Как, вы не знаете кто такие четвёрка «Казанов» из Академии?!

Как справедливо заметила одна моя хорошая знакомая: «королевская» четвёрка – это «страх и ужас» Академии, способные изувечить жизнь непонравившегося им студента всего парой выходок: появлением, а затем исчезновением фотографии. Все жители нашего города уже давно заметили, что студентам Академии «Нация» всё спускается с рук, и наглядный тому пример недавняя смерть одного из обучающихся. Уголовное дело так и не было передано в суд, зато следователь буквально месяца два назад прикупил шикарный особняк на Ямайке, а компании «Нефте-ПРОМ России» было сделано выгодное предложение со стороны американского правительства.

Александр так и не понёс справедливого и главное законного наказания: родители сработали оперативно, поэтому их сын сейчас обучается в Америке. Даже сведения о том, что сей индивид пребывал некоторое время на территории Российской Федерации и обучался в Академии «Нация» загадочным образом исчезли, словно страшный кошмар в предрассветный час. Вот только этого ли пытался добиться несчастный Владислав, своим поступком буквально вопя о помощи… которую ему никто так и не удосужился предложить.

Но я не просто знаю, а уверен на сто процентов, что мир не без добрых людей и не перевелись ещё герои на Руси-матушке! Яркий тому пример подвиг Огурцовой Павлы, бросившейся спасать незнакомого парня, оказавшегося в ситуации, аналогичной той, что произошла с участием Владислава Никифорова.»

Дочитав до конца статью, безвольно уронила газету на промёрзшую землю, обильно припорошенную снегом, и уставилась пустым взглядом вдаль, пытаясь переосмыслить только что прочитанное. Васечкин – моральный урод, даже ещё больший, чем все члены «Казанов» вместе взятые! Да он же чуть ли не прямым текстом сказал, откуда у него секретная информация… Правильно, корреспондент банально спасал свою шкуру, переводя стрелки на других. Что же, при первой же встрече выражу ему «пламенную» благодарность, и, надеюсь, всё-таки сломаю челюсть! Не было смысла сейчас орать и топать ногами, мол, незаслуженно обидели: я сама повелась на поводу у собственной жадности, вот теперь и расплачиваюсь. Но, чёрт возьми, как же обидно и тошно…

- Совсем с головой не дружишь? – неожиданно перед моим носом оказалась охапка алых роз, а в руку впихнули большого белого медведя и плетёную корзинку с фруктами.

Оттолкнув от лица букет, подняла удивлённый взгляд на… довольного до омерзения Мошкалёва (блин, надо было три раза сплюнуть и перекреститься утром, а то сон «в руку» угодил). Молодой человек, сообразив, что Павла Огурцова падать ниц и страстно лобызать носы ухоженных туфель не собирается, недовольно скуксился, картинно передёргивая плечами. Кеша явно не ожидал, что мне взбредёт в голову прогуляться по улице, отсвечивая синим цветом лица и пугая редких прохожих дистрофический худобой, поэтому сейчас молча рассматривал такую «красивую» меня и всё больше и больше офигевал от увиденного.

- Зачем приехал? – первая нарушила игру в молчанку, не выдержав жалостливо-оценивающего взгляда одного из «Казанов».

- Спросить, как ты себя чувствуешь… - неуверенно последовало в ответ, а мне же, до дрожи в руках захотелось съездить кулаком в морду этого напыщенного хлыща.

- Чувствую себя превосходно, помирать пока не собираюсь, да и в ближайшие лет …цать на тот свет не тороплюсь, - знаете, я была бы не я, если сейчас промолчу. – Ой, прости, ты, наверное, приехал, чтобы проверить, как Цепной Пёс справился с заданием и, если понадобится, добить? – Скрутив кукиш, с дьявольски-довольной миной сунула конструкцию из трёх пальцев под нос опешившего блондина. – А вот фиг вам, уроды вонючие, а не моя добровольная капитуляция!

- Паша, ты всё неправильно поняла, - осторожно отодвинув от родного и горячо лелеемого лица тощую девичью лапку с обломанными ногтями, Аркадий присел передо мной на корточки. – Я ничего не знал о планах Дениса и Натана!

- Ну, да, - выдернуть руку из мягкого захвата так и не получилось, поэтому пришлось активизировать серое вещество на предмет очередной ужасно обидной пакости. Может лягнуть его? Вон, как хорошо сидит, как раз по… кхм, короче, больно обязательно будет, если стукну! – Никифорова ты тоже не загонял на крышу корпуса? Или нет, ты, наверное, даже не знаешь кто это такой!

