Прение Шекспира со Львом.

Великий Лев сделал однажды непростительную ошибку: взял и обругал публично давно умершего Шекспира. И, главное, обругал ни за что, вернее за то, чего в уважаемом английском классике не было — за надуманность сюжетов и характеров, за искаженное отображение жизни. "В твоих писаниях нет правды!" — бросил он Шекспиру позорящую перчатку.

¶Крупнейший наш шекспировед А. А. Аникст, желая реабилитировать Шекспира перед Львом Николаевичем, постарался отвести толстовские обвинения тем, что начал развивать популярный в академической сфере мотив: "Шекспир — сын своего времени", тогда, мол, не нужна бьша сегодняшняя степень правды в театре. Маститый ученый как бы добивался скидки для великого драматурга, а такая скидка никому не нужна. Это был принципиально неверный ход, и вывод, естественно, ожидался столь же неверный: получалось, будто Шекспир не вечный властитель дум и душ и не "человек на все времена".

Мне кажется, что вместо этого надо было показать ту правду, которой Толстой не увидел. Правду, которая бьша и тогда, во времена Шекспира, и потом, во времена Толстого, которая и теперь есть такая же правда, а если хотите парадокса — теперь еще большая правда, чем тогда. Потому, что с прошествием времени Шекспир становится все более правдоподобным, вернее — все более правдивым. Потому, что со временем растет глубина шекспировской истины и увеличивается достоверность шекспировской картины человеческого мира.

Правда Шекспира развивается от правды "народной сказочности" (А. А. Аникст), достаточной для современников Шекспира, к правде психологической и социальной проблематики, необходимой для нас, людей XX века.

В маске сказки теперь выступает главный, глобальный мир современного человечества: "Я" и "MAN". Миф неостановимой узурпации обществом человеческой индивидуальности.

Лев Николаевич Толстой нал первой жертвой шекспировской, специфически театральной правды, которую он отрицал в своей работе 1906 года. Л. Н. Т. не обратил внимания на то, что его британский коллега прятал свою правду за иносказанием, за образом, за метафоричностью, но прятал с тем, чтобы ее мог отыскать любой лондонский зритель. Пряталась правда обычно так: известное событие Шекспир наряжал в пышные одеяния прошлого или в красочные костюмы и маски театра, и переряживание истины организовывалось таким манером, чтобы, спрятанная, правда выглядела еще убедительней. Зрители "Глобуса" и Хэмптон-Корта легко "читали" в этой маскарадной книге. Острота эксперимента заключалась в рискованном характере представления — намек должен быть понят, человек, изображенный на сцене, должен был узнать себя во что бы то ни стало.

Лев Николаевич Толстой, граф и народный защитник, узнал себя в Лире (и в его самодурстве, и в его одиночестве среди собственной нелепой семьи, и в его внимании к бедному беззащитному человеку).

Узнал и отказался от поразительного сходства изображения.

Чтобы снять сходство, снивелировать его, он отказал Шекспиру в правде изображения вообще. Шекспир тоже не остался в долгу. Он не стал отлучать Толстого от правдивого искусства, не стал опровергать толстовских обвинений, он просто беззлобно посмеялся в своем гробу, когда великий Лев через несколько лет после написания антилировской статьи буквально повторил предсмертный побег короля Лира из родного дома, из привычной обстановки довольства и комфорта, из породившей его социальной среды.

¶

19. Кроссворд трагедии.

