Часть первая 4 страница. Раз так, он пожелал узнать, что это были за злые силы.

Раз так, он пожелал узнать, что это были за злые силы.

С озадачившей его внезапностью человек-хамелеон поднялся, и передал знак следовать за ним, Найл понял, что он собирался показать ему ответ на этот вопрос.

Потянувшись, Найл обнаружил, что его конечности не так сильно затекли, как можно было ожидать. Его также удивило то, что, хотя в пещере, похоже, всегда было прохладно, его одежда совершенно высохла. Проведя рукой по затылку, он не нащупал ссадины под спутанными и пропитанными кровью волосами. Должно быть, мшистая вода обладала какими-то лечебными свойствами.

Проводник позвал его, и Найл последовал за ним вглубь пещеры, а затем по сводчатому проходу, который он посчитал было кухней. На самом деле, это был вход в другой туннель, уходящий круто вниз. Деревянные бочки, в большом количестве хранившиеся в нишах стен, привлекли внимание Найла насыщенным цветом досок; он тут же понял, что их цвет не отличался от любой другой древесины, но сознание, которое он разделял со спутниками, каким-то образом сообщало всем предметам особую жизненность.

Фактически, все изменилось — не вокруг, а внутри самого Найла. За то время, что он провел в пещере — около двух часов — он словно перестал быть самим собой. Мог видеть себя со стороны глазами людей-хамелеонов, словно паря над собственным телом в воздухе. И он себя не узнавал.

Когда его привели сюда, он испытывал ощущение беспокойства, входя в подземный туннель. Теперь он чувствовал себя свободно, словно родился барсуком или кроликом, и находиться под пластом земли казалось столь же естественным, как гулять под открытым небом.

В туннеле, по которому лежал их путь, Найл вновь испытал странное ощущение. Этот проход был выточен не людьми, но, по всей видимости, некими разумными существами, которые тщательно уложили камни, чтобы удержать вес свода. Вновь и вновь он чувствовал, что из стен на него глядят бесстрастные, нечеловеческие лица, которые знают о его присутствии.

Туннель примерно с полмили шел вниз, затем выровнялся, и проход стал шире и выше. Там Найл обнаружил любопытную вещь. В потолке была трещина, и сквозь нее, вроде как, сочилась вода, словно с дырявой крыши. Однако, обратив внимание на исходившее от нее сияние, он понял, что это была не вода, а синяя жизненная субстанция, которая оседала на коричневый лишайник пещеры, словно изморозь, и скапливалась в углублении пола, образуя небольшой водоем.

Шедший впереди человек-хамелеон приостановился, пересекая лужицу, позволив жидкости капать ему на макушку. Когда мгновение спустя Найл прошел под этой своеобразной капелью, он понял, почему его проводник задержался. Синяя жидкость, которая капнула на макушку и скатилась на лицо, вызвала прекрасное почти до невыносимости покалывание жизненной силы. Найлу было настолько приятно, что он удивился, что человек-хамелеон не задержался тут подольше.

Мгновение спустя, Найл понял почему. Пылающая сила заполнила его тело приятной, чистой радостью, как некая невыразимо восхитительная пища или напиток. Но он быстро почувствовал, что взял все, что мог поглотить, и последовавшее слабое головокружение мало чем отличалось от ощущения переедания. Он шел, ощущая себя бездумно и нелепо счастливым, как будто выпил слишком много медовухи.

Он заметил еще кое-что: его ощущение, что стены ожили и с них на него глядят бесстрастные лица, стало еще сильнее.

Теперь они шли по горизонтальной поверхности, но земля под ногами была настолько скалистой и неровной, что один раз он споткнулся и хлопнулся на четвереньки, и ему помог подняться на ноги человек-хамелеон, шедший позади. Найл не понимал, отчего пол сделался настолько бугристым, словно специально, чтобы сворачивать лодыжки неосторожным путникам. Он заметил, что стены и потолок стали такими же неровными, а туннель стал намного шире, и потолок был уже почти вдвое выше его роста.

Люди-хамелеоны, казалось, передвигались без труда, скользя по неровностям со своего рода природным изяществом, которое он видел у кошек.

Справа и слева то и дело открывались другие туннели. Их становилось все больше. Найл понял, что стены с обеих сторон должно быть, напичканы проходами. Многие из этих туннелей спускались вниз под крутым углом. Внезапно ему стало ясно, что они попали на территорию, отличную от жилища людей-хамелеонов, и он узнал из мыслей своего спутника, что здесь обитают совершенно непохожие на них создания.

