Жгаг-Гер. У него было все – казавшиеся бездонными знания тысяч и тысяч Лордов

У него было все – казавшиеся бездонными знания тысяч и тысяч Лордов, ключи от немыслимых прежде могуществ, но всем этим Ерртор не мог воспользоваться всего по одной маленькой, почти не значимой для его прежней эльфийской жизни, причине. У него совсем не оставалось времени.

Даже сбежав сознанием в амулет Скраб он чувствовал как неумолимо истощается его тело, как растворяются в жадных брюшках потомства Улжа его жизненные соки. Ерртор слабел неотвратимо, неуклонно, обреченно.

- Иррадушка никогда не сдавалась, и я не сдамся! Бывшему хозяину Скраба было проще, много проще, хоть в его распоряжении и оставалась одна собственная голова, в его власти была Ануши! Достаточно Ануши чтобы сотворить коварных болотных тварей. Как легко ему было управляться с морем живой плоти в окрестных болотах, создавая летающих рыб-убийц. Но все равно для такого темного, ужасного творчества нужна основа, нужны поверженные души… и я найду их… - упорствовал золотой всадник.

Расширенное полубожественное сознание, подаренное Ерртору побратимом Дрелом пухло и надрывалось от бесчинства знаний, которые Скраб пытался одновременно втиснуть в рассудок. Светимость души висела на лучах-нитях связей посреди центрального кокона бесконечных лабиринтов древнего амулета.

Ерртор торопился. Он гнал сам себя - «вперед, вперед, глубже, следующий, следующий!» - ныряя в новые и новые тоннели памяти прежних владельцев. Прикасаясь к их знаниям. Прикосновения к знаниям и могуществу из яркого, нестерпимого ужаса от деяний и злобы прежних лордов превратились в тупую, ноющую монотонную боль где-то в недрах души, но обреченный пленник брел вперед по этим коридорам смерти и коварства, брел в поисках спасения. И когда душа, казалось, почернела до звучания единственной монотонности безбрежного отчаяния, узник вдруг уловил одинокий луч озарения.

Сомнительную, коварную и непрогнозируемую мелодию грядущих событий набрасывала открывшаяся возможность, но в этот момент она казалась Ерртору единственным шансом.

В своих блужданиях тоннелями памяти, ища послушных исполнителей воли в казематах душ Скраба, Ерртор два раза натыкался на то, что и душами-то нельзя было назвать. «Сути запертые навечно» - так окрестил их сам Арл, помещая в лабиринты Скраба. Ни один Лорд не сумел бы с ними совладать, однажды выпустив на свободу, но по велению господина послушно носил на своем лбу эту коллекцию смертоносных титанов. Слова «чудовище» для выражения их естества было мало, бесконечно мало. Это были создания какой-то омерзительной антижизни, единственной целью которых являлось поглощение всего живого во всех проявлениях.

Не задумываясь и мгновения Ерртор приказал Скрабу уничтожить первую такую тварь. Амулет послушно и с легкостью расслоил в свободную энергию одинокий кокон в тоннеле. Но обнаружив второй… Ерртор почему-то решил оставить.

Сейчас же духу пленника казалось, что небеса услышали мольбы и наконец ему улыбнулась удача. Робко, неуверенно, но все же улыбнулась.

Шакизимы – тени снов. Два безобидных, не больше кулака, темно-дымчатых сгусточка висели под розовыми мембранами силовых заклятий в коконах тоннеля душ Лорда Жубура.

Беспристрастный рассказ Скраба о этих существах настолько подходил замыслу и грезам Ерртора, что он не став дослушивать до конца дал команду амулету освободить рабов из заточения, передав во власть повелителя.

Шакизимы послушно зависли двумя дымчатыми сгустками пред сияющей в центре пространства Скраба душой господина.

- Идите и принесите мне ее! – властно скомандовал Ерртор…

… Улж любовался. Он несказанно гордился своим потомством. Стенания родов Улжей еще не помнили великой чести вскармливания потомства на крови лорда. Он был первым, одаренный Тьмою такой безмерной милостью. Паучата росли быстро. Многие из них уже бегло читали мысли, а некоторые преуспели и в речи. Вот только пленник, как того и велел Кровеславный, быстро иссыхал.

Неизвестно отчего Улж в нем что-то чувствовал. Те недолгие разговоры, что удавались ему с золотым Лордом пробуждали в душе смиренного служителя кровей что-то запретное, бунтарское… что-то… Улж покосился на свои сломанные лапы, которые с трудом удалось поставить на место и долгим шепотом Ануши сращивать неподатливый старый хитин.

- Да, а вот Ерртор бы так со мной точно бы не обошелся, - и где-то в недрах черной паучьей души, сгубившей не одну тысячу неугодных Лорду жизней, что-то болезненно сжалось. – А ведь некоторые из них, - вспоминал он по вкусу крови лица казненных и замученных, - могли бы… Да чего уж там! Живи Улж и радуйся новой крови… - суорожно вздрогнул старый паук-философ.

Вдруг амулет на лбу пленника вспыхнул изумрудным светом. Сомкнутые веки приоткрылись, являя изумленному немигающему паучьему взору бело-лунное сияние открытых невидящих глаз золотого Лорда. В следующий миг в пещере снова царил непроглядный мрак. Пленник как ни в чем не бывало покоился без сознания в липкой хватке паутины.