¶ По горизонтали: 1. Совокупность формальных и содержательных особенностей художественного произведения, определяемая отношением художника к изображаемому и, в свою очередь, определяющая отношение зрителя, воспринимающего произведения. 3. Слово, наиболее часто встречающееся в данной книге. 5. Удача в достижении чего-либо, общественное признание. 7. Погодное явление, связанное с Лондоном и с Англией вообще, давно уже превратившееся в поэтический образ Альбиона. 10. Крупнейший художник XX века, несмотря на близость Шекспиру по силе образного мышления и поэтичности мировоспитания, никогда не оформлявший шекспировских спектаклей. 13. Часть драматического произведения. 14. Главный противник, антагонист Макбета. 15. Первая жертва Макбета. 18. Пустое пространство. 19. Вид лондонского общественного транспорта, не существовавший во времена Шекспира. 20. Нота. 22. Субъект произвола. 24. Порабощающая сила власти. 25. Великий английский драматург, автор пьесы о Шекспире. 27. Старинный японский театр. 28. Поветрие нашего времени: сбивающее с толку воздействие на чувства, инстинкты людей; лицемерное подлаживание под вкусы малосознательной части масс для достижения политических целей; обман преднамеренным извращением фактов, лживыми обещаниями, лестью; вредный вождизм. 29. Что царит в "Макбете"? 32. Английский драматург, автор трагедий, современник и предполагаемый соавтор Шекспира. 34. Английский стихотворец и художник, позднейший поэтический наследник Шекспира. 36. Действующее лицо "Макбета", полководец, возглавляющий военную облаву на героя трагедии. 38. Головной убор, интересовавший Макбета. 39. Великий английский мыслитель, предшественник Шекспира, погибший на плахе, автор "Утопии". 40. Человеческое качество, необходимое в игре, в сражении и в театре.

43. Таинственное чудовище, якобы обитающее в шотландском озере поблизости от замка Макбета
и будто бы с макбетовских времен. 48. Новый термин для обозначения театрального времени (два
слова). 49. Титул Макбета в начале трагедии.

По вертикали: 1. Сильное, страстное желание чего-нибудь. 2. Брат жены Макдуфа, вельможа. 4. Учитель, духовный наставник (санскрит). 7. Имя человека, чья фамилия вписана вами под номером 39 по горизонтали. 8. Протагонист разбираемой пьесы. 9. Система знаний, сфера приложения человеческого интеллекта. 10. Решительная атака укрепленной крепости, напр. Донзинана. 11. Непосредственная начальница трех наших ведьм. 12. Город, в котором Шекспир сочинил свои лучшие пьесы. 16. Неприятие, отказ признать существование чего-то. 17. Наследник по престолу и враг Макбета. 20. Английский современный режиссер кино. 21. Антагонист венецианской трагедии Шекспира. 23. Часть человеческого тела, обыгранная Стерном в повести "Слокенбергия". 26. Способность человека мыслить. 30. Главное, после красоты, качество и цель искусства вообще и театра в частности. 31. Персонаж разбираемой пьесы, тоже вельможа. 32. Личина. 33. Молоко после удаления из него жиров с помощью сепаратора; приношу читателю извинения за случайное и чужеродное для данного кроссворда слово — оно, слава богу, единственное исключение. 34. Современник Шекспира, деятель протестантизма. 35. Составная часть многих сложных слов, делающая эти слова обозначением подделки, липы, превращающая предметы в мнимости, что очень актуально как для разбираемой нами пьесы, так и для неразборчивой нашей жизни. 37. Одно из основополагающих понятий нравственности. 42. Судьба как злая и неумолимая сила.

44. Имя героини одной из комедий Шекспира. 45. Трагедия Бена Джонсона, в которой играл
Шекспир. 46. Роман-утопия русского писателя, проживавшего не только на родине, но и на бри
танских островах; в этом романе современный автор развивает тему социального ведьмовства,
начатую за 400 лет до него великим прозорливцем Шекспиром. 47. Кустарник или дерево, воспе
тые Шекспиром в предсмертной песне Дездемоны.

Если вы ответите на вопросы кроссворда правильно, то из букв, вписанных в клетки с цифрами от 1 до 35, помещенных в правом нижнем углу, у вас получится формула нового варианта конфликта для разбираемой нами трагедии.

¶ Откуда кроссворд? Почему и зачем? Да потому, что разгадать загадку, найти слово, заданное шарадой, попытаться найти спрятанную вещь — разве эти процедуры не аналогичны в некотором роде научному исследованию? Тогда почему же нельзя думать, что склонность к игре, которая является, как и любопытство, естественной склонностью ребенка, но не является чем-то ребяческим (в пренебрежительном смысле этого слова), также способствует развитию науки?

