I. Формирование основ средневековья Миссионерская деятельность и начало церковного устроения новых народов Запада. Время Меровингов 1 страница

§ 35. Две основные силы будущего: франки и папство.

Григорий Великий

I. Церковь франков

1. Из всех германских племен, осевших на земле Римской империи, лишь одно достигло главенствующего положения — франки; благодаря созданному ими государству им принадлежало будущее. Два обстоятельства этому способствовали: (а) франки (наряду с фризами и баварами) были единственными германцами, которые не пришли издалека, но унаследовали империю как непосредственные соседи (отчасти мирно, отчасти путем захвата); они, так сказать, не покинули своей родины. (б) В то время как боvльшая часть других германцев приняли христианство сначала в форме арианства, они восприняли его сразу в католической форме, что дало им возможность слиться с местным римским населением — католиками. Отсутствие необходимого христианского единства такого рода стало одной из причин гибели арианских германских государств.
2. а) Основателем королевства франков был Хлодвиг Меровинг

(481/482_511), вождь салических франков на территории нынешней Бельгии. Он и его сыновья настолько расширили свои владения, что им принадлежала почти вся Галлия, т. е. страна, которая уже была христианской¹³³.

Крещение Хлодвига (498 или 499 г.) было подготовлено тем, что он убедился в силе христианского Бога в войне с алеманнами, и тем, что его жена Хротехильда (Хлодхильда) была католичкой; сыграли свою роль и десятилетия жизни победивших франков рядом с католиками Галлии. Хлодвиг осознал религиозное и культурное превосходство христианства и политические преимущества, которые оно могло дать его королевству (единство; внутреннюю опору, даваемую властью и авторитетом епископов). Народ франков без колебаний последовал примеру короля: уже сказывалось влияние христианства, корни языческой веры были уже не такими крепкими. Правда, о религиозной глубине новой веры это еще не свидетельствовало.

Но не было самоочевидным, что Хлодвиг и его франки примут христианство именно в католической форме. Вторгшиеся в империю германцы представляли некоторое единство именно в силу своего арианства. Из-за этого католическая римская империя была в некотором смысле их общим врагом, а значит, врагом франков. Кроме того, арианином был тесть Хлодвига, король Хильперих. То, что его жена Хлодхильда была католичкой, объясняется воспитанием при дворе ее дяди в Генфе (где находились бургунды, которые с самого своего обращения были католиками). Две сестры Хлодвига были арианками, через одну из них, Аутофлед, стал шурином Хлодвига арианский король остготов Теодорих. Арианство было господствующей религиозной силой Центральной Европы. Решение Хлодвига шло вразрез с естественно складывающейся политической конъюнктурой; это был именно его личный выбор. С другой стороны, играли свою роль и политические соображения, поскольку принятие католического вероисповедания сохраняло франкам симпатии католических галло-романских народов.

б) Крещение Хлодвига имело неизмеримые последствия для истории Церкви; оно значило не меньше, чем христианизация и католизация присоединенных франками к их королевству других германских племен; возникла национальная франкская Церковь; начиная с нее были христианизированы и новые территории королевства франков в правобережье Рейна, остававшиеся еще полностью или отчасти языческими (гессены, тюринги, бавары, алеманны). Позже, начиная с Дагоберта († 639 г.), в сферу влияния католический миссионерской деятельности вошли и фризы.

При расширении королевства франков на восток (современная Германия) все отчетливее проявлялось определенное различие культур восточной, почти чисто германской, части — Австразии и западной Нейстрии. Здесь (приблизительно сегодняшняя Франция) германцы смешивались с коренным галло-романским населением, образуя единую романскую народность, и их родной язык соединялся с латынью, образуя новый романский язык — французский. (Остается добавить, что аристократия образовавшейся позднее Франции была по большей части германского происхождения; однако уже с ранних пор в результате браков между франками и романскими женщинами и здесь вливалась другая кровь.)

3. Во франкском королевстве Меровингов ход церковно-историчес ких событий, расцвет и упадок существенно зависели от организации национальной Церкви.

