он не может.

В таком случае было бы логично попытаться найти так называемую первичную информацию, которая позволила бы нащупать верное направление дальнейшего поиска. И искать ее следует прежде всего в открытых и доступных всем источниках информации. Однако такое начало может показаться начинающему расследователю слишком «занудным», неопределенным, а ему хочется как можно быстрее «взять быка за рога». И здесь возможны первые разочарования. Один из многочисленных примеров такого рода продемонстрировал студент факультета журналистики университета, который получил задание разработать план и провести учебное журналистское расследование по теме «Неблагоприятная экологическая ситуация в столице». Она была сформулирована в достаточно общем плане, с тем чтобы дать студенту возможность проверить свою способность самостоятельно выйти на интересную для аудитории и для него самого конкретную ситуацию, отображающую реальное экологическое состояние города.

Студент решил не начинать с «дальних подступов» и не придумал ничего лучшего, кроме как позвонить в Министерство чрезвычайных ситуаций и спросить одного из ответственных работников: «Не могли бы вы рассказать, как обстоит дело с экологией в нашей столице?» В ответ работник министерства попросил студента конкретнее сформулировать свой вопрос, а тот сделать это не смог. В результате он с большим разочарованием заявил на очередном семинарском занятии, что тема, предложенная ему, неподъемна и что даже в МЧС ему не смогли ничего по ней сообщить.

Конечно, журналист, обладающий опытом ведения расследований, принял бы решение «выйти на верх» (скажем, обратиться в какое-то министерство и т.п.) только в том случае, если бы у него уже был собран определенный материал, сформулирована расследовательская гипотеза, которую надо уточнить (подтвердить или опровергнуть) с помощью вполне определенных данных, имеющихся в конкретном учреждении, в которое журналист обращается.

· 2. Сложность предмета расследования

Приступая к расследованию, журналист обязательно должен критически оценить свои возможности с точки зрения того, насколько они адекватны предмету, который он пытается исследовать. Одно дело, скажем, попытаться расследовать случаи рэкетирства на городском рынке и совсем другое – выяснить каналы утечки валюты из России в другие страны.

В первом случае предмет достаточно прост с точки зрения его изучения. Чтобы выяснить, кто и как вымогает деньги на рынке, журналист может, например, устроиться там продавцом, грузчиком. Или же просто привезти туда, предположим, машину капусты, закупленной редакцией в каком-то хозяйстве (что, кстати, было сделано одним журналистом-расследователем), и, представившись руководству рынка ее владельцем, лично проследить весь путь «мытарств», который проходит обычный гражданин, пожелавший реализовать на рынке результат своего труда. В этом случае журналисту придется иметь дело с локальной ситуацией и достаточно ограниченным кругом лиц, с которыми ему придется контактировать, чтобы попробовать реализовать свой товар на условиях, традиционных для конкретного рынка.

Во втором случае ему вряд ли вообще удастся попасть в круг действующих лиц, а тем более – организаторов каналов утечки денег за рубеж. Данный предмет расследования сложен в силу не только высочайшей законспирированности конкретных участников преступных или просто ловких действий по «уводу» валюты из России, но и специфичности этого предмета, доступности его лишь для специалистов в конкретном вопросе (например, в организации и контроле финансовых потоков, операций с ценными бумагами и пр.).

· 3. Необходимость переработки большого массива информации

Существует немало видов расследований, которые связаны с необходимостью изучать большой объем всевозможной информации. Ранее уже упоминалось, например, о том, какое количество документов приходилось «перелопачивать» известным американским журналистам-расследователям Д. Барлетту и С. Джеймсу при подготовке выступления о коррупции в строительном деле. Подобная работа исключительно трудоемка, требует большого психологического и интеллектуального напряжения. Не каждый журналист готов на подобные жертвы (которые, кроме всего прочего, могут создать ему среди коллег по журналистскому ремеслу «имидж» канцелярской крысы) ради того, чтобы выяснить с определенной степенью достоверности ту или иную ситуацию, интересующую его читателей или слушателей.

Журналист, преданный теме, которая предполагает, что всякое новое расследование потребует очередной переработки целых «монбланов» документации, должен, разумеется, понимать, что его выступления в прессе будут достаточно редкими, и это тоже не всегда может быть ему по душе. Кроме того, само собой разумеется, необходимость переработки большого объема информации затрудняет ход расследования. В то же время аудитория не всегда по достоинству может оценить усилия журналиста, подготовившего трудоемкое расследование, что отнюдь не является фактором, усиливающим психологическую комфортность его отношений с потребителями подготовленных им публикаций.

· 4. Слабое владение методами расследования

Успешность расследования во многом зависит от того, в какой степени журналист владеет его методами. Это относится к методам как поиска информации, так и ее осмысления. При сборе информации журналисту важно уметь «переключаться» в применении методов с одного на другой. Эта потребность вызвана в первую очередь сменой особенностей расследуемых явлений, ситуаций, действий. Так, если журналист собирает информацию на историческую тему, то ему, разумеется, прежде всего придется либо исследовать исторические документы, либо беседовать (брать интервью) с участниками или очевидцами, свидетелями того события, которое лежит в основе расследования.

Если же он ведет расследование деятельности какой-то религиозной секты, то брать интервью у ее руководителей или членов – дело для выявления достоверного знания о целях, задачах, методах деятельности секты малоперспективное. Более того, ему просто-напросто будет закрыт доступ к подобной информации. Наиболее оправдавшим себя с точки зрения эффективности получения информации в подобных случаях является метод эксперимента. Его применяли многие журналисты, занимавшиеся расследованием деятельности экзотических религиозных образований. Но чтобы применить метод эксперимента, надо не только иметь желание это сделать, но и обладать достаточной выдержкой, мужеством, артистическими данными.

Сбор исходных данных, как известно, не исчерпывает расследования. Они должны быть осмыслены, взаимоувязаны, соотнесены. Только в этом случае журналист получит точную и четкую картину изучаемого явления. Помочь в этом ему может уверенное владение методами анализа, установления связей между отдельными фактами, выявленными при сборе информации. Причем в процессе осмысления данных он должен опираться на те виды их анализа, которые присущи данной сфере деятельности. Скажем, если журналист ведет историческое расследование, ему надо владеть в известной мере методами исторического анализа. Если же занимается, допустим, экономическими расследованиями, необходимо владеть статистическими, а также методами экономического, финансового анализа и т.д. Иначе говоря, он должен обладать определенной подготовкой в той сфере деятельности, к которой относится его расследование.

· 5. Отсутствие специальной подготовки

Владение специальными методами исследования, разумеется, яв­ляется результатом специальной подготовки журналиста, связанной с предметом его расследования. Если же он ведет расследование, требующее специальных знаний и методов, которыми не владеет, заранее можно сказать, что он вряд ли добьется успеха. Причем отсутствие специальной подготовки будет тормозить ход расследования уже на первых стадиях, поскольку журналист, не владеющий, скажем, необходимой терминологией, может просто не понять, о чем идет речь, если будет брать интервью у специалиста по биржевым операциям. Кроме того, такому специалисту будет неинтересно вести разговор с человеком, не знающим данную сферу деятельности.