На этот последний вопрос, как мне кажется, следует дать положительный ответ. Что касается меня, то я иногда поражаюсь сходству проблем, поставленных природой перед ученым, и проблем, возникающих при решении кроссвордов. Когда мы видим перед собой пустые клетки кроссворда, мы знаем, что какой-то ум, аналогичный нашему, разместил в этих клетках, согласно некоторым правилам, перекрещивающиеся слова, и, пользуясь данными нам указаниями, мы пытаемся отыскать эти слова. Когда ученый пытается понять категорию явлений, он начинает с допущения, что эти явления подчиняются законам, которые нам доступны, поскольку они понятны для нашего разума. Отметим, что это допущение не является очевидным и безусловным постулатом. В самом деле, этот постулат сводится к допущению рациональности физического мира, к признанию, что существует нечто общее между структурой материальной вселенной и законами функционирования нашего разума. На основе этой гипотезы, которую мы выдвинули, естественно, не всегда сознавая всю смелость такого допущения, мы пытаемся найти разумные соотношения, которые, согласно ей, должны существовать между чувственными данными. Итак, ученый собирается заполнить пустые клетки кроссворда природы так, чтобы образовались осмысленные слова. Мы не будем здесь рассматривать, каков может быть смысл соответствия, по крайней мере частичного, между разумом и вещами, которое наглядно подчеркивается сравнением научного исследования с решением кроссворда, но мы должны заметить, что это сравнение ясно указывает на аналогию между научным исследованием и играми вообще. И в том, и в другом случае сначала привлекает поставленная загадка, трудность, которую нужно преодолеть, затем (по крайней мере, иногда) радость открытия, упоительное ощущение преодоленного препятствия. Конечно, кроссворды являются игрой интеллектуального характера, но можно утверждать, что все игры, даже самые простые, в проблемах, которые они ставят, имеют общие элементы с деятельностью ученого при его исследованиях. Именно поэтому всех людей, независимо от возраста, привлекает игра своими перипетиями, своими опасностями и своими победами, именно поэтому некоторые из них все же обращаются к научному исследованию и находят источник радости и энтузиазма в тех жестоких сражениях, которые с ним связаны. Итак, склонность к игре имеет какое-то значение и в развитии науки. Короче говоря, кроссвордик здесь вполне уместен, и цели его появления на страницах самые благие: он, во-первых, подтолкнет вас к более глубокому погружению в материал анализируемой нами пьесы, он позволит вам, во-вторых, с наибольшей наглядностью представить и понять природу режиссерского разбора драматургического произведения и, в-третьих, доставит вам удовольствие — последнее, конечно, не всем, но, надеюсь, большей части из вас.

Что я слышу! Большинство моих читателей пропустило кроссворд, даже не попытавшись его разгадать? Ай-яй-яй! Ну, действительно, ай-яй-яй. Что еще говорят мои читатели? Мои уважаемые читатели не говорят, а бормочут нечто неразборчивое себе под нос. Но почему же не вслух? Ведь мои читатели в основной массе — режиссеры и арти-

18 К игровому театру *-' *

¶сты, у них есть, вероятно, голос, есть дикция, есть и смелость: там, где не особенно нужно, они умеют говорить громко. Мои читатели люди деликатные? Я вас понял — значит, они бормочут и шепчут в мой адрес. Уважаемые чи... Ну... Наконец-то! Один уважаемый читатель заговорил внятно. Давно пора, давно пора. Обнаглел? Кто обнаглел? Я обнаглел'? Разболтался-расхвастался? Ничего себе комплименты пошли. Перестать кривляться'? Перестал. Я вас очень внимательно слушаю. Мне мало того, что я всунул в свою книгу этот дурацкий кроссворд? Мне мало того, что я заставляю читателя его разгадывать? Я еще и поучаю читателя — подвожу под кроссворды теоретическую базу? Оч-ч-чень мило, просто милей не бывает. Что-что? Кто я такой, чтобы вьщавать на-гора собственные теории?

Прекрасно, дорогой читатель, превосходно! Большущее вам спасибо. Как за что? Вы мне доставили колоссальное удовольствие. О, как я вас купил! Как купил!! И как вы, мой милый, купились! Рассуждения о пользе кроссвордов и шарад принадлежат не мне. Это слова выдающегося ученого XX века. Кто он? Французский академик, физик-теоретик Луи де Бройль, лауреат Нобелевской премии. Вот так-то. Я извиняюсь перед вами и перед ученым, что дал цитату из его статьи без кавычек и без специальных оговорок — захотелось, знаете, проверить, доверяете ли вы тому, что я тут пишу, или принимаете все за бред сивой кобылы. Вот я и выдал мысли де Бройля за свои — временно, на минуту.