а) Первым признаком национальной Церкви является ее изолированность от внешнего мира: границы Церкви совпадают с политичес кими (это относится и к отдельным частям страны), т. е. никакая область королевства не может быть подчинена какому-либо не относящемуся к королевству епископству или митрополии. Там, где Меровинги завоевывали иностранные территории, прежнее деление на диоцезы должно было отменяться.

Хотя национальная Церковь в основном и была юридически изолирована, это ни в коей мере не нарушало морального единства всего христианского мира: последние исследования установили широкое распространение почитания св. Петра и апостолов в позднеантичной и франкской Галлии. Кроме того национальная Церковь осознавала свою связь с единством учения.

Внешней замкнутости соответствовала жесткая внутренняя организация Церкви, подчиненная авторитарному руководству королей, которые при этом отчасти брали за образец положение античных и восточноримских императоров, отчасти же следовали древнегерман ским представлениям (племенной культ и жречество королей). Поэтому при Меровингах именно король созывал королевские или национальные соборы, определял для них темы обсуждений и объявлял угодный ему канон обязательным государственным законом. В отличие от ситуации в вестготских королевствах, франкскому епископату не удалось в большом масштабе добиться контроля над правосудием или другими общественными функциями. Тем не менее Церковь своей общественно-благотворительной деятельностью, использованием права убежища (преступники, искавшие защиты в Церкви, не могли подвергаться ни телесным наказаниям, ни смертной казни) и участием в освобождении лично зависимых крестьян активно влияла на общественную жизнь.

Принятие духовного сана было возможно не иначе как с разрешения короля или графа, что, по-видимому, имело в своей основе фискальные или военные соображения. Еще более радикально действова ло поставление епископов франкскими королями, которое можно проследить хронологически вспять до времен Хлодвига. Возможность избрания епископа клиром и народом, как того требовали соборы, при этом не исключалась, но она означала не более чем предложение, которое король мог принять или отвергнуть. Григорий Турский сетовал на то, что здесь берет начало симония, поскольку и избираемый и избирающий как правило торопились добиться королевского расположения при помощи достойных подарков. Однако король мог и сам непосредственно назначать епископов, причем его выбор часто падал на мирян, так же, как и вообще передача церковного имущества часто происходила по политическим мотивам. Так, о короле Хильперихе известно, что в его правление лишь очень немногие клирики смогли стать епископами.

б) Реакция епископата на такую глубокую зависимость Церкви от власти короля была далеко не однозначной. Постоянно возникало активное сопротивление, но оно не углублялось до принципиальной оппозиции, в чем не последнюю роль играло то, что франкские короли — за исключением Хильпериха I — не пытались вмешиваться в вопросы вероучения.

В общем и целом никто не думал о том, чтобы оспорить положение королей в Церкви. Их функция — защита Церкви — считалась не только правом, но даже и обязанностью королей. Епископы, тем не менее, пошли еще дальше, когда они, как, например, отцы Орлеанского собора 511 г., восхваляли «священнический дух» Хлодвига или ссылались, как Ремигий Реймсский, на распоряжение короля, на том основании, что они обязаны подчиняться королю как проповеднику и защитнику веры. Венанций Фортунат называл короля Хильдеберта «нашим Мелхиседеком, царем и священником», который «будучи мирянином, вершит дела веры».

С другой стороны, епископат вовсе не был так уж безоговорочно подчинен королю. Синоды упрекали королей за их грехи, и епископ Герман Парижский даже отлучил короля Хариберта от причастия за то, что тот вступил в брак с посвященной Богу девственницей.

Но, конечно, эта критика власти короля очень скоро наталкивает ся на ограничения, как о том свидетельствует сам Григорий Турский: «Если бы один из нас захотел сойти с пути праведности, он мог быть поставлен Тобой на место. Но если Ты сбивался с пути, кто мог тогда Тебя попрекнуть? Мы-то говорим Тебе, но Ты слышишь только то, что Ты хочешь...».

