Showdown

Луи смотрел, как Шарль обыскивает карманы его куртки, доставая сигареты и зажигалку. Недавний экстаз негой разливался во всём теле. Ничего не хотелось. Два года у него была цель, к которой он шел, которая занимала все его мысли, и вот теперь наступило опустошение. Сладостное, с привкусом поцелуев, опустошение. Шарль бросил на него взгляд через плечо и как был, обнаженный, вышел из комнаты. Шарль… У Луи кружилась голова, когда он вспоминал о том, что произошло несколько минут назад. Это был не просто секс. Это было – словно Луи обрёл наконец-то своего идеального партнёра. Он не верил, что такое случится после смерти брата, но это случилось. Жизнь, судьба, рок, фатум отобрали у него Виктора, но взамен подарили Шарля.
Здесь, в полутьме, под шум дождя Луи позволил себе помечтать. Он бы мог забрать Шарля – забрать себе, - и Грета в жизни бы их не нашла, даже обратившись в полицию. Он бы научил Шарля всему, что умеет сам: рукопашному бою, обращению с оружием, искусству слежки, взлому – несомненно, полезным вещам. Шарль был бы его - его сын, его младший брат, его партнёр. Партнёр во всём. Шарль бы вырос рядом с ним, став красивым мужчиной, похожим на Пьера – что скрывать, ему всегда нравился Пьер, тот был едва ли не единственным мужчиной, который нравился ему постоянно, обычно его влечение к представителям своего пола было кратковременным. Они бы собрали банду – не хуже, чем была. Или просто были вдвоём, одни против всех, как когда-то были с Виктором.
Нет.
Луи встал и натянул джинсы. Нужно было заняться делом.

Шарля он обнаружил на веранде. Тот был абсолютно мокрый, похоже, что он вышел под дождь и постоял там некоторое время. Парень курил, взгляд его блуждал где-то среди ливня. Луи взял у него сигарету и закурил сам, чувствуя под босыми ступнями мокрое дерево веранды.
- Как думаешь, она уже? – тихо спросил его Шарль. - Ей повезло, если она сразу свернула себе шею, а не лежала там, захлёбываясь.
- Надеюсь, ей не повезло. Она убила всех, кто был мне дорог, она хотела убить тебя. Хватит смотреть на дождь и думать, верно ли ты поступил. Поверь – верно. Для таких, как Анна, другого суда нет. Пошли в дом. Тебе надо поесть. А потом нас ждёт работа.
Они пошли на кухню. Луи быстро нашел керосиновую лампу и кучу свечей, расставив их в первые попавшиеся банки и блюдца. Стало очень уютно, и Шарль вдруг ощутил зверский, просто нечеловеческий голод. Луи обшарил шкафчики, и вскоре на столе появилась целая куча всего – в основном консервы и почти половина жареной курицы. И множество всевозможной вкуснятины, о существовании которой Шарль и вовсе забыл – сыры, колбасы, сладости…
- Чёрт, откуда она это всё брала? Верно, ездила за тысячу миль, чтоб здесь не заметили, – пробормотал Шарль. – Вот ведь старая стерва. А мы жрём всякую дрянь… Копченый палтус! Ничего себе! - он поднял на Луи довольный взгляд и облизнулся. – Это, чёрт возьми, лучшее за последние два года Рождество.
Луи улыбнулся в ответ – не столько шутке, сколько радуясь тому, что у Шарля хватает сил шутить.
- Нам нужно обыскать дом. Честно говоря, я не очень-то поверил заявлению Анны о том, что она передала все деньги и прочее своей сестре. Не тот она человек…
- Может, она всё в банке хранит? – Шарль набивал себе рот конфетами с ликёром.
- Вряд ли. Слишком уж большая сумма, к тому же ей всегда нужно иметь под рукой твёрдую валюту – на случай побега. Скорей всего, она перевела часть в золото и бриллианты, часть хранит в американских долларах…
- И закопала где-нибудь?
- Зачем? Это же страшная возня – закапывать, откапывать… Хотя смысл в твоих словах есть, – Луи нахмурился, обдумывая, как бы он сам поступил. Идея припрятать большую часть так, чтоб, если что, всегда можно было за ней вернуться… Но нет, это не для Анны, она не стала бы отдаляться от своих сокровищ и полагаться на случай. – Так что давай, доедай, стирай шоколад с носа и займёмся поиском кладов, - и вдруг добавил с испугавшей себя самого нежностью: - Юнга.
Шарль ответил восторженным взглядом.