А кавычки, чтобы оформить цитату, можете расставить сами: открыть кавычки надо на странице 273 перед словами: "разгадать загажу, найти слово...", закрыть же на той же странице после слов "...склонность к игре имеет какое-то значение и в развитии науки".

Что же касается разбора пьесы, особенно исследования ее разветвленного и зачастую скрытого за мелочами конфликта, то оно и в самом деле похоже на разгадывание кроссворда.

В "Макбете", если приглядеться, кроссвордность царит безраздельно: героизм пересекается с трусостью, благородство перекрещивается с преступлением; одна судьба перерезает другую, а чьи-то жизни развиваются параллельно — по вертикали (взлет или падение) и по горизонтали (вперед или назад). А в трагикомических "блоках" смех пересекается с серьезностью, шутка — с воплем ужаса. Иногда хохот бывает надолго запараллелен с рыданьями. Красота и уродство имеют по нескольку "общих букв", поэтому они то тут, то там частично совпадают. То же самое можно сказать про мудрость и про глупость.

Присмотритесь к только что разгаданному вами кроссворду: и в нем (и в нем тоже!) отражается (не может не отразиться!) путаница всеобщей борьбы и грызни, заполонившая (затопившая!) нашу гениальную пьеску. Макбет и Макдуф связаны там в одном нерасторжимом скрещении вечной борьбы, распяты друг на друге. Добрый король —древний Дункан — навсегда перечеркнут злобным именем Гекаты. В старое сердце благородного наемника Сиварда вонзилась беспощадная, как инфаркт, правда; для него безжалостной правдой будет известие о бессмысленной гибели единственного сына, семнадцатилетнего мальчика, в первом же бою; жутка и нелепа смерть, пусть даже героическая, за чужие интересы, за чьи-то амбиции, за фу-фу. Благородное имя принца Малькольма почему-то запачкано в кроссворде трагедии неуместными словами "демагогия" и "насильник". Вельможный Ленокс вертится у самой короны, даже ложится, накладывается на нее. А сбоку кроссворда, как рукоятка ножа в груди трупа, торчит пугающее

¶слово "смерть". И за всеми этими перекрестиями имен и понятий, военных и театральных терминов стоят конфликты — большие и маленькие, решающие и проходные, легко снимаемые и непримиримые.

Но сейчас во всей этой мешанине столкновений, противостояний и стычек нам надо выбрать, выловить и отцедить главное противодействие — предполагаемый конфликт пьесы в целом.

Традиционно конфликт "Макбета" определялся так: борьба "героя" за шотландскую корону.

Для меня такая формулировка конфликта, несмотря на прочную традицию, категорически неприемлема, как ошибочная. Из-за двух, по крайней мере, вещей: из-за этих вот дискредитационных кавычек, стискивающих и выхолаживающих слово "герой" и из-за того еще, что из конфликта элиминированы мои любимые "ведьмы".

Кроме того, я твердо убежден, что именно в этих двух ошибках кроется секрет че-тырехвекового неуспеха великой трагедии на театре. Допущенные на заре сценической жизни пьесы, они с непонятным упорством воспроизводились в традиционный неизменности многими поколениями артистов и режиссеров, и это каждый раз приводило к одним и тем же (отрицательным!) результатам. Сомнительность героя не допускала у зрителя идентификации себя с ним. Исключалась возможность сопереживания. Театр лишался своей силы, трагедия становилась невозможной, представление "Макбета" вновь и вновь вырождалось в набор исторических иллюстраций. Столь же стойким и бесперспективным оказалось исключение ведьм из главного конфликта. Ложная, но несокрушимая традиция освятила их третьестепенность и утвердила за ними положение сугубо эпизодических персонажей: ведьмы "Макбета" стали своеобразным архитектурным излишеством, пережитком старины, сохраняемым- лишь из уважения к классическому автору. Ослабленный конфликт делал пьесу более плоской, равнинной, непоправимо ее скучнил. После каждой новой премьеры "Макбет" попадал в реанимацию, и зрители досматривали его издыхание сквозь непроницаемое стекло запретного для контактов бокса.