- Павла! – злобный окрик Мошкалёва ещё больше вывел из себя, срывая последние стоп-сигналы.

- Что «Павла»? Я уже двадцать один год «Павла» и так меня могут называть только близкие друзья и родители, но не ты! – всё, это было последней каплей в огромной бадье моего ангельского терпения.

Чтобы не вцепиться в патлы блондина, и не попытаться потаскать его холёной мордой по гравиевой дорожке, резко подскочила на ноги, и с ужасом поняла, что это была не сама лучшая затея: тело начала сотрясать крупная, но жутко противная дрожь, на лбу выступила холодная испарина, а голова предательски закружилась. Уже оседая на промёрзлую землю, краем сознания почувствовала, как меня осторожно подхватили на руки, словно самую ценную и хрупкую вещь в мире. Ни на секунду в моём отуманенном болью мозгу не мелькнула здравая мысль, что позорно показываю слабости врагу… Да и ладно бы просто дала понять, что мне плохо, так нет, Кешка ещё и помогать вздумал!

- Ч-что ты д-делае-ешь? – подавив приступ тошноты, так и не смогла оторвать каменно-тяжёлую голову от широкой груди Аркадия, уютно устроившись у него на коленях и молясь, чтобы не грохнуться в обморок.

- Убью суку! – зло выплюнул Мошкалёв, отведя от моего лица непокорную прядку волос, выбившуюся из косы, и осторожно мазнул губами по виску. – Пашенька, что с тобой, медвежонок мой глупый?

«А вот за «медвежонка» ответишь!» - как-то вяло рыкнула злость, но быстро угасла, подавленная новым приступом дрожи.

- Всё нормально, - каркнув малоубедительную ложь, прикусила губу и уткнулась лбом в подбородок парня.

Наверное, он тоже ощутил крупную дрожь, бьющую моё тщедушное тельце, поэтому крепче обнял и начал поглаживать по спине, шепча на ухо какие-то слова. Вслушиваться и уже тем более разбирать, что именно бормочет этот придурок не было ни сил, ни желания: всё сметала адская боль, вновь и вновь накатывающая частыми волнами, а желудок упорно требовал посетить ближайшие кустики, пока одному отдельно взятому члену «Казанов» не пришлось сдавать своё импортное пальтишко в химчистку или тем паче выкинуть, как непригодное для ношения. Таблетки, прописанные пациентке Огурцовой доктором Фильманом, я уже дня два как не принимала, да и попросить маму принести столь сильные препараты в больницу, значило бы подогреть интерес Евгения Александровича, который бы моментально тогда смекнул, что к чему. Вот теперь и расплачиваюсь, корчась от боли в тёплых и таких… ненавистно-родных объятиях Мошкалёва.

- О-отпус-сти…

Прошипев последний слог, буквально ужом вывернулась из рук опешившего молодого человека и всё-таки удовлетворила насущные требования желудка, наплевав на мнение обо мне, сложившееся у Аркадия после увиденного. Набрав полную пригоршню девственно чистого снега, попыталась вытереть лицо, но трясущиеся, словно после недельного бодуна, руки, напрочь отказывались слушаться, а тело сковала каменно-тяжёлая слабость, давя непосильной ношей на плечи. Хотелось прямо здесь свернуться калачиком, подтянув ноги к груди, закрыть глаза и забыть обо всём, что случилось за последние месяцы. Прикрыв налившиеся свинцом веки, уже хотела осуществить задуманное, как почувствовала осторожное касание холодным снегом губ. Даже не открывая глаз, могу с уверенностью сказать, что Мошкалёв оказался не из брезгливых, и теперь не только помог мне принять божеский вид, но и загрёб снегом излишки больного организма.

- Уходи… - не хочу, но начинаю постепенно испытывать некое чувство благодарности к данному моральному уроду.

Вместо того чтобы покорно послушаться, меня снова подняли на руки и вернули на первоначальное приватное место, то бишь на колени парня. Горячие руки моментально обручем обхватили талию, а нос уткнулся в мою шею, осторожно лаская горячим дыханием чувствительную кожу. Замерев, словно кролик перед удавом (читай: мысленно понимаешь, что всё, капут, но организм уже не хочет сопротивляться), немного прогнулась в спине, давая больший простор для попыток соблазнения, чем и не преминули тут же воспользоваться. В ход пошли теперь губы, ласкающе-дразняще покрывая шею и ключицу, немного освобождённую из плена больничной пижамы, мимолётными, практически невесомыми поцелуями.

