Кинорежиссер Леонид Луков

В одном из писем известного писателя Бориса Горбатова Леониду Лукову есть такие шутливые строки: «В общем, Вы тут «национальный герой». В Мариуполе хотели соорудить па­мятник Вам возле Вашего дома, но не знают, где этот дом и где эта улица».

Когда в наш город приехала сестра Л. Д. Лукова, она пове­ла меня на оживленную Митрополитскую (в то время улица носила имя Карла Либкнехта) и показала малоприметный дом, отмеченный лишь скромным коммунхозовским номером «18», в котором 2 мая 1909 года родился будущий народный артист Российской Федерации, заслуженный артист Узбекской ССР, заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государствен­ных премий СССР Леонид Луков.

Здесь я позволю себе небольшое отступление.

Когда впервые написал о мариупольце Л. Лукове, я и не подозревал, что знаменитый кинорежиссер — еврей. Я понял это, лишь когда разыскал его сестру и узнал, что зовут ее Сар­ра Давыдовна. А о том, что друг Лукова писатель Борис Гор­батов еврей, я узнал совсем недавно, с наступлением у нас эпо­хи гласности.

Не скажу, что меня совершенно не интересовало националь­ное происхождение героев моих «рассказов краеведа». Но в первую очередь для меня имело значение, какой вклад в науку, культуру и жизнь страны сделал тот или иной человек. Зато «пятой графой» весьма внимательно интересовались те, кото­рые пропускали (или не пропускали) в печать мои писания. Так, в одной из статей я рассказал о встрече и переписке с Саррой Давыдовной. В опубликованном варианте в целях мас­кировки ее библейские имя и отчество были усечены редакто­ром до инициалов: С. Д. Лукова...

А теперь продолжим рассказ о талантливом кинорежиссере.

Его творчество настолько значительно, что невозможно на­писать историю советского кинематографа, не уделяя почетного места фильмам нашего земляка. «Большая жизнь» и «Два бой­ца», «Александр Пархоменко» и «Это было в Донбассе», «Ря­довой Александр Матросов» и «Олеко Дундич», «Две жизни» и «Разные судьбы» — вот далеко не полный перечень фильмов, начинающихся с титров: «Режиссер-постановщик Леонид Лу­ков». Среди перечисленных произведений есть и такие, которые справедливо считают классикой советского (сколь ни режет слух этот эпитет, без него не обойтись. Когда-то мы смеялись над лозунгом «Советское — значит отличное». Но не всегда «советское» означает бездарное. Этим словом обозначается целая эпоха в жизни громадной державы — СССР, в которой (жизни) всякое было, — не только плохое). Непрестанные твор­ческие поиски приводили этого большого мастера в самые раз­личные края огромной страны. Он работал во многих городах и побывал «в разных странах иностранных». Но был край, кото­рому он отдал всю любовь своего сердца, всю силу своего та­ланта. Это — Донбасс, певцом которого справедливо считают Леонида Лукова. И был город у моря, любимый и незабываемый — Мариуполь». В статье «Как я стал режиссером» он писал: «Мне вспоминается дом, в котором я родился, улицы, по ко­торым бегал босиком, ровный шум морского прибоя и степи — дали просторных донбасских степей, куда меня тянуло всю жизнь неудержимо».

Он был сыном мелкого банковского служащего. Большая семья не имела своего жилья и едва сводила концы с концами. Свою трудовую деятельность Луков начал в двенадцатилетнем возрасте.

Одновременно Луков учился в электропрофтехшколе (ныне Мариупольский индустриальный техникум).

В те годы на центральной улице Мариуполя было два кино­театра, или, как их тогда называли, иллюзиона. Нередко можно было видеть высокого черноволосого юношу, спешащего с жес­тяными коробками из одного кинотеатра в другой. Это был Ле­ня Луков, страстно влюбленный в молодое искусство кинемато­графа. Для того, чтобы бесплатно смотреть все фильмы и не пропускать ни одного из них, он обязался носить коробки с лентами из «Гиганта» в «XX век», обеспечивая демонстрацию одной и той же картины на двух экранах одновременно».

Сарра Давыдовна Лукова передала мне машинописную ко­пию заявки на книгу «Как я стал режиссером», которую Леонид Давыдович собирался, но не успел написать. В этом документе есть любопытные строки о мариупольской юности Л. Лукова:

«Повествование начнется с юношеских лет, когда, увлека­ясь искусством, я поступил в мариупольский драмкружок «Юный актер». Пусть покажется сейчас невероятным, но в 14 лет я уже играл Чацкого.

