Король треф, валет пик

Луи наблюдал за Анной, почти целый день сидя на дереве. Приятного было мало, но узнал он много.
Анна жила затворницей, хозяйство не вела – никаких животных, кур, грядок, ничего. Все хозяйственные постройки выглядели заброшенными и, судя по всему, напичканными ловушками. Двор окружала полоса бурьяна, в которой наверняка располагались капканы и мины. Все окна были плотно занавешены. И не факт, что не заколочены. Заднюю дверь он рассмотреть не смог, но, судя по следам на заднем дворе и хитро замаскированной калитке, она была.
Луи отправился в разведку и обошел забор. Высокий – два с половиной метра, с колючей проволокой… Прямо укреплённый военный форт. Наверняка Анна может месяцами там отсиживаться. Шарль сказал, что из дома она выходит довольно редко. Капканы в лесу она начинает ставить летом, когда звери выводят потомство учиться охотиться. Нужно как-то проникнуть к ней, как-то её отвлечь. Может, попробовать поджечь дом? Но где шанс, что Анна не сбежит, не будет взрыва, не начнётся лесной пожар? Да и лишнее внимание привлекать к дому не стоит. Как же выманить оттуда Анну?
Эх, если бы Виктор был жив…
Куда как проще было бы, захоти он Анну убить. Вон на той сосне легко было бы расположиться со снайперской винтовкой… Но Анна не заслужила лёгкой смерти, да и поговорить с ней не помешает. Попробовать подранить? Не факт, что получится. Дождаться ночи и вломиться к ней? Через забор он перелезет без труда, благо ненависть к животным не позволила Анне завести собаку. Но вот мины и капканы… Да, в идеале было бы выманить чертовку из дома или заставить саму открыть дверь, но здесь не город, где можно прикинуться почтальоном или слесарем. Единственный, кому она откроет дверь – пусть с ружьём наперевес, но откроет, – это Шарль.
Шарль… Каждый раз, когда Луи начинал думать о нём, на него обрушивался такой коктейль чувств, что он просто диву давался. Там было многое – и восхищение, и досада, и желание, и нежность… А его обещание? «Если останешься жив»? Какая глупость, абсолютная глупость, как будто в этой безумной кровавой охоте может иметь вес такая мелочь, и всё же… Были моменты, когда эта мелочь становилась просто огромной, самой главной. Убить Анну, чтобы отомстить. Выжить после этого, чтобы заставить Шарля выполнить своё обещание. Это было мерзко и непристойно, но он раз за разом возвращался к тому моменту, когда Шарль лежал под ним, к его телу, к запаху, вкусу. Эта страсть, эта юность, эта невинность – и всё это может достаться ему.
«Пьер бы меня убил. Да чёрт, я бы сам себя убил, но как же можно удержаться? В конце концов, рано или поздно у него всё равно бы это случилось, так почему бы не со мной?» Проклятье, ставки росли. Вся последняя добыча банды и Шарль.
Луи перебирал многочисленные варианты нападения, но все они сводились к тому, что Анна должна быть на виду и ружья у неё в руках быть не должно. Несколько секунд, которые он должен выиграть…
И всё опять упиралось в Шарля.
Он увидел его на следующий день в «Шишке» - тот сидел с каким-то хмурым местным мужиком, тот диктовал ему что-то, а Шарль записывал. Он прошел мимо, а Шарль только бросил быстрый взгляд из-за длинных чёрных прядей, прикусил губу и перевёл взгляд на заднюю дверь.
Луи дождался Шарля там и, откровенно махнув на всё рукой, затащил в щель между домом и гаражом. Они целовались – исступленно, Шарль – со всем пылом влюблённой юности, Луи – с опаляющим жаром обречённого на бой.
- Завтра воскресенье… Тебе же не надо в школу, а мать уезжает в церковь, верно? Утром, в амбаре… Договорились?
- Да, конечно. Ты уже… всё? – с надеждой спросил Шарль.
- Нет. Всё только начинается, к сожалению.
Шарль убежал, а Луи сидел у себя в комнате и думал, думал, думал… Тёмный Зверь лежал, загадочно посвёркивая зелёными глазами, Луи сжимал в руке жетон и патрон и никак не мог решиться. Что рассказать Шарлю, так, чтобы он воспринял его всерьёз? О том, что женщина, которую он считает злой, чуть свихнувшейся старухой, на самом деле – опасная и коварная тварь? О том, насколько он рискует, ввязавшись в это дело вместе с ним? Так, чтоб он понял, а не отмахнулся по мальчишеской храбрости, по своему врождённому куражу? Но тогда придётся рассказать много, очень много – сможет ли он сдержать себя в руках, не обрушится ли на него правда лавиной? Он так мало знал Шарля, больше полагаясь на отражение Пьера в нём – но всё же, кто знает, кто знает? Он не может рисковать мальчиком из личной мести. Но ведь так проще всего. Нет. Он потерял брата. Потерял всех своих друзей. Если ещё и Шарля… Эту кровь с него ничто не смоет.