Голову, предательницу, полностью окутал розовый туман, дурманящей дымкой просачивающийся в каждую клеточку моего тела и толкая на необдуманные поступки. Запустив руку в волосы Мошкалёва, сжала её в кулак и потянула несильно, но требовательно, назад, заставляя Аркадия немного запрокинуть голову. Манящие губы парня оказались на одном уровне с моими, отчего сразу же припомнила, как однажды задавалась вопросом их вкуса и… Решила повторно выяснить ответ на сей заманчивый вопрос. Накрыв губы Кеши своими, провела языком по нижней губе, чувствуя, как со мной вступают в игру, шутливо укусив за шаловливый язычок.

«Вкус немного солоноватый и такой… развратный,» - констатировала женская логика, делая мысленную пометку всегда иметь при себе ведро ледяной воды во избежание подобных случаев.

Сообразив, о чём только что подумала, резко дёрнулась, прерывая поцелуй, и смотря на ничего не понимающего Мошкалёва квадратными от шока глазами. Молодой человек, умница, быстро сообразил, что его «медвежонка» в очередной раз переклинило, поэтому мне было позволено выскользнуть из объятий и даже немного отойти, сохраняя хотя бы видимость приличной дистанции. Невесело улыбнувшись, Кеша сделал довольно уверенный шаг в мою сторону, за что был награжден волной страха, проскользнувшей в серых глазах, и громкого крика:

- Уходи… Пошёл вон, я сказала!

Дёрнувшись, словно от пощёчины, Аркадий сквозь зубы процедил отборнейшие ругательства, достойные портовых грузчиков, а не сына довольно обеспеченных родителей, вращающегося в определённых кругах, но попыток по нашему сближению больше не предпринимал. Обхватив себя за плечи подрагивающими и основательно замёрзшими руками, решила любым способом добиться желаемого... Пусть ради этого придётся даже унижаться.

- Прошу тебя, уходи… - почти проскулила, чувствуя, как нервы начинают сдавать и из глаз вот-вот польются слёзы.

Я и так не успела морально восстановиться от недавнего признания Савельникова и Булавинцевой, так теперь помимо предателя Егора и сумасшедшего Цепного Пса, мне ещё и жгучего романа с Мошкалёвым не хватает! Понимая, что первым Кеша ни за что не уйдёт, круто развернулась, отмахнувшись от головокружения, и поспешно посеменила в сторону хирургического корпуса, стремясь как можно быстрее попасть под защиту доктора Митищи. Молодой человек не стал меня догонять, всего лишь вежливо поинтересовался, что делать с гостинцами, привезёнными одной взбалмошной вредине.

- Выкини! – рубанула, скрываясь за детской площадкой.

Уже дотопав до отделения, немного притормозила, вскинув голову и изучающе рассматривая пасмурное небо – наверное, вечером будет снегопад. В принципе, ни цветы, ни фрукты и уж тем более медведь, не виноваты, что их купил Мошкалёв. Да и люди старались - выращивали, производили, продавали… А тут я со своими закидонами выпендриваться начала!

- Нет, так дело не пойдёт, - проделав очередной разворот через левое плечо, совершила обратный марш-бросок к лавочке, искренне надеясь, что не застану там молодого человека.

Мои молитвы были услышаны: Кеши по близости не наблюдалось, что помог выяснить пристальный и длительный осмотр близлежащей территории из-за веток раскидистого куста, а вот медвежонок сидел на прохладной, заснеженной лавке, хмуро понурив умильную морду и печально сверкая карими глазёнками-бусенками. Рядом с этим плюшевым чудом нашлись и остальные подарки. Подхватив корзину и цветы, довольно сцапала Топтыгина… Чтобы заметить большой красный бант, завязанный на его шее и выгодно выделяющийся на белом фоне. Карточка, шутливо зажатая между лентой и тельцем моего личного Вини-Пуха повергла в священный трепет и недоумение: «Моему маленькому, сварливому, но такому дорогому и любимому медвежонку! Всегда твой Кеша».

«Нет, Аркадий просто физически не способен испытывать хоть к кому-то тёплые, искренние и крепкие чувства,» - топая обратно к корпусу, пыталась вернуть на законное место утраченное самообладание, занимаясь банальным, но мало продуктивным аутотренингом. – «Поэтому, Пашенька, даже не вздумай становиться на защиту Мошкалёва, иначе…» - Какая именно кара падёт на провинившуюся меня, я так и не придумала, зато получила знатный нагоняй от доктора Митищи, уже ожидавшего пациентку Огурцову на больничных ступенях.