Теперь из боковых туннелей залувал слабый ветерок, и воздух охладился. В сквозящем воздухе Найл почувствовал любопытный, острый запах, который был не в состоянии распознать, хотя припомнил, что столкнулся с подобным в мастерской Голо, точильщика ножей, когда тот заострял ножи на точильном камне, из-под которого летели искры, и тут же охлаждал лезвия небольшим количеством белой жидкости, капавшей с узкого желобка.

Через четверть мили запах настолько усилился, что запершило в горле и на глазах выступили слезы. Силясь подавить кашель, Найл нащупал под рубашкой мыслеотражатель и повернул его. К его облегчению, это помогло справиться с кашлем, не вызвав боли в голове, которую он ожидал. Но также из-за этого нарушился его контакт с людьми-хамелеонами, а это привело к тому, что он оказался в полутьме.

Внезапно они вышли из туннеля, и шедший впереди человек-хамелеон остановился. Найл также затормозил, а затем отступил настолько резко, что почти врезался в человека позади него. Он стоял в нескольких шагах от края пропасти, и, хотя было слишком темно, чтобы видеть ее глубины, вырывавшийся оттуда ветер позволял предположить, что она обрывалась далеко вниз. Запах, резавший глаза, явно приносил вырывающийся оттуда теплый поток воздуха. Никогда не сталкивавшийся с вулканическими извержениями Найл не мог знать, что так пахла расплавленная лава.

Найл посмотрел вверх; скальная стена простиралось настолько высоко, что это вызвало головокружение. С обеих сторон выступ приблизительно в десять футов шириной исчезал в темноте. Найл порадовался, что с ним был мыслеотражатель: он никогда не любил высоты, и от этого места его подташнивало. Он шагнул назад и оперся о камни плечами; это позволило ему почувствовать себя в большей безопасности.

Но куда они собирались двинуться дальше? Найл чувствовал, что люди-хамелеоны чего-то ждали, но, поскольку он больше не разделял их разум, он неспособен был понять, чего именно.

И тут он увидел существо, которое продвигалось к ним по выступу, и порадовался, что заранее прислонился к стене, иначе ноги, возможно, подвели бы его. Его размеры были громадны — настолько, что оно, казалось, заполняло собой весь выступ, и на первый взгляд казалось безголовым. Когда оно приблизилось, он увидел, что голова существа так глубоко погружена в мощные плечи, что не имела ничего похожего на шею. Его очертания были более-менее человекообразными, но, взглянув в его лицо, Найл понял, что его черты были лишь отдаленно напоминали людские. Голое тело, покрытое густой шерстью, словно вытачивали из дерева, но так и бросили незаконченным. Глаза запали настолько глубоко, что было невозможно увидеть их, а клочковатая борода редкими пучками торчала из-под подбородка.

Люди-хамелеоны подняли руки на уровень плеч в повседневном жесте приветствия. Найл решил, что они часто сюда приходили. Вместо ответного жеста гигант зарычал, демонстрируя щербатые зубы.

Машина для обучения во сне, находящаяся в Белой башне, снабдила Найла большим запасом знаний о прошлом; однако ее создатель, Торвальд Стииг, расценивал сверхъестественное или не поддающееся объяснению весьма скептически, вследствие чего Найл неспособен был отыскать в памяти хоть какую-нибудь зацепку, которая позволила бы догадаться, кем был этот волосатый гигант. На основании специфических признаков он решил, что создание, по-видимому, было троллем.

Стоявшие позади люди-хамелеоны отступили, чтобы дать гиганту пройти, затем последовали за ним по выступу. Его исполинские ноги, покрытые потрескавшейся, коричневой кожей, напомнили Найлу древние, искривленные деревья. Голова тролля настолько глубоко ушла в плечи, что при взгляде снизу он казался безголовым.

Найла то и дело обдавало порывами теплого ветра, иногда настолько мощными, что юношу отбрасывало к скальной стене. И все же, люди-хамелеоны даже не сбавляли хода.