Луи достал лист бумаги, ручку и начал писать. Как он и обещал, чем бы всё ни кончилось, Шарль должен узнать правду, и если он не сможет по какой-то причине рассказать её сам, пускай хоть так.

Ранним утром Луи бежал по лесу к амбару. Воздух был свежий, прохладный, бежать – одно удовольствие. Здешний лес из-за слоя осыпающейся хвои почти лишен был подлеска и уж тем более – всевозможных лиан и прочей дряни, никаких мерзких ям с шипами и лезвиями – прекрасный лес, каким ему и следовало быть, а не эта дьявольская мешанина зелени и гниющей древесины, где без мачете не продерёшься. Трава у амбара уже была примята, со сбитой росой – неужели Шарль там?
Да, действительно, он был там, сидел на остатках стойла и дремал, привалившись к стене. Едва Луи зашел, он тут же открыл глаза, хотя мужчина мог бы поклясться чем угодно, что двигался совершенно бесшумно.
- Шарль? Ты чего так рано?
- Аааа, – Шарль зевнул, - удрал, пока мать ещё не проснулась, а то она придумает мне тысячу и одно дело.
- Эх ты, матери надо помогать, - усмехнулся Луи, стараясь не показывать, как на самом деле рад его видеть.
- Не я придумал селиться в разваливающемся доме, где надо делать то то, то это, - с беспощадной логикой эгоистичной юности ответил Шарль и, спрыгнув с бревна, обнял мужчину. – Виктор, я скучал.
Он запрокинул голову, требуя поцелуя, и Луи удержал себя нечеловеческим усилием.
- Шарль, перестань… Ничего не будет.
- Это почему? – тот подался назад, глаза сверкнули. – Ой, только не говори, что тебе не нравится… Или что это плохо!
- Не в этом дело. Я… Я не знаю, как тебе объяснить, но пока я не закончу – ничего не будет.
- Совсем-совсем ничего?
- Совсем-совсем. Считай, что я… Дал обет. Понимаешь?
- Ну вроде да, – Шарль скорчил разочарованную гримасу и оставил свои поползновения, вновь вскарабкавшись на свой насест и болтая ногами. – Итак, какие наши планы?
«Наши планы. Вот так. Уже – наши планы.»
- Чтобы у нас всё получилось, запомни одно. Я – командир.
- Ты – командир. И что это значит?
- Это значит, когда я говорю - делай, ты делаешь. Я говорю – падай, ты падаешь. Я говорю – ты бросаешь всё и убегаешь, – и ты убегаешь, не оборачиваясь, ясно?
- Так точно, командир.
- Не ёрничай. Предстоит кое-что серьёзное, очень серьёзное. Ты когда-нибудь бродил вокруг дома своей бабки?
Шарль отрицательно покачал головой, и Луи рассказал ему о том, что нашел во время своей разведки окрестностей. Небольшую полянку, где деревья были буквально изрешечены пулями, валялись обломки досок, бутылки. Видно было, что кто-то пристреливал оружие самых разных калибров – от обычного пистолета до крупнокалиберного ружья. И тропинка от этого стрельбища вела в совершенно конкретном направлении. К дому Анны.
- Но за каким чёртом ей это? Она же не охотится… Только капканы ставит…
- Шарль, я не знаю, как тебе сказать. Боюсь, ты не всё знаешь о своей «гранд-ма».
- Так расскажи!
- Расскажу. Потом. Сейчас же тебе надо знать одно – это очень опасная женщина.
- Старуха-то?
- Старуха, - Луи усмехнулся. Ну да, для пятнадцатилетнего Шарля старость начинается где-то примерно лет в тридцать. – Ты знаешь, что ей только сорок семь?
- А?! Но как же так? Как же… - Шарль крепко задумался, пытаясь прикинуть. Стоп, его матери тридцать два… Или тридцать три… Она же говорила, что вышла замуж за отца совсем рано, кажется, в семнадцать лет. Но в каком году? Почему Шарль никогда этим толком не интересовался? Не нужно было, вот почему. А сколько же лет было папочке? Для Шарля он всегда был мудрый и взрослый, но в то же время сейчас Шарль понимал, что отец был очень молодой – сколько же ему было? Захотелось спросить у Виктора, но он застеснялся – как так, говорит, что любил отца, а теперь не знает, сколько ему лет!
- Твоему отцу, когда он погиб, было тридцать шесть. Он был молод… Очень молод, Шарль… Это было ужасно. А тебе всего пятнадцать, и я, забери меня дьявол, не допущу, чтоб и с тобой произошло что-нибудь ужасное по моей вине!
«Потому что бандиты долго не живут, Шарль.»
