Глава XVIII 3 страница

В начале 70-х годов сельскохозяйственное производство несколько увеличилось, особенно в Эль-Хасе, в районах, прилега­ющих к столице, в Касиме. Растущий спрос на овощи и фрукты могли удовлетворить только крупные и средние хозяйства, ис­пользующие машины и удобрения. Создавались птицефермы и мясо-молочные фермы ¹²⁵. Высокотоварными были крупные план­тации финиковых пальм в оазисах Эль-Хасы, Медины, Бурайды, Анайзы, овощные плантации и сады в Эль-Хасе, Эль-Хардже, Медине ¹²⁶.

Но, несмотря на усилия правительства, к тому же носившие зачастую показной характер, и успех капиталистических ферм, сельское хозяйство в целом по стране испытывало разрушительные последствия и рыночной конъюнктуры, и агротехнических ме­тодов, и социальных условий. В Саудовскую Аравию шло ши­рокое вторжение дешевой сельскохозяйственной продукции из других стран. Поднять на нее пошлины правительство не решалось, опасаясь широкого недовольства населения ро­стом цен. Но конкуренция ввозимого продовольствия под­рывала мелкие и часть средних крестьянских хозяйств. Фел­лахи, владевшие мелкими участками и арендовавшие их, не имея средств на приобретение оборудования, удобрений, семян, незнакомые с агротехникой и новыми условиями рынка, разорялись. В оазисах наблюдалась нехватка рабочих рук, вызванная быстрым оттоком наиболее активной и молодой части феллахов в города, на строительство, государственную службу, в сферу услуг и торговлю ¹²⁷.

Внедрение механических помп в крупных хозяйствах, уве­личение потребления воды городами и промышленностью вызвало падение общего уровня вод, высыхание колодцев, гибель посевов, садов, плантаций, целых оазисов. Водоснабжение ухуд­шили и засухи 50—60-х годов. Крестьяне-бедняки не могли ку­пить более совершенные помпы, пробурить глубокие скважины или колодцы, поэтому они «вымывались» из сельскохозяйствен­ного производства. А рядом появлялись крупные хозяйства, при­надлежавшие хозяевам-абсентеистам, под управлением египтян или палестинцев и с рабочими-йеменцами. Часть разорившихся крестьян становилась батраками в крупных хозяйствах капита­листического типа. Другая часть бросала или продавала землю, уходя на заработки ¹²⁸.

Доля валового национального продукта, приходящегося на сельское хозяйство, непрерывно уменьшалась. По подсчетам В. В. Озолинга, с 1964/65 по 1974/75 г. валовой национальный продукт на душу населения в целом по стране вырос с 460 до 1300 долл., а в сельском хозяйстве — лишь с 80 до 105 долл. Учитывая инфляцию, можно предполагать, что роста фактически не было. Уделом подавляющего большинства феллахов и кочев­ников оставались постоянное недоедание, нехватка белков и витаминов, болезни ¹²⁹.

«Как земледелие, так и животноводство остаются наиболее отсталыми и застойными отраслями экономики», — справедливо считает В. В. Озолинг, но его мнение, будто «сельское населе­ние фактически не получило ничего от развития нефтедобычи и быстрого увеличения доходов государственного бюджета» ¹³⁰, звучит слишком категорично. На благосостояние крестьянских и бедуинских семей в 60—70-е годы влияли и отходничество, и правительственные субсидии, и программы ликбеза и развития школ, и улучшение коммуникаций. Другое дело, что из колос­сальных нефтяных доходов, поглощавшихся правящим классом, лишь незначительная часть доставалась низам.

Сельское хозяйство Саудовской Аравии «нефтяной эпохи» стало жертвой столкновения различных сил и тенденций. Прави­тельственные проекты, строительство плотин, бурение скважин давали лишь ограниченный эффект из-за коррупции администра­ции, некомпетентности подрядчиков, нечестности иностранных фирм, многократно завышавших стоимость работ, и оставались, как правило, убыточными ¹³¹. Развитие производства в оазисах тормозилось преобладанием мелкого землевладения и земле­пользования, устойчивостью феодальных и дофеодальных отно­шений, опутывающих феллахов. Нерентабельность вложений в земледелие из-за конкуренции импортного продовольствия сочеталась с оттоком активного населения в города. Страна ввозила примерно половину потребляемого ею продовольствия ¹³². При сложившихся производственных отношениях в сельском хозяй­стве, при специфической рыночной конъюнктуре, учитывая общую социально-политическую структуру страны, важный сельско­хозяйственный сектор экономики оказался перед сложнейшими проблемами.

