Новое государство и Церковь

§ 21. Константин, первый христианский император

Предварительное замечание. История занимается в первую очередь не заслугами и провинностями отдельной личности, но их историческими последствиями. Однако для истории христианства это не совсем так; дело в том, что христианство задает абсолютный масштаб, которым должны измеряться все действия его приверженцев независимо от их видимого результата. Поэтому для истории Церкви является существенным и даже обязательным вопрос об индивидуальной религиозности и нравственности личности, хотя, разумеется, всегда следует отличать личность от ее исторической функции. Только так, через возможные противоре чия, пробиваются к точной оценке и историческому осмыслению событий, в частности тогда, когда религиозно-нравственный облик личности — самой по себе или в связи с ее влиянием на историю — не объясняет всех последствий.

Необходимость этого методического правила наиболее очевидна на примере Константина. Относительно степени чистоты его христианства почти невозможно сделать какие-либо окончательные выводы. Однако этим не опровергается то несомненное утверждение, что на историю Церкви, распространение христианства и его внутреннее устроение Константин оказал поистине судьбоносное влияние.

1. Константин Великий родился после 280 г. Отцом его был Констанций Хлор, бывший сначала кесарем при Диоклетиане, а позднее августом Запада. Его мать Елена, не столь знатного происхождения, но весьма выдающаяся женщина, впоследствии почиталась как святая. Влияние ее на религиозную политику сына было огромно. Он был единовластным правителем с 325 г. до своей смерти в 337 г.

2. Победу Константина на Мильвийском мосту в 312 г. (§ 12, II 6) как язычники, так и христиане приписывали особому божественно му содействию. Константин впоследствии сам клятвенно заверял Евсевия Кесарийского (церковного историка), что перед битвой видел над заходящим солнцем крест с надписью «Этим (знамением) побеждай». Действительно, Константин приказал изобразить крест на солдатских щитах. Свое собственное знамя он, по-видимому, украсил монограммой Христа. На римском форуме победитель приказал изобразить себя в виде статуи с крестом в руке.

Рассказ Константина, скорее всего, следует признать подлинным. Но историчность изложенных в нем фактов спорна — в основном из-за противоречивости источников (Евсевий ничего не сообщает о нем в «Церковной истории», но помещает этот рассказ в значительно более позднем жизнеописании Константина). В последнее время мнение об историчности данных событий все больше утверждается. Для правильной оценки необходимо учитывать два факта: (1) Константин сначала был солнцепоклонником; (2) рассказ Константина возник в более позднее время, когда уже во всей полноте было осознано чудесное (увиденное с точки зрения Церкви) значение победы Константина, что было еще невозможно в 313 г. Тогда Константину приходилось защищать и утверждать свое положение. Только после поражения его зятя Ликиния, вновь начавшего притеснять христиан (Константин казнил его в 325 г.), ничто больше не угрожало его власти. С тех пор он уже окончательно переходит на сторону христианства.

3. Победа 312 г. еще не сделала Константина христианином. И тем не менее исследователь истории должен тактично подойти к этому вопросу: ведь событие имело неоценимое значение для всей будущей истории человечества.

а) Что касается личности самого Константина, то можно сказать, что переворот, происшедший (или только начавшийся) с ним на Мильвийском мосту, был внутренне подготовлен: он вырос в доме, где симпатизировали христианству; его отец не гнал Церковь; как уже упоминалось, Константин, подобно отцу, до своего обращения почитал в монотеистическом духе «непобедимое солнечное божество» (Sol invictus).

С другой стороны, Константин сохранял культ государственных богов, сам был верховным понтификом и допускал, чтобы его изображали в виде солнечного бога Гелиоса. Его поведение и манера выражаться и в самом деле были порой настолько неоднозначны, что язычники могли объявлять его одним из своих.

Несмотря на это, мы вряд ли имеем право с легким сердцем отвергать настойчивые заверения Евсевия в жизнеописании Константина о христианской набожности его героя (которого он, правда, неумеренно восхваляет). В сообщении о том, что Константин читал Библию, нет ничего неправдоподобного. Действитель но ли он проповедовал? Или Евсевий имел в виду только его религиозно убедительное обращение к епископам на Никейском соборе?

Справедливости ради необходимо добавить, что резкий разрыв со всем языческим наследием в сфере управления империей, а также с культом императора был совершенно невозможен. Для этого империя — как своим устройством, так и своей историей — была слишком сильно укоренена в политеизме, а власть императора связана с представлением об ее сверхчеловеческой возвышенности.

Но произошло нечто важное: христианское переосмысление культа императора получило различные выражения, которые заложили основы образа царя-первосвященника и придали ему окончательную форму: Константин как новый Моисей, как епископ, как наместник Христа, как святой, как равноапостольный.