- Всё так серьёзно? – неожиданно тихо спросил Шарль. Луи сел с ним рядом, проверив, насколько крепки старые перегородки. Делали их на совесть – из той же дикой, первобытной древесины, что и всё вокруг. Весеннее утро было прохладным, и Шарль, ради форса выскочивший из дома в одной рубашке да джинсовом жилете, зябнул. Луи расстегнул куртку и набросил ему на плечи.
- Всё очень серьёзно, – в солнечном луче танцевали пылинки, ветерок гонял сенную труху и в эти минуты казалось, что весь мир сгинул и только они вдвоём остались. Странное чувство, такое Луи испытывал порой раньше, когда они с Виктором были одни против всех – неважно, прятались ли под кроватью от пьяной ссоры матери с очередным собутыльником; бродяжничали ли, ночуя где придётся и добывая деньги, как умея; воюя ли, продираясь сквозь горящие джунгли, сквозь кровь и смерть, за чужую страну, за непонятные идеи; выходя ли по слову Пьера на охоту, замирая в городских тенях в ожидании добычи. Он и Виктор – всегда вдвоём, всегда как один… Хотя почему - как? А Шарль ему в общем-то совершенно чужой, он видел его только ребёнком пару раз, когда Пьер гулял с ним (и надо было видеть, каким счастьем и законной гордостью он светился в этот момент!) и вот эти несколько дней, когда… Можно ли так сблизиться за такой короткий срок? Не только телом, но и душой?
- Представь, что мы с тобой на охоте. Был когда-нибудь на охоте? Нет? Ну, тогда напряги воображение. Мы с тобой на охоте, мы охотимся на зверя – очень опасного, хитрого, сильного зверя, на волка… Нет, на гризли-людоеда. Или на тигра-людоеда. Как тебе больше нравится?
- Пусть будет гризли.
- Да. Это гризли-людоед, который в то же время охотится на нас. Одно неверное движение – и он сожрёт. И тебя, и меня. Помнишь, ты говорил о своих подозрениях насчёт Анны? Так вот… Не хочу тебя пугать, но в чём-то ты прав. Возникни такая необходимость – и Анна бы с лёгкостью убрала бы тебя с дороги.
- Да кто она, чёрт побери?! Виктор, хватит ходить вокруг да около! – Шарль не больно, но чувствительно толкнул его локтем.
«Сказать или не сказать? Нет. Ему нужна холодная голова, чтобы в ненужный момент он не полез рисковать собой.»
- Всё потом, слышишь! Помнишь, я - командир.
- Ты - командир, - Шарлю было уютно в куртке, хотелось так сидеть до скончания времён.
- Вот и всё. Сейчас я поставлю задачу, и мы вместе с тобой подумаем, как можно её решить.
И Луи принялся излагать Шарлю свой план: он, Шарль, должен отвлечь Анну в тот момент, когда она открывает ворота. Главное, чтоб она хоть на секунду выпустила ружьё из рук, и тогда он поймает её с помощью лассо.
- Ты что, ковбой? – хихикнул Шарль, отогревшийся под курткой.
- Нет, конечно, ковбоев, ранчо и прочую романтику Дикого Запада я видел только в кино. Но на войне один парень был оттуда, он научил меня. Надо размяться, думаю, я справлюсь…
- Почему ты просто не пристрелишь её издалека, если это так опасно? – перебил его Шарль. Луи только усмехнулся.
- В корень зришь. Да, я собираюсь её убить. Тебя это не пугает?
- Знаешь… - Шарль задумался, - наверное, нет. Иногда мне бы и самому хотелось её убить.
- Это потому, что ты никогда не убивал. Люди, которые знакомы со смертью лишь понаслышке, говорят об этом слишком просто. Я своего первого человека убил на войне, это был вражеский солдат… Помню, меня прямо тошнило, выворачивало на землю, когда я вспоминал, как выстрелил в упор и его кровь полетела мне в лицо… Так бывает, когда стреляешь в упор из крупного калибра, м-да… Потом привык, хотя иногда, глядя, как мечутся люди, превращённые тобой в живые факелы, становилось мерзко… Особенно, когда видел маленькие факелы. – Луи говорил, внимательно глядя Шарлю в лицо. Тот не проявлял никаких эмоций, лишь губы сжал плотнее. И сглатывал иногда, но слушал и смотрел внимательно. – Умение убивать приходит с опытом, да и то не ко всем. Не всем это дано – родиться убийцей.
- А как понять, что ты можешь? – спросил Шарль еле слышно.
- Только одним способом. Убить.
- Ясно, - выдохнул Шарль.
И, хотя солнце пригревало, его словно мороз продрал по коже… И в то же время опалило жаром той далёкой войны, откуда вернулся Виктор. Он словно снова увидел его заново – тёмные, жесткие волосы, забавно торчащие над ушами, лицо с резкими чертами, светло-зелёные глаза, широкие плечи. Никогда раньше Шарль не встречал человека, от которого так явно исходило ощущение силы и опасности. И никогда прежде Шарля это не волновало так остро.