Если так, если главная причина сценического неуспеха "Макбета" заключена в неправильной оценке героя трагедии и в неверном определении ее центрального конфликта, то на этом следует задержаться и поговорить подробнее.

Помимо невозможности зрительского перевоплощения в героя трагедии и самозабвенного сопереживания с ним, против плохого Макбета есть и другие серьезные аргументы внутритеатрального и, если можно так выразиться, технологического порядка. Их три.

1. Актер не может хорошо сыграть роль, особенно роль трагическую, требующую от него предельной отдачи и окончательной искренности, оставаясь по отношению к своему герою на позиции стороннего наблюдателя или объективного обвинителя. Актер не может быть прокурором образа. Только защитником. Только преданным адвокатом. Вспомним великого Станиславского: "играешь злого — ищи, где он добрый".

2. Тот же Станиславский ввел в актерскую технологию понятие "перспектива роли", связанное с необходимостью для актера распределять свои "краски" в интересах изменения и развития роли. А. Д. Попов выразил то же самое в краткой и образной формуле: "поворачиваться к предстоящему событию спиной". Что это значит? Начинать надо всегда с противоположного тому, чем придется заканчивать. Раз в финале пьесы Макбет дан нам тираном и убийцей, начинать мы должны с благородного рыцаря и народного героя. Трагедия — процесс мучительных превращений.

¶3. История о том, как преступник приходит к своему преступлению, не может служить предметом для искусства. Это — из епархии полиции и милиции. Искусство же исследует и показывает другое: как прекрасный человек может дойти до зверства и ка-инства.

Сколько их встречал я на своем веку — прекрасных, благороднейших людей, не сумевших устоять перед натиском нашей знаменитой командно-административной давильни, перед ее. угрозами и соблазнами. Видеть это невыносимо, особенно когда молодые, когда умные и честные, когда с идеалами и принципами...Шекспир, конечно же, писатель на все времена.

Только "Макбет — безусловный герой" может стать достойным противником злых, ни перед чем не останавливающихся сил.

Плохой Макбет — это отрыжка бесконфликтной, осторожничающей режиссуры...Тут именно и попадаем мы в капкан дурной, ошибочной традиции. Снижается сила и опасность "ведьм", они становятся никому не нужным придатком, рудиментом некогда бывшей борьбы: если все плохое (и жажда полновластия над людьми, и коварство, и кровожадность, и злой умысел) было в Макбете заранее задано, генетически закодировано, то воздействие ведьм, в том числе и Леди Макбет, четвертой ведьмы, теряет в цене и формализуется. При плохом Макбете все они в конце концов будут вынуждены только делать вид, что манипулируют героем, так как он сам давно уже созрел для преступления. Ничего подобного в пьесе нет — это домыслы кабинетных теоретиков, далеких от практических нужд и задач театра.

Отрицательный или полуположительный Макбет — это уступка лагерю зла, игра с ним в поддавки, которых высокий театр не переносит.

Все не так и у Шекспира, если обойтись без предвзятости: в начале пьесы Макбет представлен автором (через многочисленные характеристики, даваемыми ему другими действующими лицами) как доблестный полководец без страха и упрека, буквально бесстрашный и буквально безупречный человек. "Наш храбрый родич, чести образец" (Дункан); "Храбрец Макбет (он назван так по праву)" (Сержант); "Жених Беллоны" (Росс) и снова Дункан, король Шотландии: "за полетом подвигов твоих Моей признательности не угнаться. Несоответственно велик размер Твоих заслуг, и равной нет награды".

Трагедия требует масштабной личности, и Шекспир, в соответствии с этим требованием, дает нам в "Макбете" историю падения и гибели по-настоящему великого человека, рожденного для высоких подвигов и великодушия.

При разгадывании кроссвордов часто допускается ошибка, связанная с тем, что некоторые слова имеют одинаковую длину, а также сходный смысловой и даже буквенный состав, но точным ответом может быть только одно из них. Например, слова "мыло" и "мясо" оба состоят из четырех букв, оба начинаются на "м" и кончаются на "о", оба отвечают на вопрос о продуктах пищевой промышленности, но верным в конкретном случае будет только одно из них. Дальше: слова "отрицательность" и "положительность" имеют по пятнадцать литер, кончаются на один и тот же мягкий знак, оба обозначают нравственную характеристику человека, но если одно из них выбрано неверно, наш трагический кроссворд никогда не будет разгадан до конца.