С улыбкой припоминаются далекие годы юности и думает­ся, что немало веселых историй можно восстановить в памяти о наших вечных репетициях (из-за отсутствия помещения) на берегу Азовского моря, и гастроли в близлежащие села, кото­рые не приносили нам ни славы, ни денег. Но как судьба ни наказывала, ни испытывала, мы были верны искусству и не по­кидали свой драмкружок, несмотря на занятость в школе и на работе на заводе»:

Вдобавок к перечисленному Леня Луков в Мариуполе увле­кался еще и сочинительством. Немало тетрадей было исписано учеником электротехника эстампажного завода (ныне мариу­польский завод «Октябрь»), одно произведение за другим по­сылал он в различные редакции. «И когда один из моих рас­сказов, — вспоминал он впоследствии, — вдруг был напечатан в газете «Наша правда» (так назывался тогда «Приазовский ра­бочий» — Л. Я.), я обрел неимоверную уверенность. Это я вспоминал не раз в трудные моменты сомнений, с каждым го­дом посещавшими меня все чаще и чаще».

Он был среди первых членов литобъединения, действующего и поныне как литературный клуб «Азовье» при редакции «При­азовского рабочего».

Леониду Лукову было лишь 17 лет, он учился еще на рабфа­ке и работал грузчиком на табачных складах, когда только что родившаяся Киевская киностудия приняла его первый сцена­рий «Ванька и «Мститель». «Он, — пишет один мемуарист, — обладал замечательным качеством объединять вокруг себя да­ровитую молодежь. Большое чувство юмора, ярко выраженная талантливость уже тогда были оценены в коллективе».

Этот романтик, ходивший в латаных штанах, но видевший прекрасное будущее, вскоре стал автором многих обративших на себя внимание фильмов: «Родина моя — комсомол», «На­кипь», «Итальянка», «Я люблю». Две последние ленты поло­жили начало знаменитому циклу художественных картин Лео­нида Лукова о шахтерском Донбассе.

«Донбасс, — говорил он, — край сильных людей, людей с красивой душой и великим сердцем». Такими явились перед зрителем донецкие горняки в первой серии «Большой жизни» (1940). Она сразу покорила зрителей атмосферой жизненной правды, яркими человеческими характерами. Особый успех имел этот фильм в городах и рабочих поселках Донбасса. На него шли целыми семьями, шли как на большой праздник. Этот фильм стал долгожителем наших кино- и телеэкранов.

То, что создано Леонидом Луковым во время Великой Оте­чественной войны, стало духовным оружием в руках сражав­шегося народа. Известен эпизод, который произошел при сда­че «Александра Пархоменко» (1942). Присутствовавшие на про­смотре представители военного командования предложили сроч­но подготовить вариант фильма на украинском языке для от­правки его в партизанские соединения. Это было связано с не­малыми трудностями, но задание командования выполнили в кратчайший срок, и уже летом 1942 года «Александр Пархомен­ко», по выражению зрителя, «громил гитлеровцев».

Еще больший успех выпал на долю картины «Два бойца» (1943). Вот отклики выдающихся мастеров кинематографа об этом творении нашего земляка.

Сергей Юткевич: «Отрадно видеть и ощущать, как растет и крепнет талант Лукова, фильм сделан с прекрасной скромно­стью, которая всегда является признаком настоящей силы...».

Григорий Александров: «Режиссер Л. Луков создал свежую и по-новому интересную картину. Весь фильм пронизан светлым юмором, и даже в «грустных» сценах «огонек юмора» освеща­ет события ласковым и приятным светом...».

Всеволод Пудовкин: «Художников, которым даются такие картины, следует всячески поддерживать».

«Всячески поддерживать...» Через год с небольшим после Победы, в достижение которой режиссер внес заметный вклад, последовал сокрушительный удар — постановление ЦК ВКП(б) «О кинофильме «Большая жизнь».