б) Кроме того, остается справедливым утверждение, что Константин сделал для Церкви самое главное. Тот факт, что он совершил это, т. е. что он позволил христианству стать силой, определяющей всю жизнь империи, характеризует его как дальновидного и реально мыслящего государственного деятеля. Константин провел много лет в Малой Азии, наиболее христианизированной тогда стране мира. Он знал внутреннюю силу Церкви и распознал в христианстве великую созидательную силу будущего. Кроме того, он распознал гибельный внутренний разлад в государстве. Это государство было языческим по своей структуре, и именно поэтому оно противостояло наиболее прогрессивной силе своего времени, т. е. христианству, к которому уже частично примкнула интеллектуальная элита империи. Константин принял сторону того, чему принадлежало будущее. То, что это будущее не могло быть реставрацией древних форм империи, как еще смел надеяться Константин, кажется нам само собой разумеющимся.

в) Принятие решения Константином было облегчено политическим соперниче ством с его соправителями, отстаивавшими язычество (на Востоке преследование христиан, доходящее до открытых гонений, продолжалось до 323 г.). С тех пор как Константин стал править единолично, на монетах уже не чеканились языческие символы и, более того, несмотря на обещанную религиозную терпимость, началось резкое наступление на язычество. Уже в 324 г. Константин выразил надежду, что все его подданные откажутся от языческого неверия и уверуют в истинного Бога.

4. Так называемым «Миланским эдиктом» 313 г. каждому позволялось свободно исповедовать ту религию, которую он избрал. Церковь стала свободной; ей полагалось возвратить все отнятое при гонениях Диоклетиана. Клиру предоставлялись привилегии (ими прежде пользовались языческие священнослужители), епископы получали права и почести наравне с сенаторами, Церковь признавалась юридическим лицом (с правом принимать имущество по завещаниям). Тем самым государство (не в состоянии само оценить гигантское значение этого шага) фактически допустило существование рядом с собой организации всемирного масштаба. Впервые произошло неслыханное дотоле фактическое признание государством разделения всей человеческой жизни на две самостоятельные сферы (политику и религию, государство и Церковь) в соответствии со словами Иисуса: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф 22, 21; об этом см. ниже). По своему значению, которое тогда еще не могло быть оценено во всей полноте, и по историческим последствиям Миланский указ был эдиктом о свободе совести.

Это не означало ни того, что свобода совести была действительно дана (ср. обращение с язычниками и еретиками), ни того, что Церковь в то время могла быть независимой от государства. Согласно продолжающейся античной традиции, эти структуры оставались тесно связанными друг с другом, и нужен был очень долгий процесс развития, чтобы достигнуть сознания независимости Церкви от всесильной императорской власти. Одной из величайших задач грядущей истории, вплоть до завершения так называемой борьбы за инвеституру, а затем в различных формах и столкновениях и до наших дней, должно было стать подлинное разграничение этих двух сфер. Благодаря Константину вера в то, что в императоре действует Бог, получила христианскую окраску. На этом основывалась политичес кая догма об императоре как о главе Церкви, характеризовавшая византийскую государственность на всех этапах ее развития. Таким образом зародилась та форма государственной церковности, которая уже при Юстиниане привела к выраженному цезарепапизму.

Константин не преследовал язычество. Правда, был частично (в меру его безнравственности) запрещен языческий культ, но в целом принцип религиозной терпимости не нарушался. В особенности Константин стремился отучить народ от языческих суеверий. Там же, где дело доходило до разрушения языческих святилищ, мы сталкиваем ся с достойной сожаления реакцией доселе подавляемого христианского населения.

5. Внешняя картина общественной жизни начала быстро изменяться, ибо жизни христиан больше не угрожала никакая опасность. Это было настоящим переворотом; исполнились самые смелые надежды. Но язычество еще не умерло, что, конечно же, проявлялось в самых разнообразных формах.

а) Высшие государственные посты, которые в значительной степени определяли облик общественной жизни, отныне были заняты христианами. Стал почитаться день, в который вспоминалось победоносное Воскресение Господа (в 321 г. он был узаконен как день отдыха); символ спасения стал достоянием всего общества. В 315 г. отменена казнь через распятие; в 325 г. запрещены гладиаторские бои как вид наказания. И в других отношениях право распоряжения и наказания в отношении рабов и детей становилось более человечным. Появился целый ряд законов, направленных на защиту семейной жизни и общественной нравственности. В 319 г. были запрещены частные языческие жертвоприношения. На монетах появились христианские эмблемы. При этом Константин все еще запрещал преследовать граждан-язычников за их веру.

Внутренняя религиозная жизнь христиан наконец прорвалась наружу: множилось число церковных зданий (§ 31), языческие храмы начали пустеть, христианский культ становился богаче (образцом ему служили, в частности, пышные церемонии императорского двора). Константин построил в Константинополе церковь (на ее месте Юстинианом впоследствии была возведена церковь св. Софии, «Hagia Sophia»), в Иерусалиме возвел храм Гроба Господня, в Риме — церковь Спасителя, а также великолепную ротонду, ныне Санта-Констан ца, как мавзолей для своей дочери⁷³. Но самое главное — на месте и из материалов нероновского цирка была возведена старая базилика Святого Петра, простоявшая все средневековье вплоть до начала XVIв.

Все это было нечто большее, чем просто щедрость и меценатство: это было проявление христианской веры перед всем миром; это было прославление мучеников, убитых римским государством, признание победы первого римского епископа над государством-преследователем, совершившейся при посредстве того же самого римского государства. Константин подарил римскому папе Латеранский дворец; римский епископ занял высокое положение в светском, социальном отношении, что оказалось существенным и для его авторитета в Церкви.