Бывают и другие затруднения. Очень часто букв примеряемого слова не хватает для того, чтобы заполнить все свободные клетки.

Преступник может заинтересовать искусство только на обратном пути: когда в нем просыпается совесть.

¶Вот перед нами пять пустых клеток — пять актов трагедии "Макбет" — и мы пробуем примерить в них традиционно для этой пьесы понимаемый конфликт — борьба Макбета за верховную власть, за корону Шотландии". "Букв" мало: этого конфликта хватает только на три клеточки, да и то с трудом, с натяжкой. Прежний конфликт исчерпывается в первых двух актах (до кульминации), и сквозное действие не росло, зрителю в течение двух с половиной оставшихся актов преподносился спад, затухание борьбы, ее агония, что было трудно смотреть с интересом; последний падал и зачеркивал начальный взлет пьесы. Значит, не в короне дело. И начинается ведь не с короны! Начинается с ведьм.

Вот так — по соринке, по травинке, по соломинке вил я новое гнездо. Подбирал и стаскивал в одно место оброненное кем-либо слово, брошенную чью-то мысль, интересное собственное наблюдение, впечатление, видение; отсюда — образ, оттуда — афоризм, и, наконец, собрал свою версию конфликта для "Макбета". Теперь я предлагаю ее вашему вниманию в виде рабочего предположения. Конфликт-гипотеза. Не у людей между собой идет главная битва (не Макбет против Дункана, не Банко против Макбета, не англичане против шотландцев и т. п.), а между ведьмами и людьми. Ведьмы против Макбета. Макбет против ведьм.

И гипотеза конфликта стала развиваться, подымаясь, как на дрожжах. "Такова уж природа гипотезы: как только человек ее придумал, она из всего извлекает для себя пищу и с самого своего зарождения обыкновенно укрепляется за счет всего, что мы видим, слышим, читаем или уразумеваем". (Лоренс Стерн. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена).

Обнаружилось, что новый конфликт не обрывается посередине пьесы, как прежний, а развивается на всем ее протяжении от начала и до конца. Макбет уже получил корону — казалось бы, все исчерпано и добыто, но ведьмы бодро начинают новый раунд большим спектаклем в пещере, и все закручивается снова: новые предсказания, новые авантюры обманутого Макбета, новые жертвы и новые разочарования. Завода хватает до самой смерти. Запас прочности у нового конфликта весьма солидный.

Обнаружилось, что новый конфликт имеет явную тенденцию к самообострению: из полуофициальной, почти добровольной сделки он превращается в жесточайшее подавление взбунтовавшегося раба, а затем, поближе к финишу, перерастает в смертельную схватку.

Обнаружилось также, что новый конфликт до жути содержателен и современен — в основе его лежит растление человеческой души.

Нехорошим ведьмам нужно во что бы то ни стало вытащить из хорошего Макбета все плохое. Идет испытание со всех сторон и всеми средствами: славой, страхом, богатством, кровью, властью, наконец — троном. Испытание самого хорошего человека в стране. Ведьмы уверены, что в каждом из людей сидит зло: а вот мы прижмем хорошенько этого самоуверенного тана и куда только его добродетель денется; полюбуемся, посмотрим, как устоит он перед нашими методами обработки, этот замечательный человек.

Замечу в скобках: а раз Макбет даже по мнению врагов — замечательный человек, значит зритель сможет ему сочувствовать, сможет стать "болельщиком" Макбета и, затаив дыхание, следить за всеми перипетиями этой столь знакомой ему (зрителю) борьбы.

Согласно аксиоме грубости и простоты (аксиома № 8) надо разворачивать конфликт до предела, растить его до невозможности примирения. И это нужно сделать с

¶самого начала пьесы: ведьмы не могут ждать — Макбет выдвигается на самую вершину добра и славы, и если его не остановить вовремя, тогда злу конец. Этого нельзя допускать...