Даже папе Григорию Великому приходилось приспосабливаться к обстоятельствам, когда он, ради того чтобы склонить грубую и жестокую королеву Брунихильду к реформе Франкской Церкви, всячески восхвалял и прославлял ее в своих письмах к ней.

4. Ко времени Хлодвига и его сыновей и внуков ситуация складывалась для франкской национальной Церкви в целом благоприятно. Но их наследники, начиная с Дагоберта I († 639 г.), уже не смогли оставаться на должной высоте.

а) Раздоры и несовершенство власти (например, примитивные формы правления) привели к упадку и само франкское королевство, и его Церковь. Собственно говоря, принцип деления на диоцезы сохранился с римских времен. Но сильно сказывалось отрицательное влияние уже перечисленных выше тенденций: вместо духа солидарности и служения общему делу обнаруживалось нездоровое своекорыстие. Хищения в монастырях, епископствах и приходах активно практиковались всеми, начиная с короля и кончая мелкими арендаторами церковных земель (подробнее ср. § 39).

Церковь во времена образования франкской государственности имела огромный нравственный авторитет, который особенно проявлялся во влиянии епископов (носителей высшего духовного сана; представите лей древних традиций; специалистов в вопросах управления; организаторов благотворительности) на местное население. Меровингские правители хотели поставить этот авторитет на службу государству, т.е. себе самим. Это несло непосредственную угрозу сакральной жизни Церкви и благовестию Слова. Но в первую очередь все решалось тем, насколько свободны были епископы в исполнении своего миссионерского и религиозного служения.

б) Концепция епископского служения, восходящая еще к римским временам, не дала этой угрозе вырасти до опасных для жизни размеров. Усиление меровингского королевства к началу VII в. повлекло за собой на короткое время и благоприятную внутреннюю ситуацию во франкской Церкви. Состоялись соборы в Нейстрии, Австрии, Бургундии. Наиболее значительным был имперский Собор 614 г., где были приняты некоторые реформаторские каноны, в том числе — относительно канонического избрания епископов, по-видимому, еще долгое время сохранявшие свою силу; это, правда, не снимало необходимос ти испрашивать королевского соизволения. Нужно заметить, что в то время жили очень многие святые, чьи духовные созидательные силы никак нельзя приписать исключительно Франкской Церкви (ср. §39).

После смерти Дагоберта с распадом королевства начался упадок Церкви, длившийся целое столетие. В Восточной империи процесс христианизации (ср. § 37) и миссионерская деятельность были приостановлены, а фризы с возвращением политической свободы даже вернулись к язычеству.

в) Политическую мощь вернули королевству майордомы франкских королей, в первую очередь Пиппин Геристальский († 714 г.) и его сын Карл Мартелл († 741 г.). Однако даже и при Карле Мартелле, ведущем самую христианскую жизнь, Церковь оставалась совершенно незащищенной от перечисленных опасностей. (Разграбление церковного имущества в пользу его политических сторонников — дворян. Так, родственник Карла Мартелла получает наряду с архиепископством Руаном епископство Парижа и Байо, а также аббатства Сен-Вандрий и Жюмьеж; следствием этого было обмирщение епископов и аббатов.) Навести во всем этом порядок и добиться внутрицерковной реформы, инициированной сыновьями Карла (сначала благочестивым Карломаном, ушедшим впоследствии в монастырь, а затем Пиппином), предстояло посланцам англосаксонской Церкви.

II. Папство

1. В жестокие времена военных беспорядков VI и VII вв., когда границы постоянно перемещались и натиск германцев, продвигаю щихся вглубь Италии, становился все сильнее, Риму было очень трудно поддерживать связь с католиками, жившими далеко на севере. Контакты были сравнительно редкими. И то, что Церковь несмотря на это, даже и во времена варварства, будучи к тому же управляема личностями незначительными, не утратила ни мужества, ни способности хоть как-то продолжать свою миссионерскую работу в самых важных и перспективных пунктах и добилась важных результатов, свидетельствует об ее несокрушимой силе.