Они включили свет – Шарль с сожалением посмотрел на свечки – и принялись внимательно обшаривать весь дом. Он был не слишком велик, большая часть комнат стояла заколоченной. Луи внимательно осматривал стены, опытным взглядом отыскивая тайники. Так, в одной, с виду вроде бы наглухо забитой кладовке, он обнаружил целый склад оружия.
- Ого! – Шарль весь потянулся к этому изобилию, но Луи немедленно дал ему по рукам. Он объяснял, как именно распознать тайники, где их обычно делают, как устроить тайник в городской квартире и как – в машине.
В небольшой комнате, примыкавшей к спальне и служившей Анне, очевидно, гардеробом, Луи тщательно обшарил секретер. Там было множество бумаг, в которые он толком не смог вникнуть – это были денежные документы, как говорится, то ли акции, то ли облигации. Умник Клод бы разобрался, но для самого Луи, толком не закончившего школу, это были египетские иероглифы.
- Пусть твоя мать найдёт хорошего адвоката. Что бы ни значили эти бумажки – это честные, легальные деньги и они теперь принадлежат вам. Счета и всё такое…
- А мы?
- А мы ищем кассу.
Ещё в потайном отделении секретера нашлась пачка писем. Они все были написаны твёрдым правильным почерком и подписаны «твой милый друг Д. Менакер». Глядя на эту подпись, Луи ещё больше уверился в том, что Анна им солгала. Он знал, что у неё есть младшая сестра и, скорей всего, её и вправду зовут Джулия. Он стал вспоминать, что знал об истории этой семьи.
«Милая моя Анна! Для меня всегда большая радость – получать от тебя письма, ведь ты сама представляешь, как мне неспокойно, когда я думаю о том, что ты там, в этой глуши. Разумеется, я с удовольствием выполню все твои просьбы – насчёт этого можешь не беспокоиться.
Относительно твоего вопроса, который ты так остроумно НЕ задала в последнем письме – да, она ещё жива. Поверь, мне от этого тоже радости немного, ведь больной человек в доме отнимает много сил и нервов, врачи лишь затягивают её агонию…»
- Да, кучеряво написано. Причём толком не поймёшь – кто писал. Мужчина или женщина, в смысле. Хотя, наверное, всё-таки мужчина, – глубокомысленно заметил Шарль, бесцеремонно усаживаясь на стол и читая письма.
- С чего ты взял? – удивился Луи, заканчивающий осмотр пола на предмет половиц с секретом, и переходя к подоконнику.
- Женщины по-другому пишут, - задумчиво проговорил Шарль. – Мать иногда получает письма от старых подруг, ну а я… не смотри так! Да, просматривал их, вдруг что узнаю. Они толстые и там много всего – про то, что у кого случилось, про детей, про всякую ерунду мелкую. А тут по полтора–два листа, и всё конкретно – это сделано, это будет, об этом никаких вестей. Ага, вот, смотри, какой интересный кусок. «Умоляю, береги себя. Его нашли вчера – я не знаю подробностей, но это было отвратительное зрелище. Как говорят, его пытали, а потом перерезали горло. Кто знает, как много всего этот громила знал?»
- А ну-ка, дату? Так, письмо было отправлено буквально через несколько дней после того, как я разделал Мясника… А ведь я совершенно не помню, чтоб Анна упоминала каких-то своих родственников…
- А кто она мне вообще?
- Вторая жена твоего деда. Как я слыхал от Крошки Жана, Приливу взбрело в голову жениться на девчонке, которая ему в дочери годилась. Семья Анны в своё время крутила изрядные деньги, да только они разорились до её рождения… Вроде бы. Так, посмотрим спальню.
Спальня у Анны была роскошная – дорогое бельё на постели (Шарль покосился на сбитую в комок простынь), огромное зеркало, заставленное всякой косметикой – больше и дороже, чем у всех женщин городка и посёлка, вместе взятых.
- И зачем это всё нужно? - Шарль совал нос в пузырьки и баночки, пшикал духами. В воздухе запахло парфюмерной лавкой.
- Понятия не имею, – отозвался Луи, выбрасывая из шкафа одежду. В основном это были те самые чёрные бесформенные одеяния, в которых Анна успешно изображала из себя жуткую старуху, но попалось и несколько отличных костюмов, запечатанные пакеты с тонкими чулками, элегантное летнее пальто, шляпки, перчатки, туфли на каблуках. – Вот, погляди, чемодан и всё – новенькое. Она собиралась уезжать в ближайшее время. И понимаешь, что это значит?
- Да, - пробормотал Шарль, холодея. – Нам с матерью недолго оставалось.
Там же, в нижнем ящике, Луи обнаружил замаскированную под коробку с дамскими салфетками шкатулку с драгоценностями. Их было много, очень много, и глядя на одну из них – подвеску с синим камнем, Шарль готов был поклясться, что он видел такую у матери. Получается, Анна каким-то образом выманила у его матери и украшения? Шарль поделился с Луи этой мыслью.
- Да, это вполне на неё похоже. Она могла наплести что-нибудь о страшных долгах Пьера, о том, что нужно откупиться… Твоя мать мало что понимала в его делах, могла и поверить.
- А уж мне-то как врали обе! – зло пробормотал Шарль, вертя в пальцах кольцо с большим рубином. – Мать что, думала, я всю жизнь буду в эти сказки верить? Хм, а мне как раз, – он повертел ладонью, любуясь камнем.
- Это кольцо Анны. Именно его узнал Мясник, а я видел его на ней в день гибели банды.
Шарль торопливо снял кольцо и бросил к остальным украшениям. И протянул шкатулку Луи. Тот покачал головой.
- Это – твоей матери. Поставь, где стояло, и слазь под кровать, глянь, что там, я почему-то не могу её сдвинуть.
Шарль распластался на полу, засовывая руку под кровать. И наткнулся на глухую доску.
- Что за чертовщина, – пробормотал он, извиваясь и пытаясь втиснутся в щель. – Там что-то непонятное.
- А ну… - Луи наклонился и стянул с кровати матрац.
Кровать представляла из себя под матрасом сплошную поверхность, оклеенную обоями. Луи рассматривал её задумчиво, прищурившись, Шарль – удивлённо. Наконец Луи достал нож и принялся медленно водить по поверхности.
- Что… – начал было Шарль и с удивлением увидел, как мужчина вдруг вогнал нож в доски – без всякого напряжения, - и вырезал в них большой квадрат. И, подцепив его ножом, откинул в сторону – это оказалась крышка из толстого дерева.
- Ага, - удовлетворённо улыбнулся Луи. – А вот теперь смотри внимательно.
Под деревяшкой оказалась железная не то дверца, не то пластина с небольшой ручкой. Луи тщательно её осмотрел и подцепил сбоку совершенно незаметный проводок, - если не знать, что он там есть, в жизни не увидишь. А потом с силой приподнял крышку – она оказалась очень толстой. И там, в углублении, стояли два небольших чемоданчика.
- Вот так, – только и сказал он.
- Это… это… Как ты догадался?
- Это изобретение старика Прилива – такой тайник. Видишь вот эту проволоку? Если её не перерезать, то сработает механизм и эти чемоданы рухнут вниз, в подвал, – он достал их оттуда и надавил на пол. Тот крутанулся вокруг своей оси и встал на место. – А там, скорей всего, часть замурована. И если что, Анна запросто могла бы вернуться за ними.
- О-о-о! Открывай скорей, ну же. Ах… - Шарль замер, комок подкатил к горлу.
В одном чемодане лежали, мягко поблёскивая, золотые слитки – небольшие, чуть потолще средней шоколадки, с выбитыми цифрами. И маленькие чёрные коробочки. Луи открыл одну, в каждой – несколько пластиковых пакетиков, где рядом с вложенной бумажкой посвёркивал камушек. Во втором – толстые пачки денег, большая часть американскими долларами.
- Это же целое состояние, – Шарль трепетно провёл пальцем по золотому слитку, даже на ощупь тот казался каким-то особенным, - Пресвятая Дева Мария, ты теперь богат, Луи!
- Да, - задумчиво и как-то мрачно отозвался Луи, взяв в руки один из слитков. Тяжелый… Вот она – последняя добыча банды. Холодный, равнодушный металл, убивающий чаще, чем пули. Камни, что хоть купай в крови, хоть в дерьмо запихивай, – не потеряют своей ценности. Ну и деньги, проклятые бумажки. Всё это не вернёт с того света никого из ребят. – Мы теперь богаты.
- Что? – ушам своим не поверил Шарль. Так, значит, он был прав. Луи берёт его с собой!
- Половина твоя. Ты получаешь её как наследник твоего отца, ну и, конечно, как подельник. У нас в банде, чёрт возьми, было джентльменское соглашение.
- Я… - у Шарля даже не нашлось слов. Он не знал, на что смотреть – то ли на Луи, то ли на баснословные богатства. Он словно взлетал, взлетал над землёй, его кружило, и он никак не мог остановиться. Вновь мелькнуло перед внутренним взором лицо Анны, залитое водой, мелькнуло и пропало. А Луи смотрел на Шарля, думая, не совершает ли он ошибку. Мальчик слишком молод – не глупо ли отдавать ему такие деньги в руки? Как бы это не сгубило его. Но кому отдавать – Грете? Которая, похоже, немного тронулась умом после смерти мужа? «Не нужно отдавать ему деньги, – коварно зашептал голос внутри. – Забери всё, забери его с собой. Вы, чёрт возьми, прекрасно заживёте на эти деньги вдвоём. Может, ты даже сможешь завязать с криминалом…» Но он отлично понимал, что не сможет завязать, что обычная жизнь – это не по нему. Что привык – привык к пьянящему азарту, к крови, к оружию. К этому привыкаешь не хуже, чем к наркотикам. А Шарля – Шарля надо уберечь.
Он смотрел, как тот с почти детским восторгом крутит в руках слиток, и тот зажигает мягкий огонёк в его чёрных глазах. Золото губит людей, а Шарль слишком молод… Луи мягко отнял у него слиток и притянул к себе.
Они не стали застилать кровать – так и упали, не размыкая объятий, на скинутый на пол матрац. Теперь Шарль не стал переворачиваться, ему хотелось смотреть своему любовнику в глаза. И в этот раз боль была слабее – словно эхо, словно тело было уже готово.
- Ты такой красивый и такой горячий, - прошептал ему Луи, и от этого шепота ли, от какого-то особенного движения Шарля пробрало, он вцепился мужчине в плечи, закинув ему ноги на талию. И во всём мире не осталось ничего, кроме них двоих и дождя за окном.
…Теперь уже Шарль остался валяться на сброшенном матрасе, пока Луи выходил покурить – сил, как ему казалось, у него не осталось ни на что. Вернулся Луи с бутылкой шампанского, обнаруженной в запасах Анны, и парой бокалов.
- За успех, юнга! – Луи хлопнул пробкой. Шарль впервые пробовал шампанское и не мог не оценить его прелесть. Особенно если пить вот так – обнаженным, лёжа на полу в хаосе постельных принадлежностей и золотых слитков, рядом с любимым мужчиной. Он пил и слушал – Луи рассказывал ему про отца, про его тайную жизнь. Действительно ли это было так, или, может, Луи привирал, или, скорее всего, сам запомнил Пьера именно таким – удивительно ловким, хитрым, порой безжалостным, но всегда смелым, и щедрым, и невероятно элегантным.
- …Он влюблял в себя людей. Мог заморочить голову кому хочешь. Я знаю, твоя мать любила его просто отчаянно. Не думаю, что он так уж её любил, но ты… Он часто говорил про тебя и с большой гордостью. «Он пошел в меня». Наша «база» - так он её называл – располагалась недалеко от вашего дома, потому что ему хотелось быть ближе к тебе.
- …Нет, твоего деда я лично не знал, только по рассказам Крошки Жана. Да, это его монетка, верно, про которую он говорил, что его дела никогда не будут так плохи, чтоб её потратить. Слыхал, тот ещё был тип, умел выходить сухим из любой бури. И как его угораздило связаться с Анной?
Шарль слушал всё это, как волшебную, пусть опасную и немного страшноватую, но всё-таки сказку. И ему казалось, что вся его жизнь будет такой сказкой.
- Тебя дома не хватятся?
- Не… Мать решит, что я опять в «Шы-а-а-шку» завернул и там остался, - Шарль зевнул. Долгий день и опьянение давали о себе знать.
- Тогда спи, – Луи укрыл свернувшегося клубочком мальчика одеялом, взял бутылку из-под шампанского вместе с бокалами и отправил их в тайник под домом. Ну, так и есть – никакого звяка, уж Анна всё предусмотрела. После чего, бросив взгляд на тускло мерцающее золото, выключил свет и растянулся рядом с Шарлем.
В конце концов, он может себе это позволить - один-единственный раз.