· 6. Низкая логическая культура

Нередко ситуацию с выяснением обстоятельств дела, ставшего предметом журналистского расследования, спасает способность журналиста делать логически точные выводы, мыслить непротиворечиво, иметь представление о правильном оформлении мысли, структуре доказательного рассуждения. Степень логической культуры человека очень легко ощущается в любом разговоре, беседе, интервью. Разумеется, мнение собеседника о журналисте, как человеке четко и основательно мыслящем, будет лишь укреплять взаимопонимание, обоюдное стремление выяснить суть дела, о котором идет разговор.

К сожалению, «железной» логикой владеют отнюдь не все люди, в том числе и журналисты-расследователи. Это, конечно же, мешает им порой не только адекватно воспринимать информацию, но и делать из нее правильные выводы, способные продвинуть расследование вперед. А на стадии создания текста низкая логическая культура вряд ли позволит автору обосновать те или иные утверждения, оценки, аргументированно и ясно изложить свою позицию.

· 7. Компьютерная безграмотность

Конечно, в наше время среди журналистов-расследователей, вроде, не должно быть людей, которые не владели бы компьютером в нужной степени. Однако если учесть, что уровень компьютеризации в стране достаточно низок (как уже отмечалось, в 2000 году только 4% россиян, а москвичей – 16% имели домашний компьютер), то вопрос о компьютерной грамотности остается актуальным. Кроме того, есть еще немало журналистов, которые считают, что компьютер не так уж важен для них, без него вполне можно обойтись. Даже некоторые известные журналисты-расследователи полагают, что компьютер играет исключительно вспомогательную роль в проведении расследований. Так, Артем Боровик при встрече со студентами-журналистами говорил, что за «расследованиями» надо «ходить ногами», а не пытаться все найти в компьютере. Конечно же, он был прав в том смысле, что эксклюзивную и достоверную информацию журналист получает прежде всего в результате личных встреч с «держателями» важных сведений, долгих поисков в архивах, экспериментов и т.д.

И, тем не менее, компьютер, Интернет значительно облегчают журналистский поиск. Во-первых, информация, которую содержит Интернет (порой при всей ее сомнительности), может натолкнуть журналиста на интересную мысль, подсказать тему возможного расследования, дать исходные сведения, которые при соответствующей проверке также могут быть включены в содержание текста журналистского расследования. Кроме того, компьютер помогает найти необходимые базы данных, которые могут потребоваться уже при проверке разработанной журналистом версии. Компьютер поможет и при обработке статистических данных, и при исследовании больших массивов документации. Это было впервые блестяще продемонстрировано, как известно, американскими журналистами-расследователями Дональдом Барлеттом и Стилом Джеймсом уже более тридцати лет назад, когда в их распоряжении оказалась электронно-вычислительная машина IBM, работавшая еще на перфокартах. Компьютер не только помогает подготовить расследование, но и может «предложить» свои сайты для публикации готового материала.

· 8. Слабые навыки общения с «источниками» информации

Значительную трудность в познании предмета расследования может представлять недостаточная готовность журналиста к общению с «источником» информации. А оно, причем с самыми разными людьми, просто неизбежно при проведении журналистских расследований. Ведь именно в процессе общения журналист получает большую часть эксклюзивной информации. Для этого часто бывает необходимо расположить собеседника, показать себя человеком, способным понять значение информации, которую тот может ему дать, оценить роль этого собеседника в установлении истинной картины происходящего и оправдать оказанное ему доверие. А для этого журналисту надо проявить себя достаточно способным психологом – только в этом случае он может найти контакт с человеком, которого видит порой впервые. Вряд ли вызовет доверие у «источника» информации журналист, который, к примеру, все время молчит или смотрит во время разговора в сторону. Опытный расследователь всегда старается при общении с другим человеком мысленно поставить себя на его место, чтобы увидеть все его глазами. Так обычно поступают и опытные следователи, когда дают подозреваемому или преступнику выговориться, подстраиваясь под него, создавая обстановку спокойствия, взаимопонимания (хотя бы и специально разыгранного). Журналист, не имеющий необходимых навыков общения, игнорирующий рекомендации психологов, которые достаточно часто публикуются как в специальной литературе (например, по психологии следственных мероприятий), так и в популярных изданиях, едва ли сможет расположить к себе собеседника и узнать необходимое для продолжения расследования. Конечно, приведенные факторы, затрудняющие журналистское расследование, не исчерпывают перечень трудностей познавательного плана, которые могут встретиться в том или ином конкретном случае. Представление о них должно помочь журналисту при анализе своей деятельности с точки зрения и объяснения возможных неудач, и поиска направлений совершенствования расследовательского инструментария.

в начало главы << >> в начало

Административные преграды

Взаимоотношения расследовательской журналистики с властью являются одним из самых трудных для нее аспектов деятельности. Ведь она, которая пытается знать как можно больше, очень неудобна для любой власти – это можно считать аксиомой. А поскольку именно расследовательская журналистика «влезает» в «скандальные» ситуации, включая возникающие в силу недостаточно совершенного административного управления, то именно поэтому наиболее конфликтные отношения у администраций складываются прежде всего с журналистами-расследователями. Если же добавить к этому еще и то, что властные функции в любом обществе исполняют люди, которым «не чуждо ничто человеческое», например использование служебного положения в личных целях, превышение своих полномочий, коррупция и прочее, что как раз и вызывает пристальный интерес журналистов-расследователей, то это еще более обостряет отношения между властями и прессой.

В силу сказанного, каждый журналист-расследователь, как только он появляется на «административном горизонте», немедленно становится объектом пристального наблюдения со стороны тех или иных властных структур. Наибольший интерес в данном плане вызывают так называемые «независимые» СМИ и представляющие их журналисты. Обычно к таким относятся средства массовой информации, учрежденные частными лицами или журналистскими коллективами. Наиболее напряженные отношения у журналистов-расследователей складываются с местными администрациями.

Объективную картину этих отношений лучше всего проясняют исследования в регионах, проводимые по инициативе Союза журналистов России и Фонда защиты гласности при участии других заинтересованных организаций (наиболее активные начались в 1999 году). Исследовательский проект, который тогда «стартовал», получил название «Общественная экспертиза». Цели этого проекта, впервые предложенного на территории 84 субъектов Российской Федерации, состояли в том, чтобы выявить условия получения и распространения информации в регионах; исследовать информационную политику местных администраций, системы налогообложения производства и продажи изданий, правовых и политических условий, в которых приходится действовать журналистам.

Результаты исследования были представлены осенью 1999 года в двух видах. Первый –аналитический отчет о моделях прессы, существующих на территории Российской Федерации. Второй –карта свободы массовых коммуникаций, изображающая законодательный и политический ландшафт деятельности сегодняшних региональных СМИ. Подобно тому как карта географическая представляет в разных цветах горы, равнины и плато, карта свободы массовых коммуникаций дает понятие о том, в каких регионах сложились авторитарная, либеральная или промежуточные, «смешанные», модели.

Уже первые шаги исследований показали, что местные власти взаимодействуют с прессой во многих регионах отнюдь не по Закону «О средствах массовой информации», обязательному для исполнения на всей территории страны, а в первую очередь – по «указам», произвольно издаваемым губернаторами, что чаще всего противоречит федеральному законодательству и Конституции РФ.