Они прошли с милю или больше, выступ то спускался, то поднимался, иногда изгибался вовнутрь скалы или наружу, но его ширина почти не менялась, поэтому Найл все больше склонялся к мысли, что уступ был рукотворным. Это подтвердилось, когда после крутого поворота направо он оказался перед широким пролетом неровных ступеней. Их высота изменялась от шести дюймов до двух футов, и, хотя тролль двинулся по ним, не замедляя своих широких шагов, Найлу и людям-хамелеонам пришлось сбавить ход, нередко помогая себе руками.

Их окружал тусклый свет — как в звездную ночь. Найл смотрел себе под ноги, но в какой-то момент, двигаясь по пролету из дюжины невысоких ступеней, он поднял глаза, чтобы поглядеть вверх, и его сердце екнуло: подъем почти закончился и огромный мост простирался перед ними над бездной, из которой вырывался ветер. Мгновение спустя, они остановились на плоской скальной платформе, примерно в сто ярдов шириной. На ее дальнем краю выступ исчезал, вероятно, снова опускаясь вниз. Найл внезапно понял, что они находятся внутри горы.

Он мог видеть, что "мост" впереди был выступом скалы, примерно пятнадцати футов шириной, его поверхность была изборождена трещинами, как гигантский ствол дерева. Мысль о том, что придется идти по нему среди потоков ревущего воздуха, заставила сердце замереть, и Найл решил было ползти на четвереньках. Поскольку тролль двинулся вперед них, он с облегчением обнаружил, что ветер задувал снизу, и мост ограждал от его порывов, их достигали лишь слабые дуновения.

Хотя поверхность скалы была неровной и испещренной ямами, провалами и трещинами, сохранять равновесие было нетрудно. Так как мыслеотражатель уже начинал изнурять его внимание, а никаких проблем при переходе через мост не ожидалось, Найл нащупал его под туникой и повернул другой стороной. Потребовалось несколько минут, чтобы возобновить мысленный контакт с людьми-хамелеонами, но когда ему это удалось, свет словно усилился, и Найл смог увидеть, что мост изгибается дугой по центру, а затем опускается к плоскому, скалистому уступу на дальней стороне провала, в четверти мили впереди.

Теперь, когда он снова разделял сознание людей-хамелеонов, Найл обнаружил, что знает ответы на все возникшие у него вопросы. Для начала, он узнал, что тролль был хранителем этого моста, и никто не мог пройти здесь без его разрешения. Похоже, местные тролли жили в пещерах, которые были частью разветвленной сети проходов, вроде тех, что ответвлялись от главного туннеля на их пути. Не очень-то общительные (людей они не любили в особенности), они делали исключение для людей-хамелеонов, которые могли оказывать им некую помощь, суть которой оставалась для Найла загадкой. Исключение, по счастью, распространялось и на гостей людей-хамелеонов.

Найла озадачило то, что, несмотря на гигантского защитника, шедшего впереди, люди-хамелеоны казались до странного напряженными и встревоженными, и, приближаясь к центру моста, двигались вперед в таком темпе, что Найл начал уставать. Он не видел ничего, что могло бы оправдать их тревогу, хотя ветер приносил запах, пробудивший неприятные воспоминания. Мгновение спустя он вспомнил, что это было: запах гниющей плоти, напомнивший ему о трупе отца и о телах, разлагавшихся в квартале рабов. (Когда Найл попал в город Смертоносца-Повелителя, рабы держались в неведении, что они предназначались паукам в пищу, и нескольким трупам рабов позволяли демонстративно гнить, чтобы не вызывать подозрений).

Найл моргнул: люди-хамелеоны, идущие перед ним, попросту исчезли. Он ощущал их присутствие, но они стали невидимыми. Пока он глазел по сторонам в замешательстве, запах гниющей плоти усилился, и что-то холодное и влажное ударило по затылку, сбив его на четвереньки, потом его схватили за волосы, не давая повернуть голову. Рука, державшая его за шею, на ощупь больше напоминала птичью лапу. Когда Найл дотянулся до нее, его руки сомкнулись на холодном, как лед, костлявом запястье. Он обернулся, и перед ним предстало лицо, которое мало чем отличалось от черепа, с глубоко погруженными в глазницы глазами.

Кто-то сзади ухватил его за лодыжку. В панике Найл лягнул ногой, вопя от страха; существо выпустило его. Он сумел развернуться, и его кулак ударил в костлявое лицо; рука отпустила волосы. Тогда, к его облегчению и изумлению, нападавший развалился на куски, и Найл наконец смог его разглядеть. То, что лежало у его ног, казалось грязной кучей костей, воняющих, как отбросы с кладбища.