Дальнейшее разрушение традиционного кочевого хозяйства и ослабление племенной организации. Образ жизни и хозяйствен­ной деятельности аравийских кочевников, сохранявшийся более тысячелетия, в 40—60-е годы нашего века стал быстро меняться. Еще до появления доходов от нефти развитие моторного транс­порта в Саудовской Аравии и других ближневосточных странах лишило верблюдоводов основных рынков скота, а создание цент­рализованного государства — дохода от набегов на оседлых и пошлин с караванов.

В конце 50-х — начале 60-х годов разрушение кочевого хо­зяйства ускорила катастрофическая засуха. Она вызвала падеж большого количества скота, разорила кочевников. Страна вынуж­дена была ввозить и мелкий рогатый скот, и верблюдов. По дан­ным экспертов Лиги арабских стран, в Восточной провинции, например, количество скота сократилось в десятки раз ¹³³. Авто­ры американского «Регионального справочника по Саудовской Аравии» более осторожны в своих оценках и предполагают, что из-за засухи, истощения пастбищ и переселения молодых бедуинов в города количество скота уменьшилось примерно на 20% ¹³⁴.

По различным источникам, в середине 60-х годов в Саудов­ской Аравии было 0,6—1 млн. верблюдов, 4—6 млн. овец и коз, 0,25 млн. голов крупного рогатого скота ¹³⁵.

Общепризнано, что число кочевников за 50—60-е годы быст­ро уменьшилось и относительно и абсолютно. Но отсутствие на­дежной статистики не позволяет говорить об этом процессе с до­статочной цифровой точностью. К. Твитчел, ссылаясь на оценки ФАО, определил на 1956 г. 12% населения как оседлых земле­дельцев, 66% — как кочевников-бедуинов (включив в эту катего­рию и полукочевников), а 22%—как жителей городов. Общее население Саудовской Аравии он оценивал между 3 млн. и 6 млн., склоняясь к цифре 4,5 млн.¹³⁶. Спустя девять лет, согласно мне­нию экспертов из Лиги арабских стран, бедуинов было 30%, в том числе в Неджде — 50%, в прибрежных районах Хиджаза — 20% ¹³⁷. По данным «Регионального справочника по Саудовской Аравии», в середине 60-х годов скотоводство было главным источ­ником дохода для половины населения, хотя чистых кочевников-верблюдоводов, по мнению его составителей, было 200—300 тыс. человек из общего населения 4—4,5 млн.¹³⁸.

Вплоть до середины 60-х годов отсутствие достаточно при­влекательной альтернативы хозяйственной деятельности вновь и вновь заставляло массы кочевников сохранять разведение верблюдов как единственно надежный источник сущест­вования, хотя и полуголодного. Государственная политика посе­ления кочевников на землю давала лишь частичные и очень ограниченные результаты.

В конце 60-х годов была принята 20-летняя программа, ко­торая предусматривала постепенный перевод на оседлость при­мерно 60 тыс. бедуинских семей — 400—450 тыс. человек, но она не выполнялась¹³⁹. Наличные водные источники без серьезных капиталовложений просто не могли обеспечить орошения новых площадей, а лучшие участки были разобраны. Даже если государ­ство за свой счет орошало тысячи гектаров, как, например, в Хараде, на полпути между Эр-Риядом и Даммамом, бедуины неохот­но оседали на землю. Бывало, что кочевники, не имевшие земле­дельческих навыков, после двух-трех сезонов полевых работ, не получив ожидаемого улучшения благосостояния, возвращались к прежнему образу жизни. Трудно было изжить и традиционное презрение бедуина к труду феллаха ¹⁴⁰. Но процесс номадизации в 60-е годы был все же исключением, а не правилом. Если бедуи­нам было трудно приспособиться к земледелию, то в городах они находили все расширяющийся круг занятий или правительствен­ную помощь.

Появление нефтяной промышленности оказало воздействие на кочевников, как и на другие слои населения. В 30-е годы нефтя­ная компания стала использовать бедуинов сначала в качестве проводников, затем как чернорабочих, но скоро убедилась, что если первую роль они выполняли успешно и с удовольствием, то ко второй были просто не приспособлены. Бедуины с готовностью садились за руль автомашин: сменить караванный извоз на авто­мобильный не казалось унизительным даже для детей шейхов и отвечало психическому складу кочевников ¹⁴¹.