- Проблема в том, что Анна нужна мне живой…
Действительно, в «Деле о гибели банды Руже», которое Луи вёл, было кое-что непонятное. Была ли Анна одна или у неё были сообщники? Кое-какие косвенные признаки на это указывали. Слишком быстро и гладко всё прошло, одному человеку это не под силу. Изучая вместе с Клодом денежные дела Анны, они постоянно натыкались на одну и ту же фамилию - «Менакер», и почему-то эта фамилия всё время не давала ему покоя.
- На нашей стороне – внезапность, моя сила и ловкость. На стороне Анны – то, что она будет стрелять на поражение.
Шарль поёжился от такого заявления. Ему было немного обидно, что его не рассматривают как боевую силу, но… Но что он мог?
- Остаётся придумать - как, и тут вся надежда только на тебя. Напряги мозги, Шарль, ты же к ней ходил. Вспоминай!
- Ну-ка, ну-ка, – Шарль сбросил куртку, оставив её на бревне, и принялся вышагивать по полусгнившим доскам амбара туда-сюда. – Однажды к нам привезли для неё посылку. Тяжеленный такой ящик. Обычно она на почту за своим барахлом сама ездит, но тут так случилось, что кому-то этот ящик вручили, мать заставила меня тащить, а потом она у меня его прямо вырвала из рук и чуть не обнюхала, и всё косилась – не рылся ли я в нём?
- Какой был ящик?
- Да где-то вот такой. Вроде не очень тяжелый, но тащить его по дороге – я прямо своих рук не чувствовал в конце.
- А что на нём было написано?
- Да ничего такого. Деревянный ящик, наклейка с адресом… На боку было что-то про горнодобывающую компанию вроде.
«Понятно. Ящик прислали не по почте, горнодобывающая компания… Взрывчатка. Зачем ей взрывчатка?» Снова вспомнился взрыв на складе. Анна вела дела с Бушером, могла она научиться делать самодельные взрывные установки? Почему нет? Стреляла-то она отменно всегда, разбиралась в оружии… Оружейница, чёрт бы её побрал… Стоп, почему он подумал про оружие и сразу вспомнил ту самую фамилию «Менакер»? Что-то связанное с оружием, с этой фамилией и Анной… Анна вечно себя чувствовала обделённой…
- Значит, ящик, говоришь? Да не мельтеши ты! Как думаешь, мы сможем провернуть такое ещё раз? Ведь нет каких-то особых дней, по которым ты приходишь?
- Нет, конечно. Иногда мать меня просто так гоняет – например, с выпечкой. Старуха сама печь не умеет.
- Забавно. Значит, ты у нас понесёшь горшочек с маслом? – хмыкнул Луи и тут же получил чувствительный пинок в голень.
- Очень смешно! – фыркнул Шарль. – Ещё раз так пошутишь – получишь у меня, не посмотрю, что ты сильней и старше!
- Да что я такого сказал?
- Да ничего! – Шарль остановился, ковыряя носком ботинка провалившуюся половицу. Луи вдруг подумал, что у Шарля наверняка нет нормальной одежды, всё с чьего-то плеча. А ведь когда он видел его ребёнком – милым черноглазым малышом – тот был одет со всем вкусом и тщанием, какие только возможны у любящих и не стеснённых в средствах родителей. Пьер и сам всегда хорошо одевался. Луи знал, что у Пьера были большие планы, он мечтал быть не просто главарём банды, он мечтал построить свою собственную криминальную империю, и у него были для этого все задатки и возможности. А Шарль должен был быть наследником этой империи. Кто же знал, что всё так повернётся?
- Меня в школе эти недоумки дразнили «мадмуазель». А потом учительница, мадам Грейхилл, заявила, что мои имя и фамилия звучат очень мило, на слух прямо как Красный Шаперончик! Не представляешь, сколько мне синяков пришлось наставить, чтоб они прекратили меня так звать! Так что не надо тут намёков!
- Даже так? А как бы ты хотел, чтоб тебя звали? – Луи стало смешно.
- Не знаю, - пожал плечами Шарль. – Папочка называл меня пиратом или юнгой, а я его – капитаном.
- А мы звали его Красавчиком или шефом, - неожиданно сам для себя выпалил Луи.
- Что?! – Шарль открыл рот для дальнейших вопросов… И замолчал. Чем-чем, а умом его Бог не обидел. Мрачные мужчины с навыками профессиональн6ых убийц… Кого такие мужчины могут называть шефом? И уж понятно, что такие мужчины не будут ехать за сотни и тысячи километров, чтоб расправиться с обычной чудаковатой старухой… День вдруг словно померк, и Шарль неожиданно почувствовал странную усталость.
