Рамки закона

Люциус пропустил Гермиону вперёд и закрыл за собой дверь, на всякий случай заперев. Девушка не постеснялась взять в руку палочку, но не стала принимать боевую стойку.
– Видимо, тебе недостаточно моего обещания.
Она проигнорировала эти слова, осматривая чьё-то рабочее место. Что-то здесь казалось неуловимо знакомым. Правда, складывалось впечатление, что хозяин давно не появлялся в кабинете, даже чтобы стереть пыль с полок и поверхности стола.
– Где мы?
– Это был мой кабинет, когда я работал в Министерстве.
– Ты работал в Министерстве?
Люциус посмотрел поверх её головы, ответ и так очевиден. Гермиона повернулась к нему спиной, глядя на длинное изящное перо в серебряной подставке. Вспомнилась первая встреча с Люциусом, как же это было давно! Магазин «Флориш и Блоттс», они тогда ещё сцепились с Артуром Уизли. Кажется, он действительно упоинал, что работает в Министерстве, правда, с трудом представлялось, что он был мелким чиновником, возможно, занимал должность финансового советника. Гермиона подошла ближе к столу и провела по нему пальцем, собирая пыль в одну объёмную точку. Девушка неосознанно вычертила свои инициалы, а затем повернулась к Люциусу.
– Кажется, ты хотел что-то со мной обсудить?
– Я позволю тебе выиграть это дело, если после суда ты вернёшься в мэнор.
У Гермионы было много ответов, готовых сорваться с губ, но она произнесла совсем иные слова:
– Почему ты хочешь, чтобы я вернулась?
– Ты моя жена, – просто ответил он. Гермионе показалось, что её сердце подобралось к горлу.
– Это ненадолго, Люциус.
– Это навсегда. По крайней мере, пока смерть не разлучит нас, – ухмыльнулся он, чем испортил эффект.
Гермиона громко фыркнула.
– Не смеши меня. Нам обоим это брак, словно кость поперёк горла.
– Возможно, – он отошёл назад и прислонился спиной к шкафу, скрестив руки на груди. Света в кабинете было крайне мало, Гермиона не видела его лица, но сама стояла на единственном освещенном островке, испытывая ужас оттого, что он вот-вот обнаружит её положение. Она снова повернулась к нему спиной, продолжая водить пальцем по пыльной поверхности.
– Почему ты отказался от моего предложения? Я ведь сказала, что могу позаботиться о твоих деньгах.
Ей показалось, что она услышала короткий смешок где-то у шкафа.
– Ты о себе едва можешь позаботиться. Но если тебя действительно интересуют причины – я не верю в развод.
– Ты ужасно старомоден.
Люциус с наслаждением смотрел на её длинные пушистые пряди волос. До боли хотелось дотронуться до них, сжать её хрупкие плечики, притянуть эту упрямицу к себе и сказать всё совершенно иным, более убедительным способом. Но Гермиона решит, что его действия определяет похоть, и не поверит. Да и словами убедить её шансов мало. Но Люциусу было важно знать, в каком эмоциональном состоянии она пребывает, вдруг она уже на грани суицида? К тому же, быть рядом с ней, в одной комнате, уже удовольствие.
– Я действительно старомоден, – снисходительно согласился он. – О разводе не может быть и речи.
– Мы с тобой живём в разных мирах и говорим на разных языках, Люциус Малфой.
– Я знаю один язык, который по вкусу и тебе, и мне.
Гермиона резко развернулась, почувствовав, что её щёки краснеют.
– Уверяю тебя, воскресить мёртвый язык невозможно. История не ведает прецедентов.
– Я могу доказать тебе обратное. Прямо сейчас, в этой комнате.
– Ты обещал, что не коснёшься меня и пальцем.
– Мне не обязательно касаться пальцем, есть и более интересные… места.
Рука сильнее сжалась вокруг палочки. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Малфоя. Он хмыкнул.
– Гермиона, тебе не поможет палочка, если я захочу коснуться тебя “пальцем”.
– Ты ничего не добьёшься, если продолжишь меня запугивать.
– А ты испугалась?
– Нет.
– Итак, твой ответ?
– Тебе известен мой ответ. К тому же, не будь столь самонадеянным, мы оба знаем, что правда на моей стороне.
– Из нас двоих в этом случае самонадеянность проявляешь ты, Гермиона. И наивность. Подумай хорошо, в каком позоре ты будешь жить после суда, тебя не оставят в покое ни журналисты, ни обычные люди.