Вокруг него невидимые люди-хамелеоны сцепились с неизвестными, отвратительно пахнущими существами, которые бросались на мост, как птицы. Перед ним очутилось существо, покрытое седой шерстью; явно еще живое, оно вцепилось в свою невидимую добычу, словно наездник, приникший к лошади. Найл схватил его за волосы и дернул, затем издал возглас отвращения: волосы остались в его руке, с кусками гниющей плоти, по обнажившейся поверхности черепа ползали белые личинки.

В страхе, как бы его не столкнули с моста в бездну, Найл оглянулся на гигантскую фигуру тролля, чтобы увидеть, подвергся ли и он нападению. В этот момент сверкнула ослепительная вспышка, и воздух наполнился запахом озона. Тролль стоял, расставив ноги и вытянув вперед правую руку; раздался потрескивающий звук, и зигзаг новой молнии сорвался с конца его пальца, ударив в существо, которое только что приземлилось на скале. Оно словно взорвалось и исчезло, как пузырь, не оставив после себя ничего, кроме чего-то вроде пара, пахнувшего распадающейся плотью, — как будто повара на кухне во дворце Найла кипятили тухлое мясо. Тролль казался демоническим богом разрушения, сломанные зубы обнажились в ухмылке. Каждый раз, когда он протягивал пальцы, молния потрескивала в коротком взрыве, каждая длительностью в долю секунды. Одно из летящих существ было в нескольких шагах от Найла, когда тролль ударил по нему, и Найл почувствовал удар электрического разряда, а в лицо ударила волна мелких частиц, словно он угодил в песчаную бурю.

Менее, чем за минуту, все было кончено, и летающие существа исчезли. У Найла зловоние вызывало такое омерзение, что он чувствовал будто его вот-вот стошнит; прежде чем это случилось, он вспомнил про мыслеотражатель и быстро перевернул его под туникой, тут же взяв под контроль разум и подавив тошноту.

Теперь, когда он был в состоянии более близко рассмотреть груду останков нападавших, Найл понял, что они были не скелетами, а трупами, которые уже начали разлагаться. Их была дюжина или больше, на некоторых даже висели остатки одежды — грубая, серая материя которой подсказала Найлу, что это одежда рабов.

Найл почувствовал себя до странного истощенным, но поспешил вслед за людьми-хамелеонами, которые вновь обрели видимость. Через несколько минут они очутились на дальней стороне моста, на твердой почве. Там, к удивлению Найла, люди-хамелеоны попадали на землю, тяжело дыша. По крайней мере, они, похоже, были уверены, что нового нападения не последует. Без сомнения, причиной тому был тролль, стоявший рядом, как огромная, черная статуя.

Найл никогда не чувствовал себя настолько расстроенным из-за неспособности говорить со спутниками на человеческом языке. Он хотел знать о том, что произошло, и как разлагающиеся трупы рабов могли напасть на них.

Едва он сел, упершись лбом в колени, как его охватила непомерная усталость. Ему едва хватило сил сунуть руку под рубашку и повернуть мыслеотражатель. Зловоние смерти наполнило воздух, но он едва заметил это. На шее, там, где рука схватилась за нее, образовалась язва, то же было и с лодыжкой. И когда он взглянул на ногу, то увидел, что плоть раздулась и покрылась пузырьками, вроде как, наполненными кровью.. Он дотянулся до шеи, нащупал там такие же волдыри, и тогда инстинктивно понял, что его истощение было связано с этими пузырями.

Казалось, прошло лишь мгновение, как кто-то коснулся его плеча. Найл вскрикнул от неожиданности. Но это был лишь один из людей-хамелеонов. Найл понял, что он спал, но понятия не имел, как долго. Он все еще чувствовал себя утомленным, и жгучая боль на шее и в лодыжке превратилась в пульсирующую. Другие уже встали. Он поднялся на ноги и последовал за ними, поскольку все уже тронулись с места.

По крайней мере, поверхность дороги выровнялась, и теперь под ногами был серый, бархатистый мох. Над землей стелился туман, напомнивший Найлу о той ночи, когда он уходил из города жуков с другими спутниками в поисках Крепости. Это усиливало ощущение нереальности происходящего, возникшее из-за усталости. Но, судя по тому, что люди-хамелеоны двигались вперед с новыми силами, он предположил, что они уже близки к цели.