Шарль проснулся, когда вовсю светило солнце и щебетали птицы. Мир был свеж и ясен – в противоположность Шарлю, который чувствовал странную ломоту во всём теле и лёгкий шум в голове. Вчерашний день казался ему чем-то нереальным… Чем-то совершенно фантастическим, но вот же всё вокруг – разворошенная спальня, матрас на полу, Луи-Виктор в полурасстёгнутой рубашке - волосы мокрые, армейский жетон выбился наружу - сидит и что-то перекладывает на голых досках койки.
- О Господи, как же мне паршиво… Доброе утро, Виктор… Тьфу, Луи!
- Доброе утро, соня. Есть хочешь?
- Ещё как! Если верить книгам, то я после вчерашнего должен был утратить сон и аппетит на целую неделю!
- Не знаю, как в книгах, а в жизни такое случается гораздо реже, тем более с крепкими парнями вроде нас. Пошли поедим.
На кухне красовались огарки свечей и остатки вчерашнего пиршества. Луи сноровисто собрал их в мешок.
- Стоит кинуть где-нибудь, где никто их не найдёт… Не стоит слишком уж удивлять местных, когда они набьются в дом, узнав о смерти Ведьмы Руже. Да и драгоценности твоей матери надо припрятать, чтоб ни у кого не возникло искушения… Впрочем, это твоя задача. Ты ведь теперь, как ни крути – глава семьи, Шарль. Чай, кофе?
- Кофе.
- Вот, пожалуй, – Луи открыл слегка помятую коробку с бисквитом, который испёк как приманку для Анны, - попробуй.
- Ух ты! – Шарль полюбовался на тёмную глазурь с сахарным «Весёлым Роджером» и отрезал себе изрядный ломоть. – Мммм, вкуснятина какая… Неужели это ты готовил?
В его представлении Луи – такой сильный, такой ловкий с оружием – был не тот человек, который знал, как обращаться с кухонной утварью. Сам Шарль частенько помогал на кухне – матери или в «Шишке», но особой тяги к готовке не испытывал. Луи коротко рассказал ему о своём эпизоде в жизни под названием «Грация Свобода», впрочем, опустив некоторые подробности.
- Мать раньше вкусно готовила – там, дома, я имею в виду, - за два года Шарль так и не признал своим домом Страну Тишины, - а теперь у нас бобы да кукуруза, кукуруза да картошка, да ещё какие-то постные дни, о которых я в жизни не слышал! Что-то я не помню, чтоб мы как-то особо соблюдали посты… На Страстной неделе, разве что… Она как будто разучилась готовить.
- Ей стало не для кого. Она любила Пьера, так любила, что ради него пошла против своей семьи. Неудивительно, что, когда он погиб, её мир рухнул, и Анна из неё смогла верёвки вить и узлы вязать, – тоном умудрённого жизнью человека сообщил Луи. Он думал об этом – думал с тех пор, как проснулся, - и сейчас, глядя на Шарля, преспокойно потягивающего кофе на кухне, решался. Выглядел мальчик не очень – тени под глазами, руки немного трясутся, а когда Луи особенно сильно звякнул тарелкой, он вздрогнул. Но было видно, что он справится. Это было в нём – стержень, эдакая крепкая струна, огонёк, который не гаснет в любую бурю, он был настоящим наследником Прилива и Красавчика, и даже своей матери, которая однажды не побоялась пойти против всех своих родных, чтобы быть с человеком, которого полюбила. И это тревожило, очень тревожило. – Шарль, ты наелся? Пошли, нам надо серьёзно поговорить.
Шарль встал и проследовал за Луи. В голове после кофе немного прояснилось.
- А теперь смотри и не думай, что я тебя хоть каплю обману. Мы разделим это – и золото, и камни, и доллары – поровну. Ты, конечно, понимаешь, что такие штучки надо хранить в тайне?
- Я? О, я… Конечно, о да! Но…
- Ты умный парень и не пустишься во все тяжкие, верно? Этого хватит на прекрасную жизнь и тебе, и матери.
- Что? – Шарль был растерян. Почему Луи говорит так, словно… - А ты?
- А что я? Обычная история – дурные деньги легко достались, легко и уходят, - наигранно весело ответил Луи, хотя на душе у него было неладно. – Захочу – спущу всё в Вегасе, захочу – осыплю бриллиантами какую-нибудь голливудскую диву.
- Но… А как же мы? Я имею в виду – мы с тобой?
- Малыш, какое ещё «мы с тобой»? – теперь улыбка Луи напоминала оскал. – Никакого «мы с тобой» не было и быть не может. Уж не думал ли ты, что я возьму тебя с собой?
Шарль мрачно поглядел – он не просто думал, он был уверен в этом!
- Шарль, детка, только не устраивай сцен, – Луи аккуратно сложил половину сокровищ в чемоданчик, закрыл его с громким щелчком и приступил ко второму. – Пойми… Это невозможно.
- Вот ещё!
- Шарль, тебе только пятнадцать
- Вчера ночью тебе на это было плевать!
- Да и на том свете мне достанется от твоего отца больше, чем от всех чертей, вместе взятых. Подумай сам: тебе пятнадцать. Твоя мать наверняка начнёт тебя разыскивать, и я вовсе не хочу попасться как похититель и совратитель малолетних. К тому же, - Луи отложил пачки банкнот, - ну что я с тобой буду делать?
- Ну… - у Шарля заблестели глаза. – Всё, что угодно! Со всем этим, – он обвёл рукой сказочные богатства, – мы могли бы уехать куда угодно, где нас никто не знает. В Южную Америку, в Европу, в Австралию…
- И твоя мать осталась бы одна? Не зная, где ты, что с тобой…
- Ну, мать, – Шарль замялся. – Ну а что с ней?
- Твоя мать – слабая, безвольная женщина. Она осталась без мужа и посмотри, куда её это привело. Ты должен о ней заботиться, – Луи выложил главный козырь, – как это делал твой отец.
Это был подлый приём, и оба это знали. Конечно же, Шарль в жизни бы не сделал ничего, что заслужило бы неодобрение его отца.
- Ну здорово. Ну просто классно! Я, конечно, должен тут торчать чёрт знает сколько, потому что моя мать – глупая курица, а ты… ты… Я тебя просто ненавижу!
- Это для твоей же пользы.
- Я бы тебя убил сейчас!!!
- Ради бога, ты ведёшь себя, как третьесортная актриса. Успокойся и будь мужчиной. Что тебя ждёт со мной? Я не умею жить нормально, обычной жизнью. Я не умею заботиться о детях, а ты ещё ребёнок. Тебе нужна школа и все дела, – Шарль отчётливо поморщился. - Поверь, у меня частенько в жизни бывают моменты, когда я жалею, что бросил школу, и хотя жизнь меня малость пообтесала, я всё равно тот ещё неуч и пишу с ошибками. У тебя же есть шанс, шанс зажить нормально, не впутываясь больше ни во что подобное.
- Но ведь я тебя люблю.
Это прозвучало как обвинительный приговор – Луи даже вздрогнул. Это не было уловкой или шуткой – это было настоящим манифестом юности и страсти, признание, продиктованное чувством, таким искренним и сильным, что оно сметает все условности.
- Не говори ерунды. Тебе только кажется… И ты меня совсем не знаешь. И хорошо, потому что ты бы мгновенно разочаровался во мне. Шарль, малыш, – Луи сел рядом и обнял мальчика, – ты просто не встречал ещё никого, кто подойдёт тебе по-настоящему. Я просто жестокий, малообразованный парень, который нахватался манер и знаний по верхам, и который хорошо умеет только две вещи – готовить и убивать людей. Я не смог бы хранить тебе верность, да и я сам бы надоел тебе моментально. В шестнадцать… - или сколько там тебе, пятнадцать, да, – ещё никто не любит. Ты забудешь меня, как только я исчезну. Уговори свою мать, – Луи погладил Шарля по волосам, – уехать отсюда, чтоб никакие призраки тебя не тревожили. Пусть найдёт своих родственников. У тебя будет настоящая семья, и хорошая школа, и университет, где ты встретишь девушку себе под стать – такую же красивую и умную, из хорошей семьи. – Луи расписывал самыми радужными красками блестящее будущее, которое ждало Шарля. Будущее, в котором ему не было места. – Ты станешь уважаемым человеком, займёшь высокое положение в обществе…
- Мне это всё не нужно, – упрямо заявил Шарль, обнимая мужчину, ловя его цепочку с жетоном и подвеской-патроном и накручивая её на палец, чтобы подтянуть лицо Луи к своему и поцеловать. – Мне нужен ты… Я хочу жить, как ты и мой отец!
- Шарль, милый, - Луи проклял шампанское, которое развязало ему язык, и свои россказни, которые воспалили воображение мальчика. – Бандитская доля – это вовсе не весело. Да, сегодня ты король и кажется, что ухватил удачу за хвост, – он кивнул на чемоданчики, - а завтра ты гол, бос, дырка в кармане и копы грызут твои пятки.
- Но отец же жил!
- И чем он кончил? Забудь об этом, Шарль. Я не возьму тебя с собой.
- Тогда я удеру из дома!
- И бросишь мать? Забудь об этом.
- А я думал, я тебе нравлюсь, – Шарль резко соскочил с кровати и вышел, даже не глядя на свою долю.