а) Человек, историческая роль которого столь велика, что именно его необходимо назвать здесь в первую очередь, — папа Григорий Великий (590_604). Будучи столь же значительным, как и последний великий папа уходящей античности (Лев Великий: § 24), он был первым великим папой зарождающегося нового мира. Его деятельность имела решающее значение для всего средневековья. Одним из основных факторов, определявших тогда чуть ли не все развитие Церкви, были германские национальные Церкви. Григорий, римлянин, распознал в этом страшную по своим последствиям опасность: это могло грозить раздроблением вселенской Церкви. Тем более что форму национальной Церкви невозможно было ни игнорировать, ни, в интересах той же христианизации, от нее отказаться. Действенный выход из ситуации наметил своею деятельностью папа Григорий; он указал цель, которая мысленно представлялась уже церковной древности и без которой не существовало бы ни средневековья, ни той всемирной Церкви, которую мы сейчас имеем: строгое подчинение всей иерархии руководству наследника ап. Петра. Даже если посеянное этим великим человеком не принесло непосредственного плода, не будет неисторичным сказать, что уже у этого первого Григория сверкнула великая идея европейской христианской империи, задолго до того как Карл Великий или даже Григорий VII обнародовали свою программу. С точки зрения церковной истории имеет особенное религиозное значение то, что новая одухотворенная идея Рима, намеченная в условиях безнадежного политического бессилия — однако не отсутствия политической и административно-хозяйственной разумности — была реализована, по существу, силами веры.

3. В Италии в то время царил хаос. Прошло всего несколько десятилетий с тех пор, как Юстиниан в восемнадцатилетней опустошительной войне (535_553) вырвал Италию у готов-ариан, а их самих уничтожил¹³⁴. Тогда Восточная и Западная империи снова были объединены. В 554 г. византийский наместник (экзарх), облеченный политической властью (распространявшейся и на папу), отправляется в Равенну, где около двухсот лет будет находиться его резиденция.

Но уже в 568 г. ариане- лангобарды (последнее чисто германское племя, которое осело на римской земле) вторглись в Италию, создав этим постоянную угрозу Риму и тем самым независимости папы. На протяжении полутора веков для папы существовала опасность быть низведенным до положения епископа лангобардов.

4. При попытке найти ключ, дающий возможность объяснить папскую индивидуальность Григория, создание им его программы в эту эпоху и возможность ее успеха, наталкиваешься на то, что он был римлянином. Быть римлянином лишь в очень малой степени означает принадлежность к римской культуре, но скорее — римскую мудрость и широкий гуманизм, — он хотел, чтобы люди относились к подвластным так же, как к полноправным: «Мы, люди, все равны по природе». Кроме того, Григорий был наследником древнего римского искусства управления (он изучил и применял его, когда в предшествующий период своей жизни был на государственной службе), с его гениальным умением единообразно руководить и иноплеменными, отдаленными народами, относясь с разумной лояльностью к их особеннос тям и привлекая их к себе; этот подход еще сильнее развился у Григория-монаха под влиянием мудрой умеренности правил св. Бенедикта.

Конечно, римскому началу, в котором особенно сильны рациональ ные и приложимые к практике категории полезного порядка и начальствования, Григорий дал новую христианскую глубину, так что оно уже существовало и приносило плоды не только само по себе, но осуществляя совершенно, казалось бы, нереалистические требования христианства, вплоть до высказанного в Мф 23, 11: больший из вас да будет меньшим!

Всю свою жизнь римлянин Григорий оставался внутренне связан с античной идеей империи и ее выразителем, императором Востока. Но не меньше он стремился и к независимости Церкви. С террасы своего Латеранского дворца он лично руководил обороной родного Рима от лангобардов. Тем не менее затем он предпочел (вместо того чтобы повиноваться требованиям императора и экзарха) откупаться от короля Агилульфа посредством высокой ежегодной дани. При этом Григорий и перед лицом жестоких и враждебных варваров не забывал свой священнический долг, старался их тоже привести к вере. Во всяком случае, он добился того, что старший сын короля и наследник престола принял католическое крещение (жена короля Агилульфа, баварская принцесса Теуделинда, была католичкой).