АРАМКО открыла специальные центры, где молодых бедуи­нов обучали водить и обслуживать грузовики ¹⁴². В 50—60-е годы правительство поощряло продажу автомашин бедуинам, и неко­торые кочевники стали распродавать верблюдов и приобретать грузовики. У кочевой знати благодаря, в частности, денежным и другим подаркам короля появились возможности обзавестись собственным автотранспортом. Грузовики стали заменять верблю­дов там, где позволял рельеф местности, на них же доставляли на пастбища воду или перебрасывали с одних пастбищ на другие овец и коз.

Интенсивное бурение в поисках воды, проводимое как нефтя­ными компаниями, так и другими фирмами, позволило открыть новые источники воды. Они уже не считались собственностью того или иного племени. Вокруг них разбивали палатки члены разных кланов и племен. Границы традиционных дира — племен­ных территорий, которые определялись и наличием пастбищ, и источниками воды, — стали все более и более стираться.

Правительство снабжало бедуинов семенами клевера, чтобы они засевали им после дождей долины — вади. Кочевников при­учали делать запасы сена на случай засухи, что способствовало переходу к полукочевому скотоводству ¹⁴³.

Вокруг поселков и городов нефтяников стали оседать быв­шие бедуины, которые обслуживали нефтепромыслы и занима­лись земледелием. Кочевники строили глинобитные жилища, в их поселениях появлялись мечеть, начальная школа, одна-две лавки ¹⁴⁴.

Развитие городов и увеличение спроса на мясо, улучшение во­доснабжения, использование грузовиков позволили многим кочевникам изменить состав своих стад. Если до конца второй мировой войны разведение верблюдов было главным занятием самых больших бедуинских племен Саудовской Аравии, то с 50— 60-х годов они постепенно обратились к овцеводству. Разведение овец требует меньше перемещений и позволяет как мужчинам, так и женщинам заниматься другими видами деятельности, невоз­можными для верблюдоводов. Овцеводство стало прибыльным занятием.

Раньше разведение овец и коз было уделом полукочевников, подчиненных племен, и считалось признаком более низкого эконо­мического и социального статуса. К концу 60-х годов обладатели больших стад овец и коз были одними из самых богатых и влиятельных кочевников. Для обслуживания стад все больше ис­пользовали наемную силу. Вместе с изменением хозяйственной деятельности усилилось классовое расслоение в племенах ¹⁴⁵.

Племя ааль мурра, например, считалось одним из последних чисто бедуинских племен Саудовской Аравии, которое до недав­него времени жило целиком за счет верблюдоводства. Изоляция района и особо суровые природные условия пустыни Руб-эль-Хали, где оно кочевало, играли важную роль в продолжении преж­ней хозяйственной деятельности. Лишь верблюды были при­способлены к этому району.

Но даже в племени ааль мурра к разведению овец обратилась племенная знать, а также бедняки, которые первыми стали от­ходниками. «Середняки» пока предпочли сохранить прежний об­раз жизни. Племенная знать стала продавать верблюдов или передавать их своим родственникам и клиентам, чтобы заняться разведением овец, нанимая для этого батраков. Те из ааль. мурра, которые стали разводить овец, в социальном плане считались равными верблюдоводам.

Значительная часть мужчин-бедняков ааль мурра уходи­ли в города на заработки, но потом возвращались домой. Некото­рые из них приобретали грузовики и обращались к разведению овец ¹⁴⁶.

Если такова была ситуация в чисто бедуинском племени Ара­вии ааль мурра, то можно предположить, что в остальных ко­чевых племенах, ближе расположенных к центрам потребления продуктов скотоводства, пользовавшихся лучшими водными ис­точниками, эти процессы проходили более интенсивно ¹⁴⁷.

Овцеводство с использованием грузовиков позволяло неко­торым семьям закрепляться в селениях. Родственные связи внут­ри племени стали несколько ослабевать, так как овцеводы и верблюдоводы редко кочевали вместе.

Овцеводы иногда возвращались к своим старым стойбищам летом, но чаще оставались около новых колодцев, где жили и представители других племен. Хозяйственный отрыв от верблюдоводов, общение с другими племенами, новые занятия приводи­ли к новым социальным связям, меняли психологию кочевников. Среди бедуинов стали менее распространенными браки между двоюродными братьями и сестрами ¹⁴⁸.