Шарль сидел на крыльце и курил. Рядом с ним лежал платок – тот самый, выцветше-красный.
- Его надо сжечь, – напряженным голосом, глядя в никуда, сказал Шарль. – Не могу на него смотреть.
- Я займусь, дай сюда… Остановись, Шарль, ты зажигаешь вторую сигарету.
- Иди к чёрту. Какое тебе дело?
«Я желаю тебе добра, - мрачно подумал Луи, всё-таки отбирая у Шарля сигарету и получая в ответ совсем не дружеский тычок под рёбра. – Ты не понимаешь, и я сам с трудом могу это принять, потому что сейчас мне больше всего хочется схватить тебя в охапку и бежать на край света. Потому что мне хочется, чтобы ты был только моим и только мне дарил свои улыбки и поцелуи. Я знаю, что это неправильно, но я чувствую – ты мой, ты – мой, как эти слитки и бриллианты. Ты – всё, что осталось после Пьера, а значит, ты – мой. Но я не могу. Я не должен. Видит Бог, в своей жизни я так часто грешил, что сейчас должен совершить хоть одно праведное дело, и, чёрт возьми, знал бы ты, как мне больно».
Они уговорились, что Шарль подождёт, пока Луи пригонит джип, чтобы забрать Шарля и всё остальное, а Шарль тихонечко посидит на крылечке и не будет делать глупостей. Оставшись один, Шарль принялся бесцельно бродить по дому, в который Анна на протяжении двух лет не пускала никого. А тут совсем неплохо – если проветрить и отпереть часть комнат. Матери должно понравиться, хотя нет, слишком далеко от посёлка… О чём он думает! Сразу же, как только станет известно о смерти Анны (теперь даже в глубине души он не мог назвать её «гранд-ма»), они переберутся в городок. А потом – в город побольше. А потом… Он подошел туда, где у Анны был оружейный склад, и с интересом осмотрел его. Винтовка, пожалуй, была тяжеловата (зачем ей тут винтовка?), а вот пара пистолетов – в самый раз. Шарль взял один. Тяжелый… Но если приноровиться, то у него получится. Шарль метко стрелял из рогатки и умел метать нож, однажды Шатун показал ему, как управляться с охотничьим карабином – оружие не было для Шарля внове.
«Твой отец мог попасть в подкинутую монетку за двадцать ярдов», - сказал ему Луи. Почему бы и ему не научиться так же? Шарль осторожно положил пистолет на место и вновь придал кладовке вид наглухо забитой.
Послышался шум мотора – джип Луи въехал во двор. Шарль промолчал, когда Луи вынес и положил туда оба чемодана, он молча залез в машину. Там лежала его сумка – сумка, которую он собрал, искренне надеясь, что уже не вернётся домой, что Виктор, его прекрасный Виктор (а он даже имя своё скрыл!) обязательно возьмёт его с собой. Когда… Когда же это было? В прошлом веке? В иной жизни?
- Не грусти, - негромко сказал Луи мальчику, осторожно ведя машину по неровной размокшей дороге. – Всё к лучшему. Поверь мне.
«Хотел бы я и сам в это верить», - думал он, глядя на мальчика, который сидел, опустив взгляд на свои руки. Лес, взъерошенный и умытый, весело шелестел, дышал свежестью и прохладой, солнечно-зеленые пятна скользили по лицу Шарля, и совершенно невозможно было угадать, о чём он думает.
Они доехали до амбара – Луи решил не заезжать в посёлок, чтоб не вызвать пересудов.
- Спрячь это здесь. Нечего шарахаться с чемоданом. Потом потихоньку перенесёшь и спрячешь, – отрывисто говорил Луи, хотя хотелось ему сказать совсем не это на прощанье. Ему хотелось предостеречь Шарля, попросить пообещать не делать глупостей, не путаться с мужчинами, не общаться с сомнительными личностями… Но за эти несколько дней он успел узнать Шарля довольно неплохо и понимал, что тот лишь рассмеётся ему в лицо. И ответит что-нибудь крайне едкое. И уж тем более – в жизни его не послушает, а, скорее, поступит наоборот. И Луи нашел как можно более правильные, возможно, единственно правильные во всей этой ситуации слова:
- Ты справишься как надо. Ты весь в своего отца.
Шарль вскинул голову – глаза его сверкнули, но он промолчал. И вдруг, расстегнув пуговицу на рубашке, вытащил из-за воротника шнурок с монеткой в пять сантимов.
- Возьми на память, – увидев недоумение на лице Луи, он торопливо продолжил: – Она принадлежала моему деду… отцу… Если на память не обо мне, то о них.
- Шарль… Это же ваша фамильная реликвия, – пальцы Луи несмело коснулись монеты.
- Да. И пусть твои дела никогда не будут так плохи, чтоб пришлось её потратить, - с этим семейным присловьем он вручил монету мужчине. Лицо у него было решительное и упрямое, затаённая боль делала его старше. Луи расстегнул цепочку, висевшую у него на шее.
- Это тебе, – он снял патрон. - Снайпер целился прямо в меня, не было ни единого шанса… Но патрон заклинило, доля секунды - и тут Виктор прыгнул на него сверху, с ножом, – он подбирался, пока я отвлекал внимание на себя. Виктор носил свой жетон – он гордился тем, что был на «настоящей войне», а я его – как талисман на удачу. Виктор погиб, а я жив. Держи его, - он вложил тёплый золотистый предмет мальчику в руку, – и пусть удача всегда найдёт для тебя время. Хотя бы долю секунды.
Они стояли перед амбаром и целовались. Шарль хватался за Луи с такой силой, словно надеялся удержать. Луи обнимал Шарля крепко и осторожно, как будто хотел передать ему – не словами - часть своей силы и своих чувств, чтобы Шарль понял – то, как он поступает, это всё – ради него. Наконец они разомкнули объятья.
- Прощай, Шарль-Пьер Руже, – и Луи, заведя машину, погнал её по дороге, сквозь зелёную светотень. – Прощай, милый мой мальчик… Я тебя никогда не забуду, но надеюсь, ты вскоре забудешь меня.
Шарль смотрел на дорогу, пока машина не превратилась в крошечную точку – соринку в глазу. Да, соринка, которую только сморгнуть – и нет ничего, и на мгновение расплывшийся мир вновь обрёл очертания. Он посмотрел на патрон в своей руке, на чемодан, стоящий рядом, на лес, шуршащий и шумящий, полный бесконечной жизни, юной и неистовой, как он сам.
- До встречи, Луи-Виктор Лугару, – прошептал он этому лесу и бескрайнему небу, зная, что они слышат. – До встречи.
Подхватив чемодан, он зашел в старый, полуразвалившийся амбар. Луи прав – нечего шляться по местам, заселённым всякими сплетниками, с чемоданом. Он спрячет его здесь, под гнилыми половицами, засунув в сумку для начала пару пачек наличности и коробочку с камнями. А затем как следует присыплет пол пылью и сенной трухой, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что здесь чем-то можно поживиться. А в ближайшие дни перетаскает всё домой и подумает, как бы это всё хранить в тайне. О, он сообразит. Вообще, в ближайшие дни его ждёт множество дел.