– А ты, значит, пытаешься оградить меня? – она случайно махнула рукой вместе с палочкой, сметая несколько томов Большой Энциклопедии Магии на пол.
– Почему бы и нет? Ты носишь мою… – Гермиона резко втянула носом воздух, ожидая худшего, – фамилию. Какая разница, каким образом ты стала Малфой? Я ещё раз повторяю, что изменить это ты не в силах. Разумеется, если не решила попытаться снести мне голову Энциклопедией. Здесь сорок девять томов, так что шансы неплохие.
Вопреки здравому смыслу, Гермиона улыбнулась шутке.
– Очевидно, мы с тобой не придём к компромиссу. Очень трогательно, что ты якобы заботишься о моём добром имени и благополучии, но я как-нибудь справлюсь. У меня достаточно причин, чтобы всем сердцем желать справедливости. Едва ли твои средневековые убеждения строятся на подобном понятии, а я никогда не была согласна с тем, что цели оправдывают средства. Мерзко и бесчестно.
– Я и не ждал иных слов от девчонки, воспитанной в гриффиндорских традициях. Я предложил тебе благоприятный исход, у тебя есть время подумать – до конца дня. Кстати, учти при своих расчетах, что шансов на победу у тебя нет.
– Шанс есть всегда, главное не сдаваться.
– Приму к сведению.
Гермиона прошла мимо Люциуса, оставив после себя лёгкий шлейф тонкого цветочно-мускусного аромата. Как только дверь за ней закрылась, он улыбнулся. Пожалуй, сейчас, когда она пребывала полностью в своём уме и памяти, Гермиона казалась куда более интересной и желанной в своей недоступности. И, конечно, она помнит каждую ночь, что они провели вместе. Как запылало её лицо, когда он упомянул об этом! Маленькая ведьмочка хочет его, в этом нет сомнений. Что же, сегодня только первый день, и кто знает, как долго продлится этот чёртов процесс? Стоило признать, что Гермиона сумела отыскать достойного адвоката, вот только Люциусу хотелось свернуть шею этому неоперившемуся филину – только за то, с каким обожанием желторотый юнец смотрит на его жену!
Люциус небрежным взмахом вернул упавшие книги обратно на полку и подошёл к столу, на крышке которого остались разводы после маленьких пальчиков Гермионы. Ему вдруг вспомнилось, как она выписывала свои инициалы на его ладони ранним утром. Её голова покоилась на его плече, Люциус наблюдал за ней из-под полуоткрытых век, пока Гермиона думала, что он спит. Тогда ей нравилось быть Малфой, но на пыльной поверхности упрямо просматривались буквы “H” и “G”. Похоже, что так просто она не сдастся. Впрочем, Люциус любил трудности – особенно преодолевать их.

***

Как только Гермиона вошла в дом, сразу шквал голосов накинулся на неё.
– Мерлин, где ты была?
– Гермиона, мы так волновались! С тобой всё в порядке?
– Где ты пропадала целый час?
Гермиона скинула мантию и устало опустилась на табурет, обнимая живот ладошками.
– Джинни, есть что-нибудь перекусить? Я вот-вот свалюсь в голодный обморок.
Джинни поспешила поставить на плиту кастрюлю с чем-то ароматным и аппетитным, судя по всему, мясное рагу с грибами. У Гермионы рот наполнился слюной, и она подняла глаза на Гарри и Генри, которые с некоторым осуждением смотрели на девушку.
– Я в порядке.
– Ну, что, она нашлась? – Рон, взъерошенный и слегка помятый, ворвался в дом через заднюю дверь. Увидев Гермиону, он нахмурился и встал в один ряд с мужчинами.
– Я разговаривала с Люциусом, – тихо ответила она.
– Что? Женщина, ты в своём уме? Нельзя было этого делать!
– Гермиона, он не причинил тебе вреда? Он не заставил тебя ничего выпить?
– Похоже, жизнь тебя ничему не учит!
– Спасибо, Рональд, – Гермиона скривила губы. – Отвечая на все ваши вопросы и предупреждая новые: я в своём уме. Нет, он не причинил мне вреда, я ничего не пила. Он не касался меня… даже пальцем. Мы просто переждали вместе, пока разойдутся журналисты. Не стоит делать из этого трагедию.
– Что он говорил?
– Сказал, что позволит мне выиграть, если я вернусь к нему.
– ХА! Я так и знал, что он испугался! – воскликнул Рон. – Я слушал процесс по радио.