б) И все же основная заслуга в христианизации всей общественной жизни принадлежит не только императорам. Ее нужно прежде всего приписать внутренней силе новой религии. Впрочем, до относительно полной христианизации было еще далеко; христиане все еще оставались в империи меньшинством, и язычество, несмотря на медленное самоугасание, отнюдь не лишилось сил, необходимых для упорного сопротивления и даже для восстановления — пусть и временного (§22).

Кроме того, начавшийся массовый приток новых членов в христианскую Церковь не мог не иметь негативных последствий: быть христианином стало не только безопасно, но даже выгодно, и это привело к снижению религиозного и нравственного уровня. Еще опаснее было почти неизбежное в такой ситуации заимствование языческих нравов и народных обычаев, которые хотя и были «крещены» Церковью, но несли в себе скрытую опасность сохранения глубоко укоренившихся языческих представлений (например, так могли сохраняться языческие праздники, лишь дополненные внешне христианской символикой).

в) Значение того, что Константин начал формировать свою Церковь по образцу государства, приспосабливая ее к государству, едва ли было оценено в должной мере. Это относится к оценкам как положительных, так и отрицательных последствий такого устройства. Далеко заходящая власть государства над Церковью неизбежно становилась источником многих нездоровых явлений. Поскольку эта власть развивалась и использовалась в духе цезарепапизма, возникла опасность, что все, более или менее враждебное империи, — внутри или вне ее пределов — окажется в оппозиции к государственной Церкви, ибо будет подозревать Церковь в том, что она является орудием политических интересов.

Еще опаснее было проникновение политического образа мыслей и действия в саму Церковь. На Востоке такая позиция развивалась в противовес старому Риму, а также и Александрии. Что касается Запада, то здесь сформировать и пережить это церковно-политическое мышление в особых формах политической и экономической власти впоследствии пришлось вновь создаваемым средневековым государственным Церквям — отчасти вместе с Западной Римской империей, отчасти вопреки ей.

6. Константин по праву именуется Великим. Но святым он не был, хотя греческая Церковь и почитает его как святого, празднуя его память одновременно с памятью его матери, св. Елены. Жестокость Константина и убийство им ближайших родственников не могут быть оправданы ничем. Страх перед претендентами на престол владел им с языческой необузданностью; он устранял всех, в ком мог хоть в малейшей степени подозревать соперника, способного наследовать его власть. Константин (как, впрочем, впоследствии и его сын Констанций, † 361 г.) решился принять крещение лишь незадолго до смерти, что отчасти могло быть обусловле но достойной сожаления традицией. Однако настораживает то, что он не только действовал сообща с арианами⁷⁴ и донатистами, пытаясь ограничить свободу⁷⁵ Церкви, но даже обдумывал возможность объединения всех религий.

7. Одним из самых богатых последствиями деяний Константина было основание столицы на Востоке; увеличив и украсив Византий, он тем самым создал Константинополь (Константинград). Прежде этот город не имел ни политическо го, ни культурного значения. Это сказывалось и на положении его церковной общины: она не была основана апостолами, и своего первого епископа получила только в 315 г., и был он суфраганом (Суфраган — епископ одной из неглавных епархий, входящих в церковный округ-митрополию. — Прим. ред.) Гераклеи. Императорскую резиденцию перенес на Восток еще Диоклетиан, а расширение и возвышение Византия окончательн о завершило начатое им дело.

Небесполезно отметить, что тем самым в определенном смысле учитывалась реальная культурная ситуация. Ведь до того как Рим возвеличился, т. е. в период раннего эллинизма, ведущей силой был Восток. Конечно, Рим взял на себя ведущую политическую роль, но в духовном отношении верх одержали побежденные. Потенциальные возможности Востока были огромны, этим объясняется его притягательная сила для Рима и западных стран вплоть до VIII в.

Основание Константинополя означало: (а) создание христианского города, в котором никогда, с самого его возникновения, не совершались жертвоприноше ния, в то время как в Риме все еще продолжало существовать идолопоклонство; (б) освобождение Рима, и тем самым папства, от опасного для свободы Церкви соседства императора; (в) с другой стороны, абсолютную зависимость епископской кафедры новой столицы от императора и, наконец, вследствие этого (г) создание церковного центра на Востоке, который стал соперничать с Римом, что, в свою очередь, ускоряло и углубляло процесс отчуждения Восточной и Западной Церквей, подготавливая их будущий разрыв.

Уже на II Вселенском соборе 381 г., как раз в Константинополе, стало заметно и обратное влияние политического возвышения столицы на положение Церкви: столь еще молодая епископская кафедра получает первенство чести вслед за Римом, «поскольку этот город — новый Рим». Так, весьма жестко церковному сознанию прививались политические категории мышления, и они же использова лись в церковном законодательстве.