Грета Руже начала серьёзно беспокоиться к середине следующего дня – так надолго её непутёвый сын ещё не уходил. Ей было за что волноваться. «У твоего сына дурная кровь, Грета, – частенько говорила ей свекровь. – Ты бы его порола, что ли? Вот Себастьян запрещал мне пороть Пьера и посмотри, что из него выросло?» Но у Греты, хоть она и понимала, что сын медленно, но верно отбивается от рук, да и в Библии сказано «кто жалеет розги, тот губит ребенка», рука не поднималась. Ей представлялся покойный муж – она с отчётливой ясностью понимала, что тот скорее залепит ей пощёчину (хотя он в жизни даже голоса на неё не повышал), чем позволит прикоснуться к Шарлю. Это во-первых… А во-вторых, так же ясно она понимала – стоит ей лишь один раз взяться за ремень – и Шарль исчезнет. Просто однажды не вернётся домой, и к тому времени, когда она поднимется к нему в мансарду, чтоб обнаружить пропажу кой-какой одежды, старого плюшевого медвежонка да пары книг, он уже будет давным-давно сидеть в кабине лесовоза и развлекать болтовнёй водителя - одного из тех, с кем успел познакомиться в «этом вертепе». Нет, Анна не понимала…
И никто не понимал. Порой Грета спрашивала себя – чем она заслужила всё это? И отвечала: «Я знаю, чем». Тем, что когда-то осмелилась полюбить того, кого любить было нельзя. Но сердцу не прикажешь…
Хлопнула дверь, и Грета быстро прошла в прихожую. Там разувался её блудный сын. Она уже набрала воздуха, чтобы обрушить на него поток ругани… и замолчала. Шарль улыбался.
Так улыбался Пьер, возвращаясь домой после того, что он называл «весёленькое дельце», то, о чём Грета старалась лишний раз не думать.
Шарль улыбался и глаза его хитро поблёскивали. Драные джинсы были мокрыми до колен, как будто он шел через поле, на лице играл румянец.
- Привет, мамочка. Что у нас на обед?
«Ну здравствуй, дорогая. Что у нас сегодня на ужин?»
- Шарль… - тихо произнесла Грета. – Что же ты делаешь, сынок?
Шарль поднял на неё взгляд - это был взгляд взрослого человека, точно знающего, что он делает, и отдающего себе отчёт в своих поступках.
- Всё будет хорошо, мама. Всё будет очень хорошо.

…Фары армейского джипа резали ночь. Давно пора было остановиться, но Луи с упорством, достойным лучшего применения, гнал джип мимо призывно светящихся редких мотелей, отлично понимая, что чашка дрянного кофе, выпитого недавно на заправке, будет не слишком долго отделять его от того момента, когда он просто задремлет за рулём и проснется в последний миг, чувствуя, как колёса машины отрываются от земли, отправляясь в последний полёт с обрыва на фоне равнодушных звёзд, или очнётся от дикого гудения гигантского грузовика, и свет фар ослепит его, как ночную бабочку. Иногда ему казалось – ну и к чёрту. Он старался уехать подальше, так далеко, чтобы глупой была сама мысль вдруг круто развернуться, примчаться обратно в этот богом забытый посёлок… Он видел это как наяву – маленький, обшитый алюминием домишко, некрашеная дверь, испуганная Грета в ночной рубашке… Он вбежит и крикнет: «Шарль! Пойдём со мной!», и как в дешевой мелодраме, Шарль сбежит к нему по лестнице под возникшую из ниоткуда музыку и бросится на шею…
Нет. Это всё бред, сны наяву.
Он остановится в следующем же мотеле. Просто ляжет спать - и всё.
Чтобы отвлечься, он включил радио.
-… И четвёртое место в нашем чарте занимает Долли Партон и её новый сингл «Я всегда буду любить тебя».

Если я останусь,
То буду только мешать тебе.
Поэтому я уйду. Но я буду думать о тебе
Каждое мгновение своей жизни.

Луи не очень любил американское кантри, - если уж на то пошло, ему больше нравился рок-н-ролл. Но сейчас голос американской певицы, и музыка, вызывающая в памяти просторы американских полей, где они с братом провели несколько месяцев перед войной, и песня словно врезались в душу. Словно неведомая американка пела только для него - последнего бодрствующего человека в этом огромном мире.

Горько-сладкие воспоминания –
Вот всё, что я беру с собой.
Прощай и, пожалуйста, не плачь.
Мы оба знаем, что я не та, кто тебе нужен.

Я всегда буду любить тебя.
Всегда буду любить тебя.

Как будто кто-то где-то знал…

Надеюсь, жизнь будет добра к тебе.
Надеюсь, у тебя будет
Всё, о чём ты мечтал.
Я желаю тебе радости
И счастья.
Но, самое главное, я желаю тебе любви.

Я всегда буду любить тебя…

Нет, это слишком! Луи выключил радио и вышел из машины, опёрся на капот. Стрекотали какие-то ночные насекомые, около уха запищал комар. Нет-нет-нет! Ему захотелось заорать на всю эту тишину, чтоб кузнечики замолкли, чтоб покосилась на небе неполная луна и звезды сбились в кучу. Я всё сделал правильно! Я всё сделал как надо! Так почему же так плохо и тоскливо?
Луи стоял и ждал, когда звёзды и луна в его глазах обретут чёткость. Только потом вновь сел в машину и поехал - с твёрдым намерением остановиться у самого первого мотеля. И если там будет бар или просто магазинчик, он купит большую бутылку виски или водки – самую большую, которая наградит его назавтра страшной головной болью и отвратительным похмельем, как раз таким, которое не даст плюнуть на всё и развернуть машину обратно на север.
В лесу, что возвышался вдоль дороги, отчаянно, с дикой тоской в голосе завыл Зверь.

Showdown (вскрытие) - момент, когда все игроки, оставшиеся в игре, демонстрируют свои карты с целью определения обладателя старшей комбинации после завершения четвертого раунда ставок.

8.Под знаком "Весёлого Роджера"

Город наполнял туман – как всегда, он шел с моря. Фонари не рассеивали, а лишь подсвечивали его, делая поистине фантастическими тени.
Молодой мужчина, чей возраст можно было бы определить как «ещё, наверное, нет и тридцати», в байкерской куртке и тяжелых ботинках неторопливо шел по улице. Он явно наслаждался и ночью, и туманом, и этой странной фантасмагорией теней. Он был дома.
Да, дома. За последние два года судьба изрядно пошвыряла Луи Лугару по миру, но он всегда старался оказаться в родном городе весной. Сентиментальность – может быть, и если не требовалось срочно гнаться за кем-то на другой конец мира, Луи старался проводить это время среди знакомых улиц. Шикарные курорты и мегаполисы с их бурной ночной жизнью тоже были неплохи время от времени. Но дом – это дом. Это там, где если не сердце, то какая-то его часть.
Подходя к гостинице, служившей ему пристанищем во время его обитания в городе (и являющейся его собственностью – маленькая, безобидная прихоть из той же глупой сентиментальности, - ах, как часто жестокие люди бывают сентиментальны), он вспомнил, что кое-что хотел забрать из джипа.
Как назло, в гараже, куда он обычно загонял джип, произошла какая-то неприятность с замком, и пришлось оставить его на стоянке. Впрочем, не так страшно – джип был ему менее дорог, чем мотоцикл, да и стоянка хорошо охранялась. В джипе лежала папка кое с какими бумагами, которые передал ему Ле Горш, касающимися последнего дела. Дело выглядело очень заманчиво, но Ле Горш считал, что там есть какая-то «подстава». А это было само по себе очень забавным – пытаться сыграть в тёмную с самим Лугару.
Он подошел к джипу, ещё занятый этой мыслью, когда заметил под дворником какой-то белый прямоугольник. Он ещё тянулся к нему, когда внутренний голос, тот самый, что почти всегда был прав, уже сказал ему, что это такое.
Игральная карта.
Верно. Туз пик.
Сердце пропустило удар.
Луи оглянулся – туман наполнился всевозможными тенями так же, как его душа – безумными надеждами. Ну же, ну?!
Однако он чувствовал - своим звериным чутьём, что не раз выводило его из передряг, - что вокруг пусто. Тот, кто оставил эту карту, уже давно ушел, и туман растворил его смех – такой знакомый смех.
Тёмный Зверь принюхался к туману и тихонько зарычал.

