Глава шестая дядю пора выпускать

Когда через несколько минут Саруханов оказался в следственном кабинете, он увидел, что вместо Шведова в кабинете сидит другой человек — с усталым, умным лицом, совершенно непохожий на ходячее представление о «менте».

— Государственный советник юстиции третьего класса Меркулов Константин Дмитриевич, — представился тот. — Садитесь, Сергей Тотосович.

Саруханов сел.

— Я прочел протоколы ваших допросов, — сообщил Меркулов.

— Там ничего нет, — сказал Саруханов. — И хотите знать почему? Потому что ваш этот, с позволения сказать, следователь и не хотел ничего от меня услышать. Даже если бы я ему все сказал, он сделал бы так, чтобы этих данных не было. Потому что он с ними заодно.

— С кем «с ними»? — тихо спросил Меркулов.

— С ними, — повторил Саруханов, — с теми, кто хочет меня убрать. Стоит мне сказать одно лишнее слово — и я труп. Я это прекрасно знаю. Но мне уже надоело бояться. Надоело! — последнее слово Саруханов почти выкрикнул.

— Понимаю, — кивнул головой Меркулов, — и даже очень хорошо.

— Верю, что понимаете. — Саруханов опустил голову. — И все-таки трудно сделать первый шаг.

— Но здесь с вами ничего не случится, — сказал Меркулов, хотя сам не был уверен в своих словах.

— Вы серьезно? — Саруханов поднял на него глаза. — А я думал, вы профессионал.

— Но, по крайней мере, мы постараемся обеспечить вашу безопасность, — сказал Меркулов, тяжело вздыхая. Он не хуже Саруханова знал, что для определенных сил стены Бутырской тюрьмы не преграда.

— Но мне надоело, понимаете! — Саруханов снова заговорил громко, почти истерически, и на миг Меркулов испугался, что у него начнется настоящий припадок. — Лучше смерть, чем такое существование! Эта вонючая камера, этот тюфяк, эти стены, какое-то убожество! Убожество — это то, что я всю жизнь ненавидел.

Меркулов вспомнил, что в отчете об обыске на квартире Саруханова числились ванна «джакузи», маленькая портативная сауна, тренажеры. Очевидно, этот человек тщательно следил за своим телом и его физическим состоянием. Для такого пребывание в тюремной камере — пытка вдвойне.

— Вы не сможете меня защитить, — продолжал Саруханов, немного успокоившись. — Они сильнее. Вам неприятно это слышать? — спросил он Меркулова. — Или вы всерьез считаете, что наша доблестная милиция вместе с прокуратурой еще держат какой-то контроль в стране? Откройте глаза, гражданин следователь!

Этого Саруханов мог и не говорить. Меркулов прекрасно знал ситуацию в стране, как и то, что, пожалуй, никогда на его памяти милиция и прокуратура не были столь слабыми.

— Понимаете, что я хочу сказать? — Саруханов снова переходил в истерический тон.

— Вы курите? — спросил Меркулов. — Или, может быть, выпьете воды?

— Ничего я не хочу, — ответил Саруханов. — А впрочем, давайте.

Он взял протянутую Меркуловым сигарету, сделал затяжку и сразу же закашлялся.

— Я в общем-то не курю, — объяснил он. — Но это как-то успокаивает.

Меркулов терпеливо ждал, когда Саруханов заговорит снова. Он понимал, что этот человек дошел до последней степени отчаяния, когда ему все стало безразличным. Страх, неудобства тюрьмы, обвинение в убийстве, которого, как все больше верил Меркулов, он не совершал, — это может сломить многих.

— В общем, так, — сказал наконец Саруханов, — мне еще есть что терять. — Он поднял на Меркулова свои умные темные глаза. — Я боюсь насилия.

Меркулов молчал, ожидая продолжения.

— Наверно, это покажется вам малодушием, — сказал Саруханов, — но мне не все равно, КАК именно умирать. Я бы предпочел эвтаназию, если вы понимаете, что это значит. А вы, скорее всего, понимаете, вы похожи на образованного человека.

Меркулов усмехнулся. Не часто приходилось слышать комплименты от допрашиваемых.

— Я бы хотел умереть легко, раз уж нет другого выхода, — продолжал Саруханов, — потому что ОНИ, — он порывисто махнул рукой куда-то в сторону, — ОНИ умертвят меня грязно, грубо, ужасно. Этого я и боюсь. Да, вы смотрите сейчас на меня с презрением, но я признаюсь вам — я этого боюсь! Гораздо больше, чем самой смерти!

Выговорившись, Саруханов замолчал, уронив голову на руки.

Меркулов колебался. Может быть, прекратить допрос и отправить на пару дней Саруханова в медсанчасть, пока он немного не придет в себя? Или дать ему договорить до конца?

— Так вот, гражданин следователь, — поднял голову Саруханов, — я предлагаю вам сделку: Я вам расскажу все, что знаю, вы фиксируете мои показания, даже лучше пусть это будет при свидетелях, чтобы потом их не уничтожили, возможно, вместе с вами. — На его лице промелькнуло нечто вроде улыбки, больше смахивающей на оскал,— А после этого появляется медсестра со шприцем, или нет, терпеть не могу уколов, с конфетой, начиненной моментально действующим ядом, и я отправлюсь в мир иной. По рукам, гражданин следователь? А, что скажете?