– Нет, он не испугался, – Гермиона принялась грызть сухую корочку хлеба, лежавшую в плетёной корзинке посреди стола. – Более того, он совершенно уверен, что выиграет это дело. Генри, у него что-то есть, это было не пустое бахвальство. Он что-то задумал.
– Неужели это тебя удивляет? – мужчины, наконец, расслабились и уселись за стол. – Мы изначально предполагали, что просто не будет. И что Малфои станут изворачиваться, как смогут.
– Да, но тут что-то другое… – Гермиона задумалась, три пары глаз пристально наблюдали за ней, отпугивая мысли, словно трусливых пташек.
Девушка поднялась, чтобы помочь Джинни расставить тарелки и разложить столовые приборы. Огромная фарфоровая супница уже была отлеветирована на середину стола. Гермиона взмахнула палочкой, нарезая свежую хрустящую французскую булку на тонкие ломтики. Ухватив очередную корочку, девушка принялась задумчиво жевать. На чём ещё может сыграть Люциус? Приведёт ещё сотню мелких свидетелей, которые будут плескаться в судебном зале, словно рыбёшки в аквариуме, много шума, но толка чуть. Нет, скорее всего, у него в кармане есть что-то весомое. И едва ли блеф. Уж не отыскал ли он Панси? Он вполне мог бы подкупить её, чтобы любовница дала показания, выгодные ему одному. Ох, как бы она могла помочь Гермионе, рассказав правду!
– Генри? Мы должны возобновить поиски. Нам нужна Панси Паркинсон.
– Это может занять немало времени. К тому же, Паркинсон может быть как полезной, так и опасной. Кто сказал, что она не переметнётся на сторону Малфоя? Ему есть, что предложить этой продажной девчонке.
– Почему в суде не могут воспользоваться омутом памяти и сывороткой правды? – загремел Рон, уронив ложку на пол.
– В соответствии с судебным кодексом, который был утверждён Европейской Конвенцией Волшебников в 1802 году, все показания в суде должны даваться добровольно, без воздействия магии и зелий, – оттараторила Гермиона, отбирая у друга грязную ложку и положив рядом новую. – С этической точки зрения морали и прав человека, это правильно и логично.
– Но разве авроры не пользуются сывороткой?
– Пользуются, – ответил за неё Гарри. – Когда ведут допрос за закрытыми дверями. Но в суде преступники дают показания добровольно. Таков закон.
– Гермиона, садись, – позвала Джинни за стол. – И прихвати с собой солонку.
Под вечер у Гермионы отекли ноги и распухли так сильно, что не влезали в ботинки. Устроив лодыжки на двух подушках, девушка откинулась на спинку кровати, продолжая размышлять над загадкой, которую задал ей Малфой. И интересовало её отнюдь не то, что он задумал.
“Я хочу, чтобы ты вернулась. Ты моя жена. Пока смерть не разлучит нас”.
Действительно ли в его словах звучала некая чувственность и забота или это просто то, что она хотела бы услышать? Не стоит забывать, что Люциус ничего не делает без причины. И не стал бы ей помогать, если бы не рассчитывал на некую выгоду. Он вполне позволил бы ей распластаться на полу, и едва ли его волновал тот факт, что акулы пера могли поймать Гермиону в свои зубы. Что ему дала их беседа? Едва ли Люциус рассчитывал, что она сдастся и согласится на его предложение. Гермиону пугали догадки, она ничего не знала о мотивах всех его поступков, а Люциус снискал дурную славу, и его корыстолюбие уже стало притчей во языцех. Ни в коем случае нельзя ему верить.

***
– За полгода семейной жизни, мой подзащитный показал себя примерным супругом. Мистер и миссис Малфой периодически появлялись в высшем обществе, и госпожа Гермиона выглядела счастливой и довольной жизнью. Мой клиент никогда ни в чём не отказывал своей жене. У неё было всё – полный гардероб дорогих нарядов, меха, драгоценности, в конце концов, свобода. Мистер Малфой не ограничивал передвижения своей жены, она могла встречаться с друзьями, когда того хотела. Я могу подобрать только одно слово, которым можно охарактеризовать жизнь миссис Малфой – сказка.
– Наглая ложь, – фыркнула Гермиона чуть громче, чем следовало.
– Простите? – Льюис повернулся к ней. Девушка дернула головой, задрав подбородок кверху, но сумела смолчать.