8. Все это означает, что на Востоке утвердился цезарепапизм. В это время оплотом свободы Церкви стали римские папы, остававшиеся до союза Стефана II с Пиппином (752/753 г.) политическими подданными восточноримского императора; они почти постоянно оказывали сопротивление давлению со стороны императоров, часто — несмотря на тяжелейшие экономические и политические притеснения. Одновременно они стали хранителями православной веры, провозгла шенной на Востоке Вселенскими соборами. Это утверждение верно, хотя мы ни в коем случае не намерены замалчивать исключения, о которых следует упомянуть в дальнейшем (Гонорий, § 27).

Бесспорно, восточный клир был зачастую лишен необходимого духа независимости. Но, оценивая ситуацию, нельзя забывать, что епископ и (с 381 г.) патриарх Константинополя целиком и полностью зависели от императора. Епископская кафедра в Константинополе была творением императора, а сам епископ был «выскочкой», в то время как Рим имел собственное многовековое апостольское преемство. Конечно же, и на Востоке такие личности, как Афанасий и Златоуст (§ 26), в полную меру являли силу церковно-христианской свободы. На Западе тем же духом был исполнен Амвросий (против императора Феодосия).

§ 22. Император Юлиан и контрнаступление язычества

1. Язычество не исчезло. Древнейшие традиции отмирали постепенно. Особенно те социальные центры, где эти обычаи прочнее всего сохранились, а также знатные древние роды с умноженным упорством продолжали держаться древней религии, при которой империя достигла своего величия. Необходимо также заметить, что при Феодосии († 395 г.), который сделал новую веру государственной религией (§ 23), половина подданных империи еще были язычниками.

В ядро сопротивления христианизации входили и представители определенных профессий. Для жрецов и учителей высшей школы (также как и для деятелей искусства) речь шла о выживании. И именно в этом новое государство проявило (правда, отчасти вынужденно) своеобразную непоследовательность, что, впрочем, пошло на пользу будущей средневековой культуре: знаменитейшие высшие школы и вообще практически все образование высшего уровня были оставлены в руках языческих учителей⁷⁶, и еще некоторое время существовали должности языческих священнослужителей. Несравненный блеск творений язычества все еще не потерял своей притягательной силы.

Жестокое порой гонение на язычество вызывало усиление его сопротивления. При этом внутреннюю силу христианства и его авторитет во внешнем мире уменьшали порождавшиеся ересями расколы (см. §§ 26_27), чреватые многими бедами для Церкви.

2. В III в. язычество приобрело, особенно для образованных людей, новый блеск и притягательность и действительно внутренне усилилось благодаря неоплатонизму ⁷⁷. Имеется в виду идеалистическая религиозная философия, или даже философская религия, — последнее великое достижение греческого духа. По-новому истолковав и углубив древнеязыческую народную религию, неоплатонизм достиг настоящего возрождения язычества; его самым крупным единичным успехом было обращение императора Юлиана (св. Августин тоже прошел через увлечение этой системой).

3. Юлиан Отступник (361_363). Беспощадная жестокость, запятнавшая образ Константина Великого, передалась и трем его сыновьям. Охваченные страхом перед соперниками, как и их отец, они уничтожили всех своих родственников-мужчин, за исключением двух совсем юных кузенов, Галла и его брата Юлиана. Став единовластным правителем, Констанций приказал убить и Галла, которого сначала сам возвысил до кесаря, в то время как Юлиана по просьбе императрицы не тронули, и в дальнейшем он был занят на монашеско-цер ковной службе, к которой его обязали. Понятно, что это вынужденное занятие вызвало в нем антипатию и даже ненависть и к религии, связанной с ним, той религии, к которой причислял себя убийца его отца. Вследствие этого ему, напротив, могла казаться привлекатель ной подавляемая императором языческая культура. Плохое впечатление на него производило также поведение арианских придворных епископов и вообще отсутствие единства среди христиан.

Однако основной причиной отчуждения Юлиана от христианства (которое он, впрочем, знал лишь в расплывчатой арианской форме) было влияние его языческих учителей. Особенно сильно его увлек неоплатоник Максим, занимавшийся с ним древней философией. Уже к двадцати двум годам Юлиан тайно отпал от христианства и был посвящен в элевсинские мистерии. Его час пробил, когда Констанций сделал его кесарем и послал в Галлию. Там Юлиан проявил себя так, что вверенные ему войска провозгласили его августом. Борьба против ненавистного Констанция стала неизбежной. Смерть, настигшая Констанция еще до военного решения конфликта, сделала Юлиана единовластным правителем.

Став императором, Юлиан уже открыто отпал от веры. Он объявил себя сторонником язычества и в высшей степени серьезно пытался возродить его к новой жизни.

4. а) Юлиан был достаточно умен, чтобы не начинать кровопролит ных гонений, поскольку мученики только укрепили бы Церковь. Но все-таки из-за ярости языческой черни, произвола некоторых наместников, гнева самого императора против отдельных христиан дело дошло и до мученичества. Заслуживает порицания двусмысленный мелочно-хитроумный способ, которым Юлиан пытался принудить христиан к формальному почитанию богов под маской почитания императора.

б) Юлиан отнял у христианства и Церкви все те преимущества, которыми они пользовались со времен Константина и которые столь явно способствовали их развитию. Он пытался также ослабить их интеллектуально, для чего запретил изучать в христианских школах сокровища языческих знаний. Поддерживалось все, что могло составить конкуренцию Церкви, будь то христианские секты, или иудаизм, или язычество.