5. Особенно прославился Григорий в истории Церкви своей миссионерской деятельностью, затрагивавшей прежде всего англосаксов. Но он очень хорошо понимал значение и ведущую роль франков.

Источники позволяют нам утверждать, что британская миссия имела своей косвенной целью франков. Ведь пишет же Григорий в том году, когда началась английская миссия (595 г.), австразийскому королю Хильпериху II пророческие слова: «Как королевское достоинство превосходит всех других людей, так блеск (франкского) королевства — все другие королевства».

а) Но дав народу по ту сторону северного моря Церковь, тесно связанную с Римом, он создал два полюса, из которых католическая церковно-религиозная жизнь могла подобно потоку охватывать лежащие между этими полюсами германские страны и тем самым подготавливать великую работу будущего. При этом он как истинный вождь очень хорошо знал, что внутреннее изменение, подлинное обращение целых народов не совершается за один день и к нему нельзя принудить силой. Поэтому он придерживался истинно католической установки, что обычаи, привычные народам с давних пор, нужно, если только есть малейшая возможность, не уничтожать, а принимать, наполняя их христианским духом: «Неученым людям невозможно принять всего. Каждый, желающий достигнуть высшего, поднимается вверх ступень за ступенью, не сразу».

Такое понимание ограниченности духовно-психологических возможностей, сопровождающей тогдашнюю миссионерскую деятельность, натолкнуло его, например, на мысль допустить священные изображения как средство религиозного обучения неграмотных (но не как объект собственно религиозного почитания) (впоследствии Кальвин в своем пуританском рвении не сможет понять эти здравые взгляды).

б) В этом же русле лежит его мудрая политика приспособления к ситуации национальной Церкви. Несмотря на некоторые вопиющие недостатки в меровингской Церкви (симония при получении епископских кафедр, безнравственность клириков и т. п.) он считался с правом королей при созыве соборов и выполнении их решений. При их участии и с их помощью он стремился достигнуть необходимой реформы. Не по собственной инициативе — как это делали многие его предшественники и в особенности наследники, — а по просьбе короля Хильдеберта он произвел арльского епископа в апостольского викария. При этом он умел настойчиво приучать германцев к особому авторитету папы, например, когда он передал тому же королю ключ от гробницы верховного апостола с вложенным в него кусочком цепи, которой, как считалось, был некогда скован Петр. Опираясь на еще не общепризнанный, но уже имеющий немалую власть над германцами культ св. Петра, Григорий приобрел подлинный отцовский авторитет, который позволял ему без всякого патернализма называть могущественных варварских королей «сыновьями» и при необходимости в качестве таковых их отечески наставлять.

Так держал он себя и по отношению к испанской вестготской Церкви, которая незадолго перед началом его понтификата перешла из арианства в католичество. Своему другу Леандру Севильскому он переслал паллий, а королю Реккареду в благодарность за выражение преданности — драгоценную реликвию, а также послание относительно обязанностей христианского короля. Но он никогда не ставил под угрозу примат папской юрисдикции несвоевременными или слишком властными требованиями.

6. а) Тем самым он направил миссию на тот единственно плодотворный путь, с которого она, для блага христианства, уже никогда не должна была сворачивать: вместо жесткой унификации всех западных Церквей по образцу материнской Римской Церкви, он проповедовал и проводил в жизнь широкое и мудрое приспособление, в процессе которого христианская вера могла действительно воплотиться в мысли и жизни недавно пришедших ко Христу народов. Этим же духом проникнуты строки, направленные Григорием Августину Кентерберийскому: «Тебе, о брат, известны обычаи Римской Церкви, в которой ты вырос и которые ты охотно бы сохранил. Но мне было бы желательно, чтобы ты, если обнаружишь в Римской или Галльской или какой-либо иной Церкви нечто, что Богу Всемогущему могло бы быть более угодно, заботливо бы выбрал и ввел это в обычай Церкви англов, которая еще молода в вере

б) Григорий был великим пастырем душ. Даже только что цитированные слова, касающиеся скорее внешнего устроения и организации основных форм церковной жизни (хотя, конечно, за всем этим стоят определенные духовные концепции), уже доказывают это. Но рядом с этим и выше этого стоит — как уже коротко упоминалось — человек внутренней религиозной жизни. Глубочайшие корни его силы лежат в его благочестии, т. е. в его вере.