Примитив? — Да, если рассуждать чисто теоретически и со стороны. — Нет, если от этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих близких. Тогда ты начинаешь понимать, содрогаясь от ужаса, что примитив закономерен и неизбежен, если в мире владычит "man". Сила зла именно в его циничной примитивности — зло ничего не усложняет. Это мы, так называемые приличные люди, все вокруг себя усложняем и потому бездействуем. Задумайтесь: как примитивно вербуют туда людей. Просто снимают с них ответственность: делай, что захочешь, и ни о чем не думай — отвечать за все будем мы. И из человека лезет такое, что только диву даешься.

— Меня хотят стереть как личность, сделать злым, на худой конец — равнодушным, а я хотел бы быть добрым. Написал я это, и теперь не могу понять, про кого — про Макбета или про себя. Да, кроссворды решать непросто, ах, как непросто.

...Конечно, это было бы прекрасно — превратить репетиции в разгадывание кроссвордов. Это придало бы им неожиданную пикантность и остроту. Особенно при теперешней популярности кроссвордизма в умеренно интеллектуальной среде, к которой в основном принадлежат и наши артисты, но... Но для этого кроссворд нужно сначала придумать и составить, а это дополнительное режиссерское занятие не так легко, как кажется на первый взгляд, в чем я убедился на собственном опыте, повозившись с уже знакомой вам шекспировской крестословицей.

Нет, все здесь не так уж буквально. Кроссворд здесь — только "образ" для оживления и обыгрывания научно-педагогической терминологии. В маске кроссворда я представил вам раздел анализа драматического произведения, посвященный отысканию ее конфликта: сквозного действия пьесы в столкновении со сквозным ее контрдействием...Согласитесь, "кроссворд трагедии" и веселее, и занимательней, а, главное, легче, воздушной, игривее. Без какой бы то ни было ложной значительности и важности.

В этом отношении я всего лишь следую в фарватере современной научной традиции. Серьезнейшие ученые, физики-теоретики, давно уже ввели в академический обиход в качестве научных терминов образы, полные экспрессии: потоки электронов они называют ливнями, частицу со свойствами волны — кентавром, а великий Бор пошел еще дальше — уподобил научное открытие сумасшествию.

Бреду сумасшедшего подобен и предложенный мною гипотетический конфликт: погоня ведьм за Макбетом. Но ведь это тоже образ —■ образ действия "man": чем значительнее и ярче человек, тем жестче и настойчивее его преследует массовидное обыденное сознание и тем сильнее стремится его уничтожить (если нельзя подчинить его себе). Именно из-за значительности Макбета силам "man" нужнее всего его сломить.

Чтобы стала понятнее острота предлагаемого конфликта, вспомните Эрнста Тельмана, вождя немецких коммунистов. Как и Макбет, он торчал из жизни предвоенной Германии, выделяясь своим мужеством, своей верностью классовым интересам, своей бескомпромиссностью. Торчал и мешал ведьмам фашизма с той и с другой стороны покорять и подчинять человеческие массы. Его схватили, пытались согнуть — не вышло. Пытались сломать — тоже напрасно. Тогда его уничтожили. Сходная ситуация была у Кеннеди с гангстерами американского бизнеса: не видя, как его утихомирить и приручить, на него начали охотиться — спустили на него собак (ЦРУ, ФБР, ВПК) и

¶пристрелили, заманив в капкан с фирменным знаком "Техас". Есть и более свежие примеры современной трагической борьбы: Сальвадор Альенде, Улаф Пальме, Инди-ра Ганди.

Да, наш век жесток, но дело не в жестокости века — так было и раньше, уже при Шекспире: его ровесник, блистательный гуманист Галилео Галилей, полный жизненных сил и веры в себя, вышел бесстрашно на авансцену истории. Три вещие сестры — Церковь, Инквизиция и Светская власть — прикормили великого человека, как ничтожного карася, заманили в свои сети и, показав ему разнообразные орудия пыток, засунули, еле живого от ужаса, в укромное место глухого забвения. Еще раньше и еще сильнее мешал сестричкам другой гениальный смельчак — Джордано Бруно. Этого запугать не удалось — сожгли на костре.

Итак, начиналась охота на Макбета.