Лёжа в больничной палате и страстно обнимая Винни, не заметила как счастливая улыбка идиотки проскользнула на лице… Да так там и осталось, стоило только припомнить сегодняшнее пятиминутное романтическое помутнение, закончившееся вполне закономерным, а потому логически объяснимым скандалом. Вопрос чисто из врождённого любопытства: Мошкалёв снова попытается за мной ухаживать или всё же махнёт рукой, забраковав подобный вариант на роль своей будущей девушки?

- Привет выздоравливающим, - на улице стоял весёлый Васечкин, который сразу же кинулся забирать у меня спортивную сумку с нехитрыми пожитками. – Нормально себя чувствуешь?

На языке так и вертелось нечто колкое, жутко обидное и унизительно, но, горжусь собой, смогла сдержаться, а не начать орать благим матом на виду у любопытных пациентов и добрых врачей, подкармливавших меня шоколадом, пока Евгений Александрович не видел. Растянув губы в радостно-приветственном оскале, практически радикулитной ласточкой спорхнула со ступенек поликлиники и протянула сумку Егору. Расслабившийся корреспондент явно ожидал, что ему никак не аукнется подстава со статьёй в газете, поэтому спокойно подошёл к до ужаса злой мне довольно близко… за что моментально и поплатился. Сжатый кулак с несвойственной мне силой врезался в солнечное сплетение молодого человека, заставляя последнего буквально задохнуться от неожиданности, и закашляться. Похлопывая по спине согнувшегося пополам корреспондента, самым приторно-сладким голосом прочирикала, стараясь, чтобы никто больше не услышал:

- Это был последний день работы Павлы Огурцовой на такого долдона как ты, Васечкин!

- Признаю, был неправ, - журналист предпринял заранее провальную попытку реабилитироваться в моих глазах. – Но мне нужно было спровоцировать «королевскую» четвёрку на нечто подобное, чтобы найти достойный материал для статьи.

- Сволочь, - злость, сполна подкреплённая неконтролируемой яростью, всё-таки вырвались наружу, сметая былую жалость к идиоту Васечкину. - А если бы меня Гаршин в том переулке к прародителям отправил, тогда что? – Отведённые в сторону нахальные карие глаза сказали намного больше, чем любые слова. – Урод, ты на это и надеялся…

- Нет, - испуганно вздрогнув, Егор дёрнулся в мою сторону. – Я не ожидал, что Павлюченко даст подобный приказ Денису, - благоразумно решив не приближаться к разозлённой фурии, парень поспешно осадил назад. – Думал, что снова тебя в Академии возьмут в оборот, или в кафетерии возникнут «сложности» с посетителями, но чтобы произошло избиение девушки… Поверь, я не хотел, чтобы всё так получилось!

- Галимая отмазка, - проходя мимо бывшего нанимателя к машине, еле сдержалась, чтобы ещё и ногу ему не оттоптать. – Мог бы и предупредить, что чуть ли не баннер над моей башкой повесишь, облегчая поиски информатора «Казановам». Чего молчишь, словно партизан на допросе?

- Я хотел… - тонна недоверия, сквозящая в моём взгляде, сделала своё чёрное дело. – Хорошо, думал, что Гаршин и Павлюченко возьмутся за корреспондента, наваявшего статью, и лишь потом приступят к «обработке» информаторов. Надеялся успеть отвести от тебя подозрения, сказав, мол, что Огурцова давно и по самые уши влюблена в Савельникова, поэтому и ринулась ему на помощь. – При упоминании Германа, сердце неприятно сжалось, а внутри снова образовалась давящая пустота, о которой я на некоторое время забыла… полностью поглощённая белым медведем и его бывшим хозяином. – Но Цепной Пёс решил поступить по-другому… Прости!

- Надеюсь, от подобного развития событий хотя бы ты получил выгоду, - проглотив часть фразы, в которой содержались матерные выражения, не стала дожидаться дальнейших разглагольствований Васечкина, который, стопроцентно, будет давить на жалость, и уселась на пассажирское место.

Отчётливо скрипнув зубами, Егор быстро забросил на заднее сиденье мою сумку, и, обогнув машину, сел рядом. Тишина, заполнившая салон, словно бы возводила барьер между мной и молодым человеком… Да и идти на уступки, пока пострадавшей стороне не будут принесены публичные извинения я не собираюсь, чай, не настолько бесхребетная дура! Поэтому звук работающего мотора, а потом и звонкоголосые переливы радио, стали чуть ли не благословением свыше для нас обоих.