Уголки губ адвоката слегка загнулись кверху в ехидной ухмылке. Он продолжил свою слащавую речь, заставив Гермиону в немом бешенстве сжать кулаки.
– Держи себя в руках, – жарко зашептал в ухо Генри, – это чистой воды провокация.
Гермиона скорчила недовольную гримасу и отпихнула его от себя плечиком, не желая пропускать ни слова из той ереси, которой адвокат Люциуса пытался задурить головы судьям.
– Миссис Малфой, конечно, может сколько угодно утверждать, что не хотела выходить замуж за моего подзащитного, но, благородные господа и дамы, давайте на секунду представим, что каждый волшебник, чей брак состоялся по требованию родителей, обратится в суд.
По залу пробежал несдержанный смешок.
– Очень любопытное замечание, – вступил Генри, улыбаясь. – Разумеется, многие волшебные семьи заключают брачные союзы по указу родителей и опекунов, таковы наши традиции. Но никого из молодых невест или женихов не опаивают зельями, чтобы подвести под венец.
Снова раздался приглушённый смех. Скрип пера и щелчки фотокамер стали неотделимым аккомпанементом судебного разбирательства.
– Тем не менее, уважаемый мистер Шелдон, – усмехнулся Льюис улыбкой, которой могли бы позавидовать пираньи, – этот брак состоялся. Мало того, прошёл месяц после того, как миссис Малфой лишилась своих воспоминаний, и за этот месяц она не изменила собственного решения, а мистер Малфой не тянул её за руку к алтарю. И, смею вас заверить, зельями не опаивал. Венчание прошло, как того требуют наши священные традиции, и супруги жили не как брат и сестра. Мистер Малфой исправно исполнял свой супружеский долг, верно, миссис Малфой?
Все взгляды в зале обратились на Гермиону. Стараясь не покраснеть до корней волос, она прочистила горло, покосилась на своего “исправного” супруга и ясно, но тихо ответила:
– Да.
– Позволите ли задать вам ещё несколько личных вопросов?
– Если того требует дело, – Гермиона перебралась в кресло свидетеля.
– Итак, состоялась ли ваша первая брачная ночь, как того требуют свадебные традиции?
– Полагаю, что так, – Гермиона предпочла бы не говорить о брачной ночи, потому как последующие были куда интереснее, и вспоминать их куда приятнее. Но сейчас, когда она всеми силами души пыталась ненавидеть Люциуса, думать о том, как он насиловал её, как-то проще.
– Вы были девственницей?
– Какое это имеет значение? – она всё-таки покраснела.
– Прошу вас, ответьте.
– Да.
– Проявлял ли ваш супруг жестокость по отношению к вам?
Гермиона ненадолго задумалась, какой смысл вкладывает Гордон Льюис в слово “жестокость”. Едва ли его интересует, насколько она была одинока, как тяжело переживала пустоту вокруг себя, отсутствие друзей и союзников, и никто, даже Люциус, не представляет, насколько это жестоко оставлять человека наедине с безмолвной тишиной.
– Мистер Малфой безжалостен от природы, – безапелляционно заявила она, глядя прямо в глаза Люциусу, – но, не считая первой брачной ночи, когда он попросту меня изнасиловал, я не могу сказать, что он вел себя жестоко. По крайней мере, в физическом смысле.
– Он бил вас?
Периодически раздавал пощёчины своими циничными и насмешливыми фразами, но и это не считается.
– Нет. Но, полагаю, ему не единожды хотелось.
Кто-то засмеялся, но под строгим взглядом Гермионы неизвестный зритель смутился и сделал вид, что кашляет.
– Угрожал ли мистер Малфой вам физической расправой?
– Несколько раз.
– При каких обстоятельствах?
– Кажется, я бродила по дому от скуки и забралась, куда не следует, – Гермиона пожала плечами.
Лица большинства мужчин расплылись в понимающих ухмылках. Похоже, сами они нередко пытались приструнить собственных жён – с тем же успехом.
– Миссис Малфой, будьте так любезны, расскажите нам о вашем распорядке дня, когда вы ещё жили в особняке.
“Первые месяцы и вспоминать не хочу. А потом – секс. Безудержный, дикий, страстный и сводящий с ума”.
– Я просыпалась около восьми утра, в половину девятого мы завтракали в столовой. Мистер Малфой занимался работой, увы, я была предоставлена самой себе. Чаще всего, я проводила всё своё время в саду, ухаживая за оранжереей и клумбами. Гуляла по территории мэнора, читала книги. Обедали и ужинали мы тоже, обычно, вместе. Это всё.
