Смысл евхаристии

Павел говорит, что обряд воспоминания, заповеданный церкви Господом, провозглашает Его смерть вплоть до его второго пришествия. Первые поколения христиан с нетерпением ожидали пришествия Господня, и когда они сходились на свою ритуальную трапезу, это ожидание естественно обострялось. С течением времени оно столь же естественно ослабело; но для первых поколений христиан эта земная трапеза представлялась образом небесного пира, тем образом, которым сам Иисус часто пользовался как метафорой Царства Отца; и самый ранний из дошедших до нас полный текст евхаристического богослужения Востока (ближе к кон. IV в.) производит именно такое впечатление: служащая евхаристию церковь все еще держит в поле внимания не только страсти и воскресение Христа, но и его второе пришествие.

Первые христиане, служа евхаристию, смотрели и в будущее, и в прошлое: в прошлом они видели крест, память которого праздновали, в грядущем — второе пришествие, которого с нетерпением ожидали. Но не это дает нам адекватное представление о том, чем значительна евхаристия. Совершая воспоминание (анамнесис) Христа посредством хлеба и чаши, не столько смотрели назад, на случившееся в прошлом событие, сколько осуществляли это событие заново здесь и теперь. Евхаристия тех времен не была поминальной службой по умершему основателю общины. Когда над хлебом и чашей возносили благодарения и собравшиеся члены общины приступали к еде и питью, распятый и воскресший Христос невидимо находился среди них, уже не во плоти, а в Духе — ведь он сам сказал: «Когда двое или трое соберутся во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20) и «Се, Я с вами во все дни до скончания века». Да и второе пришествие не было для них делом отдаленного будущего. Христос не ушел, Он — с ними; а где Он, там и Царство Божье. Евхаристия как раз и была предвкушением этого Царства.

Христос, присутствующий при обряде и невидимо главенствующий в нем, Христос, отдающий себя причастникам в виде сошедшего с небес хлеба, сам находится на небесах. Он в вечности приносит на небесный алтарь жертву, которая есть он сам. Евангелист Иоанн описал небесное богослужение, которое явилось ему, когда он «был в Духе в день воскресный» (Откр. 1, 10), именно в терминах воскресного богослужения, проводимого общиной на острове Патмос. На епископском троне облаченный в белые одеяния восседает Бог; перед ним — золотой алтарь; вокруг него, в обычном для них месте — пресвитеры, преображенные в небесных старейшин. Посредине — агнец (ягненок), как бы закланный. Перед престолом — община, собрание людей без числа. Старейшины возносят хвалы, а им, как эхо, вторит снизу церковь, ибо они славят Бога за то, что он сотворил их, искупил их, сделал их царями и священниками,— все это темы благодарений, возносившихся над хлебом и вином в середине II в. Тут же четверо животных поют гимн пророка Исайи, хваля Бога возгласами «Свят, свят, свят». Образы эти не случайны, потому что евхаристия смотрит не только назад, на Тайную вечерю и крест, не только вперед, на окончательное воплощение Божьего замысла, но и ввысь — туда, где крест существует в вечности; где Царство — не чаемое будущее, а переживаемая радость. Св. Иоанн, описавший небесное богослужение в терминах воскресной евхаристии, вправе называться предтечей множества византийских проповедников и толкователей литургии, как раз и объяснявших ее как образ небесного богослужения, в котором люди и ангелы объединяются, восхваляя своего Творца и Искупителя.

Евхаристия первого века была простым обрядом с глубоким значением, понять которое могли только посвященные. Ее смысл и значимость в большой мере выражались в благодарственной молитве, произносимой над хлебом и вином. Эта молитва, наследница еврейской «берахи» (т. е. молитвы благословения),— той самой, которую Иисус сказал на Тайной вечере, тоже воздавала Богу благодарение за его чудные дела в сотворении мира и в спасении рода человеческого. Чту в ней точно говорилось, мы не знаем, хотя Откровение Иоанна, вероятно, отражает ее основные темы; но смысл ее ни тогда, ни когда бы то ни было не исчерпывался конкретным содержанием. Церковь всегда видела в евхаристии много больше, чем можно выразить в одной молитве. Апостол Павел, как мы уже видели, придавал глубокий смысл тому, что собравшиеся вместе преломляют один хлеб и делят его на всех: если евхаристия — способ общения с живым Христом, то она же и выражает единство его тела, то есть Церкви. Павел мог быть первым, но уж точно не последним, кто понял, что символика евхаристии далеко превосходит то значение, которое в ней видели вначале — память о страстях и воскресении. Кроме того, большую важность Павел придавал тому, что стали называть «приветствием мира» (или «лобзанием мира»): несколько его посланий оканчиваются призывом к членам общины обмениваться таким лобзанием. Позже оно стало неотъемлемой частью христианского богослужения и вошло в евхаристическое богослужение, когда оно достигло полноты своего развития; а тогда оно выражало ту духовную любовь, агапе, которая должна связывать христиан в любви Божьей.

Новый Завет толкует смерть Христа в терминах ветхозаветного жертвоприношения. Мотивом Тайной вечери был приносимый в жертву на Пасху непорочный и чистый агнец. Вполне естественно, что христиане стали говорить об Иисусе как об Агнце Божьем. Страсти и воскресение Христа явили собой новую Пасху, более великую, чем ветхозаветная; через нее род человеческий был вызволен из рабства греху и приведен в землю обетованную — в исполненную великой славы свободу детей Божьих. Царившую на Тайной вечере атмосферу жертвоприношения естественно и неизбежно унаследовала евхаристия, ставшая, согласно заповеди, подражанием последней трапезе Христа и совершением осуществленного Христом принесения себя в жертву на кресте. При этом, конечно, понимали, что исполнением жертв ветхого Закона Иисус преобразил значение обряда: ведь ценность и силу крестной жертве придавала не материальная субстанция его тела и крови, а вдохновленное любовью послушание воле Божьей, которое в ней воплощалось. Ответ христиан на эту жертву, принесенную ради них, определяется в Новом Завете тоже как жертвоприношение. «Представьте тела ваши в жертву живую»,— пишет Павел (Рим. 12, 1); «Будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы» (Евр. 13, 15). Неизвестно, были ли в новозаветные времена недвусмысленно сосредоточены именно на евхаристии «духовные жертвы, благоприятные Богу», приносить которые призывает апостол Петр (1 Петр. 2, 5), жертвы никак не меньшие, чем вся наша жизнь, целиком поглощенная любовью к Богу и к ближнему. Что же до тех времен, о которых есть исторические свидетельства, ясно одно: Церковь считала евхаристию новозаветным жертвоприношением, в котором она сама властью Святого Духа приносит себя в ответную жертву Богу, и эта жертва вливается в самопожертвование ее Господа. Жертва, однажды и навечно принесенная на кресте, в вечности приносится в небесной скинии и непрестанно воплощается тогда, когда Церковь творит ее воспоминание в евхаристии.

Дата добавления: 2015-08-21