Изменения в хозяйственной деятельности в условиях отно­сительной безопасности централизованного государства умень­шали зависимость семей кочевников от военно-демократической организации племени. Размер автономной семейной или клановой единицы, необходимой для поддержания существования, сокра­щался ¹⁴⁹. Работа в городе еще в большей степени ослабляла зависимость отдельных семейных ячеек от племени.

Воздействие на племенную психологию оказывали и совре­менные средства информации, в палатках появились телевизор и радио. Знакомство с иными общественными ценностями в ряде случаев опережало изменение хозяйственной деятельности.

Хорошо оплачиваемая служба в вооруженных силах или по­лиции, необременительные функции в разбухавшем госаппарате оттягивали из племен их наиболее активных членов. Племенная аристократия включалась в административно-бюрократический аппарат, поставляя кадры для офицеров Национальной гвардии, верблюжьего корпуса, полиции. Некоторые занимались торговлей. Престиж новых профессий, высокие заработки стали конкури­ровать с гордостью предками и благородством генеалогии ¹⁵⁰.

Для поддержания лояльности кочевой знати Саудиды посто­янно выделяли ей субсидии, которые служили заменой потери доходов в результате прекращения грабежа оседлых и отмены пошлин с караванов. Эти субсидии росли вместе с увеличением нефтяных доходов ¹⁵¹. Благосостояние и общественный вес коче­вой знати стали определяться не только ее богатством в виде скота или земель в оазисах, авторитетом в племени, опорой на остатки его военно-демократической структуры, но и преданно­стью королю и близостью ко двору. Часть шейхов кочевых племен переселилась на жительство в города, занялась бизнесом. Новое положение племенной знати также ослабляло традиционные пле­менные связи ¹⁵².

Однако значительное ослабление племенной организации не означало исчезновения племенного, кровнородственного фактора из аравийского общества. И в городах выходцы из одних племен сохраняли взаимопомощь, солидарность, предпочитали селиться и работать вместе, противопоставляли себя выходцам из других племен или «безродным» ¹⁵³. В бюрократическом аппарате армии, полиции, даже в бизнесе клановые, племенные связи продолжали определять место индивидуума, его успехи и неудачи.

В 50-е годы лишь малая часть субсидий, распределяемых сверху, доходила до простых кочевников. Об этом писал, напри­мер, эмир Таляль, возглавивший в начале 60-х годов фронду «свободных эмиров», в книге «Послание к гражданину» ¹⁵⁴. Г. Филби также отмечал: «Приток фантастического богатства принес мало реальных выгод пустыне. Образование и медицин­ское обслуживание, например, остались недоступными для бедуи­нов. Хотя продукция животноводства... стала дороже, уровень жизни бедуинов понизился» ¹⁵⁵.

Правящий клан Саудидов понимал опасность усиления недовольства кочевников. Уже в 50-е годы стали принимать меры к ослаблению отрицательного воздействия кризиса кочевого хозяйства. Поступления от нефти позволили государству уменьшить закят вдвое. Вокруг Эр-Рияда и других городов постоянно разбивали палатки десятки тысяч бедуинов, которые неделями и месяцами кормились за счет государства. Каждый день мужчины, женщины, дети отправлялись к правительствен­ным кухням и складам за рисом, а изредка и мясом. Уже к началу 60-х годов субсидии от государства получили более полумиллиона кочевников. В 60—70-е годы их число непрерывно росло ¹⁵⁶.

Складывалось ненормальное положение: хозяйственная дея­тельность довольно значительной прослойки населения или прекращалась, или превращалась во второстепенный источник дохода, но не заменялась другой. Десятки, а может быть, сотни тысяч кочевников вынужденно паразитировали за счет доли от нефтяной ренты, которой с ними делился правящий класс.

Формирование саудовского рабочего класса и его особенно­сти. Наемный труд. Создание рынка наемной рабочей силы пред­полагает долгий процесс созревания его в недрах докапитали­стического общества — отделение в течение десятилетий, а то и столетий непосредственных производителей от средств произ­водства, рост населения, занятого в промышленности и торговле, с соответствующими профессиональными навыками и социаль­но-психологическим складом, постепенное расширение сферы применения наемного труда. В Саудовской Аравии этот процесс произошел чрезвычайно быстро, в течение одного-двух поколе­ний, и сопровождался болезненной ломкой старого уклада.