в) Возрождение язычества Юлиан сделал своей основной задачей. Его деятельность в этом направлении была косвенным признанием превосходства христианства и вместе с тем свидетельствовала о нравственной серьезности, с которой он приступил к реализации своих намерений. В сущности, целью Юлиана было христианизированное язычество. Во вновь открытых храмах должны были служить священники, удовлетворявшие самым высоким требованиям чистоты, благочестия, образованности и любви к ближнему; культ должен был отправляться пышно и посредством проповеди приносить пользу в религиозно-нравственном отношении, требовалось также развивать благотворительность. Сознательной попыткой свести к абсурду христианские пророчества был приказ Юлиана восстановить храм в Иерусалиме и вообще поддержка иудеев. Юлиан сам ежедневно участвовал в языческих жертвоприношениях и старался содействовать осуществлению своих планов, выступая в роли оратора и писателя.

5. Дело Юлиана осталось лишь эпизодом. Ибо уже в 363 г., всего тридцати двух лет от роду, он погиб в войне с персами. Какие еще неизмеримые трудности могли создать христианству «великолепные дарования» (по выражению Августина) этого вероотступника, сказать не может никто. Но само его появление весьма поучительно для понимания церковно-исторической ситуации того времени. В единый миг оно позволяет нам очень четко распознать опасности, которые еще таила в себе для Церкви религиозно-культурная обстановка.

Но даже в Юлианк мы не должны видеть лишь дурное и замалчивать ценное. Будучи кесарем в Галлии, Юлиан своими разумными и справедливыми мероприятиями поднял эту провинцию на прежнюю высоту; как император он ввел в управление и законодательство империи принципы бережливости, справедливос ти, целесообразности. И то, что несмотря на заслуги и превосходные в некоторых отношениях средства Юлиан не завершил своего дела и не смог подавить христианство, свидетельствует о силе основанной Иисусом Церкви ярче, чем если бы она устояла перед новым Нероном.

§ 23. Христианство как религия империи

1. Константин открыл христианству дорогу к общественной жизни и направил его на путь, на котором оно должно было стать религией империи. Благодаря глубочайшему внутреннему стремлению к миссионерской деятельности во всем мире и поддержке императора Церковь постепенно решала эту задачу. Все более и более обращала она все территории империи к своей радостной вести, все более и более совершенствовала она свои организации, превращая их в единую структуру важного значения, в том числе политического. Императоры как убежденные христиане и мудрые государственные деятели признавали и поддерживали это развитие. При этом они, с одной стороны, все больше отходили от язычества, лишая его как моральной, так и материальной поддержки государства, и, с другой стороны, все более наделяли ею христианство и Церковь: прежде занимавшее равное положение с язычеством, христианство было признано единственной государственной религией.

2. Перед молодым христианством встала новая задача: нужно было уяснить, как решать политические проблемы в свете учения Христа.

а) Для праобщины этой проблемы не существовало (государство и его правители были языческими), поэтому рассуждения относитель но политической этики и государственного устройства находят лишь слабый отзвук в Новом Завете (ср. Мф 22, 21; Рим 13, 1). Но теперь необходимо было ответить на вопрос, какой образец следует предписать христианам, которые могут и соответственно должны заниматься политикой, и как им строить свои отношения с епископами — преемниками апостолов: какими должны быть взаимоотношения епископов и императоров внутри Церкви.

б) Поскольку императоры добились свободы для Церкви и гарантировали ее, поскольку сверх того они сосредоточили в одних руках всю политическую волю, причем им противостоял епископат, часто не имеющий внутреннего согласия, то, безусловно, преимущество было на их стороне. Кроме того, в спорах с преемниками Петра — епископами Рима — императоры могли ссылаться на то, что всякая власть происходит от Бога (Рим 13, 1), из чего вытекает необходимость послушания в первую очередь императорам. Так, согласно древнеязы ческой традиции, императоры считали организацию церковных дел своей задачей, решать которую следовало хотя и совместно с епископатом, но преимущественно в соответствии с волей императора. При этом с ранних времен ссылались на ветхозаветный народ Божий и на особую роль его царей⁷⁸.

в) Такое рассуждение отнюдь не оправдывает разнообразных злоупотреблений властью, оно лишь разъясняет основополагающее убеждение, без которого нельзя понять позднеантичную (а также средневековую) церковную историю: христианские правители (и государственные деятели, добавили бы мы сегодня) как политические руководители христианских народов выполняли свою миссию в истории спасения. Цель, к которой они должны были стремиться, неся при этом ответственность непосредственно перед самим Богом, состояла в установлении и поддержании справедливости — основной добродете ли, о которой Священное Писание говорит более восьмисот раз. Справедливый царь (rex iustus) в то время — это богоугодный правитель, который, хотя и должен чтить священство, сам имеет в Церкви высокое достоинство.

Поэтому императоры считали своим бесспорным правом пользовать ся на соборах своей властью или выносить решающий приговор в догматических спорах того времени. Их слово — слово мирянина — имело большой вес в церковных вопросах.