В силу этого местные издания, и, прежде всего те из них, которые проявляют активность в подготовке журналистских расследований, поставлены в исключительно трудное положение и редко могут получить требующуюся им информацию, по-настоящему осветить ту или иную «темную» ситуацию, существующую в их области, районе, крае^[12]. (Подчинения прессы своей воле административные органы добиваются вполне успешно, несмотря на отсутствие специальных «цензурных» структур. Причем – разными методами. Вряд ли сейчас найдется журналист, редактор средства массовой информации, не имеющий представления о последствиях, которые могут на них обрушиться, если они будут «раздражать» власть расследованиями неприглядных действий некоторых ее представителей или чрезмерной критикой установленных в том или ином регионе порядков. При этом администрации достаточно эффективно используют законодательство, трактуя те или иные его положения в выгодном для себя ключе. Как известно, в современной России гражданам, а значит и журналистам, гарантируются основные права и свободы человека в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права. В частности, конституция гарантирует каждому свободное выражение и распространение идей и мнений, свободу литературного и художественного творчества, а также печати и распространения информации.

Кроме конституции, в России действует ряд федеральных и региональных законов, регулирующих деятельность журналистов. Законодательство однозначно запрещает цензуру средств массовой информации. Так, в статье 3 Закона РФ «О средствах массовой информации» сказано: «Цензура массовой информации... не допускается». Никто не имеет права требовать от редакций СМИ, отдельных журналистов предварительно согласовывать сообщения и материалы, а также изменить текст или отменить его публикацию, запретить распространение сообщений и материалов. Более того, в статье 4 того же закона устанавливается, что не может быть ограничен доступ журналиста к информации, представляющей общественный интерес, что государственные органы и организации, общественные объединения, их должностные лица предоставляют сведения о своей деятельности по запросам редакций, а также путем проведения пресс-конференций, рассылки справочных и статистических материалов и в иных формах.

В ряде республик РФ существуют дополнительные правовые гарантии свободы журналистской деятельности, в том числе и на журналистское расследование, с правом распространять его результаты, добровольно предоставлять их государственным органам, общественным объединениям, предприятиям, учреждениям, организациям и должностным лицам. Материалы и документы, полученные при журналистском расследовании, согласно этим гарантиям, могут быть изъяты у журналиста не иначе как в судебном порядке (например, в Республике Кыргызстан это право закреплено в статье 9 Закона «О защите профессиональной деятельности журналистов»)^[13]. Несмотря на все это, признавая на словах свободу прессы и недопустимость ее цензуры в классической форме (с помощью цензоров), многие администрации вполне успешно управляют деятельностью СМИ. Набор способов этого «управления» в каждом отдельном случае свой. Но есть среди них наиболее «отработанные», эффективные и в то же время «цивилизованные» (в отличие, например, от физического воздействия на журналистов). Рассмотрим наиболее важные.

· 1. Ограничение доступа к информации

Иногда вполне достаточно установления жестких ограничений на доступ к информации, чтобы уже на этом этапе помешать журналистскому расследованию. Чаще всего в таком случае используются лазейки, которые есть в законодательствах^[14]. Наиболее удобный предлог для этого – необходимость охраны государственных секретов (например, по законам «Об информации, информатизации и защите информации», «О государственной тайне» и пр.).

Проверить достоверность ссылки на то, что определенного рода сведения относятся к государственной тайне, журналисту удается не всегда. Тем не менее, в ряде случаев он может вполне точно определить степень обоснованности такого утверждения. Скажем, если ему отказывают в предоставлении информации об экологической угрозе, ссылаясь на то, что такие сведения являются государственной тайной (например, администрация района, на территории которого находится какое-то предприятие ВПК, отказывается дать справку о характере вывозимых на свалку ядовитых отходов, считая, что по ним можно судить о характере выпускаемой продукции), то можно быть вполне уверенным, что это обман. Ибо по закону экологическая информация, независимо от того, что она собой представляет, к сведениям, составляющим государственную тайну, не относится.

Иногда журналисту могут отказать в предоставлении какого-то документа на основании того, что содержащиеся в нем сведения действительно являются секретными. В этом случае с держателями данного документа можно вести переговоры о предоставлении заверенной соответствующим образом выписки из него, которая включала бы только открытые данные.

Надо иметь в виду, что большую роль в реализации политики администраций разного уровня по ограничению доступа неугодных СМИ (и соответственно – журналистов-расследователей) к информации играют, как уже говорилось, пресс-центры, которые создаются при этих администрациях. Через них-то и распространяется официальная информация о жизни района. Разумеется, СМИ, не устраивающие властные органы, такой информации лишаются, что, конечно же, плохо и для них, и для их аудиторий. Так, пресс-центр при администрации Обоянского района Курской области почти на протяжении всего 1998 года лишал официальной информации «Обоянскую газету», которая критиковала бесхозяйственность главы администрации.

· 2. Судебные преследования

Противодействие расследовательской деятельности журналистов со стороны властных структур отнюдь не исчерпывается ограничением доступа к информации. Анализ конфликтов администраций и журналистов-расследователей однозначно свидетельствует о растущем применении со стороны этих администраций оправданных в формальном отношении методов «правового давления» на неугодных журналистов в связи с опубликованными уже расследованиями. Наиболее «популярны» в этом отношении иски о защите чести и достоинства, предъявляемые представителями властных структур (здесь надо заметить, что существующие нормы не позволяют подавать иски «о защите чести и достоинства» от властной структуры как таковой, именно поэтому они и оформляются как иски отдельных лиц, состоящих в администрациях). При этом размер требуемой (и часто присуждаемой) суммы компенсации морального ущерба бывает настолько велик, что иные журналисты и СМИ оказываются на грани разорения. Так, по одному из свидетельств, «в июне 2000 года была вынуждена прервать публикацию оппозиционная газета «Res Publica» (Кыргызстан). Перерыв был вызван проигрышем газетчиками судебного процесса по иску о защите чести и достоинства. Суд обязал газету выплатить 200 тысяч сомов (около 4700 долларов). Сумма оказалась для редакции настолько разорительной, что дело чуть не дошло до распродажи имущества. 9 июня 2000 года редакция газеты «Res Publica» была вынуждена провести благотворительный аукцион по продаже имущества редакции, описанного судебными исполнителями, для компенсации морального ущерба господину Карыпкулову»^[15].

Говоря о тенденциозности подхода властей к СМИ, нелишне упомянуть, что в результате мониторинга, регулярно проводимого Фондом защиты гласности, выявлены неоднократные факты инверсии, «перевертывания» ответственности, необоснованного признания виновными работников СМИ в результате предвзятости или некомпетентности сотрудников правоохранительных органов, а также неумелой защиты в судебном процессе.

Проведенные исследования показали также, что низкая выявляемость нарушений прав СМИ обусловлена терпимостью к нарушениям, которые не вызывают протеста с их стороны и не становятся достоянием общественности. Пострадавшие зачастую предпочитают улаживать конфликтные дела сами, пользуясь окольными путями, не прибегая к правовым средствам зашиты. Малая часть такого рода дел, и только по наиболее серьезным нарушениям, попадает на страницы газет или в теле-, радиопередачи и доходит до монитора.

Содержательный анализ позволяет говорить о пассивно-оборонительном поведении СМИ в такого рода конфликтах. В ряде случаев пострадавшие либо не обращаются в соответствующие органы за защитой, либо не знают, как надо действовать и юридически грамотно документировать факт нарушения. В результате, натолкнувшись на нежелание чиновников заниматься их жалобой, а также опасаясь мести задетых в публикациях влиятельных лиц, журналисты теряют веру в успех дальнейшей тяжбы, оставляют нарушение без последствий.