- Шарль, ты чего? – Луи спрыгнул с бревна и подошел к нему. Внезапно словно погасший взгляд подростка ему не понравился, он мысленно обругал себя за чересчур длинный язык.
- Нет, ничего… Я просто подумал – вы ведь обычно не оставляете свидетелей?
- Шарль, ты что… Что ты там себе выдумываешь, а?
- Ничего… Я уже и не знаю ни черта, что тут думать? Кто мой отец, кто моя бабка… А моя мать? А ты?
- Шарль, послушай, - Луи подошел к нахохлившемуся подростку, - не думай, что я тут играю с тобой в какие-то тайны или что-то в этом роде. Просто я не хочу, чтобы что-то лишнее, что ты можешь узнать, могло как-то навредить тебе. Если бы я мог как-то обойтись без твоего вмешательства, я бы обошелся, - Шарль поднял глаза, тоска из них ушла, он смотрел внимательно-внимательно, словно ожидая, что собеседник вот-вот объяснит ему всё-всё об этом мире. – Но не получается никак. Да, возможно, я тороплю события, можно было бы залечь на дно и некоторое время выслеживать Анну, дожидаясь удобного случая… Но что-то мне подсказывает, что время на исходе. Два года в этой глуши – для Анны это слишком.
- А она говорила нам, что мы останемся здесь навсегда… - Шарль потихоньку отходил, снова обретая уверенность; пользуясь тем, что мужчина, пытаясь его подбодрить, положил ему руку на плечо, он постарался прижаться к нему посильней.
- А вы бы остались… В виде пары могилок, - Луи разгадал маневры Шарля и с усмешкой отстранился. Шарль, сделав совершенно незаинтересованное лицо, отошел и встал в дверной проём, закуривая. Луи любовался на тонкую, ладную фигурку и понимал, что что-то странное, совершенно особенное вошло в его жизнь.
- Весёленькое дельце, как ни крути. Ну, чем займёмся сегодня? Опять плутать по лесу?
- О нет, не совсем. Видишь ли, я как раз хотел освежить своё умение бросать лассо. Сначала я думал зайти в посёлок, поймать пару собак, но это слишком хлопотно… Не откажешь мне ассистировать?
Шарль рассмеялся, тряхнув волосами, и выбежал из амбара. Да, мир странен, сложен, рушится и меняется на глазах, словно обваливаются ветхие, картонные, бесконечно надоевшие декорации, и сквозь них проступает что-то действительно крутое. И что-то замирало от восторга, как-то совершенно по-особому захватывало дух и бросало в жар оттого, что Виктор был рядом. Когда он смотрел, Шарлю хотелось вылезти из кожи вон, но показать себя с самой лучшей стороны. Со сладким ужасом Шарль понимал, что ему плевать на то, что Виктор, скорей всего, бандит и убийца. У него, что называется, «крышу снесло». За Виктора он был готов в огонь и в воду, и к Дьяволу в пасть. Откуда-то взялась стойкая уверенность, что, если у них всё выйдет «как следует», Виктор позовёт его с собой. И он согласится. Да, вот чёрт, согласится - и всё тут!
Мелькнули мысли о матери, но Шарль отмахнулся от них. Ну а что - мать? Она его сюда привезла, она сама виновата.

Они нашли в лесу небольшую полянку и Луи принялся бросать лассо, раз за разом ловя то стоящего смирно, то хохочущего и уворачивающегося Шарля. Сейчас у него было ощущение, что это просто безобидная игра, что не тянется за ним кровавый след, а неподалёку не ждёт зловещая тварь, что весь мир смыло и остались только они одни. Он и Шарль, и чуть прохладный весенний лес, полный солнца и зеленоватых теней. Внутренний зверь носился туда-сюда, вилял хвостом, как дворовый пёс, и катался в траве, молотя в воздухе лапами, словно щенок.
Потом они сидели на каком-то бревне и ели прихваченные Луи из бара сандвичи, мясные консервы и запивали их кофе – у Шарля, который сбежал из дома голодным, только перехватив пару варёных картофелин из вчерашнего ужина, разыгрался зверский аппетит.
- Расскажи мне что-нибудь… Ну, про отца… Ну просто, что-нибудь такое, – попросил Шарль, придвигаясь к мужчине ближе и ловя его руку. Кисть крупная, широкая, даже во взрослом возрасте вряд ли у него будет такая же. Наверняка он может сломать ему пальцы одним движением. Шарль легко погладил кисть, едва-едва задевая мелкие чёрные волоски на фалангах пальцев – почему-то эта подробность совершенно его не оттолкнула.
