О церковной жизни

На возрождение церковной жизни можно надеяться, если приходы станут настоящими общинами, потому что приход и община - это совсем не одно и то же. Все ли знают, что у нас несколько миллионов баптистов? А ведь это все русские люди, которые не нашли себя в Церкви. Однажды Харчев, бывший председатель Совета по делам религии, выразился так (может, я не буквально его цитирую, но смысл таков): "Напрасно мы притесняли Церковь, от этого только умножились секты". Секты были для них страшны тем, что туда нельзя внедриться, подставить своих людей, - они сейчас же будут выброшены. А в приходе это сделать очень удобно. Вся беда наша в том, что всякий приходящий в храм не чувствует, что он приходит в единую семью, общество единомышленников, где о нем помнят, о нем заботятся, им интересуются, на него обращают внимание; и если человек в праздник не придет в церковь, его отсутствие будет замечено, к нему придут и узнают, что случилось, он будет не безразличен для других.

Люди сейчас все истосковались от одиночества, им не хватает глубокого общения, они, к сожалению, не находят этого в приходе церковном, где человека могут просто не заметить, и даже обидеть; пришел он - хорошо, не пришел - тоже хорошо, редко кто станет его искать, предлагать свою помощь. Общины в полном смысле этого слова у нас нет, и наша церковная жизнь индивидуализировалась, стала делом сугубо личным. Каждый живет и подвизается сам по себе, а поэтому часто не может воспринимать другого духовного опыта, который хоть в чем-то незначительном отличен от его собственного. Плоды этого - взаимное отчуждение, замкнутость, ожесточение.

Мне часто приходилось слышать от людей, ревнующих о спасении, странные слова: "Как было хорошо сегодня молиться - храм был почти пустой, никто не мешал, можно было спрятаться и сосредоточиться". Так молятся келейно. Христос потому и говорит: "Войди в клеть твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне..." (Мф. 6. 6). Но к церковной молитве предъявляются совершенно иные требования. Здесь все "едиными усты и единым сердцем" славословят Единого Отца Небесного.

Что община и приход - понятия не тождественные, очень полно сказано в книге о. Николая Афанасьева "Церковь Духа Святого". Собственно, Церковь - это и есть община, то есть - местная Церковь, в которой обитает вся полнота Вселенской Церкви. Сейчас появилась возможность восстановить в Церкви святоотеческую традицию богословия таинств, вернуться к подлинным основам церковной жизни, но на примере вновь открытых монастырей и храмов убеждаешься в обратном: восстанавливаются те же синодальные формы церковной жизни, которые исторически себя не оправдали и привели к катастрофе 1917 года.

Теперь у нас возмущаются наплывом протестантских проповедников с Запада и пытаются это прекратить. Но с такими явлениями силой бороться бесполезно, уже были такие опыты до 1917 года, - к чему они привели?! Церковь должна противопоставить этой проповеди свою, подлинно церковную проповедь. Для того, чтобы проповедь принесла какие-нибудь благие плоды, для того, чтобы она ударила в сердце другого человека и получила отклик, сам проповедник должен жить тем, о чем он хочет свидетельствовать, видеть в этом смысл своей жизни (поджигатели должны сами гореть!) - как апостолы. Ап. Павел пишет, что его Христос послал не крестить, а проповедовать, благовествовать (1 Кор. 1. 17).

Можно сказать, что главная проблема сегодня в нашей Церкви - экклезиологическая. Мы переживаем ту же ситуацию, которую переживала католическая церковь в пятидесятые годы, когда уже в воздухе носилась необходимость собора, но только все боялись что-либо трогать. Когда скончался папа Пий XII, папу Иоанна XXIII избрали только для того, чтобы заполнить место: ему было уже за восемьдесят, он был стариком. Но он сумел повернуть эту огромную, сложнейшую машину - я имею в виду структуру Западной Церкви - в этом его заслуга, это был великий человек, и я думаю, со временем Римская Церковь причислит его к лику святых.

То же самое и у нас происходит сейчас. Мы переживаем такое же оцепенение, боязнь расстаться со старым. Католики тоже были консерваторами, не меньше, чем православные, - никак со своей латынью не могли расстаться, со схоластикой не могли расстаться, (с тем образом благочестия, который был принят на Западе.) И II Ватиканский Собор был событием, конечно, выдающимся. Прежде всего, потому что переменилось отношение католической церкви к православной: раньше католики считали все восточные церкви схизматическими, а после Собора стали воспринимать их по отношению к католической церкви церквями-сестрами, хотя многие православные считают, что это лишь только на бумаге, а в жизни все совершенно иначе.

Но надо помнить, что и определения Вселенских Соборов в жизнь внедрялись не сразу, а в течение многих десятилетий и даже столетий. Будет и у нас Великий Собор, будет и у нас литургическая реформа. Может быть, она начнется снизу, подобно тому, как это было в Католической Церкви.

Бенедиктинский монастырь в Шеветони в Бельгии был поначалу очень гоним Ватиканом именно за свою любовь к Православию, его основатель отец Ламбер Бодуэн, известный как активный участник литургического движения, был отлучен от монастыря и сослан во Францию, и только когда папой стал Иоанн XXIII, о. Ламбер смог вернуться в свой монастырь.

Католическая Церковь уже поняла, что она многое утратила из того, что у нее было общего с Восточной Церковью, и пытается это у себя восстановить, и в этом тоже заслуга" II Ватиканского Собора. Сейчас никто не может упрекнуть католиков в том, что они лишают людей Чаши. Что касается филиокве, то теперь это вообще нельзя считать проблемой, и, тем более, - такие мелкие обрядовые разности, как квасной или пресный хлеб, употребление органа за богослужением, или бритье бороды, или целибат духовенства, который сейчас уже пришел и к нам.

Дата добавления: 2015-10-13