C четверть часа он на автомате следовал за людьми-хамелеонами, идущими впереди. Затем дорога начала подниматься и вывела их в узкую низину, окруженную голыми скалами, земля под ногами была гладкой, как поверхность дороги, хотя проход был настолько узким, что продвигаться можно было только цепочкой. Шедший впереди тролль испытывал некоторые трудности, втискивая на тропинку свои массивные ноги, сам он возвышался над наклонными стенами. Найл, понимая, что его постоянно дожидаются, встряхнулся и поднял голову. Они достигли конца подъема.

Долина закончилась, и свет, казалось, усиливался, как при рассвете. Они стояли на вершине плато над озером, простиравшимся между холмами на протяжении около двух миль. Даже если бы он был один, то Найл понял бы, что это озеро священно, хотя затруднился бы объяснить, почему.

По всей его длине, за исключением склона, на котором они стояли, холмы круто обрывались в черную неподвижную воду. Окажись это озеро на поверхности земли, оно отражало бы небо, каждое облачко, плывущее по нему, словно зеркало. Здесь же оно, казалось, отражало тайный смысл вещей.

Покидая дом в пустыне Северного Хайбада, Найл видел лишь два больших водоема: море и соленое озеро Теллам, и оба восхищали его. Но это озеро внушало священный трепет, словно говорило о некой непостижимой тайне. Это походило на какую-то глубинную вибрацию, которая заставляла его реагировать с большей интенсивностью, словно прислушиваясь. Это, казалось, затронуло даже тролля: он застыл, как большая, черная статуя, настолько неподвижно, что можно было решить, что он обратился в камень. Сам Найл был бы рад стоять там многие дни и часы; он чувствовал, как его поглощает спокойствие этого места, словно пустыня впитывает дождь.

Люди-хамелеоны, наконец, двинулись вниз по склону вслед за вожаком. Его поверхность была покрыта серым, бархатистым мхом, настолько гладким, что ступать приходилось с осторожностью. Найл заметил, что в самой крутой части склона вырезана цепочка небольших углублений, явно предназначавшихся для сидения, с плоскими сидениями и прямыми спинками, похожие на места в амфитеатре. Можно было предположить, что человеческие существа или кто-то похожих размеров приходили сюда, чтобы любоваться озером.

На последних пятидесяти футах склон стал менее крутым, образуя что-то вроде берега. У края воды, как заметил Найл, серый мох стал зеленым, а в самой воде обнаружились крошечные побеги, вроде морских водорослей. В нескольких шагах от берега вода выглядела настолько чистой и прозрачной, что была почти невидима.

Люди-хамелеоны, будучи голыми, вошли прямо в воду, и, к удивлению Найла, шли вперед, пока не скрылись с головой. Найл задержался, чтобы снять сандалии и тунику. Зеленый мох был мясистым на ощупь и ласкал ноги, словно идешь по крошечным язычкам. Шагнув в прохладную, но вовсе не холодную воду, Найл испытал такой восторг, что перехватило дыхание. Теперь он мог понять, почему люди-хамелеоны ушли под воду с головой.

Ощущения походили на те, которые он испытал, стоя под струйкой энергетической жидкости, капающей с потолка в туннеле. И вновь его переполнила сияющая сила, одаривающая ощущением чистоты, совершенства и радости. Зайдя в священное озеро глубже, Найл почувствовал, как вода очищает его организм. Как люди-хамелеоны, он пожелал идти вглубь, пока его не накрыло с головой. Затем, с удовольствием, которое он часто испытывал, пробуждаясь от глубокого сна, Найл сделал несколько шагов назад, пока его голова не оказалась над водой. Ощущения были настолько приятными, что он удивился, когда попробовал воду на губах и обнаружил, что она горька.

Найл был разочарован, когда, пробыв в воде только несколько минут, люди-хамелеоны начали пробираться к берегу. Хотя было искушение остаться подольше, Найл решил, что лучше последовать за ними. Выходя из воды, он заметил кое-что, озадачившее его. Вода, абсолютно прозрачная и чистая, когда он заходил в нее, теперь кишела крошечными белыми частицами, каждая размером с булавочную иголку. Он зачерпнул немного воды в пригоршню и рассмотрел их поближе. Трудно было сказать, были ли они частицами какого-то белого вещества, вроде мела, или частицами растений. Когда он положил одну из них на язык, она оказалась на вкус настолько горькой, что он выплюнул ее.

