Глава двенадцатая ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

В ту ночь, когда Томми Даффин вернулся домой, родители уже спали, и он влез в окно, которое сам закрыл так, чтобы потом легко открыть его с помо­щью ножа. Уже было за полночь, и он крепко спал в своей маленькой комнатке над кустом жимолос­ти, как вдруг услыхал сквозь сон настойчивый стук. Чем громче становился стук, тем прозрачнее сон, пока наконец из многих реальностей, куда более значительных, стук не стал единственной реально­стью. Кто-то кидал в окно камешки и, по-видимо­му, собирался делать это и дальше, так что Томми пришлось встать и открыть окно. Оказавшаяся внизу Лайли сделала знак, чтобы он вышел к ней.

— Томми, — тихо проговорила она, едва он оказался рядом, — когда я возвращалась к себе с поляны, то слышала, как два парня сговаривались между собой. Вот и пришла предупредить тебя.

— Сговаривались? — не понимая, переспросил Томми, который еще не совсем проснулся, да и вообще не отличался сообразительностью.

— Томми, они говорили о тебе. Один из них — Уилли Лэттен.

Тон, каким она это произнесла, подействовал на Томми Даффина сильнее слов.

— Они не хотят, чтобы ты поднимался на гору. Им не нравится твоя свирель.

. Лайли и Томми отошли подальше, чтобы ни­кто, случайно проснувшись, не смог их подслу­шать, и оказались на лугу, где поближе к реке вид­нелись большие черные пятна лежавших коров, от которых вверх поднимались светло-серые облачка и повисали над водой.

— Что они надумали? — спросил Томми. Лайли не смогла сказать, что они сговорились

побить Томми. Это казалось ей слишком ужас­ным, и она была не в состоянии даже произнести такое. Свирель вытеснила всё из ее сердца и была священна.

— Ах, Томми, — воскликнула она, — ты не должен бросать свирель, ты должен играть, всегда, всегда. Мы уйдем подальше, где никто нас не услышит. Им не удастся нам помешать.

Но куда идти? Не те, так другие услышат сви­рель. Томми задумался. Наконец-то он проснулся.

— Их только двое? — спросил он.

— Нет, — ответила Лайли. — Придут все пар­ни. Нам не надо быть там.

Томми не ответил; он глубоко задумался. До сих пор, играя на свирели, он не видел парней из Волдинга и думал, будто никто из них не знает, что это он. Все прихожане так или иначе испыты­вали на себе волшебную власть странной музыки, но только девушки беспрекословно подчинялись ей, тотчас убегая на гору. Парни же размышляли о ней и обсуждали ее, но пока не торопились ни­куда идти, поэтому по вечерам им было скучно в деревне без девушек. Один Или двое украдкой поднимались на Волд, но Томми Даффин уходил на другую сторону горы и был уверен, что они не видели его. А теперь они все придут. Ничего уди­вительного. Рано или поздно это должно было случиться.

— Я буду там, где всегда, — сказал Томми.

— Томми, Томми, ты не понимаешь, — с го­рячностью воскликнула Лайли. — Они сломают твою свирель.

Однако Томми в эту минуту был похож на бога из тех, что попроще; или на человека, наделенного сверхъестественной силой, но обыкновенного внешне, каким он и должен быть, ведь ему неведо­ма его сила, какой бы сверхъестественной она ни была. Вот и Томми почти ничего не знал, навер­ное, он и не должен был знать ни о чем подобном. Разве что ему было известно достаточно, чтобы не бояться.

— Лайли, им не сломать свирель, — сказал он, сам не зная, откуда у него такая уверенность.

Однако никакое хвастовство не могло пока­заться слишком наглым для волшебной музыки, которая умела дать ответ на загадки ночи, утихо­мирить тайны темнеющих гор и увести душу чело­века с предназначенного ей пути. Лайли стало не­много спокойнее от уверенности Томми, однако она все еще дрожала от страха. Ей казалось ужас­ным, что кто-то может сломать свирель или по­бить Томми, в котором для нее сосредоточились все непостижимые чудеса, звучавшие в мелодии; более того, это казалось ей святотатством. А если у них получится? Как ей вернуться к прежней без­радостной жизни? Всё, что она знала и о чем по­дозревала, было ей одинаково не нужно, если Томми лишится своего вдохновения и умолкнет его свирель.

— Вроде, они попытаются завтра утром, — проговорила Лайли, вглядываясь в лицо Томми на фоне светлой летней ночи.

В те мгновения, когда оратор поднимается, чтобы произнести речь, а охотник смотрит в при­цел и встречает взгляд желтых глаз, все страхи и сомнения должны остаться позади, чтобы искусство мастера явило себя мощно и свободно. Ора­тор и охотник преображаются под влиянием ми­нуты, вот и одутловатое лицо Томми стало как будто другим. Он словно что-то понял о своей без­мерной власти и поверил в нее, как поверим и мы, если нечто похожее завладеет нами. Вера в свои силы и свою непобедимость преобразила лицо Томми, на нем появилась рассеянная улыбка, из-за которой черты лица стали как будто строже и бессмысленный взгляд обрел грозное выражение. Именно таким его в последнее время видела Лай-ли; таким он был, когда дул в свою необыкновен­ную свирель, таким, стоя на склоне Волда, он смотрел в темноте на что-то такое, что было недо­ступно ее взору, словно Томас Даффин единствен­но с Судьбой делил неведомую никому другому тайну.

До удивления непохожим был юноша, которо­го она видела на склоне горы, на того Томми Даффина, который жил в деревне; и как раз во время их свидания эта непохожесть явила себя воочию, так что в возбужденном и печальном лице, кото­рое было совсем близко к ее лицу, едва ли кто-ни­будь узнал, даже при лучшем освещении, скучное красное лицо сына мистера и миссис Даффин.

Понемногу слепая вера Томми в его необыкно­венную власть передалась и Лайли, и оба положи­лись на силы, о которых не имели ни малейшего представления, так же как не имели представле­ния о том, откуда эти силы явились, чтобы завла­деть одним из них.

Дата добавления: 2015-08-18