АРАМКО с первых же шагов нуждалась в местной рабочей силе, но ее реального рынка в феодально-племенном обществе не было. Однако предложенная компанией работа предполагала улучшение материального положения и статуса некоторых групп населения, которые бросили прежние занятия (и средства производства, если они у них были) и составили костяк рабочей силы, ядро будущего местного рабочего класса.

В 1965 г. среди рабочих АРАМКО 7,6% были выходцами из бедуинов, 23,4% считали себя связанными с племенами, 44,8% — из феллахов, остальные — из рыбаков, мореплавателей, искателей жемчуга, ремесленников и торговцев ¹⁵⁷.

Рабочими нефтяной компании стали представители «низших» племен авазим и шарарат, феллахи, батраки или ремесленники из числа шиитов Восточной провинции ¹⁵⁸. У них не было отвра­щения к «презренному» физическому труду на «неверных» иностранцев. Что касается «благородных» бедуинов или оседлых фанатиков-ваххабитов, то к работе их толкнули нищета и стрем­ление спастись от голода ¹⁵⁹. Как отмечалось, бедуины успеш­нее работали охранниками, шоферами, а также электриками, но к тяжелой, утомительной или монотонной, скучной физической работе они не были приспособлены.

Сначала АРАМКО использовала даже рабов, хозяева которых присваивали часть заработанных ими денег ¹⁶⁰. Случалось, что посредником, поставлявшим рабочую силу, становился шейх племени или купец-ростовщик, которые получали часть жалова­нья ¹⁶¹. Эта практика не получила распространения, и компания предпочла нанимать людей, которые бы зависели от нее, а не от посредников, рабовладельцев или шейхов. АРАМКО вынуждена была создать специальные школы и курсы для подготовки ква­лифицированных специалистов из числа саудовцев ¹⁶².

Число лиц, нанятых АРАМКО, к началу 70-х годов стабили­зировалось на уровне 11-—13 тыс.¹⁶³.

Концентрация молодого рабочего класса на одном предприя­тии, тяжелые условия труда и низкая заработная плата — все это способствовало первым шагам в деле организации и борьбы рабочих за защиту своих прав. Носителями более высокого пролетарского сознания и организационных навыков часто были рабочие из других арабских стран. Администрация АРАМКО и саудовские власти после волнений в 1953 и 1956 гг. подвергли рабочих жестоким репрессиям. Активистов, занесенных в «черные списки» политически неблагонадежных, уволили с работы ¹⁶⁴.

Но репрессии, слежка, давление, дискриминация были лишь одной стороной деятельности компании и саудовских властей по предотвращению рабочих выступлений. Прибыли, получаемые в Саудовской Аравии, были столь высокими, а число нанятых рабочих столь незначительным, что компания могла позволить себе резко увеличить им зарплату. Это касалось прежде всего квалифицированных рабочих. Уже к концу 50-х годов они зара­батывали больше государственных служащих низших рангов, полицейских и в 4—6 раз больше чернорабочих. В последую­щие годы рост заработной платы и общего уровня жизни лиц, нанятых АРАМКО, также резко обгонял рост доходов осталь­ных работающих по найму трудящихся ¹⁶⁵.

В конце 40-х годов в АРАМКО было 10 тыс. саудовцев, в основном чернорабочих. Через десять лет ²/₃ саудовцев заняли места квалифицированных или полуквалифицированных рабочих. В течение этого десятилетия 44 саудовца были назна­чены на важные посты в АРАМКО, которая использовала также около 3 тыс. саудовцев в промежуточном звене ¹⁶⁶. Удельный вес саудовцев среди постоянных рабочих и служащих АРАМКО вырос к 1964 г. до 80% из общего числа 12800, а к 1970 г. — до 83% из 10 353 ¹⁶⁷. Многие саудовцы стали работать геологами, инженерами, техниками, врачами, буровыми мастерами, лаборантами. Изменения в общей структуре рабочей силы в АРАМКО были вызваны значительным повышением производственной квалификации саудовцев-нефтяников, получив­ших профессиональную подготовку в учебных центрах и мастер­ских в районах нефтедобычи, а также за границей. К 1971 г. техники, мастера, инженеры, прорабы составляли 14,5% (1952 г.—0,1%) всех саудовцев, нанятых АРАМКО, квалифи­цированные рабочие — 59,4% (1952 г.—3,0%), неквалифициро­ванная рабочая сила —26,1% (1952 г.—96,9%) ¹⁶⁸.

