Родители вас воспитывали в советском духе?

– Нет. Родители Сталину не верили, я бы не стал употреблять слово ненавидели, но за порядочного человека они Сталина никогда не считали. При мне старались о политике не говорить, поскольку я по малолетству мог потом в школе лишнего чего ляпнуть, и когда к отцу приходили его товарищи, бывшие эсеры, представители рабочей интеллигенции Малкин и Ельчев, то разговоров о великом и мудром вожде в моем присутствии не было.

В тридцатые годы, по моему мнению, понятия - любовь к Родине и любовь к товарищу Сталину - были строго разделены, по крайней мере у старшего поколения.

Это уже потом моим сверстникам в комсомоле мозги промыли по полной программе.

У матери были две близкие подруги, наши соседки, как тогда говорили, из «бывших»: княгиня Мария Павловна Орловская и княгиня Софья Николаевна Белявская, бывшая фрейлина императрицы. Это были настоящие аристократки, высокообразованные, культурные и очень умные женщины, потерявшие все при Советской власти, но сохранившие во всем этом коммунистическом маразме и бедламе чувство собственного достоинства. Когда началась Финская война, то Софья Николаевна Белявская, хорошо знавшая Густава Маннергейма по его службе в царской свите, говорила своей соседке, княгине Орловской, следующее –«Сначала коммунисты напали на Польшу, теперь на Финляндию, но я думаю, что Англия и Франция такой агрессии не потерпят, заступятся за финнов и скоро разгромят большевистскую Россию с ее еврейским засильем», на что ей Мария Павловна отвечала – «Я – русская дворянка и мне дорога Россия. А кто здесь правит – ангел, черт, дьявол, - мне безразлично, но это - моя Россия!»… Княгиня Орловская знала двенадцать языков, и этот факт ей спас жизнь в 1918 году, когда летом и осенью в городе чекисты массово расстреливали по спискам «бывших буржуев», проводилась тотальная зачистка – «красный террор». За ней пришли: чекист в кожанке и два матроса, посадили ее на катер и повезли по Неве. Она терялась в догадках, топить будут, или просто застрелят, но ее привезли в Кронштадт, на узел связи Балтийского Флота.

Пришел комиссар, и сказал – «Товарищ Орловская, у нас нет людей, владеющих иностранными языками. Мы бы хотели, чтобы вы здесь работали. Дадим рабочий паек.», а Орловская ему отвечает –«Я вам не товарищ, и прошу обращаться ко мне – Мария Павловна». Так до самой своей смерти в блокаду она не отзывалась на «товарища», для нее этого слова не существовало.

Я до войны много читал, по книгам знал, какая жизнь в Европе, считал себя западником по духу, и еще тогда понял, что товарищ Сталин просто дрянь и сволочь.

И с годами мое мнение о нем, как о законченном подонке и людоеде только укреплялось …

В комсомол я не вступал сознательно.

Дата добавления: 2015-09-06