Был простой способ выяснить что это — попробовать влиять на них, как он когда-то влиял на рой клейковинных мушек в городе жуков-бомбардиров. Если это было минеральным веществом, влиять на него было бы намного тяжелее, чем на живое существо.

Следуя этой идее, он повернул мыслеотражатель на груди еще раз; как и прежде, это нарушило чувство общности с людьми-хамелеонами и погрузило его в полумрак, но в пригоршне, поднятой на уровень груди, он все еще мог разглядеть белые частицы; затем он полностью сконцентрировался на них. Результат был поразительным: частицы внезапно беспорядочно замельтешили, как тогда клейковинные мушки.

Это могло означать только одно. Это был не минерал, и даже не растительное вещество; это была некая простая форма жизни, типа крошечной личинки.

Это подтвердилось мгновением спустя, когда роящиеся частицы стали реагировать на импульсы более медленно, а затем и вовсе замерли. Это означало, что он погубил их, как Доггинз когда-то сгубил рой клейковинных мушек, заставив их двигаться с бешеной скоростью, пока они не умерли от перенапряжения.

Ступив на мягкий зеленый мох, Найл обнаружил, что его тело все еще покрыто тонким слоем белых частиц; он отряхнул их руками, подобрал тунику и использовал ее как полотенце, чтобы обтереться насухо.

Надев тунику и повернув мыслеотражатель, Найл последовал за людьми-хамелеонами, которые поднимались вверх по склону. Теперь они отдыхали, расположившись на ряде сидений, вырезанных в каменном склоне. Как и сам склон, сидения были покрыты слоем серого мха; усевшись, он ощутил комфорт и прохладу. Боль и усталость ушли. Он также заметил, что красное кольцо пузырей вокруг его лодыжки побледнело и стало телесного цвета.

Найл закрыл глаза, сосредоточившись на чувстве радости, которое теперь пронизывало его тело. Оно походило на теплое сияние, охватывающее тело после приема пищевых таблеток из Белой башни; отличие было в том, что эта энергия охватывала его тело целиком, покалывая нервы своего рода слабой электрической вибрацией.

Он вновь заметил, что расслабление людей-хамелеонов отличается от обычного, которое вскоре достигает определенного предела, после которого или остается на определенном уровне, или переходит в дрему. Совместное расслабление людей-хамелеонов плавно миновало эти границы, создавая ощущение погружения в спокойную и глубокую яму.

Их способность расслабиться, как он понял, вытекала из того факта, что люди хамелеоны ни перед чем испытывали страха. Люди чувствуют, что на случай внезапной опасности они должны остаться начеку; даже при ощущении полной безмятежности сила привычки не дает им расслабиться полностью. А у людей-хамелеонов эта привычка никогда и не возникала; их способность делать себя невидимыми делала ее ненужной. И теперь, когда Найл учился расслабляться дальше обычного предела, он начал догадываться о другой интересной возможности: их способности не были ограничены, они также могли заставить свои тела полностью исчезнуть, таким образом, оказавшись вне пределов досягаемости. Это казалось совершенно логичным продолжением их возможностей.

Первый эффект расслабления выразился в замедлении сердцебиения, пока оно не стало едва заметным. Наконец настал момент, когда казалось, что сердце совсем остановилось, хотя он все еще ощущал слабое пульсирование губ и высокий свистящий шум в ушах, который он счел за вибрации своей нервной системы; затем исчезло и это. Непосредственный эффект походил на свет, становящийся все более ярким, или на тишину, которая водворяется, когда замирают все звуки. Все мысли исчезли, и его сознание стало полностью невесомым. Тишина была настолько полной, что он мог даже услышать шорох век, когда моргал.

В этом состоянии Найл осознал цену, которую люди платят за высокий уровень жизненной активности. Их тела походят на фабрики, которые вибрируют от рева машин. С самого рождения ребенок хочет исследовать все, что двигается, касаясь ярких объектов и пробуя их на вкус. Он смотрит из своей колыбели на огромный мир взрослых и огни, загорающиеся после наступления темноты, ползание и хождение становятся первейшей необходимостью для того, чтобы исследовать этот бесконечно чарующий мир все более полно и пристально; энергия становится постоянной потребностью. Ему кажется, что мир, простирается до бесконечности, словно некий огромный железнодорожный вокзал с рельсами, разбегающимися во всех направлениях, исследование которого требует все больше энергии. Таким образом, люди превращают себя в фабрики энергии, где постоянный рев машин делается настолько привычным, что перестает быть заметным.