Среднегодовые заработки в АРАМКО поднялись с 1953 по 1964 г. с 3 800 до 10 700 риалов и стали самыми высокими в стране. В 1971 г. среднегодовой заработок саудовцев, работаю­щих в АРАМКО, достиг 17800 риалов¹⁶⁹. За многолетнюю «безупречную» работу администрация компании стала выплачи­вать специальные премии и надбавки, предоставлять жилые дома с удобствами, давать в рассрочку ссуды на приобретение жилья ¹⁷⁰. Погашение части кредитов на приобретение домов компания брала на себя. К концу 1970 г. 88% из всех занятых в АРАМКО саудовцев было обеспечено жильем ¹⁷¹. Это превратило их в должников компании, практически ликвидирова­ло текучесть рабочей силы. АРАМКО также открыла больницы, школы, поликлиники. Часть рабочих при поощрении администра­ции компании включилась в предпринимательскую деятельность. Боевые настроения среди рабочих АРАМКО были резко сбиты. Разгромив политически активных рабочих с помощью саудовских властей, АРАМКО «откупилась» от остальных и вре­менно оградила себя от организованных рабочих выступлений. Передовой отряд саудовского пролетариата в результате целе­направленной политики администрации компании и саудовского правительства был в значительной своей части превращен в «рабочую аристократию».

Формированию саудовского рабочего класса препятствовали не только социально-политические условия страны, но и узость рынка наемного труда, вызванная малочисленностью населения. По данным «Регионального справочника», из экономически активного (самодеятельного) населения общей численностью около 1 млн. человек в 1965 г.¹⁷² четвертая часть работала по найму. Ее можно было разделить на три категории. Первая — это лица, которые из поколения в поколение были наемны­ми рабочими в ремесле, торговле и сфере услуг, а также в сель­ском хозяйстве. Вторая — это те, которые поступили на службу в госаппарат. Третья — занятые в современной промышленности и в торговом секторе.

Правительство было самым крупным нанимателем рабочей силы—150 тыс. в 1965 г.¹⁷³. Впрочем, большой процент государственных служащих составляли несаудовцы. К началу 70-х годов число служащих госаппарата (без армии и полиции) превысило 120 тыс.¹⁷⁴.

В стране в то время было 18 тыс. промышленных рабочих в городах Восточной провинции — Дахране, Рас-Таннуре, Эль-Хубаре и Даммаме (в основном в нефтяной промышленности и связанных с нею отраслях), а также в Джидде. Из остальных наемных рабочих в 1965 г. 82 тыс. были батраками ¹⁷⁵.

В 1970 г. Центральная плановая организация Саудовской Аравии оценивала самодеятельное население примерно в 1050 тыс. человек (без государственных служащих и вооружен­ных сил). Из них почти половина была занята в сельском хозяйстве — 476 тыс. (в том числе кочевники— 145 тыс.), в нефтяной и горнорудной промышленности — 29 тыс., обрабаты­вающей промышленности — 52 тыс., строительстве —142 тыс., энергетике и коммунальных службах—20 тыс., торговле—130 тыс., на транспорте, в связи и складировании — 62 тыс., сфере услуг—138 тыс. Важно отметить, что, за исключением нефтяной промышленности, были лишь единицы предприятий с числом рабочих более 50 ¹⁷⁶.

По сравнению с другими развивающимися странами процент лиц, занятых в сельском хозяйстве, был ниже, а в сфере услуг — выше.

Социальная структура города отличалась малой долей жите­лей, занятых в промышленности, и чрезвычайно раздутым госу­дарственным аппаратом. В низшие слои городского населения входил полупролетариат различных категорий, как правило мигранты из сельской местности (крестьяне и бедуины), негра­мотные и не имеющие квалификации. Они использовались в каче­стве постоянных и временных неквалифицированных рабочих в строительстве, торговле, сфере услуг, но многие жили на пра­вительственные дотации ¹⁷⁷.