Засунув карту в карман куртки, Луи направился туда, где сияла неоновая вывеска «Весёлый Роджер» - гостиница, ресторан, маленькое полузакрытое казино.
У стойки регистрации скучал представительный молодой человек с гладкими чёрными волосами, очень ухоженными руками и рекламой зубной пасты вместо улыбки.
- Добрый вечер, мсье Крид! – поприветствовал он его.
- Добрый вечер, Боливар, - разумеется, молодому человеку незачем было знать ни его настоящую фамилию, ни то, какое отношение он имеет к собственно гостинице – дольше проживёт. – Мне что-нибудь есть?
- Нет, мсье.
- А… Тут не приходил кто-нибудь, не интересовался… - мужчина сделал паузу, – может быть, кем—то по фамилии Лугару? Или не называл фамилии, но пытался описать кого-то?
- Нет, мсье, - Боливар придерживался правила ничему в этой жизни не удивляться и не задумываться о том, что не касается лично него. Мсье Виктор Крид был особым клиентом, тем, что американцы называют VIP, а значит, мог спрашивать что угодно.
- Хорошо, Боливар. Доброй ночи.
Луи шагал по коридору и чувствовал, как колотится сердце. Этого не может быть. Этого не может быть!!!
Два года подряд он запрещал себе думать, мечтать, вспоминать. В жизни у каждого человека должны быть поступки, которыми можно гордиться, и один из них он совершил там, в этих безбрежных лесах, когда оставил Шарля, не потащил его за собой в мир крови и разврата.
Потому что, как он и предполагал, ничего хорошего из его жизни так и не вышло.
Казалось, что теперь, когда у него есть деньги, можно забросить всю эту кутерьму и стать порядочным человеком. Но чёрного кобеля не отмоешь добела, а из кровавой реки не выйдешь чистым. Слухи о его расправе над Бушером расползлись довольно далеко, а через некоторое время до определённых кругов дошли вести о гибели Анны Руже. Луи зарекомендовал себя как «специалист», и предложения о «работе» не заставили себя ждать. По сути, он занялся тем, чем занимался покойный Мясник – охотой за головами. Но у Лугару были свои правила. И тем, кто его нанимал, для их же блага было лучше соблюдать эти правила.
Дело нравилось Луи. Оно помогало поддерживать себя в форме. Он отлично понимал, что реши он оставить «карьеру» - и жизнь бы пошла под откос. Пьянство и наркотики доконали бы его в считанные годы. Жизнь, лишенная цели, центра тяжести, вокруг которого всё вращается, – это свело бы его с ума. И всё же ему было тоскливо.

Дело было на гигантском круизном лайнере. Они шли в Нью-Йорк. Здесь, на корабле, был тип, от которого следовало избавиться, сидевший круглыми сутками в каюте под постоянной охраной. Перед Луи стояла конкретная задача – в Нью-Йорк этот тип попасть не должен.
О да, он справился тогда. Имитация пожара, сигнализация, паника… Он всё верно рассчитал. Тип так трясся за свою жизнь, что побежал к спасательным шлюпкам самый первый. И конечно, он совершенно не ждал, что один из матросов, помогающий справляться с паникой на борту, коротким отточенным движением всадит в него нож.
Но запомнилось ему не это, а то, как он стоял на палубе и глядел в звёздное небо. Наверху – вечный, равнодушный небосвод. Вокруг – бесконечный, жестокий и равнодушный океан. Две бесконечности, сливающиеся у горизонта в одну необъятную даль. Что перед всем этим человек? Луи в этот момент почувствовал себя удивительно одиноким и несчастным. Всё, что он делал в жизни, показалось вдруг глупым и бесполезным, а сам он – никому не нужным. И лишь огромным усилием воли он подавил желание прыгнуть за борт и больше не бороться с жизнью, а раствориться в этой океанской ночи, песне волн и звёзд, что была до людей и останется, когда человечество со всеми его страстями и пороками наконец-то освободит Землю от своих грехов и добродетелей.
Поздней меланхолические настроения возвращались к нему, но он старался их подавлять. Для этого находилось достаточно «лекарств». Сексуальные приключения. Казино. Гонки на мотоцикле – свой купленный два года назад, расписанный чёрным, красным и белым, украшенный черепами «Харлей» он просто обожал. Ну и работа, конечно. Работу, он, чёрт возьми, любил.
Как и это место, дань двум заплаканным стервам – Сентиментальности и Ностальгии.
Перед своей дверью он помедлил. Тщательно осмотрел замок. Слегка улыбнулся. Повернул ключ.
Это было привидение. Не в белом саване, нет. В плаще и шляпе, он стоял около окна и смутно пробивающийся сквозь туман свет желтоватого фонаря позволял лишь слегка рассмотреть блестящие глаза, абрис лица, блик на чёрной, слегка закручивающейся на кончике пряди. Тонкую кисть, кажущуюся бледной в сравнений с тяжелой, убийственной чернотой пистолета. До обоняния донёсся тонкий аромат одеколона.
Луи одновременно снял пистолет с предохранителя и щёлкнул включателем. Призраки исчезли.