- Про отца… - Луи мягко высвободил руку: Шарль явно нацелился его переиграть, и у него, надо признать, чертовски хорошо получалось. – Знаешь, я вспоминаю, как его встретил…
И он принялся рассказывать, как вернулся с войны, вернулся в родной город, откуда сбежал в шестнадцать лет, и сидел в баре, попивая водку с тоником и обдумывая, что делать дальше. Он был чужой, и город стал ему чужой за эти годы, что его тут не было. Стояла весна, сырая и туманная, как обычно – хорошее время, чтоб начать новую страницу в жизни. Он тогда был совсем юным, но уже искупавшимся в чужой крови, чего не знала компания пьяных здоровяков, решивших посмеяться над его военной формой. Драка вышла жестокая – научившийся драться в то же время, как и ходить, Луи сцепился с ними насмерть. Разумеется, кто-то свистнул копов, драчунов разняли, и Луи с опозданием присвоил себе звание почётного идиота - свидание с полицией никак не входило в его планы: его документы вызывали подозрение, с войны, он, скажем, вернулся не самым честным образом, а ещё по малолетним делам в городе за ним числились кое-какие грешки.
И тут из затемнённого угла вышел молодой мужчина в длинном плаще и шляпе.
- Я думаю, – негромко сказал он, - мы решим наши проблемы, господин офицер? Мой юный друг извинится перед этими мсье за разбитые лица, а они перед ним – за свои необдуманные слова.
Как он сунул взятку, никто не заметил. Он поманил Луи за собой, и они вышли в густой, пахнущий морем весенний туман.
- Чего тебе? – Луи не спешил проявлять дружелюбие, странный незнакомец мог оказаться кем угодно из тех, с кем лучше бы не связываться.
- Здорово дерёшься, парень. Мне понравилось.
- И что ты хочешь в благодарность? Денег у меня ни гроша.
- Я догадался, – мягко произнёс собеседник. Странно, но он совершенно не боялся Луи, хотя отлично видел, на что тот способен. - Знаешь, я люблю спонтанные знакомства… Не смотри так, - он рассмеялся, - ничего пошлого я не имею в виду. Я правильно думаю, ты сейчас ищешь, куда бы приложить свои специфические таланты, и по неким причинам легальные пути для тебя закрыты?
- Тебе какое дело?
- Мне нужны парни вроде тебя, – незнакомец сдвинул шляпу и Луи рассмотрел его внимательно. Очень красивое лицо, большие чёрные глаза, тонкая усмешка… Мужчину можно было бы принять за актёра или сутенёра, или кого-то из этой братии, если бы не явно читаемая жестокость в глубине чёрных глаз и не уверенность, которая явно основывалась на чём-то большем, чем мысль, что Луи его не тронет. – Сильные и решительные, не боящиеся сделать другому больно…
- А почём мне знать, что ты не шпик какой-нибудь, а?
- О, нипочём. И тебе совершенно необязательно мне сейчас что-то говорить. Но если тебе интересно, найди в городе бар «Красный корсар». По пятницам я там играю в покер. Бывай.
И незнакомец ушел в туман.
Так Луи встретил Пьера Руже, также известного как Красавчик Руже – странная кличка, мало подходящая главарю банды, но удивительно подходящая самому Пьеру. И Луи действительно нашел бар в ту же пятницу.
Всё это он рассказал Шарлю, старательно вычёркивая из рассказов брата – ему не хотелось расспросов сейчас. Шарль сидел на земле, на куртке Виктора, голова мужчины лежала у него на коленях. Шарль гладил его жесткие, немного неровно подстриженные волосы, встающие дыбом за ушами, и пытался представить себе это – тёмные, наполненные туманом улицы, опасных людей, опасные дела и его папочка там же, такой же… Это было так странно, словно в детстве, когда вдруг просыпаешься среди ночи и мир в свете ночника и фонарей за окном совершенно меняет очертания, становясь сказочно-пугающим, и ветки за окном превращаются в ведьминские пальцы, и собственный плюшевый мишка смотрит странно, и слышно, как под окном ходит Bonhomme sept-heure… Всё это было совершенно невероятно. Но приходилось принимать как есть. И Шарль принимал, потому что к этому всему прилагался ещё и Виктор.
Виктор… Виктор был удивительный. Он был сильный и взрослый, и относился к Шарлю серьёзно, и не лгал ему, как лгала мать. И Виктор обещал ему перемены в жизни. А для Шарля любые перемены казались переменами к лучшему. Виктор увезёт его отсюда.
Шарль отлично помнил о том своём обещании в сумерках у амбара. И не сказать, что, когда спало возбуждение, оно его не ужаснуло. Он отлично себе представлял, что именно будет делать с ним мужчина, и на трезвую голову это казалось весьма страшным – как он слышал, приятного в этом мало. И всё равно, несмотря на ожидание боли и прочего, стоило только представить объятия Виктора, его обнаженное тело, его поцелуи – и страх отступал. Да и вряд ли это будет сильно больнее, чем когда тебя изжалит рой ос или опрокинуть на себя кипящее масло – а с Шарлем бывало и то, и другое, и ещё много всего, так что он решил, что самое больное он как-нибудь перетерпит.
