Были среди немцев летчики, с которыми Вам приходилось сталкиваться, умевшие вести маневренный бой, свалку?

- Не приходилось участвовать. Помню, Иванова атаковал на скорости какой-то ас. А я далеко от него был. Так… под три четверти. Смотрю - сейчас догонит и собьет Иванова. По рации передаю, что "худой" в хвосте, он не реагирует. Если бы он просто начал разворот, то "мессер" уже не пошел бы за ним, а ушел. Я взял упреждение аж впереди Иванова, дальность-то большая. Трассу положил точно впереди "мессера", который уже готов был открыть огонь. Он вышел из атаки свечой вверх градусов под 70. Вверху его встретила пара Похлебаева. Как он врезал этому "мессеру"… Я не знаю, снаряда три, наверное, в него попало. Зрелище страшное: летчика убило, конечно, самолет развалился на четыре части, плоскости отвалились, фюзеляж отвалился. Он только вспыхнул немного, а гореть уже нечему было. И эти куски стали падать...

За короткое время - за месяц - мы сбили четырех лучших асов их группы "Удет". Это по разведданным, которые нам передавали.

Готовилось наступление, мне командир полка дал задание провести разведку Ак-Манайских позиций. Никакими штурмовками, ничем не заниматься, быстрее данные предоставить. Пошел парой со Степановым. Вышли в Азовское море. Там снизились до бреющего, и идем над сушей. Смотрим, наши пленные окопы копают. Машут нам руками. Прошли дальше. Перед Феодосией есть населенный пункт Владиславовка. От Владиславовки идет железная дорога на Джанкой. Смотрю, что там такое: железная дорога, на ней стоит дрезина и какой-то агрегат. Мне показалось, что позади этого агрегата железная дорога как-то не так выглядит. Я говорю: "Боря, что-то тут неладное. Прикрой, как следует". Не вытерпел. Три снаряда выпустил, и ушел. Вернулся, и не доложил, что штурмовал. Командир же полка запретил штурмовать! Думаю - ругаться будет. Да и не знаю - попал я или нет. Потом, через несколько дней, Павликов подходит ко мне спрашивает: "Когда ты ходил, не стрелял там ни в кого?". Я отвечаю: "Нет, товарищ командир". - "Это точно?". - "Точно". - "Мне сказали, что пришла "кобра", дала очередь, а в это время только ты летал. Эта "кобра" повредила агрегат, который разрушает пути. Каганович - министр путей сообщения, спрашивает, кто уничтожил этот агрегат и спас мне столько железной дороги такого-то числа в такое-то время? За это дает орден Ленина. Ищет летчика, чтобы его вручить". Я говорю: "Нет, не стрелял". Мне уже тем более неудобно сознаться: получается, раз орден Ленина дают, то я стрелял. Но вот чему я обрадовался, так это тому, что стрелял не напрасно.

Мы стояли под Феодосией и оттуда ходили на Севастополь. Соседний 57-й гвардейский полк пошел шестеркой. Шли плотным строем и пара "мессеров" двоих у них сбили с одной атаки, летчики выпрыгнули. На следующий день командир дивизии дал нашему полку задачу шестеркой идти в тот же район прикрывать войска. Похлебаев говорит: "Пойдем этажеркой Покрышкина в три яруса. Связь держим по рации". Распределились. Командир эскадрильи остался выше как более опытный. Я в середине. Идем строем, все время в пределах видимости. Малыми силами большой район занимаем, просматриваем и взаимодействие хорошее. А что, мы будем кучей идти? Там встретился нам новый "мессер" с форсированным мотором. Схватились с ним на виражах. Пока крутились, он все выкручивался, никак не мог я его взять в прицел. Видно было, что сильный летчик и летал на новый машине. Кроме того, похоже, ему по рации с земли подсказывали, потому что это было над их аэродромом, южнее Севастополя. Командир эскадрильи выше меня был: "Но ладно, - говорит, - хватит, снимай его. Некогда с ним возиться". Значит, наблюдал. Этот "мессер" стал от меня свечой градусов под 70 вверх уходить. Смотрю, дымок пошел от мотора, потом видно было черный выхлоп, и он с форсажем пошел, уходит от меня на "горке". Я отстаю, думаю - уйдет. Пугали нас, что "кобра" против "мессера" ничего не стоит, "мессер" сильнее. Думаю, проверю. Пощупаю своими руками, как говорится. Потом смотрю - он тянет, тянет, а я его начинаю догонять. Догоняю, догоняю - в итоге чуть не столкнулся. Пришлось даже убрать немного мотор. Я ручку отдал, самолет уменьшил угол набора высоты, а потом ручку поддернул и брюхо "мессера" прямо передо мной. Я выстрелил. Видно было, что снаряд дырку сделал, и в кабине разорвался, убив летчика.