Шарль повзрослел – это бросалось в глаза. Лицо утратило нежную неопределённость черт и явно познакомилось с бритвой. Губы стали тоньше, усмешка – жестче, взгляд – циничней. И по-прежнему сверкал шальным азартом, как два года назад. Юноша улыбался ему.
- Луи.
- Шарль.
Они убрали пистолеты почти синхронно, жадно продолжая вглядываться друг в друга. Луи всё казалось, что он спит – или, может, перебрал наркотиков. Это какое-то безумие, этого просто быть не может…
Тёмный Зверь рванул к юноше, ни капли не сомневаясь, словно собака к горячо любимому хозяину, но Луи продолжал стоять.
- Проклятье, - только и смог вымолвить он наконец.
Шарль искренне надеялся, что его лицо не отражает никаких эмоций – безграничной радости, торжества и безумного страха. Страха, который в последнее время всё чаще подкатывал к горлу – что Луи забыл, что всё перегорело. Что эти два года, которые он прожил лишь одной мечтой, для Луи оказались пропастью, через которую он не сможет перекинуть мостик.
- Я тоже рад встрече, - он с трудом удержал дрожь в голосе.
- Шарль, - Луи вцепился в косяк, - у тебя ещё есть шанс уйти, слышишь. Прямо сейчас. Не надо… - горло сдавило, но он упрямо продолжил: - делать себя несчастным.
- Зато у тебя, - Шарль прищурился, пытаясь что-то прочитать по глазам мужчины, понять, насколько он был прав, когда пришел сюда, - нет ни единого шанса.
Они шагнули друг к другу, плащ и куртка полетели на пол. Луи вцепился в Шарля, краем сознания отмечая, что теперь они одного роста, утопая в его глазах и запахе, который пробивался сквозь одеколон, изменившемся и всё-таки памятном, воскресившим в сознании события двухлетней давности: залитый солнцем весенний лес, несущий грозу порывистый ветер и запах крови и выстрелов, яростный ливень, словно пытающийся смыть с лица земли двух грешников, любовь, – всё так ярко, как вспышками, до боли.
Когда-то два года назад Луи Лугару учил Шарля Руже целоваться, и теперь Шарль спешил продемонстрировать свои подкреплённые изрядной практикой умения. Луи даже на секунду оторопел от этого напора, а потом принялся отвечать.
Все благие намерения сгинули, как туманные призраки под утренним солнцем. Он сгрёб Шарля в охапку и потащил к кровати.
Да, Шарль явно повзрослел и набрался опыта – судя по тому, как он с лёгкостью, не глядя, расстегнул на мужчине джинсы. Луи зарычал, ухватив его за руки, одной рукой удерживая над головой тонкие запястья, другой – разрывая на Шарле футболку. Он ревновал – ревновал до красных пятен перед глазами к тем неизвестным, которые были с Шарлем, его Шарлем эти два года.
Он стал ещё прекраснее, его Шарль, подростковая худощавость превратилась в юношескую стройность, но гибкости и чувственности он не утратил, наоборот. Луи вытряхнул его из джинс и, заметив, что нижнего белья под ними не было, осатанел окончательно.
Шарль и ойкнуть не успел, как оказался уткнувшимся лицом в подушку, с заломленной рукой – не дёрнуться! Сильный, совсем не игривый, а самый настоящий удар по заднице заставил его как-то по-детски взвизгнуть.
- Ах ты, распутный маленький… - жарко прошептал Луи ему в ухо и, облизывая его, обнаружил ещё одно новшество – небольшую серёжку, которую тут же прихватил зубами и потянул. Шарль инстинктивно напрягся, испугавшись, что мужчина вырвет её с мясом, но тот отпустил небольшое колечко, прерывистое дыхание сместилось на шею, где запуталось в волосах. – Ты зря вернулся, Шарль… Я теперь не буду тебя жалеть.
- И не… надо… - Шарль с трудом выдохнул, стараясь лечь так, чтобы руке было не больно. Он постарался расслабиться, понимая, что сопротивление только распаляет мужчину, и тот может потерять над собой контроль. Видит Бог, он нисколько не питал иллюзий по поводу нрава своего возлюбленного, но предпочёл бы обойтись без членовредительства. И Луи действительно отпустил его руку – лишь для того, чтобы на этот раз прижать уже обе к телу своими коленями, садясь сверху и наклоняясь куда-то вбок.
- Не знаю, где и с кем ты там шлялся всё это время, но лучше подстраховаться. – Луи достал из тумбочки «резинку». Оставалось ещё как минимум пять лет до того, как мир содрогнётся перед новой угрозой в лице неизвестной и неизлечимой болезни, которую вначале сочтут Карой Господней исключительно для гомосексуалистов, но Луи Лугару всегда был чертовски осторожен.
Шарль ждал, стараясь расслабиться. Он мечтал об этом моменте два года, он искусал себе губы за последние два дня и не собирался ни отступать, ни просить пощады.
И он дождался, и не смог сдержать стона - так же, как Луи – почти звериного рычания.
- Ты… Ах ты… Да что же это… Что, мерзавец, давно никого не было, а?
- Ммм, - Шарль вывернул голову насколько смог, чтобы увидеть лицо мужчины и попытаться поцеловать, - вот так – два года.
- Лжешь! – Луи притиснул его к себе с такой силой, что юноша чуть не задохнулся.
- Клянусь, - негромко прошептал Шарль, усилием воли стараясь не вырываться, - клянусь памятью отца.
Луи замер, а потом резко отпустил его, наконец дав вздохнуть и, отстранившись, перевернул и поцеловал.
- Ах ты бестия, Руже-младший, как же я хочу тебе верить…
На шее у Шарля на тонкой цепочке, откинутый в сторону, запутавшийся в тёмных волосах, поблёскивал патрон от М14.
- Как хочешь, - Шарль обхватил талию мужчины ногами и улыбнулся, - всё, как ты хочешь…
И Луи постарался поверить, потому что и вправду хотел поверить, потому что был, несмотря на всю кровь и грязь своей жизни, романтичным и влюблённым сентиментальным болваном. И он смирил свою жестокость и жажду немедленного подчинения, чтобы не только брать, но и давать – тому единственному человеку в мире, к кому он испытывал такие чувства. И сейчас они смотрели друг другу в глаза, и дышали одним прерывистым дыханием на двоих, и свисающий с шеи мужчины военный жетон и монетка в пять сантимов, когда Шарль прихватывал их губами, казались просто раскалёнными. И Шарлю было больно – но и сладко было тоже, и в какой-то момент эта сладость пересилила боль, а потом и весь мир.
Потом они лежали рядом, молча, без слов, вновь узнавая друг друга прикосновениями. У Луи по-прежнему волосы вставали дыбом над ушами, даже чисто выбритая кожа лица казалась жесткой, как наждак, и даже запах… Два года Шарль напрягался, чтобы этот неуловимый аромат – табака, одеколона, взрослого мужского тела, - не улетучился из его памяти, но сейчас он вернулся с первым же вздохом, и Шарль понял, что не забыл бы его и за тысячу лет, что узнал бы где угодно. Луи наматывал волосы Шарля на палец долгим, бесконечным жестом, словно подтягивая рыбку на крючке.
- А теперь, - наконец подал он голос, - рассказывай.
- Что именно? – Шарль потянулся, пристраивая голову на плечо Луи.
- Всё. Какого дьявола ты явился. Как меня выследил. Откуда взял пистолет и где ты шлялся эти два года. Начнёшь лгать – я почую. – Луи потянул за волосы сильней.
- Хорошо. Но сначала, - Шарль поднял голову и одним гибким движением соскользнул с кровати, - у меня кое-что есть.
Этим «кое-чем» оказалась бутылка шампанского в ведёрке со льдом, пара бокалов и несколько свечей. Луи восхищённо выругался, увидев это.
- А ты романтик.
- Я француз.
Пить шампанское, обнаженным, в постели, рядом с человеком, которого любишь – что может быть прекрасней!

- …Как выследил? Случайность и немного логики. Я вернулся сюда так, наудачу, честно говоря, вообще был не уверен, смогу ли я найти хоть что-нибудь. Просто меня чертовски тянуло на родину. Я, конечно, приехав, первым делом купил карту, стал искать на ней свой старый дом и там было отмечено это место. «Весёлый Роджер», а? Считай, это была интуиция. Я пришел сюда, немножко покрутился рядом и узнал, что это название появилось чуть больше, чем полтора года назад, а до этого место называлось «Красный Корсар». Занятно, а?
- Догадливый, чертёнок. Неужели это так очевидно?
- Ты же говорил сам, помнишь? «База была недалеко от дома». А потом я просто увидел твой джип…
Луи смотрел на него и никак не мог понять, какого чёрта он тогда уехал. Они с Шарлем созданы друг для друга – это судьба, не иначе.
- … Ну, понимаешь, я подумал, будет глупо заявиться к тебе просто так. Ещё бы вышвырнул меня за дверь… Отмычки? Один парень в Монреале научил меня с ними обращаться. А пистолет? Это пистолет Анны.
Шарль рассказал, как на следующий день сбегал обратно и позаимствовал кое-что из оружейной кладовки. Как учился стрелять, покупая у Шатуна патроны. Как вёл долгие бои с матерью за то, чтоб уехать отсюда. Как они уехали к родственникам матери, где он, Шарль-Пьер Руже, совсем не пришелся ко двору.
- Они чертовски правильные, настоящие добропорядочные граждане, а я? Отродье бандита и сам бандит, - Шарль довольно щурился на свечи. Луи гладил его по ровной спине со слегка торчащими лопатками, перебирал звенья цепочки, ловил пальцами такой знакомый кулон. – Честно, я причинял им страдания одним только своим видом.
Луи хмыкнул, представляя – драные джинсы, кожаные куртки, проколотое ухо, длинные волосы. Да уж, не самое лучшее приобретение в семье.
- А потом мать снова вышла замуж! Нет, ты можешь себе представить? За профессора университета с двумя детишками, и боюсь, у них будет третий. В итоге я сказал себе и им: «А нужен ли профессорским детям такой сводный брат?» Тем более, мать теперь не Руже, а Фергюссон. А я – глаза Шарля блеснули в с свете свечей, - был, есть и помру Руже.
- Да, за это надо выпить! – Луи взял телефон, чтоб заказать шампанского в номер. – Как ты, кстати, узнал, который номер мой? Боливар сказал, что меня никто не спрашивал, тем более я не живу здесь под своим именем.
- А, ну это ещё проще. Я пробрался в ваш ресторан и дал большие чаевые самой некрасивой официантке. Благодарная девушка выдала тебя с потрохами, мсье Виктор Крид.
- Почему самой некрасивой?
- Они не привыкли ни к щедрости, ни к вниманию и рады услужить любому.
- Ну ты и бестия, Руже-младший! Значит, научился разбираться в девчонках, а?
- Ну так. И ещё, Луи. Я не Руже-младший. Я теперь единственный такой. А кстати, ты закончил поиски? Ну, помнишь? «Д. Менакер»?
- Да. Как я и думал, Анна солгала тогда.