Хотя в конце 60-х—начале 70-х годов в стране был уста­новлен официальный минимум заработной платы рабочего в размере 6 риалов в день, на практике он не всегда соблюдался предпринимателями, особенно при найме рабочих-иммигрантов. Даже согласно официальной статистике, в торговле минимум заработной платы рабочих-саудовцев составлял 200—210 риалов в месяц, а несаудовцев — 120—180; в сфере услуг рабочие-саудовцы получали 130—170 риалов в месяц, несаудовцы — 140—150; в ремесленном производстве — соответственно 100—120 и 90—110 риалов. Значительно лучше было положение полу­квалифицированных рабочих, так как в стране ощущалась их постоянная нехватка. В среднем такой рабочий получал 300— 400 риалов в месяц в частном секторе (без учета нефтяной промышленности) и 600—700 риалов на государственных пред­приятиях. К этой же категории по уровню своих доходов примыкали конторские работники, заработная плата которых колебалась от 300 до 500 риалов в месяц. В целом эта категория лиц наемного труда имела прожиточный минимум. У квалифи­цированных рабочих, по саудовским стандартам, был достаточно высокий уровень доходов. В среднем такой рабочий получал 700—1000 риалов, а высококвалифицированный — до 1500 риа­лов в месяц ¹⁷⁸.

Как конкретно выглядела социальная структура, например, центральноаравийского города и какие возможности существова­ли в нем для создания рынка наемного труда, показывает исследование саудовского социолога аш-Шарифа, произведен­ное в середине 60-х годов в Анайзе. Всего в городе было 216 ремесленников и 350 подмастерьев. Таким образом, от ремесла кормилось около 560 семей—18—20% жителей города, считает аш-Шариф. Но, видимо, число семей было все же меньше, скорее всего с отцом работали его сыновья и братья. К «ремес­ленникам» автор относит мясников, плотников, хлебопеков, дубильщиков, строителей, носильщиков, красильщиков, слесарей, кузнецов, ткачей, парикмахеров, хозяев гаражей и авторемонт­ных мастерских, мельников, прачек, электриков ¹⁷⁹.

В Саудовской Аравии, отмечали другие авторы, у некоторых ремесленников существовала нечетко сложившаяся система гиль­дий, а у торговцев были свои шейхи, которые представляли их в городском совете, следили за стандартами, нравами, каче­ством товаров ¹⁸⁰.

В Анайзе в начале 60-х годов жило 23,5 тыс. человек, женщин было на 3 тыс. больше, чем мужчин. Многие мужчины уехали в другие районы страны на заработки ¹⁸¹.

Анайза была сравнительно крупным торговым центром, одним из главных в Неджде. Ее торговые семьи были связаны с Эр-Риядом, Даммамом, Джиддой, Меккой и Мединой, а также с Ираком, Кувейтом и Сирией ¹⁸².

В городе образовался отдельный квартал, где обосновались 500 бедуинов. Многие из них пришли из бывших ихванских хиджр. Бедуины становились мелкими служащими, завербовы­вались в армию, учились на шоферов ¹⁸³. Некоторые были вы­нуждены идти и в строительные рабочие, в батраки, нанима­лись пастухами, но традиционное презрение бедуинов к физи­ческому труду, к ремеслам сохранилось. Кроме того, они по-прежнему не желали вступать в браки за пределами своих племен и не выдавали дочерей замуж даже за богатых оседлых жителей ¹⁸⁴. Однако возможности экономического преуспея­ния, продвижения по службе для оседлых были таковы, что многие из них, в свою очередь, смотрели свысока на бедуи­нов ¹⁸⁵.

В аравийских городах существовали объективные предпосыл­ки для создания ограниченного рынка наемного труда. Канди­датами в пролетариат были подмастерья, неквалифицированные рабочие, разорившиеся феллахи и бедуины. Но на пути форми­рования рабочего класса стояли и проблемы социально-психоло­гического порядка.

«Умение трудиться не было связано с социальным статусом в обществе Саудовской Аравии, — категорически утверждали американские авторы. — Скорее тот, кто мог позволить себе не трудиться, имел более высокий социальный статус... В Саудовской Аравии труд предполагает низкий статус, в то время как функции надсмотрщика и человека, который участвует в принятии поли­тических решений, котируются высоко. Поэтому самым желан­ным занятием остается государственная служба. Даже чиновник низкого уровня пользуется уважением... Как правило, чем выше положение человека, тем меньше он работает. Это особенно верно для государственной службы. С более высоким статусом государственной службы связана привилегия позднее приходить на работу, раньше уходить и больше времени тратить на развле­чение посетителей» ¹⁸⁶.

Дата добавления: 2015-09-03