3. Этот процесс, сопровождавшийся все усиливающимся законным, а в некоторых случаях и беззаконным подавлением язычества, завершил Юстиниан (527_565). Правление Юстиниана, объединившего в последний раз восточную и западную части империи (к этому моменту [547? г.] уже скончался св. Бенедикт), было вершиной цезарепапизма. Юстиниан, император права, объявил всех некрещеных вне закона, еретиков — юридически лишенными права состоять на государственной службе. Это и послужило основой средневекового представления, что только католик является полноправным гражданином и что любые нападки на веру и Церковь означают посягательство на государство. Постепенно такое представление нашло свое выражение в законодательстве о еретиках (Codex Theodosianus 428 г.). Из богословов самым влиятельным представителем точки зрения, что государство должно не только защищать Церковь, но и принудитель но обращать еретиков к истине, стал Августин (так он переосмыслил Лк 14, 23). Амвросий, известный при других обстоятельствах как миротворец, также защищал разрушение синагог, так как «не должно быть месту, где не признают Христа» (см. также §§ 21, 5; 29).

§ 24. Совершенствование церковного устройства

1. Язычество и основанная на этом миропонимании Римская империя исчезали. Но многое ценное из того, что они имели, оставалось в наследство самой влиятельной силе будущего — Церкви. И подобно тому, как интеллектуальная сила язычества (философские знания, художественная литература) питала больших и малых церковных писателей, империя оставляла Церкви свои государственные формы. Это было последним деянием гибнущей всемирной империи. Едва ли можно переоценить вклад язычества в новую, позже победившую на Западе систему, соединившую в себе политическое и церковно-поли тическое устройства, которая после распада античного единства стала основой будущей Западной Европы.

Церковь совершенствовала свою структуру, заложенную Христом, согласуя ее с организацией империи, в следующих направлениях:

а) Христианские общины были сначала исключительно общинами городов, и каждая община возглавлялась епископом (§ 18). Поэтому территория города (civitas) и соответственно городской приход (parochia) были тем, что позже назовут диоцезом епископа и одновременно епископской резиденцией; прилегающие земли, которые к тому же были чаще всего и областью миссионерской деятельности этого города, подлежали, естественно, духовному руководству епископа. После гонений для этого были поставлены сельские епископы⁷⁹, на месте которых позже по назначению епископа несли служение священники. На Востоке уже с ранних времен отдельные городские церкви были переданы в ведение пресвитеров. Чем шире распространялась Благая весть и чем значительнее и многообразнее становился труд священника в сельской местности, тем более независимыми становились сельские приходы и приходские священники. Такая организация сельского церковного прихода установилась на Западе около V_VI вв. При делении епархии число приходов увеличивалось, а власть над всей епархией получал пресвитер, руководивший этим приходом до его разделения (он стал называться архипресвитером). В городах вплоть до XIв. евхаристическое богослужение могло совершаться только епископом совместно со священниками.

б) Духовные лица рукополагались для определенной церкви, при которой они должны были оставаться. Как правило, их подготавли вал священник этой церкви.

С V в. в сословие клириков допускались только свободные люди. (Мы не принимаем здесь во внимание изменения, имевшие место в средневековье.) В первые четыре столетия, напротив, дьяконами и пресвитерами бывали и рабы, и вольноотпущенники; папа Каллист I (217_222) в прошлом был рабом. Лев I решительно запретил посвящать рабов в епископы. Он обосновывал это тем, что предназначен ный к служению Богу должен быть свободен от других обязательств. Подобные изменения церковного устройства соединялись с врастанием Церкви в общество и государство и вовсе не были признаком все более глубокого действия евангельского духа.

Духовные лица жили трудом своих рук (ремеслом и земледелием; торговля была сначала разрешена, но позже ее запретили), однако все они имели свою долю в быстро увеличивающемся имуществе Церкви. К этому относилась десятина.

в) Образующиеся церковные провинции соответствовали государст венным провинциям с наместником во главе. Епископ главного города (метрополии) стал называться митрополитом, он получил определен ное право надзора над епископами провинций. Митрополит созывал в своем городе провинциальные церковные соборы и возглавлял их. Положение митрополитов было определено, в частности, Никейским собором.

г) Наконец, Восточная Церковь пошла дальше в своем объединении. Там образовались церковные экзархаты или патриархаты, подобные диоцезам в империи, имевшим во главе императорского наместника. Это были Церкви, влияние которых с давних пор выходило за пределы провинции (подобно тому как законная власть соответствующих городов политически господствовала над всеми прилегающими землями): Антиохия и Александрия. Позже к числу экзархатов стали относиться Константинополь и со времени Халкидонского собора 451г. — Иерусалим. На Западе такого деления не было, патриархом всего Запада считался папа. Для единства Западной Церкви это имело огромное значение.

2. а) Епископ руководил всей жизнью общины. В городах уже давно существовал domus ecclesiae — дом Божий, дом общины, дом епископа. Мы знаем, что еще в IV в. в городах чаще всего была только одна церковь — епископская. Епископ был также и душой благотворительной деятельности. Ему уже в IV в. принадлежало признанное государством право судить духовных лиц. Император Юстиниан, если речь шла о жалобе на духовных лиц, передавал на решение духовного судьи даже дела мирян. В бурные времена начинающегося переселения народов епископы повсеместно были также носителями идеи сопротивления вторгавшимся «варварам» (§ 33), а затем (после победы последних) выступали перед новыми правителями как представи тели коренного населения.