Не так уж редко работники СМИ, оказавшись в зависимом положении или боясь обострения конфликта и еще более тяжких последствий, предпочитают несправедливость стерпеть. Об этом красноречиво свидетельствуют просьбы обратившихся в «центр» потерпевших сохранить конфиденциальность их сообщения или «пока не давать ему ход».

А параллельно с терпимостью СМИ, их нежеланием конфликтовать и неверием в успех налицо применение «властями предержащими» изощренного набора незаконных мер, предпринятых против непокорной редакции, – различные способы вмешательства в деятельность коллектива, попытки налогового удушения органа СМИ, психологическое давление на журналистов, попытки установить цензуру и пр.

· 3. Экономическое давление

Еще один эффективный метод, который администрации применяют в «обуздании» журналистов-расследователей, – использование экономических рычагов. Этот метод наиболее эффективен по отношению к региональной, местной прессе и заключается в том, чтобы поставить СМИ, публикующие журналистские расследования, на грань экономического краха. Пример подобного рода лично наблюдал автор предлагаемой книги, когда во время командировки в 1999 году вел расследование по письму из «Приокской газеты» (г. Рязань). Отличавшаяся критичностью и независимостью, она появилась в результате раскола в ранее существовавшей «Приокской правде» и получила в наследство часть здания областного Дома печати, где и располагалась. С местной администрацией был заключен договор на аренду помещений с оплатой в «условных единицах» (на чем администрация настояла). Прошло время, и после дефолта 1998 года редакция оказалась практически не в состоянии оплачивать аренду в пересчете на условные единицы (поскольку рубль обесценился во много раз). Именно этот момент использовала администрация, чтобы повлиять на информационную политику издания, заставить его сменить обличительный тон выступлений на «конструктивный».

· 4. Административная зависимость

Многие администрации вошли в состав учредителей местных изданий, обеспечивая их в материальном и финансовом отношении. В ответ на это от редакций требуются полное послушание и проведение в жизнь той информационной политики, которая данную администрацию устраивает. В 1998–1999 годах в России проходила перерегистрация редакций региональных, городских, районных газет. Под знаком приведения их уставов в соответствие с новым Гражданским кодексом во многих регионах страны СМИ были практически превращены в подразделения местных администраций, журналисты – в мелких клерков, а редакторы – в чиновников 25-го разряда. Так произошло потому, что администрации в большинстве случаев являются учредителями или соучредителями СМИ. Обладая монополией на полиграфию, снабжение бумагой, помещения, распространение изданий, они «рекомендовали» газетам закрепить за собой юридический статус госучреждений или унитарных предприятий. А при несогласии выходили из состава учредителей, оставляя издания один на один с финансовыми и иными проблемами, что в подавляющем большинстве случаев кончалось для последних плачевно^[16].

в начало главы << >> в начало

Противодействие лиц, деятельность которых расследуется

Журналист, решивший заниматься расследованиями, должен быть готовым с первого шага к неизбежному противодействию лиц, противоправные действия которых его заинтересовали. Оно может быть сильным или слабым, явным или неявным, кратким или продолжительным – заранее точно сказать трудно. Все зависит от ситуации, от того, с какими именно силами сталкивается журналист, чьи интересы конкретно могут пострадать от этого расследования. Но то, что противодействие обязательно будет оказано, можно считать несомненным. Доказательства тому журналисты-расследователи получают на каждом шагу.

Противодействия журналистским расследованиям в настоящее время совершаются главным образом в одном из двух основных вариантов. Первый – противодействие конкретному расследованию. Цель состоит в том, чтобы помешать автору готовящегося выступления в прессе собрать разоблачительный материал по конкретному (преступному или не подлежащему, по мнению заинтересованных лиц, оглашению) случаю и опубликовать подготовленный текст. Первый вариант противодействия чаще всего применяется по отношению к журналистам, которые только что появились на расследовательском поприще и не зарекомендовали себя в качестве профессионалов, от которых может исходить серьезная угроза благополучию тех, чьи аферы они расследуют.

Второй вариант – противодействие проведению журналистских расследований вообще или в конкретной сфере деятельности (регионе или области, направлении и т.п.). Это применяется по отношению к более или менее известным расследователям, поскольку пример того, как «проучили» журналиста, чье имя на слуху, всегда воспринимается более серьезно, чем неудача или притеснения, которые испытал в связи с проводимым расследованием начинающий, малоизвестный журналист.

В зависимости от цели (а значит и варианта) противодействия, лицами, его осуществляющими, и применяются те или иные меры. Первый вариант противодействия, как правило, реализуется на стадии сбора журналистом необходимых сведений. Какие методы могут быть применены в этом случае? Как показывает практика, набор их достаточно велик. Это и «зажим» информации, то есть лишение возможности получить ее, и компрометация журналиста (например, путем провокации, оговора, клеветы), и нанесение ему телесных повреждений, имущественного урона или даже убийство. Если лица, организующие противодействие журналисту, выбирают данный вариант, то, после того как текст расследования опубликован, автору неприятности, как правило, больше не грозят.

Второй вариант осуществляется как на стадии сбора журналистом информации, так и после опубликования текста расследования. В этом случае по отношению к автору будущей публикации могут быть применены уже названные меры, реализуемые при первом варианте противодействия журналисту. Однако противодействие может продолжаться и после публикации текста расследования. В этом случае оно обретает уже характер мести не только конкретному «строптивому» журналисту, но и всем его «собратьям» по трудному ремеслу как попытка запугать их, предотвратить последующие расследования (возможно, в той же сфере или связанные с лицами, которые оказывались или могут еще оказаться в поле журналистского интереса).

Надо заметить, что в первые годы постсоветской России противодействие журналистам-расследователям оказывалось в самых кровавых формах. Наиболее известный пример – расправа с журналистом-расследователем из «Московского комсомольца» Дмитрием Холодовым, о чем уместно напомнить.

17 октября 1994 года около 13 часов в кабинете заместителя главного редактора по политической информации «Московского комсомольца» он открывал переданный ему кем-то дипломат и в это время произошел взрыв. В дипломате якобы были документы, содержавшие компромат на высших армейских чинов. Как установили эксперты, «смерть наступила из-за двух причин: сильнейшего травматического шока и моментального обескровливания организма. Каждая из этих травм сама по себе была не совместима с жизнью». «Скорая» приехала только через 40 минут, еще через 20 Дима умер. «Так не должно было быть», – были его последние слова.

Мощность взрыва специалисты оценили в 200 граммов тротила. Как позже разъяснили в ФСБ, взрыватель в дипломате, который Дима взял из ячейки в камере хранения на Киевском вокзале, был настроен «на вскрытие». По мельчайшим остаткам взрывного устройства удалось установить, что в кабинете Холодова взорвался так называемый диверсионный чемоданчик, состоящий на вооружении спецчастей Воздушно-десантных войск России. В результате следствию удалось собрать улики, достаточные для ареста подозреваемых. Расследование по делу об убийстве Холодова взял под личный контроль бывший тогда президентом России Борис Ельцин. Следствие длилось около четырех лет. Отрабатывалось несколько версий, однако Генпрокуратура остановилась на связанной с профессиональной деятельностью журналиста. За время следствия были допрошены сотни свидетелей, по делу собрано 110 томов документов, 50 аудио- и видеокассет. Для ознакомления с этими материалами суду потребовалось 8 месяцев, 40 человек успели «признаться» в убийстве Холодова. Между тем за все время следствия никак не удавалось выйти ни на заказчиков, ни на Исполнителей этого громкого заказного убийства. Первые подозреваемые были задержаны лишь в феврале 1998 года.