Вторую серию этого фильма Луков закончил летом 1946 го­да. В ней он показал, как после освобождения Донбасса, когда фронт откатился на запад, горняки восстанавливают варварски разоренное хозяйство, затопленные лавы. Участвовали в филь­ме герои первой серии Харитон Балун (Борис Андреев), инже­нер Петухов (Марк Бернес), Ваня Курский (Петр Алейников) и другие. • •

Думаю, что Луков совершил ошибку, не устояв перед со­блазном продолжить эксплуатацию удачно найденного сюжета, принесшему ему огромный успех. Подобные попытки в искус­стве не единичны, но, как правило, они ни к чему хорошему не приводят — «тому в истории мы тьму примеров слышим».

В фильме чувствуется рука большого мастера, есть в нем немало удачных сцен, операторских и актерских удач. Но есть во второй серии и существенные недочеты, явственно ощущается фальшивость некоторых эпизодов, надуманность сцени­ческих построений. Об этом нелицеприятно сказали на худсове­те Министерства кинематографии Сергей Герасимов, Всеволод Пудовкин, Николай Охлопков, писатель Леонид Леонов.

Но одно дело — суждения высоких профессионалов (к со­жалению, к их мнению не прислушались и фильм выпустили без поправок), другое дело — приговор «отца народов» с его некомпетентностью в искусстве.

Сталин посмотрел фильм одним из первых. 9 августа на за­седании Огрбюро ЦК ВКП(б), на котором обсуждались журналы «Звезда» и «Ленинград», а также и «Большая жизнь» Леони­да Лукова и «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна, он, в част­ности, сказал:

— Возьмем фильм «Большая жизнь». Это — не большая жизнь. Больно смотреть на изображение наших людей. Удиви­тельно, когда дело касается советских людей, умудряются ис­пачкать каждый раз. Обидно. Искажены отношения. В фильме показан не Донбасс культурный, механизированный, а фильм показывает самые грубые процессы физического труда.

Тут судьба столкнула на узкой дорожке двух мариупольцев: Андрея Александровича Жданова и Леонида Давыдовича Лу­кова.

Печально знаменитое постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» сталинский идеолог подготовил быст­ро: через пять дней после упомянутого заседания оно уже бы­ло опубликовано. Постановление о «Большой жизни» появи­лось почти через месяц — 4 сентября. Готовивший его Жда­нов отвесил в нем своему земляку-мариупольцу полной, как го­ворится, мерой.

Говорят, что Андрей Александрович был по-своему непло­хим, мягким, интеллигентным человеком. Если это так, то он не мог не понимать, сколь беспочвенно обвинять в незнании жиз­ни донецких шахтеров Леонида Лукова, который все свое творче­ство посвятил Донбассу. Он не мог не понимать, что прав Лу­ков, а не Сталин, что художник воспроизвел на экране то, что есть в жизни: разруху, непомерный тяжкий труд при отсутствии современной техники и механизации, кровь и пот тех, кто в не­человечески тяжелых условиях восстанавливал разоренный Донбасс. Но Сталину хотелось парадности и победных маршей, а не правды жизни, и Жданов подобострастно передал в поста­новлении не только мысли, но даже интонации «гениального вождя».

Надо ли говорить, что ни Луков, ни «прорабатываемые» в ждановском документе Сергей Эйзенштейн, Всеволод Пудов­кин, Григорий Козинцев и Леонид Трауберг, пусть даже не во всем безупречны были их творения, не заслужили такой злой, такой зубодробительной критики.

Впрочем, Леониду Лукову, можно сказать, «повезло»: его не расстреляли, как Мейерхольда, не превратили в «лагерную пыль», как Бабеля и Мандельштама, не лишили хлебных карто­чек, как исключенных из Союза писателей Анну Ахматову и Михаила Зощенко. Его, правда, сняли с поста художественно­го руководителя «Союздетфильма» (ныне киностудия имени М. Горького), но работать не запретили. Он снял фильм «Ря­довой Александр Матросов» — его приняли холодно. От него ждали другого.

Что после сентябрьского сорок шестого года постановления Сталин, Молотов и Маленков встретились и беседовали с Эй­зенштейном — об этом в нашей печати сообщалось и в культовские времена. Но была еще встреча тогдашнего партийного руководства с Леонидом Луковым — публикаций об этом мне читать не приходилось.

Об этой встрече Леонид Давыдович рассказал другу своей мариупольской юности М. А. Замаховскому. Было это в начале 50-х годов, когда Луков, снимавший «Донецких шахтеров», при­вез творческую группу на отдых в родной город. Я этот рассказ записал со слов М. А. Замаховского в 1967 году.