— Вы не в себе, Саруханов, — тихо заговорил Меркулов, — вам надо отдохнуть. Я добьюсь того, чтобы вас сегодня же перевели в медсанчасть. Там вы сможете помыться, вам дадут свежее белье, вы успокоитесь, а потом поговорим.

— Когда — потом? — спросил Саруханов.

— Через день-два, — ответил Меркулов.

— Да неужели вы не понимаете, чудак вы человек, что через день от меня останутся только рожки да ножки, уже после того, что я вам тут наговорил.

— Во-первых, вы мне так ничего и не сказали, — заметил Меркулов, — но даже если бы дело обстояло иначе, все, что я услышал бы от вас, осталось при мне.

— Да? — издевательски переспросил Саруханов. — Достаточно того, что я сам вызвался на допрос. Понимаете? Это многие слышали.

— Я сам собирался вас сегодня вызвать, — ответил Меркулов, — вы просто поторопили события.

— Увы, признаю, — криво усмехнулся Саруханов. — Всю жизнь этим грешил. Я и сейчас здесь из-за этого. Поторопил события. Лучше бы тогда погиб я, а не Гамик. Мне ведь жаль его, хоть он и такой прохиндей.

— Значит, не вы его убили? — спросил Меркулов.

— Ну конечно, не я. Гражданин следователь, вы ведь, наверно, сами уже поняли, что не я. А если не поняли, так зачем решили меня в лазарет на чистые простыни отправлять?

— Скажите, что вы знаете об обстоятельствах гибели Гамлета Карапетяна?

Саруханов замолчал. Меркулов понимал, что сейчас его опять стали мучить сомнения. Истерическая решимость прошла, уступив место страху, боязни за собственную жизнь.

— А где же медсестра с ядом? — спросил Саруханов. — Причем пусть будет хорошенькая блондиночка. Не на вас же любоваться перед смертью. Да и свидетели... Нет, приготовьте все, тогда буду говорить. И, пожалуйста, сегодня. Или нет, — завтра.

Он снова уронил голову на руки. На миг Меркулову показалось, что он плачет.

— Хорошо, Саруханов, сегодня же вас переведут в госпиталь, а завтра утром мы с вами поговорим, идет?

— Не знаю, ничего не знаю, — твердил Саруханов.

— Кудряшов, — приоткрыв дверь, позвал Меркулов дежурного, — проводите арестованного в камеру, я сейчас же оформлю его перевод в медицинскую часть.

Через секунду Кудряшов вошел в следственный кабинет.

— Пойдем, гражданин арестованный, — ласково обратился он к Саруханову.

Тот поднялся. На его лице застыла маска отчаяния.

После того как Саруханова увели, Меркулов еще долго сидел за столом, листая его дело, но в действительности не читал, а только делал вид, что читает.

Алексей Снегирев проснулся в шесть часов утра, посмотрел во двор сквозь покрытое геологическими напластованиями стекло и стал собираться на пробежку. Если он не бегал больше недели, тело начинало вспоминать о давних увечьях. Чего он, понятно, позволить себе не мог. Однако на этот раз разминка началась несколько по-иному, чем он предполагал.

Накануне он успел произвести короткую рекогносцировку квартиры. Особенно впечатлила его кухня размером с половину хоккейной площадки, с величественной плитой посередине. И вот теперь, когда он чистил зубы, на этой самой кухне начался какой-то содом. Наемный убийца выплюнул пасту, открыл дверь и выглянул в коридор, держа зубную щетку в руке.

Прямо на него из кухни спасалась бегством молоденькая женщина с грудным малышом на руках. Ползунки у ребенка были мокрые, на пол жизнеутверждающе капало. Сзади раздавался грозный мужской рык. Если Алексей что-нибудь понимал, голос принадлежал вчерашнему Шварценнеггеру — тому самому Тарасу, с которым, по мнению Анны Федоровны, у ее жильца, милого интеллигентного мальчика, общих интересов быть не могло. Тарас подвизался на ниве охраны кооперативных ларьков, ходил в очень дорогой кожаной куртке и вообще был крутым, как нынче принято выражаться.

Алексей на всякий случай направил молодую мамашу в ванную. Почти сразу из-за поворота Г-образного коридора вылетела бутылочка с соской, в каких разогревают молоко для младенцев. Бутылочка была перехвачена у самой стены и благополучно вручена владелице.

— Лешка вот... прямо в кухне... — выговорила женщина. — Вы, по-моему... у Анны Федоровны?..

— И тоже Лешкой зовут, — улыбнулся Алексей. — А вы, наверное, Оля? Очень приятно, Анна Федоровна рассказывала, как вы ей хлебца приносите. Подождите минутку, не уходите.

Он прополоскал рот и отправился на кухню.