Теперь, в этой глубокой неподвижности, он смог понять, почему люди-хамелеоны предпочитали невидимость. Они жаждали пустоты и тишины, чтобы прочувствовать вкус собственного существования и разнообразие тонких колебаний и оттенков природы вокруг них.

Но и здесь были свои недостатки. Один из них был перед глазами — озеро, загрязненное некими крошечными существами, которое также жаждали энергии. Невидимость не спасала от этих паразитов.

Поскольку их чувства были на одной волне с Найлом, люди-хамелеоны смогли понять суть его мыслей. Они не обижались на то, что он не разделял основ их существования. Именно поэтому они привели его сюда — потому что понимали, что их жажда единства с природой ничего не могла поделать с загрязнением озера.

Найл сформулировал мысленный вопрос: "Откуда это взялось?"

Они показали ему ответ: из некоего источника, впадающего с другого конца озера. Но никто не знал, откуда течет этот источник. Не нужно было спрашивать, почему они этого не знали: Найл видел ответ. Территория людей-хамелеонов простиралась от водопада, где река вытекала из-под города пауков, и до священного озера. Все, что лежало за ее пределами, их не интересовало.

Зная, что его вопросы мешают отдыху его спутников, Найл позволил себе вновь расслабиться в тишине. Теперь он понял, почему люди-хамелеоны никогда не спали. Это состояние глубокого спокойствия делало сон ненужным.

Но из-за того, что он все-таки оставался человеком, а люди никогда не прекращают терзаться любопытством, Найл задался вопросом, достиг ли он предела релаксации. Казалось, что его сердце остановилось, и кровь прекратила течь в жилах. Физиологически он был уже мертв; и все же он никогда не чувствовал себя настолько живым. Что же лежит за пределами этого состояния? Возможно ли достичь еще более глубокого уровня?

Словно в ответ на его вопрос, он вновь ощутил, что куда-то падает. Это походило на непроизвольное погружение на дно глубокого озера. Он заподозрил, что его душа оставила тело и обрела новый вид бытия. Вокруг не было ничего кроме темноты; но в этой тьме он продолжал понимать все, что с ним происходит.

В этот момент он осознал кое-что, озадачившее его. Темнота вокруг него была не пустой; она, казалось, была наполнена энергией. Но она не походила на физическую энергию, с которой сталкивался Найл, напоминавшую непрерывный, мощный поток. Эта энергия была в некотором смысле фрагментированной и прерывистой. Вместо того, чтобы двигаться, она оставалась пассивной; но она также была бесконечной.

В Белой башне Найл узнал кое-что об электричестве: что оно бывает положительным или отрицательным, и как оно течет от одного полюса к другому. Теперь он столкнулся с энергией, которая не была ни положительной, ни отрицательной, потому что ее природа менялась каждое мгновение. Поэтому, хотя он и плавал в море энергии, оно так же могло быть морем тьмы.

Именно тогда он понял, что, хотя эта энергия была статической и пассивной, не было ничего, что могло помешать ему поглощать ее, как рыба поглощает планктон. Как только он приступил к этому, природа энергии перестала быть нейтральной и сделалась активной и положительной. Это наполнило его жизненной силой так, что стало трудно поддерживать релаксацию. В какой-то момент он бросил неравную борьбу и потерял контакт с источником энергии.

Поскольку он сидел среди людей-хамелеонов, переполненный энергией настолько, что это почти вызывало дискомфорт, Найл решил провести эксперимент. Он спустился вниз по холму, и разделся, подойдя к озеру. Он ощутил изумление людей-хамелеонов, думавших, что он, должно быть, спятил, раз лезет в загрязненную воду.

Он погружался медленно, чувствуя, что крохотные, белые организмы привлекала источаемая им энергия, как акул притягивал запах крови. Они вскоре покрыли его тело толстым слоем жироподобной консистенции. Подавляя отвращение, Найл не двигался, позволяя слою расти, осознавая, что эти паразиты полны решимости растворить его плоть, и если он ничего не предпримет, чтобы им помешать, они могут пожрать его тело меньше чем за четверть часа. Тогда, подумав о миллионе крошечных ртов, грызущих его плоть, он повернул мыслеотражатель и сконцентрировался.

Дата добавления: 2015-08-21