Лукову сообщили, что он должен быть в Кремле на Малом бюро Совета Министров, где будет обсуждаться вопрос о его фильме. На бюро присутствовали Сталин, Молотов, Каганович и Маленков.

— Ну что, товарищ Луков, — обратился к нему Сталин, -— доложите, что вы думаете говорить о наших шахтерах языком кино........

Луков так волновался,- что в ответ не мог произнести ни слова.

Сталин налил из графина воды и подошел к Лукову со ста­каном:

— А ты спокойней, спокойней...

Леонид Давыдович рассказывал, что он не мог сдержать сле­зы и еле проговорил;

— Товарищ Сталин, я понимаю, что совершил большую ошибку, неправильно показал жизнь донецких шахтеров. Раз­решите мне переделать вторую серию.

— Не переделать, а сделать заново. Не с собачеевками и шанхайчиками, а современный Донбасс показать, технически оснащенный, культурный и зажиточный.

Надо помнить, что Луков рассказывал об этой встрече при жизни Сталина. Даже самому близкому другу он не мог тогда открыть все, что думал о драме, разыгравшейся вокруг второй серии «Большой жизни». Но на смертном одре, умирая в 54 го­да, Леонид Давыдович сказал Фридриху Великому (так он на­зывал кинорежиссера Фридриха Эрмлера):

— Если бы не было того разговора со Сталиным, то я на­верняка не находился бы сейчас в горизонтальном положении.

Сказано это было в ленинградской больнице 24 апреля 1963 года, когда Лукову осталось жить всего лишь несколько часов. После кончины режиссера выяснилось, что он перенес три не­зарегистрированных инфаркта. Ждановское постановление, беседа с «отцом народов» и «Донецкие шахтеры» — лакировоч­ный, фальшивый, приспособленческий фильм, сделанный по за­казу Сталина, — все это не прошло для него бесследно.

Он был человеком редкой доброты и отзывчивости. «Боль­шое внимание Луков уделял работе с актерами», — лаконично сообщает энциклопедия. Подробно и задушевно рассказывают об этом снимавшиеся у него артисты, заслужившие всенарод­ную любовь. Жалею, что не могу привести все эти удивитель­ные признания в любви и уважении. Многие из них я слышал лично от учеников Леонида Давыдовича, приезжавших на гаст­роли в Мариуполь.

МАРК БЕРНЕС: «Никогда ранее, да и впредь мне не при­ходилось в жизни встречать режиссера, который умел бы так проникать в душу актера, как это умел делать Леонид Луков».

ЛЕВ СВЕРДЛИН: «Всегда он хлопотал о ком-то: то о вдо­ве погибшего на фронте воина, то о нуждающихся детях, то о заболевшем товарище. Встретившись с Луковым на съемочной площадке, я смог по достоинству оценить его высокий профес­сионализм, его темперамент большого художника и редкостное умение пробуждать в актере творческую инициативу».

ВЯЧЕСЛАВ ТИХОНОВ: «Участвуя в двух картинах Лукова, я восторгался удивительной увлеченностью постановщика, ко­торый ежедневно — все 24 часа — находился в творческом по­иске. Его самоотверженность подкупала всех, и я, тогда моло­дой актер, учился у него предельной взыскательности к себе, по­истине трепетному отношению к труду».

Каждый раз, когда работа над фильмами проходила в Дон­бассе, Леонид Давыдович в день отдыха привозил творческий коллектив на Азовское море.

— Поедем в Мариуполь, — говорил он, — я покажу вам свой родной город.

Рассказывают, что в один из таких приездов кортеж авто­мобилей остановился на улице Карла Либкнехта у дома номер 18. Оживленная толпа артистов высыпала на щербатый тротуар, слышались шутки, смех. И Борис Горбатов, лукаво поблескивая стеклами очков, сказал:

— Вот увидите, друзья, пройдет какой-нибудь десяток лет, и на этом доме появится мемориальная доска: «Здесь родился и жил величайший кинорежиссер мира Леонид Луков».

Артисты зааплодировали: шутка была принята.

Сегодня в Мариуполе водители многих троллейбусных мар­шрутов объявляют остановку «Кинотеатр имени Ленида Луко­ва».

Он находится на главном проспекте родного города выдаю­щегося кинорежиссера.

Дата добавления: 2015-10-13