В Крыму произошел такой случай. Мы сидели в Багерово. Нам привезли обед на окраину аэродрома. Пока мы собрались: летчики, техники - уже стало темнеть. Группа летчиков - в их числе Сергей Иванов, штурман полка Худяков Сашка, начальник штаба Гейко, замполит Пушкарский, Сережка Овечкин, Воробьев - пошла через аэродром к столовой, а мы со смершевцем пошли по дороге в обход. У Иванова был немецкий клинок. Он шел и все время им махал. Зацепил мину, лягушку. Она взорвалось, и ее осколками были ранены семь человек. Мы слышали взрыв, а через некоторое время мы услышали шум автомобильного мотора и еще один взрыв. Оказывается, машина шла им на помощь и тоже подорвалась на мине. Когда мы пришли в помещение, где располагались на ночлег, нам сказали, что наши подорвались. На следующий день их на санитарном У-2 перевезли в госпиталь в Краснодар. Воробьев скончался от ран. Сережке Овечкину ногу отняли. Сергею Иванову ногу спасли, хотя у него гангрена начиналась, и он после этого больше не летал. Серега сильно запил после госпиталя. Вернулся к себе в Торжок. Сменил несколько мест работы. А потом из ребят, что к нему льнули, сколотил банду, занимавшуюся грабежом квартир. Вскоре их арестовали. Его как организатора судили и лишили звания Героя Советского Союза.

Я тебе прямо скажу, что летчиком Сережка был хорошим, но нечист он был на руку. Мы с Борисом Степановым постоянно с ним конфликтовали. Он стремился все время быть героем, победы иметь. Частенько просил Бориса как своего ведомого подтвердить победы, которых не было. А Борька Степанов честный парень был, никак на это не соглашался.

Вообще, если говорить о приписках, то, конечно, они были, но занимались ими всего несколько человек в полку. Их знали, но ничего сделать не могли. Были и хитрецы, тот же Иванов. Нужно в бой идти, где каша, драка, а он в стороне ходит, в гущу не лезет. Смотрит - сбили самолет. Он засекает место: вот здесь сбитый самолет. Как только группа собралась и идет на аэродром, он впереди садится. И сразу первый докладывает, что сбил, самолет упал там-то. Командир полка докладывает в дивизию, те - еще выше. Пойди, попробуй, докажи, что это не он сбил, а кто-то еще?

Бывало, что ведомый бросал ведущего. Одному такому набили морду после войны. Он, когда с Беркутовым летал, бросил его, и из-за него "мессера" сбили ведущего группы штурмовиков, а вел ее командир дивизии, генерал. Беркутов, когда прилетел, кричит, где этот *****, сейчас его расстреляю. Пришлось оружие отобрать, чтобы успокоился.

Но повторяю - это единичные случаи! Основная масса летчиков полка воевала честно и мужественно. Взять, например, Похлебаева. У Иванова числится 21 сбитый самолет. У Похлебаева - 17. Но у Похлебаева больше сбитых, чем написано. Он был очень скромный и честный мужик.

Дата добавления: 2015-09-06