Кооперативный охранник и в самом деле мог у кого угодно отбить охоту грабить вверенные ему ларьки. Любители бить стекла и хватать сигареты с прилавка именно таких и боятся. Тарас был под метр девяносто пять, накачанные тренажерами мышцы распирали модную черную маечку. Волосы были стянуты в пышный хвост, в левом ухе поблескивали два серебряных колечка. Он размешивал что-то в кастрюльке, обратив ко входу внушительную мускулистую спину. Но и по такой спине бывает заметно, если человек встал с левой ноги.

Алексей молча прислонился плечом к косяку и стал ждать, пока на него обратят внимание. Ждать пришлось недолго. Парень почувствовал его присутствие и обернулся, со стуком опустив на стол блестящую кастрюлю из нержавейки. Алексей не торопясь смерил его насмешливым и не слишком доброжелательным взглядом, и Тарасу его взгляд не понравился. Не исключено, что он даже заподозрил некую связь между недавним происшествием и появлением квартирного новичка.

— Тебе какого... — поинтересовался он мрачно.

Алексей посмотрел, как он ставит ноги, и убедился: кунг-фу. Но не очень давно. Год-два, вряд ли больше. Достаточно, чтобы Нева была по колено. Но совсем не достаточно для мало-мальского мастерства.

— Да так, ничего, — сказал он, пожимая плечами. — Жду, когда ты другой стороной повернешься. Вы, голубизна, что ли, оба уха прокалываете?..

На него самого подобное не произвело бы ни малейшего впечатления. Тарас загнул в пять этажей и рванулся вперед. Обладатель бесцветного ежика и таких же бесцветных глаз был, наверное, в полтора раза легче него. И в полтора раза старше. В таком возрасте о Боге думать пора...

По замыслу нападавшей стороны, Алексею полагалось, как это бывает в боевиках, спиной вперед вылететь в коридор и с треском врезаться в стену. Желательно также, чтобы при этом на голову свалилась картина. Или на худой конец детская ванночка, висевшая на огромном шатком гвозде.

Однако в Голливуде боевиков про коммунальную кухню не снимают. Неплохой «казани-дзуки» провалился в пустоту. Хиленький оппонент успел куда-то подеваться, куда именно, Тарас так и не понял. Руку словно всосал вакуум, на локоть легли жесткие пальцы, и от плеча в спину ударила такая боль, что квартирный Шварценнеггер ахнул и, спасаясь от дальнейших мучений, рухнул лицом на пол.

— Пусти, сука!.. — тихо взвыл он, безуспешно пытаясь сбросить живодерский захват.

— Вставай, — приказал новый жилец.

Он поднял Тараса на ноги, заставив ткнуться носом в коленки, не торопясь проконвоировал по коридору, открыл свободной рукой дверь и выставил на холодную лестничную площадку, негромко напутствуя:

— И куда же ты, коза, бьешь десятку и туза...

Дверь захлопнулась, точно клюв птицы таманго. Еще через две секунды до Тараса дошло, что он цел и невредим.

Ларечный охранник оказался смышленей, чем ожидал Алексей. Когда он, надев кеды и спортивную куртку, отправился бегать, Тарас уныло сидел на щербатом мраморном подоконнике.

— На службу не опоздаешь? — осведомился Алексей.

— Мне с вечера, — храня мрачное достоинство, буркнул Тарас.

Алексей придержал дверь:

— Тогда заходи...

Последние несколько дней Вадим Дроздов готовился к той минуте, когда надо будет мобилизовать все силы на защиту Президента. И все же, когда эта минута настала, он почувствовал, что волнуется больше чем следовало бы. Вадим думал, что психологически уже готов ко всему, а оказалось — готов не совсем.

В десять вечера ожидался прилет Президента из Кемерова. Самолет должен был сесть на небольшой военный аэродром в Митяеве, откуда заранее приготовленная бронированная машина доставит его прямо в Кремль. Эту ночь он проведет в своих кремлевских апартаментах: утром должен состояться телефонный разговор с Президентом Украины.

Однако, как сообщили Вадиму Дроздову верные ему люди из спецохраны, помимо крупного отряда, который направляется прямо к аэродрому, еще один отряд будет располагаться на пути из Митяева в Москву, причем вдали от населенных пунктов. Именно этим отрядом должен командовать полковник Руденко.

Разумеется, Дроздов знал, что иногда для достижения безопасности патрули ставятся и на пути движения Президента. Они стоят на равном расстоянии друг от друга по всей дороге и поддерживают между собой связь по рации.

Теперь же речь шла совершенно о другом — в одном, совершенно глухом месте на пути следования Президента будет находиться большой вооруженный отряд, который (это Дроздов специально проверил) не отзывался на принятые в спецвойсках позывные.

И снова этот Руденко...

Сомнений не оставалось — готовилось новое покушение на Президента России, которое на этот раз имеет все шансы окончиться успехом.

На столе отчаянно зазвонил телефон.

— Турецкий слушает.

В ответ он услышал слегка изменившийся от волнения голос Вадима Дроздова:

— Кажется, пора выпускать дядюшку.

Дата добавления: 2015-08-13