Будучи наследником богатого рода, он отказался от блестящей карьеры, чтобы (так сказать, ступень за ступенью¹³⁵) поступить в (бенедиктинский?) монастырь, который основал он сам в своем римском дворце. Уже в 575 г. он принимал участие в жизни монахов; но после своего возвращения от апокризиариата («апокризиар» в то время — титул папского представителя в Византии) и после основания вслед за этим еще шести монастырей в своей сицилийской латифундии, он в 587 г. отказался от всего своего имущества и окончательно посвятил себя монашеской жизни.

Нужно представить себе, что это означало. Монастыри в Риме. ВРиме храмов и амфитеатров, в тогдашнем Риме, властвующем над миром, — презирающие мир и бегущие от мира монахи. И из одного из этих монастырей выходит наследник благородных римских традиций, спаситель Рима, создатель средневековой Церкви.

Совмещение монашества и пастырства не было типично ни для раннего, ни для более позднего монашества; но оно стало таковым для римского папы-монаха Григория. Он дал монашеству провиденциаль ное миссионерское задание, которое Бенедикт не включал в число специфических занятий своих монахов.

в) Об аскетическом духе свидетельствуют также и его письменные произведения, часть из которых в средневековье получила широчайшее распространение и имела огромное влияние на умы (например, его «Пасторское правило» для клира, его проповеди, более 800 писем). Конечно, в них присутствовала высокая и глубокая духовность древней Церкви. При этом сочинения Григория скромны как по содержанию, так и по форме (хотя прежние монахи умели совершенно иначе, чем мы, находить сильную и здоровую пищу в его пышных аллегориях). Но их духовная сила несомненно велика, и она выражала себя в формах, имевших ценность именно для людей того времени (в том числе и монахов).

7. а) Своеобразию личности Григория соответствовали специфичес кие черты, привнесенные им в папство, идеальным представителем которого он вошел в историю. Особенность его понтификата состояла в следующем: он, с одной стороны, полностью соответствует линии развития, идущей от Льва Великого к Григорию VII, но, с другой стороны, в некоторых существенных вопросах очевидным образом противоречит именно этому победившему в истории направлению. В этой связи показательно сравнение Григория с Иоанном Постником (595г.), который как епископ Константинополя присвоил себе звание «вселенского патриарха». Само по себе это звание не было новым. Как выражение достоинства патриарха столицы империи, который стоит на высшей ступени по сравнению с александрийским и антиохийским патриархами, оно встречало терпимое отношение даже в Риме и у Григория — в противоположность отношению Льва Великого. Но этот же титул мог также пониматься и в значении «episcopus universalis», что заключало в себе недопустимое ограничение римского примата. Григорий протестовал против этого в своих посланиях к дружествен ному ему и к тому же высокопочитаемому за свое благочестие патриарху Иоанну. В них он высказывает свои притязания на примат апостольского служения Петра и одновременно отвергает титул «episcopus universalis» как выражение неправедного самовозвеличения и отсутствия любви. В противоположность византийской практике, вполне в духе первого Послания Петра (5, 1_3) и верный своим требованиям к собственному клиру («более служить, чем властвовать!»), Григорий именовал себя «Servus servorum Dei» (раб рабов Божиих). Это название, которое с тех пор стало самоименованием римских епископов, тоже ни в коем случае не было новым или заново переосмысленным. Уже Лев Великий обозначал свое служение как «servitus» и сам могущественный, повелевавший Церковью император Юстиниан полагал возможным считать себя «ultimus servus minimus». Но для Григория это название есть нечто большее, чем просто формула смирения или вывернутое наизнанку прославление своего служения. Глубину значения этого титула разъясняет нам письмо, написанное Григорием в 598 г. александрийскому патриарху Евлогию. В нем он не только отвергает по отношению к себе титул «universalis papa», но также протестует со всей определенностью даже против оборота «Как Вы изволили приказать», употребленного Евлогием в его послании к Григорию. Ибо — так уточняет Григорий — он «не приказал, но только озаботился указать патриарху на то, что ему казалось необходимым». Соответственно в понимании Григория примат, на котором он, как и его предшественники, твердо настаивает, должен выражаться в служении, а не в господстве. Григорий господствует в Церкви тем, что он служит братьям (ср. Лк. 22, 26 слл.).