Вот что писал по поводу убийства Холодова полковник Роберт Быков, который сотрудничал с Дмитрием с 1993 года:

«Все сорок дней я с глубокой скорбью вспоминал моего молодого друга и коллегу по нелегкому и опасному труду. Когда мы с ним встретились в первый раз в начале зимы 1993 года, он еще не был сколько-нибудь значительным корреспондентом по военной тематике.

Встреча произошла в кабинете начальника Центра по общественным связям Главкомата ОВС СНГ... До этого я работал в основном с Родионом Морозовым из “АиФ” и вместе мы напечатали две нашумевших статьи о “первом” и “втором кругах обороны” П. Грачева. “Третий круг” “Общая газета” брать отказалась после разговора главного редактора с 1-м замминистра обороны. В мягкой форме ему порекомендовали не брать информацию у Роберта Быкова... И я стал искать другую газету. А здесь Дима Холодов с “Московским комсомольцем” подвернулся. И мы напечатали большую статью о пресс-службе министра обороны РФ – “третьем кольце обороны” Грачева. Дима упросил меня напечатать и “четвертое кольцо” – об охране Генштаба. И на практике доказать, что оно проницаемо, несмотря на строжайшие указания на всех постах, во всех зданиях Минобороны: “Р.И. Быкова не пускать, документы отобрать, сообщить начальнику караула!” Дима не верил, что так может быть. Я решил ему доказать, что это так. 21 июля 1994 года я был приглашен на пресс-конференцию после заседания Совета министров обороны СНГ, официально. Но на входе распоряжение: “Не пущать Р. Быкова!” Семь солдат прибежало на пост! Дима хотел проявить солидарность со мной. (Там еще был корреспондент радио “Свобода”.) Но я сказал: “Идите! Я буду в зале!” И действительно прошел, и только у дверей зала был остановлен многочисленной охраной, комендантом и его заместителем. Дима описал этот случай в своей статье “Все звезды в гости к нам” (МК. 1994. 22 июля). После этого мы вместе с ним писали о нарушении законов генералами из окружения министра П. Грачева, о махинациях с землей в управлении Г. Иванова – однокашника “главного реформатора” П. Грачева, о попытке “сокращения” войск ПВО, о бесправности наших летчиков, служивших на Украине в СНС России, о бездумном и бесплановом сокращении армии, об отсутствии концепции национальной безопасности и бездарности П. Грачева как министра, о никчемности сегодня ядерного чемоданчика. Только одно я отказался напечатать – “пятый круг обороны” П. Грачева – о его финансово-коммерческой деятельности, начиная с “Военно-биржевой секции” и “Воентека”. Он просил, я предупреждал: “Дима! Это будет наш финиш! Никто не заметит, как нас не станет!” То же самое я говорил и другому молодому корреспонденту Р. Морозову. Они так походили друг на друга своей чистотой и горячностью, стремлением идти до конца. Я остановился, Морозов приотстал, Дима пошел вперед»^[17].

17 октября 1995 года, в день, когда отмечалась траурная годовщина гибели Д. Холодова, было опубликовано «Заявление Фонда защиты гласности», в котором говорилось следующее:

«В 1994 году в России никто не предполагал, что публикации в газете могут стать причиной смерти. Дмитрий Холодов открыл скорбный список журналистов, погибших при исполнении служебного долга. Тогда это циничное убийство всколыхнуло все общество. Димина смерть была прологом к охоте на ведьм, которую пытались устроить в дни чеченской бойни. Правда о Чечне обошлась журналистскому сообществу в 9 убитых и 4 пропавших без вести, и уже почти без надежды, что они подадут весть о себе.

Но в Чечне шла, пусть необъявленная, но война. А журналистов между тем убивали и в невоюющей Москве, и в мирной Туле, Калуге, Находке. За год после Диминой гибели – только по России – погибло 24 журналиста».

Постепенно противодействие расследовательской деятельности журналистов стало приобретать более «цивильные» формы – убивать стали меньше, в ход пошли иные методы. Но и они оказываются часто не менее эффективными, особенно если противодействие исходит от лиц, занимающих высокие должности или обладающих крепкими связями с власть предержащими или преступным миром.

В этом отношении показательно, например, противостояние корреспондента «Комсомольской правды» Ирины Черновой и некоторых работников Волгоградского УВД, чей непрофессионализм, халатность, противоправные действия расследовала журналистка. Это противостояние почти три года периодически освещалось (с разных позиций) и на страницах «Комсомолки», и в волгоградских изданиях (в том числе в многотиражке «По оперативным сводкам УВД»), и на сайте Союза журналистов в Интернете. Суть конфликта заключалась в следующем. Начиная с 1995 года И. Чернова многократно выступала в газете с разоблачительными материалами о противоправных действиях волгоградских милиционеров. Те в свою очередь, решив, что журналистка посягает на их честь и достоинство, стали думать, как проучить ее. Одни такую задачу, как известно, решают посредством пощечины; другие ограничиваются заявлениями типа «от дурака слышу»; третьи, используя послушные СМИ, разворачивают шумную кампанию по публикации всевозможных слухов, дискредитирующих журналиста; четвертые затевают многолетнюю судебную тяжбу. Выбор средства отпора зависит как от вида нанесенного «пострадавшему» оскорбления, так и его желания. Конечно, если бы журналистка оклеветала кого-то в самом деле, то привлечь ее к ответственности было бы очень просто. Но в том-то и дело, что она писала горькую, но правду. И это уже было проверено тем, что к началу 1995 года на Ирину подавали в суд около двадцати раз и лишь два иска были удовлетворены частично. Несколько судебных дел из этих двадцати были инициированы и работниками УВД Волгограда – они тоже оказались проигранными.

В конце концов, милиционеры решили собрать компромат на «строптивую» журналистку. С этой целью была получена санкция суда на прослушивание телефонных разговоров Черновой и наружное наблюдение за ней. Для того чтобы получить подобную санкцию, суду нужно объяснить, почему оперативные службы заинтересовались тем или иным гражданином. Объяснили так: некий секретный агент (имя которого оперативник всегда обязан хранить от всех в тайне) заподозрил Чернову в незаконной торговле автомобилями. История неправдоподобная, но это не имело никакого значения, поскольку подозрения могут быть абсолютно беспочвенными и не требуют доказательств. Правдоподобным должно быть предъявленное обвинение.

Расчет милиции был прост: в процессе проверки причастности подозрительной гражданки к незаконной торговле автомобилями всплывет какой-нибудь другой ее грех. Сыщики добросовестно и последовательно фиксировали каждый шаг Ирины, прослушивали ее телефон. Что именно удалось разузнать оперативникам об Ирине, неизвестно. Ясно только, что никакого криминала в ее жизни не обнаружилось. Но работали сыщики не зря: им удалось выяснить, что у «объекта наблюдения» есть некая личная жизнь. В июне 1995 года, то есть через полтора месяца после выхода в свет статьи Ирины, она и ее знакомый подполковник ФСБ были задержаны группой «собровцев» на территории лесопарка. Эскорт из двух машин с восемью вооруженными бойцами доставил их в Управление по борьбе с организованной преступностью. Зачем? Просто для того чтобы «обозначиться», дать Черновой возможность оценить противника и сделать правильные выводы.