Студеное, почти неощутимое дуновение скользнуло по спине улжа. Так лижется страх. Улж это хорошо знал. Инстинктивный, необорный, впитанный в момент самого рождения под вечно-клубящимися небесами сумрачной Зираиды. Страх вел и оберегал все жизни в стране хищников. Он был другом и советчиком… но этот страх, что родился пред очи золотого Бога, был врагом… опасным врагом. Старый Улж это чувствовал всем своим мохнатым тельцем, но даже самому себе не мог этого объяснить. И уж тем более не решился бы дерзнуть объяснить это Кровеславному, поставив в известность о таком ничтожном происшествии с пленником. Тюремщик решил молчать.

Лорд Ссенр устало опустился в алые теплые меховые подушки. Его руки и ноги мелко дрожали. Глаза закатились в бессилии, а рот чуть приоткрылся, обнажив ряды острых хищных зубов. Грудь жадно хватала воздух, а ладони жгло непривычное ощущение. Отдышавшись Ссенр приподнялся на локте и взял со стола белый тонкий кубок, изготовленный из причудливого черепа небольшого хищника с сильно загнутыми клыками и симметрично закрученными рогами. Роль стола исполняла стоящая на четвереньках обнаженная дева с закрепленным на спине стеклом.

Две, издающие мягкое убаюкивающее шипение, танцовщицы из одеяний на которых были только узкие, плетеные из тонких серебристых нитей пояса, грациозно изогнувшись сделали небольшими лезвиями надрезы у себя на запястьях и издавая довольные, млеющие стоны, наполняли своей кровью кубок верховного правителя.

Ссенр небрежно кивнул. Девушки практически беззвучно прошептали над разрезами затягивающие заклинания и с кошачьей грацией опустились к ногам повелителя, плавно массируя их.

- Оставьте… Оставьте меня Шнайра, Шибана. Я утомлен и мне не до ваших ласк, - полуприкрыв глаза после очередного жадного глотка прошептал Ссенр. – Лому? Этого хрумуляку Труна уже унесли?

- Да, о Кровеславнейший усладитель, - пятясь назад с низко склоненной головой, сладострастным голосом отозвалась Шнайра.

- Этот прыгун долго выдержал… Удивительно долго… Могуч Хрум, надежен! – Ссенр залпом допил кровь наложниц, швырнув в них кубок. Шибана в грациозном прыжке его подхватила. Властелин закрыв глаза блаженно опустился в приятно пахнущий недавней смертью мех подушек.

С раннего утра Лорд Ссенр преподавал. Преподавал всем своим вассалам, все своим армиям от рядового паука Нируна до высших клыков и Звуриаллов. Преподавал искусство светозарной Ануши – искусство Фару, выпытанное у золотого лжебога. Справедливый правитель Зираиды давал шанс всем и каждому познать и возвыситься умением в чуждой магии в его глазах. Ссенр презрел кастовую традицию власти над магией Ануши исключительно Кшурурьев, которую поддерживал и взлелеивал его старший брат Ссанр. Ему, как полководцу и стратегу, важна была каждая тварь, способная хоть что-то постичь в чуждой магии.

Трун Лому еле выжил после этого непомерного испытания. Чтоб донести одновременно до всех столь ценные знания Кровеславный воспользовался природным единством всех Трунов – возможностью слияния разумов в единый воспринимающий организм – Укр-Зашири – Вздох Подобия. Творцы Зираиды наделили этих талантливых прыгающих ящероподобных существ интересным даром. Каждый из них мог бросить в эфир мира своего рода природный зов - кличь объединяющий все восприятие первого с восприятием последующих его уловивших. Те труны, что принимали и соглашались с зовом становились на время точной копией разума ведущего Вдох Подобия. Речь, мысли, видение – все восприятие народа становилось подобным бросившему клич.

Трун Лому, будучи одаренным магом, ничем не уступающим клану Кшурурьев, за что собственно и был приближен Ссенром, повторяя за Кровеславным, старательно копировал и передавал Вздохом Подобия искусство рун и заклятий Фару по всему Жгаг-Геру.

Вскоре на улицах и площадях, в храмах Шугулах и казармах Зайджирах возле впавших в транс Трунов осталось совсем мало слушателей. Магия Фару на удивление легко давалась Звуриаллам, к великой радости клана подчинялась Кшурурьям и к их же негодованию отлично усваивалась Трунами, от которых высокомерные Кшурурьи всю историю Зираиды всячески утаивали секреты Ануши.

Несмотря ни на что Лорд Ссенр остался удовлетворен. Своим жестом он убедил многие кланы в том, что Боги по праву сделали его Единившим Триединство – единым вождем кровавого покоса славы на пастбище Эндоры.

Млея от умиротворения, довольный собой Ссенр проваливался в уютный обволакивающий сон… как вдруг по нему едва уловимо скользнула ледяная волна.

Мгновенная реакция тренированного убийцы, впитанная Лордом с молоком матери, упругим толчком бросила тело в сторону. Когда он касался пола напряженную плоть уже укрывала плотная пелена боевого щита Ануши, а в руке поблескивал серебряный стержень Лгурда… Но ни следующее, ни бегущие за ним прочие мгновенья не потревожили пространства тронного зала чем-то необычным. Все было по-прежнему строго, хищно, молчаливо – одним словом уютно.

Ссенр еще немного побродил по залу, после чего все таки вызвал стражу, что стояла снаружи у дверей, внутрь. Лег, укрылся заклятьем щита и мирно заснул.

Дата добавления: 2015-08-21