б) От этой, типичной для Григория, трактовки выражения «servus servorum Dei» нужно отличать другую, согласно которой папа служит Церкви именно тем, что он господствует. Эту важную разницу нужно иметь в виду, если мы хотим понять внутреннее противоречие между историей и Откровением в эволюции идеи примата от Григория I до Григория VII — от первого монашествующего папы, который даже и для наследника Петра отклонят титул «universalis papa» как дерзкую гордыню, уничижающую братьев по служению, до другого монаха на престоле первоверховного апостола, который несмотря на неоспоримое смирение и непревзойденную готовность к служению, в своем знаменитом Dictatus Papae (§ 48) претендует на этот титул как на исключительную принадлежность пап. При этом особенно почетной заслугой великого папы новой эпохи остается то, что он, римлянин, сумел настолько освободиться от римской оболочки духовного principatus и осуществил служение Петра во всей его библейской простоте и подлинности.

Тот же дух, в сочетании со здоровой реалистической политикой, несомненно руководит Григорием, когда он по отношению к императорской власти занимает позицию, которая заметно отличается от позиции как его предшественников, так и преемников. Там, где дело касается веры, Григорий не знает отступления. Но если речь идет о вопросах, равно относящихся как к светской, так и к церковной области или подлежащим «имперско-церковной» власти императора, например вопрос о поступлении солдат в монашество, он по необходимости довольствуется терпеливой покорностью. Так, он со всей определенностью заявляет императору Маврицию, что указ о запрещении солдатам монашеской жизни противоречит воле Божией. Но он считает, что этим резким протестом он достаточно исполнил свой долг. Востальном он подчиняется и официально провозглашает императорский указ. Император должен сам отвечать перед Богом за свой поступок и как христианин, и как государь, и как защитник Церкви.

8. Именно такой человек закономерно должен был взять на себя и политическое управление в Риме по исчезновении сената.

Поскольку благодаря увеличивающемуся богатству Петровой вотчины росла и внешняя сила папства, становится понятным, что при вторжении лангобардов истинным представителем Восточной империи считался не столько императорский экзарх Равенны, сколько импонирующая всем личность папы: растет политическое значение папства. Экономической реорганизации Петровой вотчины (владений, расположенных в треугольнике между Перуджей, Чепрано и Витербо) Григорий фактически заложил основы будущего Церковного государства (хотя и не имел оформленной идеи такого рода образования).

Весь ход событий можно (вместе с Erich'ом Caspar'ом) представить и таким образом, что сначала папа, активно используя церковное имущество для экономической, социальной и благотворительной деятельности, справляется с кризисом, неприметно становясь и политическим вождем, но при этом необходимо точно понимать, что для Григория духовно-первосвященническое начало никоим образом не является следствием экономико-политического. Иметь хлеб и деньги для нуждающихся, беженцев и заключенных — вот что было целью его хозяйственной деятельности. Он был отцом бедняков и в этом отношении — типичным епископом раннего средневековья вообще.

Его жизнь была наполнена трудом. Чтобы трудиться, ему приходилось вести постоянную борьбу с телом, которое всю его жизнь страдало от болезней. Григорий мог ходить лишь с большим трудом: дух — вот что животворит, дух, исполненный веры.

Дата добавления: 2015-09-06