На следующий день Ирина сама позвонила начальнику штаба УВД полковнику Н.И. Никищенко, но не для того чтобы пожаловаться на «собровцев», а чтобы уточнить некоторые факты, касающиеся гибели журналиста Коноваленко в отделении милиции, о чем была ее очередная статья для «Комсомольской правды». В ответ полковник спросил, почему некоторые журналисты делают все, чтобы облить грязью волгоградскую милицию, хотя сами далеки от идеала (намекая на лесопарк).

Затем Ирина Чернова передала в областную прокуратуру заявление, в котором обвиняла Никищенко в злоупотреблении служебным положением, в нарушении ее конституционных прав, в воспрепятствовании ее профессиональной деятельности и в шантаже. Получилось так, что в то время Администрация Президента РФ собирала сведения о том, как органы прокуратуры защищают свободу слова и какие уголовные дела возбуждены по фактам нарушения прав журналистов. Очевидно поэтому Волгоградской прокуратурой было спешно возбуждено уголовное дело против Н.И. Никищенко по статье 140 Уголовного кодекса – «Злостное воспрепятствование законной профессиональной деятельности». Предъявить ему обвинение удалось только в мае 1996 года. И в июне дело было передано в Центральный суд города Волгограда, но после долгой проволочки Никищенко был оправдан.

Ирина обратилась в областной суд с жалобой на действия УВД, сославшись на Закон «Об обжаловании действий и решений должностных лиц». Она просила признать незаконными: задержание ее СОБРом в июне 1995 года, заведение на нее оперативного дела, прослушивание ее телефонов. Рассмотрение дела состоялось только 21 ноября. Суд признал задержание Черновой незаконным, а во всем остальном истцу отказал, сославшись на действующие законы.

Ирина Чернова обратилась в Конституционный суд с просьбой рассмотреть соответствие конституции некоторых законов, на основании которых за ней следили. После ряда переносов слушание дела Ирины в КС состоялось в июне 1998 года. Чернова утверждала в своей жалобе, что закон недопустимо широко употребляет понятие «сведения», допускает сбор и хранение информации о частной жизни граждан без их согласия. Закон расценивает факт заведения оперативного дела как основание для сбора сведений о гражданине, и Чернова сочла это положение абсурдным: конституционные права человека ограничиваются только на основании донесения некоего агента, при том что сведения, представленные им, проверить невозможно.

Заседание суда длилось два дня, в итоге судьи оказались в крайне сложном положении. Они постановили, что Закон «Об оперативно-разыскной деятельности», несмотря на свою природную противоречивость, в бедах Ирины повинен меньше всего. Вместе с тем они искренне сочувствовали ей и были совершенно согласны с тем, что она стала жертвой возмутительного начальственного произвола.

Тянувшийся долгие годы суд, в конце концов, признал жалобу Ирины обоснованной и пришел к выводу о незаконности дела против нее и проведения оперативно-разыскных мероприятий по нему. Суд признал обоснованным и требование Ирины о предоставлении ей полученных оперативным путем сведений, включенных в ее дело. Он обязал взыскать с Волгоградского УВД судебные расходы, понесенные Черновой, в размере 14.950 рублей.

Победа журналистки «Комсомолки», несомненно, стала для многих ее коллег хорошим примером борьбы с желающими «поприжать» прессу. Но Ирина считает себя победившей в этой борьбе только отчасти. Поскольку после всего происшедшего ей пришлось расстаться с «Комсомольской правдой» и, как говорят, не совсем по своей воле. В новое противостояние она вступать уже не стала^[18].

В последнее время в борьбе против журналистов «обиженные» ими начали активно применять, можно сказать, психологический террор. Этот метод, к примеру, был применен по отношению к А. Хинштейну, известному журналисту-расследователю из «Московского комсомольца». Суть его заключалась в том, что неизвестные лица поместили в Интернете «страничку» с записями слежки (якобы содержавшимися в базе данных финансовой группы «Мост») за рядом известных лиц, в том числе и за Хинштейном. Вот что он пишет по этому поводу в уже упоминавшейся публикации «Жизнь за стеклянной витриной»:

«...Не так давно в Интернете, на сайте “Фриланс бюро”, была обнародована база данных службы безопасности группы “Мост” – точнее, приписываемая “Мосту”. Стенограммы телефонных переговоров. Сводки наружного наблюдения. Оперативные справки. В общем, все то, что называется компроматом. Список “объектов” мало чем отличается от справочника “Кто есть кто в России”. Под “колпак” попал 141 человек – политики, чиновники, бизнесмены, артисты, журналисты. Начиная от патриарха Алексия и заканчивая электриком Чубайсом. Ширвиндт и Черномырдин, Лужков и Березовский, Джабраилов и Кириенко. Два премьер-министра, семь вице-премьеров, четырнадцать министров, три губернатора и тринадцать руководителей крупнейших СМИ (не считая трех руководителей президентской администрации и одного генпрокурора – понятно, многострадального Скуратова). Материалов столь много, что все они в Интернет просто не попали...

Каким образом в руках журналистов оказалась эта база данных – остается загадкой. По одной версии, она была куплена за большие деньги. По другой – украдена. Еще по одной – “слита” неведомыми интриганами. (Утверждается, по крайней мере, что не менее полугода материалы эти ходили по Москве, каждый любопытствующий субъект мог их приобрести...) В эту “могучую кучку” затесался и автор этих строк. Отчасти я испытываю даже нечто вроде гордости. Активнее, чем за мной, следили только за бывшим вице-премьером, “книжником” Кохом. Оказывается, я был обложен со всех сторон. Оказывается, мои телефоны прослушивались, а все передвижения фиксировались “наружкой”. Оказывается, мне был даже присвоен псевдоним, в материалах досье я прохожу как объект “Хитрый”.

Из сводки наружного наблюдения за объектом “Хитрый”:

“5 мая 1997 г. с 14.30 до 18.45 Хинштейн А.Е. посещал дом 2 по Лубянской пл. (здание центрального аппарата ФСБ). В 20.30 Хинштейн в сопровождении 2 женщин и 2 мужчин на его а/м посетили дом №... по 1-й Брестской ул., где расположен “Музыкальный бар”, и там находились до 23.10. 6 мая 1997 г. с портфелем тип “дипломат” с 09.15 до 10.50 посетил здание ФСБ, после чего находился в здании редакции “МК”. В 21.30 после работы Хинштейн из редакции довез до платформы Тестовская мужчину и женщину. 7 мая 1997 г. около 22 час. с коллегой по редакции, закупив несколько бутылок спиртного и закуски, приехали по адресу: Москва, Ленинский пр-т, дом. №.... кв. №..., где в компании двух женщин провели ночь. 8 мая 1997 г. в 22.15 с двумя женщинами и мужчиной через аэропорт “Шереметьево-2” вылетел рейсом 905 в гор. Прагу. 12 мая 1997 г. около 18 час. Хинштейн посетил адрес: Москва, ул. Фадеева, дом №.... в котором расположены кв. 101–112, где был 10 минут. Со слов студентов МГУ, он посетил около 19 час. кабинет 219 (учебная часть дневного и вечернего факультетов), где был около часа. В 20 час. с двумя женщинами был в кафе “Абакас” (Газетный пер., 3), где был до 21.30. После этого подъезжал к Госдуме, где около 10 мин. ждал кого-то и, не дождавшись, уехал...»

