А паспорт носитес собой?

Всё было как в детективном кино. Едва я отворил калитку во двор, у меня тут же спросили паспорт. Вопрошающий был строг, как начальник конвоя строг к подконвойному, словно я ненароком забрел не туда. Вчера меня уверяли, что по указанному адресу находится православная церковь, однако вокруг ничего церковного не было, ни колокольни, ни купола под крестом, а одноэтажная хоромина в семь окон без наличников по фасаду – вход со двора, окна зашторены – смотрелась нелюдимо и мрачно. Вдобавок эта охрана... (Третьяков Игорь)

Тем не менее молодой человек, меня задержавший, был весьма приветлив. Редкая бороденка по-детски курчавилась у него по лицу и, просвечиваясь насквозь, делала его ещё более дружелюбным.

– Ну, брат, ты даёшь! – улыбнулся я, озадаченный столь резким приемом. – Ты зачем такой строгий?

В ответ он тоже улыбнулся, и голос его враз потеплел.

– А-а... Вы, наверное, корреспондент? Тогда ладно, проходите. Вас ждут.

Так что с адресом ошибки не было. А церковь, обыкновенная православная, находилась именно здесь. Только, не имея внешних опознавательных атрибутов, она как бы спряталась внутри этой неказистой хоромины с семью окнами по фасаду. Остальное – хор певчих, горящие свечи, священник с кадилом – все было привычно, как всюду, и вместе с тем...

Что-то было не так. Почему, к примеру, служба служится в обыкновенной избе? Не в обычном храме, что было бы более пристойно. Почему женщины низко, почти до глаз, подвязаны платком, как монашки? Почему так много бородатых мужчин? Почему все подпоясаны тесьмой поверх рубашек? Казалось, я угодил куда-то в прошедшие времена, в компанию старинных русских людей, каких можно увидеть разве что на картинах художников. Вездесущий Игнатий Лапкин, с кем мы познакомились накануне, после заутрени мне кое-что объяснил. Он принял моё удивление как должное.

– У нас община особая. Мы относимся к Русской Зарубежной Церкви. И таких общин по России, я думаю, не сыскать...

...Многое опять упиралось в его тюремные дела. Когда его брали и судили за самиздат, он был уже владельцем крупнейшей духовной фонотеки, равной которой, возможно, не было в мире; там были Жития Святых, начитанные на плёнку, и произведения запрещенных в Советском Союзе писателей, и поучения отцов церкви; общий объем звучания превышал 1200 часов (а всего с интервью с раскулаченными и репрессированнымим – 2500 часов непрерывного звучания); и вся эта роскошь, угодив в разряд вещдоков, после суда уничтожена.

Кто бы знал, что Игнатия освободят? Что его признают жертвой политических гонений? Здравствуй, кум, под лестницей! Отдай, не греши! Возврати моё законное! А возвращать-то нечего, всё в огне сгорело. И тогда в порядке компенсации ему отдают целое подворье в черте города Барнаула общей площадью свыше 200 квадратных метров. Но Игнатий Тихонович – бессребреник! И поскольку церковная община, старостой которой он является, не имеет места для богослужений, всю полученную недвижимость он, разумеется, отдает в пользование общине, половину под церковь, половину под жилье тем верующим, кому негде преклонить головы. Лично ему ничего не надо.

О БОРОДЕ. ДОСТОИНСТВЕ. И БОЖИЕЙ ДЕСЯТИНЕ

(Из бесед с Игнатием)

– Когда меня спрашивают, что в моей деятельности главное, я показываю на общину. Ранее совершенно чужие, разные по взглядам и положению люди – студенты, служащие, рабочие – сделались единой семьей. Роднее родных! У них всё едино – и пост, и молитва, и милостыня. Все знают друг друга. Что у кого в семье? Кто куда уезжает? Кто заболел? Как дети? Кого навестить надо? За кого помолиться особо?

Дата добавления: 2015-10-13