…Войдя в свой кабинет, Джозеф Менакер не успел включить свет – холодное дуло пистолета упёрлось ему в висок. Сглотнув, он замер, отлично понимая, что раз ещё жив – значит, у него есть шанс.
- Иди к столу и не дёргайся. Я тебя вижу, ты меня – нет.
Джозеф Менакер был умным человеком, а жизнь приучила его думать быстро. Пройдя к столу, он сел в кресло, стараясь не выдать своего страха.
- Виктор Лугару, – он не спрашивал, а утверждал. С тех пор, как он перестал получать вести от Анны, он ждал, что этот тип явится в его дом. Словно волк по кровавому следу.
- Отлично, а то я забыл напечатать визитки, – щелчок затвора прозвучал отдалённым громом. – А ты, значит, двоюродный брат Анны Менакер, в замужестве Руже. Сядь за стол и держи свои руки так, чтоб я их видел.
Джозеф сел, по-прежнему в полной темноте. У него в нижнем ящике лежал пистолет – старый отцовский кольт, но с таким же успехом он мог бы лежать на другом конце города. Джозеф торговал оружием, но не использовал его, хотя однажды подстрелил чайку.
- Как она умерла? – спросил он чуть погодя.
- Долго и мучительно, – наконец, приняв решение, Луи включил свет и в упор посмотрел на хозяина кабинета. Тот ещё тип, себе на уме, но не убийца. Чем-то похож на Умника, не внешностью, скорее породой. – И какого дьявола ты ещё здесь, а не удираешь во все лопатки куда-нибудь в сторону Мексики?
- А я бы убежал? – ухмыльнулся Джозеф. – Эй, эй, не маши пистолетом! Это всего лишь бутылка виски!
Он налил себе в стакан и резко глотнул, стараясь, чтобы зубы не стучали. Луи смотрел на него с интересом.
- Я не так молод, чтобы бросить всё – бизнес, дом… Анна слишком романтично смотрела на вещи, правда же была в том, что я бы на ней никогда не женился.
- Что?! – Луи явно не понимал происходящего. – Что ты несёшь, какое мне дело до того, женился бы ты на ней… О господи, да она же стерва из стерв!
- И удивительная женщина, - Джозеф понемногу чувствовал, что начинает владеть ситуацией. Лугару опасен, как… зверь, да нет, он опаснее зверя и оправдывает свою фамилию. Но он, Джозеф, не первый год живёт на свете, и он видел монстров. Он, в конце концов, спал с Анной Руже. – Не хочешь выпить? Настоящий ирландский виски.
Луи, не убирая пистолета, кивнул. Джозеф достал ещё один стакан, по-прежнему стараясь не делать резких движений, и налил немного. Луи принюхался и выпил залпом.
- Ничего себе пойло.
- Послушай, Лугару, я не имею отношения к гибели вашей банды. Не буду врать, я знал, что Анна планировала что-то подобное, но я… - он только развёл руками, - не хотел впутываться во всё это.
- Да ну?
- Послушай, вся моя родня погорела на авантюрах и нелегальном бизнесе. В своё время я дал себе слово, что у меня не будет никаких проблем с законом. Анна… - он помолчал, – была другой. Я любил её, конечно, но вряд ли мы были бы вместе. К тому же, я понимал - она обречена. Ты убил Бушера, а ведь он был лучшим… Сколько тебе лет? Двадцать пять? Я старше тебя в два раза, и за всю свою жизнь никого не убил, кроме чайки, да и это была случайность, – он снова усмехнулся. Луи размышлял, глядя на него.
- Наверное, - продолжал Джозеф, - в том, что произошло, отчасти есть моя вина, и кто знает, как бы всё обернулось, удайся план Анны. А ты, кажется, убиваешь всех?
«Нет, – Луи наконец принял решение, – я не Анна, и я оставил жизнь Ле Горшу. А к чертям!»
- Знаешь, за тобой теперь должок. Может, однажды, мне понадобится помощь такого вот благопристойного парня вроде тебя… Помни это.
- Вот значит как, - Джозеф прикусил губу. – Как насчёт сигары?
Луи с удовольствием взял сигару из деревянного ящичка и щелкнул массивной, украшенной золотом и горным хрусталем гильотиной.
- Ты прав, что не сдёрнул. Я бы всё равно тебя нашел, – он выдохнул дым. – И уж тогда бы ты не отвертелся. Можешь не трудиться провожать меня, я уйду, как и пришел.
Сигара полетела на стол, прямо на бумаги, рассыпая искры. Джозеф бросился её тушить, лишь краем сознания уловив порыв холодного ветра и стук распахиваемого окна.
Потом он долго сидел со стаканом виски в руках, стараясь унять бешено стучащее сердце.

… - Что за дурацкое имя - «Крид»?
- Понятия не имею, откуда Клод его мне откопал. У меня много имён.
- Ааа… А ты… А у тебя… - у Шарля с трудом поворачивался язык это спросить. Он много думал, ведь за два года Луи мог и найти себе кого нибудь. Какую-нибудь женщину. В Монреале у него был дружок, который в один прекрасный день пришел к нему, и заявил, что женится. Шарль тогда на него здорово обозлился, и не в любви было дело: его страшно обидело такое предательство. Потом тот попытался объясниться – мол, родители узнали про его шуры-муры и потребовали немедленной свадьбы, что после свадьбы всё будет, как прежде. Но Шарль послал его подальше. Скажи Луи, что у него действительно есть кто-то, кто по-настоящему ему близок, и… И Шарль не знал, что будет делать. В его голове вертелась куча сценариев – от «пристрелю обоих» до «уйти с гордо поднятой головой». – Или ты один?
- И собирался оставаться один на протяжении всей жизни, - Луи смотрел через стекло бокала на свечу. Его позабавили эти трогательные приготовления - что ни говори, Шарль был сыном своего отца. Такой красивый. Такой молодой. – Чем, по-твоему, я занимаюсь, а, Шарль?
- Не знаю, - юноша пожал плечами и сел рядом с мужчиной, с удовольствием гладя его по мощным плечам. – Но я хотел бы заниматься этим с тобой. Всем заниматься с тобой, - его голос зазвучал многообещающе.
- Дурак. Я наёмный убийца.
На некоторое время Шарль замер, только пальцем раскачивая медальон с монеткой на шее Луи.
- Ну, – в конце концов выдавил он из себя – я ожидал… Примерно чего-то такого. Но я…
- Не валяй дурака. У тебя есть деньги, ты молод, тебе это не нужно. И я тебе не нужен. И ты мне не нужен.
- Нужен, - упрямо выдохнул Шарль. Он решился - да что там, он давно уже решился, он решался почти два года, – ещё там, в стране тишины, стоя в лесу с пистолетом и, не жмурясь, глядя на убитую сойку, решался там, в Монреале, гоняя с компанией таких же оторв по ночному городу, и больше ради куража, чем ради навара, взламывая склады и магазинчики. Решался, покидая мать, отправляясь в неизвестность – семнадцать лет, нож, пистолет, колода карт, три привода в полицию, один убитый человек. Он знал, что любит, и знал – кого. – Я тебе нужен, и тогда тоже был нужен. Два года назад. Я долго над этим думал.
- Ох, проклятье, – Луи выдохнул, отставил пустой бокал, который вертел в руках. – Ты упрямый дурак, Шарль Руже, связавшийся с чудовищем… У тебя это в крови, похоже?
Он улёгся и резко притянул юношу к себе.
- Я ничего тебе не обещаю. Ни долгой и счастливой жизни. Ни того, что в ближайшее время меня не пришьют, да и тебя за компанию.
- Пускай, – Шарль наклонился над Луи, его длинные волосы падали шелковым шатром, щекоча мужчине лицо и плечи. – Пускай будет, как будет… С тобой, главное с тобой. Ты научил меня любить и убивать, Луи-Виктор Лугару…
- И буду учить дальше, и ты будешь слушаться, так что засунь-ка свой гонор поглубже в задницу, – Луи вспоминал, сколько у него осталось презервативов. Ох, не хватит… - А ещё мне нравится кусаться в постели. И если я почую, что ты где-то гуляешь на сторону, – он стиснул и тряхнул Шарля так, что у того зубы клацнули, – я фарш из твоего смазливого личика сделаю, а потом шею сверну. Понял?
- Дааа… - от этих слов, от этого тона горячий, сладкий огонь загорался внутри, бежал по венам. Никто и никогда за эти два года не смог вызвать в нём даже тень такого желания. – А если я тебя на стороне поймаю, я тебя пристрелю… Я люблю тебя…
«И однажды ты мне это скажешь вслух», - было последней связной мыслью Шарля Руже этой ночью.
Неоновая вывеска «Весёлый Роджер» зазывно мерцала в ночи сквозь туман.

Английское "Весёлый Роджер" Jolly Roger по-французски созвучно "joli rouge" - "красивый красный". Луи переименовал гостиницу в память о Себастьяне "Приливе" и Пьере "Красавчике" Руже.

Дата добавления: 2015-08-09