Глава двадцать четвертая Дарья лукинична арзамасцева

Подчас самые отрицательные факты нашей жизни играют на руку, ничего с этим не поделаешь. Турецкий, как и Романова, как и Меркулов и многие другие их коллеги по нелегкому труду в правоохранительных органах, разумеется, ратовал за то, чтобы Россия превратилась в правовое государство.

А в правовом государстве, между прочим, существует тайна переписки и тому подобные тайны, и там вряд ли так запросто можно получить копии сообщений на чужой пейджер, тем более не имея на руках ни решения суда, ни хоть какого-то ордера, а «за красивые глаза». Но обращаться в вышестоящие структуры за разрешением Турецкому ой как не хотелось — и, поскольку мы живем не в правовом государстве, нужно этим пользоваться.

Примерно так рассуждал Турецкий, подъезжая к Останкинской телебашне.

В общем и целом все оказалось так, как и говорил Сивыч. Турецкому очень крупно повезло, что у начальника отдела радиосвязи ночью угнали новенькую «БМВ». Начальник хоть человек и не бедный, но не из тех, кто в таких случаях только тяжело вздохнет и на следующий день купит новую машину. Поэтому своей иномарки ему было жаль до слез, и за то, чтобы ее действительно начали разыскивать, он был готов дать не только копии сообщений на пейджер за номером 20573, но и копию самого этого пейджера.

— Это что ж получается? — спросил Турецкий. — Они будут передавать что-то на тот пейджер, который у нас сперли прямо из МУРа...

— А сообщение будет дублироваться — у него и у вас, — спокойно заметил начальник, начавший полнеть молодой человек в темно-серой тройке. — Но уж постарайтесь насчет меня там...

Начальник отдела радиосвязи тоже знал, что живет не в правовом государстве, и резонно полагал, что угнанные машины не находятся в основном потому, что их не особенно ищут, но если очень надо, то могут при случае и найти.

— Хорошо, — ответил Турецкий. — Сделаю все, что в моих силах. — Прямо с Останкинской башни он позвонил Романовой и Грязнову и даже Меркулову в прокуратуру России, открытым текстом сказав, что ему, Турецкому, эта машина нужна как воздух. Романова пообещала со своей стороны связаться с ГАИ и областной милицией.

— Ну вот, как видите, — развел руками Турецкий, — я поднял на ноги милицию, прокуратуру и частное агентство. Сделал все что мог.

Из Останкинской телебашни он вышел, унося в кармане пейджер, дублирующий сообщения, поступавшие на имя Дарьи Лукиничны Арзамасцевой.

Турецкий подходил к старому кирпичному дому во дворе. В отличие от большинства построек прошлого века, этот был весьма не презентабельный, даже уродливый дом. Видимо, сто с лишним лет назад его строили как доходный для квартиросъемщиков победнее и попроще. Никаких архитектурных излишеств, нештукатуреные кирпичные стены покрашены в грязно-желтый цвет. В советское время к нему снаружи пристроили шахты лифтов, которые теперь низко нависали над входом в подъезды. Сто лет назад этот район, наверно, и не считался центральным - отсюда далеко и до Охотного ряда, и до Красной площади, далеко, конечно, по масштабам столетней давности. Теперь бы сказали — рукой подать.

«Барашевский переулок, пять, — четырнадцать», — вспомнил Турецкий.

Покидая гостеприимного Пал Палыча, Саша спросил Меркулова о местонахождении Костаки, бывшего Саруханова. Тот дал ему адрес, но просил нигде не записывать. Когда твоим врагом является целая банковская сеть, которую возглавляет сам господин Корсунский, приходится соблюдать осторожность. Саруханова удалось спрятать, но малейшая оплошность может все испортить.

Турецкий поднялся на четвертый этаж и позвонил. Он заметил, что, прежде чем дверь открылась, мигнул глазок — его сначала пристально оглядели. Саша нарочно встал так, чтобы его было лучше видно. После этого раздался голос:

— Вам кого?

— Мне нужен... Сергей или... — сказал Турецкий и, немного понизив голос, добавил: — Я от Константина Дмитриевича.

За дверью еще некоторое время помедлили, затем открыли. На пороге стояла полная армянка средних лет в темном платье.

— Проходите, — сказала она.

Турецкий вошел, и женщина поспешно закрыла за ним дверь.

— Вы один? — спросила она.

— Как видите, — ответил Турецкий.

Женщина не пригласила его пройти в комнату, и Саша остался в просторной прихожей. Было видно, что здесь живут небогатые, но достаточно зажиточные люди. В специально оборудованном стенном шкафу висели хорошие пальто, кожаные куртки. В щель от неплотно прикрытой двери была видна хрустальная люстра, ковер на полу.

Через пару минут женщина вернулась и коротко сказала:

— Пойдемте.

Она привела Сашу на большую светлую кухню, где его ждал высокий худой мужчина с темными глазами и тонким с горбинкой носом. Это был Саруханов. В сущности, со времени их последней встречи прошло не так много времени, но было видно, что Сергей изменился. Если тогда в его глазах читались беспокойство и страх, то теперь их сменила усталость и какое-то безразличие к своей судьбе.

— Здравствуйте, гражданин следователь, — сказал Саруханов, также узнавший Турецкого. — Что, пришли проведать своего подопечного?