– Итак, мы можем сделать вывод, что миссис Малфой жила поистине в королевском дворце, и отношение к ней было более чем лояльным и уважительным. Она не занималась домашним хозяйством, могла уделять время себе и своей семье, словом, мечта большинства женщин, – Гермиона не стала возражать, потому что не относила себя к большинству. – Мистер Малфой беспокоился о благополучии своей супруги. Он знал, что она не слишком его жалует, и потому тактично дал ей время свыкнуться с новой ролью, не обременяя миссис Малфой своим присутствием. Мы, разумеется, можем понять, откуда у молодой леди неприязненное отношение к первой брачной ночи. Будучи невинной молодой особой, естественно, она посчитала, что испытанная ею боль была результатом физического насилия.
– Не думаю, мистер Льюис, что моя подопечная была настолько наивной, что не смогла бы отличить насилие от… ненасилия.
– Миссис Малфой, возможно, вы расскажете нам детали той самой ночи?
– Не думаю, что это настолько важно, – возмутилась Гермиона.
– Мистер Малфой, возможно, вы поможете своей супруге вспомнить?
– Разумеется, – каждый раз, когда он говорил, Гермионе хотелось зажать уши и громко топать ногами по полу. Его голос проникал в самую её суть, отравлял разум, заставлял сердце стучать в бешеном ритме, отчего хотелось, наплевав на гордость, бросится ему в ноги и согласится на безумное предложение – вернуться обратно в мэнор.
– Несмотря на все традиции, я готов был отложить нашу первую брачную ночь на более удобный момент, – Люциус говорил тихо, и весь зал, затаив дыхание, подался вперёд, ловя каждое слово. – Я считал, что Гермионе следует привыкнуть к моему присутствию. Но она сама настояла на том, чтобы все правила оказались соблюдены. Если мне не изменяет память, всё произошло по её инициативе, вы помните это, миссис Малфой?
Боже, помнит ли она? Мечтала бы забыть свой позор раз и навсегда.
– Я помню.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – с серьёзным видом заявил Люциус. – Но половой акт называется насилием только лишь в том случае, если один из партнёров проявляет сопротивление. Если быть до конца честным, то, скорее, миссис Малфой изнасиловала меня, чем я её.
На этот раз смех долго не утихал, и судье Диксону пришлось призвать к порядку. Гермиона сидела красная как рак и желала немедленной и мучительной смерти своему супругу.
К счастью, очередной перерыв позволил Гермионе немного успокоиться и снова взять себя в руки. Когда адвокат Малфоя переиначивал историю её замужества, казалось, будто она полнейшая идиотка. Их брак выглядел абсолютно нормальным, более того, большинство семей живут именно так, как они с Люциусом. Боже, Льюис задурил голову даже ей! Гермиона начала путаться в собственных мыслях, ловя себя на том, что временами соглашается со словами адвоката. Ни в коем случае нельзя отступать от собственной позиции, иначе она проиграет.
– Кажется, я напал на след Панси Паркинсон, – сказал Генри, когда Гермиона вышла из туалета, где пряталась почти весь перерыв.
– О, Генри, неужели? – она воспряла духом.
– Мои агенты узнали о девушке, по описаниям очень похожей на Паркинсон. Она достаточно праздно и весело проводила время на Барбадосе, мой человек уже отправился туда, чтобы всё разузнать.
Гермиона от избытка чувств обняла своего адвоката и звонко чмокнула его в щеку.
– Я люблю тебя! Ты самый лучший!
– Ты меня задушишь, – усмехнулся он. – Неизвестно ещё, как на нас скажется появление Панси. Но если мы первыми до неё доберёмся, то это может сыграть нам на руку.
– Она моя должница. После того, что она устроила… она обязана дать показания в мою пользу!
– Я бы не был так в этом уверен, Гермиона, но будем надеяться, что в ней осталась хотя бы капля совести. Пойдём, заседание вот-вот возобновится.
Генри и Гермиона вошли внутрь зала. Репортёр, который всё это время прятался за углом, широко ухмыльнулся, вынимая плёнку из фотоаппарата и пряча прыткопишущее перо в карман. Отличный получится материал! Впрочем, едва ли за него редактор расщедрится на слишком большую премию, зато в этом самом здании есть один человек, которого заинтересуют и провокационные снимки, и интересные, надо сказать, эксклюзивные новости…

Дата добавления: 2015-09-03