Учтем нюанс: в этой охоте Макбету придется расплачиваться не за свои дела (за совершенные им преступления), а за свою экстраординарность, за одаренность доблестями, за свое благородство, и расплачиваться придется жестоко. Такова природа открытого мною конфликта — животрепещущего и всегда (всегда!) актуального: и четыреста и сорок лет назад и сегодня. Чуть было не сказал "и завтра", но вовремя остановился, вспомнив, что есть на свете люди, с которыми, в отличие от Шекспира, от вас и от меня, ведьмы ничего не могут сделать. Один из таких стойких сокровенных людей, современник Шекспира по вечности великих, Андрей Платонович Платонов писал о "моем" конфликте в 1941 году, конечно, по другому поводу — по поводу охоты советской инквизиции на советских же еретиков, по поводу охоты, охватившей, как пожар, наши 30-е годы: "Я понимал, что в природе не существует такого расчета в нашем человеческом математическом смысле, но я видел, что происходят факты, доказывающие существование враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не сдаваться,. потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, — я чувствовал свою особенность человека. И я пришел в ожесточение и решил воспротивиться, сам еще не зная, как это нужно сделать".

Как зорко и дерзко увидено, как точно и безбоязненно написано. Я так не могу. Я могу только повторять, как попугай, на разные лады (следующие три абзаца прочтите вслух, употребляя интонации раздумья и сомнения):

— В начале пьесы идет облава на Макбета: ведьмы пытаются заманить его к себе — задобрить, купить, обольстить, а затем обстричь, как барана, под общую гребенку; они задумали привязать великого воина к своим зловредным делам пролитой кровью. А Макбет сопротивляется им изо всех сил — он не хочет идти в мерзкий загон, обвешанный по периметру красными флажками, он не хочет вступать в их похабную партию, он не хочет, не хочет, не хочет убивать своего короля.

— В середине пьесы тоже идет облава на Макбета: в новоиспеченном короле проснулось своеволие, он хочет избавиться от предназначенной ему судьбы подонка-приспособленца, исполняющего устав, заведенный ведьмами, он хочет а ля Родион Раскольников начать новую, искупительную жизнь — волк уходит из загона, перемахнув через красные флажки. Ведьмы заворачивают его обратно, добиваются от него дисциплины и покорности, шантажируют его совершенным убийством: стань послушным, как все другие, и живи тогда в свое удовольствие.

¶— Ив конце пьесы идет облава, последняя облава на Макбета: не сумев подчинить, ведьмы обманом и новыми обещаниями гонят его в западню, чтобы там прибить. А он не хочет, не хочет, не хочет умирать, хотя и видит полную безнадежность своего положения. Из последних сил он стремится выжить и спастись, — вот такой получается у меня кроссворд.

А этот образ прочтите в повелительном тоне утверждения, распоряжения, приказа, — и тоже вслух:

Дело Макбета не закрыто. Оно подлежит пересмотру. Сам Макбет, в духе времени, должен быть срочно реабилитирован. Необходимо сделать все для того, чтобы справедливость в отношении него восторжествовала.

Ответы на кроссворд, помещенный на странице 271:

По горизонтали: 1. Жанр. 3. Игра. 5. Успех. 7. Туман. 10. Шагал. 13. Акт. 14. Макдуф. 15. Дункан. 18. Сцена. 19. Метро. 20. Ля. 22. Насильник. 24. Иго. 25. Шоу. 27. Но. 28. Демагогия. 29. Смерть. 32. Марло. 34. Блейк. 36. Сивард. 38. Корона. 39. Мор. 40. Азарт. 43. Несси. 48. Открытое время. 49. Тан.

По вертикали: 1. Жажда. 2. Росс. 4. Гуру. 7. Томас. 8. Макбет. 9.Наука. 10. Штурм. 11. Геката. 12. Лондон. 16. Отрицание. 17. Малькольм. 20. Лин. 21. Яго. 23. Нос. 26. Ум. 30. Правда. 31. Ленокс. 32. Маска. 33. Обрат. 34. Броун. 35. Квази. 37. Добро. 41. Зло. 42. Рок. 44. Елена. 45. "Сеян". 46. "Мы". 47. Ива.

Фразы в отдельных клеточках: "Конфликт трагедии: ведьмы против Макбета".

---

Дата добавления: 2015-09-03