— Нет, Сергей Тотосович, я по делу.

Турецкий сел за стол, закурил и только после этого достал из кармана аккуратно сложенный листок с фотороботом «социолога Игоря».

— Посмотрите внимательно, вам не знаком этот человек?

Саруханов взял портрет и несколько минут пристально вглядывался в неживые, немного схематические черты, неизбежно присущие этим искусственным портретам.

— Нет, пожалуй, нет, — наконец сказал Саруханов.

В его голосе Турецкому почудилась неуверенность.

— Вы уверены, что никогда его не видели?

— Я уверен, что среди моих знакомых такого не было, — ответил Саруханов. — А вот видел или не видел, не могу сказать. Может быть, и видел. Людей сколько встречаешь и так, и по работе, трудно всех вспомнить.

— Но не можете утверждать, что наверняка его не видели?

— Не могу.

— Знаете, Сергей, — сказал Турецкий, — давайте я оставлю этот портрет у вас. Вдруг вы вспомните, что где-то все- таки видели этого человека. Вы ведь что-то припоминаете, верно?

— Скорее мне кажется, что я что-то припоминаю, — улыбнулся Саруханов. — Но давайте, подумаю. Хотя, — добавил он, — я вряд ли что-то вспомню. У меня довольно хорошая память на лица, но не упомнишь же всех, с кем в трамвае ездил.

— Не упомнишь, и все же.

Турецкий поднялся. Он не хотел надолго засиживаться у родственников Саруханова, это было небезопасно, вдруг кто-то увидит, что сюда ходит следователь.

— И вот еще, — Турецкий улыбнулся, — Константин Дмитриевич просил вас быть как можно осторожнее. Старайтесь пока не выходить.

— Я стараюсь, — мрачно ответил Саруханов, — да только тошно очень. Уж во двор-то можно выйти?

— Не советую. Для вашей же безопасности, — сказал Турецкий.

Он снова вышел в прихожую. На миг ему показалось, что какой-то темный силуэт поспешно скрылся в ванной, но он не придал этому значения.

Сергей Саруханов взял в руки портрет, который дал ему Турецкий. Что-то в этом лице казалось смутно знакомым, но только едва-едва. Он был совершенно уверен, что лично этого человека не знал, и все-таки с уверенностью утверждать, что он никогда в жизни его не видел, он также не мог. Где-то в уголках памяти эти черты были запечатлены.

Саруханов вгляделся в тьму за окном. «Сколько сейчас? — подумал он. — Наверно, уже часа два». В квартире все спали. На Сергея напала смертельная тоска — сколько времени ему придется просидеть здесь, даже не имея возможности выйти на улицу. Что за жизнь... Сначала он скрывался в Калуге у родственников, где его нашла-таки милиция, теперь вот должен сидеть у совсем дальних родственников. И сколько так придется прятаться? Проще всего, наверно, было уехать в Армению, Меркулов обещал это устроить, но пока надо ждать. И сколько еще придется прождать... Эта полная неизвестность мучила больше всего.

Саруханов снова посмотрел на портрет. Нет, он решительно не мог вспомнить, где он видел этого человека и видел ли его вообще.

Внезапно на лист бумаги сзади упала тень. Сергей резко обернулся. За его спиной стояла Татьяна, внучка бабушки Ставрулы. Сейчас, с густыми темными волосами, распущенными по плечам, в красно-черном атласном халате, с пеной белых кружев ночной рубашки на груди, она была похожа на сказочную фею. В ее красоте было что-то завораживающее. Она сделала шаг вперед и оказалась у самого стола, где лежал портрет. Взглянула на Сергея, затем на лист бумаги, лежавший перед ним. Сергею показалось, что глаза ее вспыхнули.

На миг она застыла, затем повернулась к Сергею и с улыбкой спросила:

— Так, значит, вы предпочитаете мужчин?

— Что? — Сначала до Сергея не дошел смысл ее слов.

— Ну вы сидите ночью один на кухне, когда все спят, и любуетесь портретом мужчины, — объяснила Татьяна.

— Да нет, это... — забормотал Сергей, пытаясь как-то оправдаться и одновременно не объяснять, что за портрет он рассматривает.

— Это ваш друг? — снова спросила Татьяна, небрежно указывая на фоторобот.

— Нет, я и не видел его никогда. Просто... — Сергей снова растерялся, — спрашивают, не знаю ли я его, вот и пытаюсь вспомнить, где я его видел, а скорее всего, и не видел никогда.

— Ну и черт с ним, — улыбнулась Татьяна. — А то я уже расстроилась, что вы не обращаете на меня внимания.

Она подошла к Сергею еще ближе, так что он чувствовал тепло ее тела. Ее сверкающие глаза манили его. И хотя она не прижималась к нему, не протягивала к нему руки, вообще не дотрагивалась, а только смотрела с какой-то загадочной полуулыбкой, он понял, что она берет его, решительно и бесповоротно.

— Я... — сказал он срывающимся голосом, как будто был мальчишкой-школьником, собравшимся в первый раз поцеловаться с уже опытной в этих делах подругой.

— Не надо слов, — сказала Татьяна и привлекла его к себе.

Дата добавления: 2015-08-13