Отвернувшись от водителя, всю дорогу до дома со скучающей миной пялилась в боковое окно, лишь изредка как бы свысока роняя малозначительные фразы. Могу поклясться чем угодно, но стоило нам только выехать за пределы больничной территории, как взгляд наткнулся на белый «Ferrari» Мошкалёва. Водителя через затонированные окна видно не было, поэтому не могу с точностью сказать, где в тот момент находился Аркадий, но сам факт того, что красавец из популярной «группировки» соблазнителей повторно приехал к простой официантке, наверное, говорит о многом.

Савельников и Булавинцева так и не узнали о случившемся со мной, чему я несказанно рада… По крайней мере, усиленно пытаюсь убедить себя в этом. Хотя где-то глубоко-глубоко в сердце всё-таки сидит противная заноза, буквально вопящая о том, что лучшие друзья могли бы и запаниковать из-за трёхдневного отсутствия балбесины Огурцовой. Но, видимо, ребята были настолько заняты друг другом, что на подобные мелочи им просто некогда было отвлекаться. По моей убедительной просьбе, приправленной качественной угрозой раскрыть весь наш многоходовой план общественности, Васечкин благородно согласился сохранить секрет о моём пребывании в поликлинике и дальше. На вполне закономерный вопрос, как именно смогу объяснить красочный синяк на пол морды-лица и забинтованные в тугую повязку рёбра, не менее продуманно ответила, что неестественную синеву кожи спишу на незапланированный полёт с лестницы, а про бинты вообще никто не узнает – как-то не планирую прилюдно оголяться. На том и порешили.

Ввалившись в квартиру и удостоверившись, что нахожусь дома в гордом одиночестве, первым делом ломанулась к заветному ящичку с обезболивающими препаратами, хранящемуся в моей комнате под стопкой белья. Схрупав приличную горсть разноцветных таблеток и капсул, устало опустилась на кровать Сашки, сворачиваясь клубочком и мысленно уговаривая уже ставшую привычной головную боль уйти как можно быстрее и желательно насовсем. Что бы я там не говорила, как бы не стремилась ко счастливой и желательно здоровой жизни, но явные признаки ухудшения моего состояния были на лицо. Если раньше головная боль появлялась раз в несколько дней, то теперь эта сволочь стала постоянной спутницей. Кровь носом, правда, больше не шла, что, несомненно, радовало, а вот тот факт, что любой съеденный продукт не мог удержаться в организме больше тридцати минут сильно огорчал, да и отсутствие аппетита откровенно нервировало.

Пообщавшись со словоохотливой медсестрой Любочкой (хотя, кто там знает, как будущий медицинский работник посещал пары в институте), старательно обходя острые углы и обрисовывая сложившуюся со мной ситуацию как бы со стороны, сделала не самый утешающий вывод: из-за сильного удара по голове, опухоль могла начать разрастаться, выделяя метастазы – заражённые клетки. Как оказалось, именно из-за этих метастаз, распространяющихся с ужасающей скоростью по организму, и умирает человек: первыми «нападению» подвергаются почки и сердце… Когда они перестают нормально функционировать, больному уже ничего не поможет.

Жалости к себе уже не было, сия стадия как-то удивительно быстро у меня протекла, всего каких-то пара дней, а вот злость на Создателя… Хотя нет, так думать нельзя! Чтобы там врачи не говорили, как бы меня не выкручивало наизнанку, но я верю… Нет, точно знаю, что, чёрт побери, выживу и ещё отмечу счастливую «золотую» свадьбу и доведу до нервного срыва проказливых внуков, если не правнуков!..

Слёзы помимо воли брызнули из глаз, скатываясь по щекам, а я всё никак не могла успокоиться, хотя прекрасно понимала, что из-за нервных потрясений может стать только хуже. Наплевав на мнение родителей о своей давно совершеннолетней дочери, свесилась с кровати и подтянула поближе спортивную сумку, второпях брошенную на пол. Выудив из её недр белого Топтыгина, снова вернулась в исходное положение, подтянув колени к груди, но теперь уже крепко прижимая к себе мягкую игрушку. Может это и прозвучит глупо, но когда Винни рядом, я даже чувствую себя в разы лучше… Да и мысль о том, что чахоточная и дурная Павла Огурцова хоть кому-то не безразлична на этом свете значительно придаёт сил и искреннего желания бороться до победного конца!

Дата добавления: 2015-09-06