О том, какое впечатление произвело на него знакомство с данными оперативных наблюдений, А. Хинштейн сообщает своей аудитории:

«...Просидев битых пять часов за чтением собственных телефонных распечаток, я начал ощущать странную вещь – некое раздвоение личности. С одной стороны, я почувствовал себя живым манекеном... С другой – владельцем магазина, в витринах которого он мог находиться. Я, может быть, впервые поставил себя на место тех, чьи разговоры столь часто публиковал. Представил, какие чувства испытывали они, открывая газету. Что ощущали их близкие (а читать разговоры своих родных, поверьте, намного неприятнее, чем свои). Уже ради этого я благодарен тем, кто за мной шпионил. Кому? Впрочем, так ли это важно? Конкретные персоналии интересуют меня разве что из любопытства. (Да, может, для того чтобы ориентироваться в будущем.) Само мое отношение к происходящему фамилии этих людей ничуть не изменят. Какая разница: Гусинский ли, Березовский ли, Потанин ли? Олигархи не могут быть лучше или хуже, честнее и непорядочнее. Обсуждать, кто из них нанес стране меньше вреда, – верх цинизма. Если один маньяк убил десять старушек, а другой – всего семь, это не значит, что первого надо предпочитать второму...».

Далее А. Хинштейн говорит о том, что психологическое воздействие, которое способна оказывать информация, предупреждающая «объект», что за ним ведется слежка, в ряде случаев может порождать у такого «объекта» манию преследования, навязывать чувство «жертвы», находящейся «под колпаком»:

«...Каждому газетчику рано или поздно приходится сталкиваться с этими людьми. Это – жертвы преследований. Одних “облучает КГБ”. Других зомбируют с экрана телевизора (особенно популярен рассказ о 25-м кадре, невидимом глазу, но влияющем на кору головного мозга). За третьими следит мафия (вариант: инопланетяне). Как правило, говорят они шепотом, воровато озираясь. Присылают длинные послания, написанные печатными буквами. Часами ждут у редакционного подъезда. Наверное, в силу периодического общения с этими людьми (а скрыться от них, словно от богини возмездия Немезиды, невозможно – такова уж специфика журналистской работы) любые мысли о том, что за тобой тоже могут следить, кажутся таким же бредом. Нечто вроде мании преследования. Меня много раз предупреждали, что я нахожусь “под колпаком” (преимущественно кивая на группу “Мост”).

Умом я и сам понимал это, но поверить, осознать, прочувствовать по-настоящему не мог. Даже после того как два года назад в Интернете появились перехваты моего пейджера; когда я вчитывался в них и в памяти оживали события и люди, ощущение реальности так и не появилось. Собственно, его нет и сейчас. Будто это все происходит не со мной, а с кем-то из моих героев, чьи телефонные разговоры я регулярно публиковал. Своего рода вариант медитации. Мне трудно объяснить эти ощущения. С одной стороны, тебя словно раздевают догола. Ты с напряжением ждешь, что вот-вот увидишь нечто крамольное, зазорное. Тебе уже заранее стыдно. Чувства сродни тем, что, наверное, испытывают препарируемые лягушки. (Если у лягушек, конечно, есть чувства.) И в то же время инстинкт газетчика, чисто инстинктивно, подсознательно, заставляет анализировать прочитанное: из этого разговора можно что-то “слепить”, из этого – нельзя. Это “ложится”, это – нет. (Мне кажется, примерно так врачи, сами оказавшиеся на больничной койке, трезво оценивают свои шансы на будущее. Анализ заменяет чувства.)

Я часто задумывался: почему сотрудники спецслужб воспринимают собственные аресты или обыски гораздо тяжелее, чем простые смертные? Только теперь я, кажется, начинаю понимать – происходит это отнюдь не из-за страха публичного позора. Причина в другом – с тобой проделывают то же, что еще вчера с другими ты делал сам. Охотник занимает место жертвы, причем охотятся за ним его же вчерашние друзья и соратники. Чувство утерянного в одночасье могущества, ощущение бессилия и невозможности обрести эту власть снова – вот что самое страшное...»

Не избегают «обиженные» расследователями и мелких уколов в адрес последних, в том числе и через СМИ. Иногда выпады против журналиста превращаются в постоянный процесс, сопровождающий его расследовательскую деятельность. Нечто подобное, например, происходило в творческой судьбе известного журналиста «Московского комсомольца», а потом «Новой газеты» Александра Минкина. В марте – декабре 1995 года лидер ЛДПР В. Жириновский подает в суд на А. Минкина после публикации в газете «Московский комсомолец» статьи «Жириновский прикидывается идиотом. А может, не прикидывается». В ней Минкин назвал «типичным случаем параноидального бреда» цитаты из обращения лидера ЛДПР к Президенту России. Суд обязал газету выплатить Жириновскому десять миллионов, Минкина – один миллион рублей. В июне 1996 года Московский городской суд, рассмотрев кассационную жалобу ответчиков, снизил компенсацию морального ущерба до 1,5 млн. рублей.

В 1996 году после публикации статьи «Блокуйня-III» судебный иск журналисту предъявил бывший кандидат в депутаты Госдумы Ф. Железнов: в списке кандидатов, приводившемся Минкиным, не было упомянуто имя Железнова, что якобы явилось причиной проигрыша выборов этим кандидатом. Суд удовлетворил встречный иск Минкина и потребовал заплатить ответчикам 500 тыс. рублей за время, потраченное на тяжбу.

В июле 1996 года много шуму наделала опубликованная Минкиным статья «Фавориты». За этой публикацией последовал судебный иск к журналисту «алюминиевого короля» М. Черного. Черной оценил нанесенный ему моральный ущерб в 200 млн. рублей. Заседание суда по иску было отложено: фамилия «Черной» упоминалась в тексте статьи 8 раз. Но там, где он назван по имени, не было высказываний, оскорбляющих честь и достоинство истца.

В апреле 1997 года Пресненский районный суд Москвы отклонил иск к А. Минкину о защите чести и достоинства бывшего председателя московского управления Государственного антимонопольного комитета (ГКАП) О. Новикова на 30 млн. рублей. Одновременно суд удовлетворил требование А. Минкина о взыскании с Новикова 500 тыс. рублей за время, потраченное журналистом на заседаниях по «вздорному и необоснованному» иску.

Поводом для иска Новикова послужила публикация «Московского комсомольца» «Учись убивать. Уничтожь начальника, пока он тебя не уволил» от 31 марта 1995 года, в которой рассказывалось, как Новиков пытался вызвать отставку председателя ГКАП Л. Бочина.

В 1997 году в суд на А. Минкина подал М. Бойко. Поводом для подачи им иска послужило выступление Минкина в прямом эфире радии-станции «Эхо Москвы», в котором, в частности, журналист назвал гонорары А. Чубайса, М. Бойко и других соавторов книги об истории приватизации в России «скрытой формой взятки». Истец требовал в качестве возмещения морального ущерба от Минкина 250 тыс. рублей, а от «Эха Москвы» – опровержения высказывания журналиста. Однако затем Бойко отказался от своего иска, не объяснив причин.