После обеда они снова бросали лассо – Луи уверился в том, что не потерял сноровку, и начал показывать Шарлю приёмы. С меткостью у Шарля было всё прекрасно (он рассказывал, что развлекал себя, учась на чердаке метать нож и фокусам вроде «зашвырни игральную карту в щель между досками»), но вот сил пока ещё не хватало. Луи попытался представить, каким Шарль будет когда-нибудь, лет через пять или десять, и понял, что хочет это увидеть. Никогда и ничего подобного Луи ещё не испытывал ни к кому – Шарль мог бы быть его младшим братишкой, он мог бы быть его товарищем и напарником, он мог бы быть его любовником. Нет. Этого не будет.
- Ох, и влетит же мне от матери, – весело, без всякого страха и раскаяния произнёс Шарль, когда они вновь решили отдохнуть. – Сбежал на целый день, да ещё и в воскресенье… А дрова не колоты, а крыша некрашеная, а грядки не полоты, – почти пропел он. – Вот скука. Всё равно на этих грядках толком ничего не растёт… А то ещё и заморозки могут ударить, и не смотри, что май. Вот мерзкие места.
- Ты не видел по-настоящему мерзких мест, – Луи ковырял ножом бревно. – А тебя не запрут?
- Кто, мамочка? Ну и запрёт, что я, не сбегу, если надо? - Шарль откровенно рисовался, пытаясь произвести на собеседника впечатление – милый, немного нагловатый и наивный подростковый флирт. – Если тебе надо, то я и сбегу хоть ночью, хоть школу прогуляю.
- Никакой дисциплины, – Луи с интересом следил, как Шарль, якобы садясь поудобнее и потягиваясь, пытается потереться своей ногой о его. – Слушай, а тебе не говорили, что вот так приставать к людям нельзя?
- Не-а, - Шарль бросил на него косой взгляд.
- И где ты научился такому похабству, а? В баре? Господи, Шарль, ты ведёшь себя, как проститутка.
- Да ладно, никто не видит же! Не думай, что я всегда так, а уж тем более в баре, – Шарль обхватил колени руками. – Там и так желающие всегда находятся.
- А здесь, со мной, значит, можно?
- Ну а что?
- Ну а… - Луи замолчал. Что он мог сказать Шарлю? Что мужчина вроде него может и не сдержаться здесь, среди весеннего леса? Особенно если вспомнить, сколько этот самый мужчина провёл времени, вспоминая в мельчайших подробностях всё предыдущее? И о том, что этот самый мужчина, даже если Шарль и готов к такому повороту, потом будет себя ненавидеть? Шарль улыбался и смотрел, тёмные волосы падали ему на лицо.
- Ну и бестия ты, Руже-младший.
Шарль пожал плечами, мол, ну что поделаешь, уж какой есть. Луи только вздохнул – ну натуральное дитя природы, дикое и невинное. И уж конечно, ему нужна не зашуганная жизнью мать, ему нужен мужчина, товарищ и наставник, которого Шарль бы слушался и уважал. Больше дисциплины и полезных занятий, не отупляющей домашней работы и не дурацкого времяпровождения в баре среди всяких шлюх и забулдыг… Нет, Луи, забудь. Виктор мёртв, и Пьер мёртв, а ты сам – где гарантия, что дотянешь хотя бы до тридцати? Нет и ещё раз нет. Он убьёт Анну, и на этом славные традиции семейства Руже прервутся. Шарль вырастет в спокойном мире честных людей, получит нормальную профессию, будет жить обычной жизнью… Он, Луи, не вправе впутывать его во всё это – грязь, кровь, дурные деньги, кураж и вечное «пан или пропал»… Ведь даже Пьер не смог уберечься и уберечь остальных, а ему до Пьера далеко.
Шарль и не подозревал о душевных метаниях мужчины. Всё казалось совсем простым: они сделают, у них всё получится, у них всё будет хорошо.
- Что это у тебя тут? Карты? – он увидел колоду в боковом кармане рюкзака Виктора. – Можно?
Тот кивнул и Шарль быстренько завладел колодой. Карты были новенькие, целлулоидные – одно удовольствие тасовать. Шарль подкидывал карты в воздух, превращал их в ленту в своей руке, раскидывал веером, доставал и прятал, Виктор внимательно смотрел.
- Ловко. Тебя отец учил в карты играть, верно?
- Ага, – Шарль улыбнулся, вспомнив - ему десять, он сидит, поджав ноги, на диване, а отец сидит напротив… «Не надо так прижимать карты к носу, юнга! И убери с лица эту довольную улыбку, я в ней все твои козыри вижу!» Как будто в другой жизни… - Ты умеешь гадать на картах?
- Нет, я что, цыган?