б) Епископ не мог поставляться непосредственно из сословия мирян, он должен был подняться до этого звания по лестнице разных служений. Выбирал его народ и епископы провинций, однако на Востоке община скоро утратила свое влияние на ход выборов.

в) Религиозная, нравственная, политическая, экономическая: во всех сферах общественной жизни росло значение духовенства. Благодаря своей более высокой образованности и влиянию на население епископы впоследствии взяли на себя и другие задачи, находившиеся прежде в ведении государственных служащих. Клир вступал в сферу политики. От подчиненности политике он на Западе медленно переходил к известной независимости от государства. Средневековое положение клира дает о себе знать. Твердость св. Амвросия, который, опираясь только на свой духовный авторитет, отважился запретить римскому императору (Феодосию) вход в свою церковь и принудить его к унизительному покаянию, демонстрирует неслыханное отличие христианского времени от языческого, порожденное духовной силой христианско-сакральной мысли.

г) И уже в 494 г. мы встречаем мысли, совершенно невозможные для человека античности. Папа Геласий I в послании императору Анастасию провозглашает, что духовная власть совершенно независима от светской.

Правда, это была только программа, которая даже на Западе не была осуществлена еще многие столетия (хотя бы потому, что светские владыки в той или иной форме сохраняли за собой статус короля-священника).

3. Необходимость прийти к единому решению в спорных вопросах учения, внутренней дисциплины и культа, а также желание императора, заинтересованного в сохранении, укреплении или же восстанов лении единства Церкви (как опоры единства государства), побуждали к созыву общих имперских соборов.

а) На эти собрания призывались епископы всей «ойкумены», т. е. всего известного в то время мира (отсюда название «экуменические соборы») (Т. е. вселенские, от греч. oikoumene — обитаемая земля, вселенная. — Прим. ред.). Созывал их император; он же оказывал решающее влияние на их ход. Государственные органы заботились о внешней безопасно сти и порядке. Государство обеспечивало удобство передвижения и проживания. Первые восемь имперских соборов⁸⁰ проводились на Востоке и, что было существенно, поблизости от императорского двора. Ни в одном из них папа не принимал участия лично, однако его, как правило, представляли посланники. На Соборе 381 г. (через год после официального истребления арианства), созванном Феодосием в Константинополе, были только восточные епископы и ни одного представителя папы.

Для полного понимания роли соборов в церковной истории важно следующее: центральными на этих соборах были догматические вопросы и соответственно их богословские формулировки — это мы уже отмечали; однако атмосфера соборов определялась отнюдь не только и не столько академически-богословской проблематикой. Столкновения носили ярко выраженный политический и церковно-поли тический характер; обсуждения разыгрывались (особенно с V в.) живо и красочно между партиями и группировками, объединявшимися вокруг александрийского патриарха, иерусалимского епископа или патриархов Антиохии и Константино поля. Такими были стычки в Эфесе в 431 г. между сторонниками Кирилла Александрийского и Нестория Константинопольского при участии их покровителей при императорском дворе — характерный штрих, дополняющий картину. В таких столкновениях Антиохия обычно представляла Восток, а Александрия — Запад. Особый акцент на политических и церковно-политических моментах неизбежен ввиду неисчислимых последствий, под влиянием которых формировалась церковная история, и особенно ввиду заложенного в них будущего разрыва Восточной и Западной Церквей. Выделение данного аспекта ни в коей мере не должно приводить к преуменьшению значения этих соборов, богословско-догматическое влияние которых просто невозможно переоценить.

б) Особое значение имеет первый Собор 325 г. в Никее, созванный Константи ном. Его решением о единстве божественной природы Отца и Сына (§ 26) было спасено данное в Откровении Предание. Божественность Сына, а следовательно, и Спасителя получила статус учения, обладающего обязательной силой. Это означает также, что на все времена была сохранена основа богословия спасения. Впрочем, главным образом через использование термина homoousios (единосущный) здесь в качестве прочной опоры христианской веры проявила себя греческая образованность.

Он был принят почти повсеместно на Западе, где это слово было переведено как «consubstantialis». На Востоке, напротив, многие, признававшие себя сторонниками полной божественности Сына, еще долго сопротивлялись использованию этого небиблейского термина⁸¹, в котором они усматривали модалистское понимание (§ 16), в духе уже многократно осужденного учения Павла Самосатского и Савеллия (ок. 260 г.). Сам Афанасий сначала относился к такой формулировке сдержанно. Вся эта история столь значима, потому что привлекает наше внимание к проблеме связи между учением и формулировкой учения, учением и языком — связи, чрезвычайно важной для сохранения единства Церкви или, наоборот, для создания возможности разделений. В большинстве последующих догматических споров, как и в движениях, пытающихся преодолеть церковные расколы, вплоть до сегодняшнего «Дела Una-Sancta», эта проблема играет необычайно важную роль. Снова и снова приходится констатировать тот факт, что одинаковые по форме высказывания означают разное, или, наоборот, что некоторые под совершенно иной формулировкой хотят выразить то же, что и их противники (ср. § 29).