В 1999 году в суд на журналиста А. Минкина и «Новую газету» в связи с публикацией материала «Шантаж» подала депутат Госдумы Л. Нарусова. Данную статью Нарусова расценила как посягательство на ее честь и достоинство, оскорбление депутата при исполнении служебных обязанностей. Как сообщила Л. Нарусова, речь в статье шла о ее беседе с Минкиным относительно сына журналиста. Она утверждала, что журналист «намеренно исказил» факты, касающиеся этой беседы. Нарусова заявила также, что в публикации был оклеветан ее муж А. Собчак. Сам Собчак в свою очередь заявил, что статья стала еще одним звеном в кампании «травли» его самого и его жены. «Все обвинения ни на чем не основаны и высосаны из пальца», – подчеркнул он. Однако дело он не выиграл.

Противодействие лиц, ставших «героями» журналистских расследований, как и властных структур, способно меняться и совершенствоваться и вряд ли когда-нибудь может вообще прекратиться. Очевидно, с ним надо считаться, как, скажем, с природным явлением, и в силу этого вырабатывать адекватные меры его нейтрализации. Разумеется, силы журналиста и тех лиц или структур, интересы которых он затронул, могут оказаться неравными и поставить его в исключительно трудное положение.

В такой ситуации, как уже рассказывалось, оказался военный журналист Г. Пасько, который, основываясь на ставших ему известными данных, решил опубликовать материал об экологической угрозе, возникающей, по его мнению, на Дальнем Востоке по вине безответственного поведения военных. В результате его самого обвинили в злоупотреблении служебным положением и он три года провел в следственном изоляторе.

Как надо вести себя журналисту-расследователю в ситуации необоснованного судебного преследования? Пути и методы защиты себя, своей репутации в этом случае могут быть разными, но они, разумеется, не должны выходить за рамки закона. Наоборот, следует, как можно активнее апеллировать к нормам закона, особенно нарушенным в следственных действиях, производимых с журналистом. А для этого их надо знать. Именно поэтому, например, испытавший все это на своем опыте Г. Пасько советует журналисту-расследователю:

«Всякую минуту используй для изучения законов. Кроме рекомендованных УК и УПК посоветую законы “О милиции”, “О прокуратуре”, “О статусе судей”, “Об оперативно-разыскной деятельности”, “О Федеральной службе безопасности”, “О государственной тайне”. Желательно читать их с комментариями к ним. Также желательно перечитывать бюллетени Верховного суда РФ, иную юридическую литературу. Это необходимо для грамотного написания жалоб и ходатайств. Я ничуть не умаляю роли адвокатов. Но запомни: лучший твой адвокат – это ты сам»^[19].

Немалую помощь журналисту в ситуации судебного преследования могут оказать правозащитные и другие общественные организации, как отечественные, так и международные в том числе, а также отдельные авторитетные общественные деятели. Например, на призыв Г. Пасько о помощи, как он сообщает, откликнулись следующие организации: Международная амнистия, Русский ПЕН-клуб, Фонд защиты гласности, «Хьюман райтс вотч» и др. Все они без исключения имеют огромный опыт организации помощи попавшим в судебные жернова писателям и журналистам. В этих организациях работают известные многим деятели: Марианна Кацарова (Международная амнистия), Дитерих Лохман и Александр Петров («Хьюман райтс вотч»), Александр Ткаченко и Андрей Битов (Русский ПЕН-клуб), Алексей и Мария Симоновы (Фонд зашиты гласности) и другие люди. Объединившись, они создали общественный комитет по защите журналиста Пасько. В комитет, кроме названных, вошли Александр Мисаилов (журналист), Карен Нерсисян (адвокат), Наум Ним (редактор журнала «Досье на цензуру»)^[20].

в начало главы << >> в начало

Выпады конкурирующих СМИ

Общий позитивный эффект для общества журналистских расследований в немалой степени ослабляется тем, что журналисты нередко вступают в конкурентную борьбу друг с другом, используют для этого недовольство тех лиц, чью деятельность «конкурент» расследует, предоставляя для его выражения страницы своих изданий, теле-, радиоэфир. В первую очередь на конкурента «бросаются» издания, которые непосредственно подчиняются лицам, учреждениям, организациям, движениям, финансово-промышленным группам, «обиженным» конкретным журналистом-расследователем.

Так, Ирину Чернову, о которой уже шла речь, активно «обрабатывало» находившееся под управлением волгоградской милиции издание «По оперативным сводкам УВД». В этой газете Ирину обличали и стыдили представители областных общественных организаций, разных учреждений, отдельные лица. Такая пропагандистская кампания создавала иллюзию народной поддержки якобы «оклеветанного» Черновой полковника Никищенко и неприятия выступлений журналистки.

Еще более сильным бывает давление, когда оно оказывается не одним изданием, а несколькими. Примечательна в этом отношении опять же творческая судьба уже упоминавшегося А. Минкина. Вот, например, несколько отрывков из «откровений», высказанных за относительно короткий срок в его адрес некоторыми известными изданиями.

«Тот же Александр Минкин из “Московского комсомольца”, который называет себя независимым журналистом, давно уже работает только на заказ» (Б. Березовский: “Новый взгляд”. 1996. № 50).

«У талантливейшего Минкина очень много почитателей, демократическая общественность его обожает. И кучке клеветников из красно-коричневого стана никак не удастся бросить тень на его светлый образ. Естественно, если бы, к примеру, года этак тридцать два назад к Минкину заявился бы какой-нибудь майор КГБ и предложил бы подписать бумагу о согласии добровольно сотрудничать с органами, то Минкин прогнал бы его в три шеи» (Завтра. 1996. 10 ноября).

«В ноябре 1993 года Александр Минкин, страстно желавший стать депутатом, приходил в избирательный штаб “Выбор России” на нашу конфликтную комиссию и просил поддержать его в депутаты в Москве. Тогда наша поддержка в общем, видимо, гарантировала победу. Репутация была уж больно своеобразная. И как-то не решилась комиссия, которую возглавлял тогда Сергей Адамович Ковалев, поддержать Александра Минкина. Ну не стал он депутатом. И с тех пор разонравились ему реформы, разонравился “Выбор России”» (Егор Гайдар: интервью агентству «Эхо Москвы» 11 декабря 1996 г. – после публикации А. Минкина «Гайдар хочет повеситься»).

«Посмотрел на Минкиных этих всех – ходят ободранные, от них воняет. Почему? Да потому, что брюки носят одни и те же целый год. Не подойдешь к ним. Не сядешь с ними. И начинаешь думать – все евреи воняют, что ли?» (В. Брынцалов, кандидат в президенты России: Лица. 1996. № 2. Июнь).

«В пользу этой версии (о том, что А. Минкин работает на ФСБ. – А.Т.)говорит послужной список Минкина... На языке спецслужб подобные авторы называются “каналами для санкционированной утечки информации”... При подобного рода утечках публикатор выступает в роли говорящего орудия спецслужб, разыгрывающих свою комбинацию» (Коммерсанть-Daily. 1996. 13 июля).

«Откуда Минкин взял мой частный разговор? Кто он? Майор? Полковник? Ну не дай Бог, я выживу, честное слово, рожу точно набью. Это так, по-деревенски. По-нашему» (Борис Федоров – Национальный фонд спорта: Комсомольская правда. 1996. 27 июля).

«Я много знаю, Минкин, о тебе. Я знаю, кто и в каких папках, что и когда кому передавал. Только, пожалуйста, не трогай “Независимую” своим, недостойным ее, пером. Мне это надоело. Мне это неприятно. Лапай кого-нибудь другого. А то я действительно расскажу многое, в том числе и то, кто использует “чересчур смелых” журналист

Дата добавления: 2015-10-16