- Ну-ну, - Шарль и сам не очень-то умел, но хотелось поразить Виктора. Шарль был ужасно суеверен, а к картам и вовсе относился с мистическим почтением, полагая их носителями некой особой магии. – Какая у тебя масть? Трефы… Так, ты король треф, а я валет пик… А гранд-ма дама пик… Вот так.
- А почему это так вдруг? – Луи с интересом смотрел, как Шарль балуется с колодой. Он видел, что с колодой в своё время вытворял Пьер, получается, и сына учил этому. Пьер был карточным шулером высокого класса и пользовался этим в весьма специфических целях – в дорогих казино он искал выдающихся людей, особенно чиновников и полицейских. И делал их своими должниками – или наоборот, помогал отыграться. Огромное количество «приличных людей» города не могли остановить свой азарт вовремя и порой влипали в долги, с которыми приходилось расплачиваться не только деньгами. – Почему я – трефы, а ты – пики?
- Не знаю, я всегда думал о себе, как о пиковой масти, ну, и родинка, конечно…
- А… - «у тебя такая же?» чуть не сорвалось с языка.
Тогда они вчетвером – он, Виктор, Пьер и Лео – оказались в каком-то захолустье. Лил дождь стеной, они были перемазаны сажей, мазутом и грязью – жаркое было дело. В местной занюханной гостинице оказался свободен только один номер, «свадебный люкс», и выбирать особо не приходилось - они были промокшие, замёрзшие и голодные.
Пьер, которому тогда досталось больше всех, отправился в душ первым, пока остальные располагались, заказывали в номер еду, прятали оружие, изучали вид из окна на предмет быстрого отхода. А потом Пьер вышел из душа, совершенно никого не стесняясь, обнаженный, вытирая волосы небольшим полотенцем, и они смогли счастливо любоваться на шикарное тело шефа и тёмную родинку на правой ягодице – в виде перевёрнутого сердечка, с ещё одной под ним – и впрямь напоминающую пиковую масть. Виктор пихнул его в бок локтем, и Луи согласно кивнул. Захоти шеф кого-нибудь из них, захоти он их обоих сразу – и конечно, они с братом бы ни за что не отказались.
Порой, глядя на шефа, он не к месту вспоминал эту родинку. Да, пожалуй, Пьер был пиковым королём, а Шарль – валетом.
- Смотри сюда. Оп! – и между королём и валетом легли туз, восьмёрка и девятка червей, - вот так у нас всё будет хорошо, оп, оп, – бубны ловко пристроились рядом, – и в любви, и в деньгах. А это гранд-ма – оп! Проблемы! Оп – неудачи! Оп! – и прямо поверх неё он кинул пиковый туз.
- Ловкач, – оценил Луи, глядя, как карты вроде бы случайно появляются у Шарля в пальцах. – Сам творишь своё счастливое будущее?
- Кто же, как не я?
Они посидели ещё некоторое время. Луи было невероятно уютно с Шарлем – с его болтовнёй, и нагловатыми подкатами, и умением молчать, когда надо. Когда-то почти так же ему было уютно с Виктором – по-другому, конечно, но всё же…
Несмотря на многочисленные шуточки, они с Виктором не были, что называется, полноценными любовниками. Это было бы как-то не очень правильно. Подростками они частенько «развлекались» – это казалось совершенно естественным, и целовались – это был просто способ показать свои чувства без слов, которые им были не нужны. Это был их способ греть друг друга в большом холодном мире, когда они были всего лишь двумя бездомными пацанами, из имущества – только то, что на тебе, гамбургер на двоих и совершенная неизвестность в завтрашнем дне.
Шарль же… Проводив его до амбара, Луи не удержался и всё-таки поцеловал его – и это было сладко. Пятнадцатилетний мальчик, ещё никем не тронутый, такой горячий… Просто мечта. Местные девчонки не подозревают, что теряют – останься Шарль в городе, и этого горячего нетерпения в помине бы не было. Наверняка бы себе кого-нибудь нашел, с его-то прытью. Или Пьер бы ему нашел – в образовательных целях.
- Я дам тебе знать, – на прощание сказал ему Луи, – когда всё будет готово. Жди.
Господи, насколько было бы проще, будь у Пьера дочь, черноглазая красавица. Он бы просто женился на ней, оставив ради семьи бандитскую долю. Да к чёрту месть – он бы, не мудрствуя лукаво, просто пристрелил бы Анну, только чтоб не рисковать жизнью невесты. Но у Пьера был мальчик, упрямый, мечтающий о приключениях, самоуверенный шалопай, и только понимание того, что он немедленно сорвётся, удерживало Луи от того, чтобы рассказать ему о смерти его отца. Мальчик имеет право знать правду, но потом, когда Анна будет мертва – чтоб не выкинул фортель, не полез вдруг под пулю.
Шарль упростил ему поиски, но значительно усложнил жизнь.

Дата добавления: 2015-08-09