4. а) Патриарх Запада, римский епископ, глава единственной апостольской Церкви Запада, не имел рядом с собой соперников, которые, опираясь на апостольское основание своей Церкви, могли бы притязать на независимость столь же авторитетно, как, скажем, на Востоке Антиохия. Поэтому он мог сравнительно беспрепятственно укреплять свое положение преемника Петра, камня, которому Иисус положил быть основанием Церкви. И все же у Рима порой появлялись временные соперники в лице Карфагена (III в.), Арля, Медиолана (VI в.; см. § 27) и Сен-Дени (IX в.); ср. также Аквилею (с названием патриархата).

Во времена религиозных споров римские епископы показали себя хранителями истинной веры. (Вероучительные споры первых трех веков решались по большей части в Риме, например вопрос о возвращении в Церковь согрешивших блудом и так называемых lapsi или спор о еретическом крещении. Другие решения обязаны Риму своим окончательным утверждением, например фиксация канона Священного Писания.) Главенство Рима было впервые торжественно признано Собором 343 г. в Сардике, который (ссылаясь на то, что Римская Церковь основана Петром) дал римскому епископу право пересматри вать и при необходимости отклонять любые решения соборов о низложении епископа.

б) Даже ересиархи (например, Несторий и Евтихий) косвенно признавали значение и авторитет римского епископа, добиваясь, чтобы в Риме прислушались к их точке зрения. Халкидонский и Константи нопольский соборы также подтвердили (уже в строгом смысле) главенствующее положение римских епископов. Продолжительность понтификатов в то время обычно была небольшой, их число было велико, их индивидуальное влияние — незначительно. Многие папы были заняты борьбой с ересями (арианством, несторианством и монофизитством).

в) В то время для папы еще не было введено особого титулования. Некоторые именования, используемые позднее только по отношению к нему, употреблялись тогда и применительно к другим епископам. Однако с VI в. папой стали называть только римского епископа. Но сколь мало такое титулование определяло самосознание великих пап, можно будет увидеть на примере смиренного Григория I. Конечно, самосознание Григория VII и многих его преемников являет ему противоположность, в теоретической и абстрактной плоскости трудно преодолимую.

г) Великим соперником папы был римский император. Чем более полной становилась власть императора над константинопольским патриархом, тем больше рост власти этого епископа, вытекающий из решений Константинопольского и Халкидонского соборов, означал рост церковной власти императора. Возникала опасность полного подчинения Церкви государству. В противоположность этому конечным результатом римского примата является не что иное, как спасение свободы Церкви. Без Рима, как показывает история, долго не возникло бы никакого духовного самоуправления в Церкви.

5. Самой значительной фигурой на престоле Петра в это время был Лев I Великий (440_461). Его деятельность протекала в эпицентре внешней и внутренней борьбы (распад империи, вторжение варваров, монофизитство). Его образ в истории увековечен величественной сценой в Мантуе в 452 г., где Лев, духовный и церковный предводитель, безоружный, убедил свирепого Аттилу отступить: красноречивое свидетельство его величия и стоящей за ним духовной власти⁸². Он был истинный римлянин, представитель империи и истинный папа: проникнутый идеей миссии Рима и римского примата и поэтому активно стремящийся к действительному руководству над всей Церковью. В451г. на Халкидонском соборе, несмотря на многочисленные происки противной стороны, он, наконец, добился осуждения патриарха Александрии и отклонения его монофизитского учения благодаря своему знаменитому догматическому посланию (к константинополь скому патриарху Флавиану). В ходе успешной борьбы против попытки Илария Арльского († 449 г.) создать независимую от Рима церковную власть Валентиниан III в 445 г. издал в пользу папы эдикт, подтверждающий примат престола Петра над всем Западом. Ни один римский епископ до него не осознавал за собой так сильно, как он, эту универсальную духовную власть. Однако осознание власти было уравновешено в католическом синтезе в соответствии с I Петр 5, 2: «Ни власти высших, ни свободы низших не умалять!».

Кроме упомянутых посланий, имевших большое церковно-историческое и догматическое значение, Льву I принадлежит ряд вдохновенных проповедей, ставших классическими.

Папа Григорий Великий (590_604), которого хотя и можно было бы считать представителем той эпохи, принадлежит скорее последующим временам. Он — первый папа средневековья.

6. Оглядываясь, мы можем ясно установить, что осознание римскими епископами их преимущественного положения росло вместе с их задачами. Однако их развитие не зависело просто и окончательно от конкретной возможности успешного внедрения представления о господстве папы над другими епископами. Такое толкование, предложенное Iohannes Haller, где папство понималось как чисто политическая категория, упускало из виду обнаруживаемые новозаветные основания и соответствующее им религиозное содержание папской идеи и ее воплощения. Определенные основные предпосылки развития римской церковной семьи являются для ее членов, в силу живой традиции, самоочевидными. Посторонний, пытающийся судить об этой семье, должен попытаться понять эту самоочевид ность и не забывать о ней при анализе.

Дата добавления: 2015-09-06