Сезам, откройся!

Как и обещал граф д'Энгранд, Филипп Бейль получил приглашение на бал во дворце герцога Гаврского.

Это была, вне всякого сомнения, величайшая милость, ибо гостиные дворца герцога Гаврского открывались два-три раза в год только для титулованных гостей.

Филипп мог бы удивляться безмерно, но за последние несколько дней удивление стало для него чувством настолько привычным, что способность удивляться у него притупилась. Холодная действительность мгновенно, без перехода, сменилась чарующим волшебством; зловещие угрозы, эхо которых отдавалось у него в ушах, сменил сладостный хор надежд, подобных тем небесным созданиям, которые на картине Гида предшествуют колеснице Авроры.

Было около одиннадцати часов вечера, когда он явился во дворец герцога Гаврского.

Первая, кого он там увидел, бросив взор с той быстротой, с какой могут поспорить с влюбленными только орлы, была Амелия.

Она была в том божественном белом уборе, какие носят юные девушки и какие окутывают их, подобно облаку; мрамор ее плеч светился сквозь газ, который набросила на них материнская строгость; линии ее рук поражали с первого же взгляда. На ее прелестной головке трепетали, дрожали, качались локоны цвета воронова крыла. Может быть, Амелия и не догадывалась, как она хороша, но красоту свою она несла с той уверенностью, которая говорит о породе и которая требует дворца; она несла ее по-королевски – это выражение здесь будет уместнее всего,– не нанося при этом ни малейшего ущерба обаянию юной девушки, которое заключается в скромности, спокойствии и улыбке.

Филипп замер от восхищения и несколько мгновений стоял неподвижно.

Уже второй раз его очаровывала дочь графа д'Энгранда, но по-другому: сегодня она ослепила его своим блеском, вчера пленила простотой в обращении.

Он стал маневрировать в толпе гостей так, чтобы встретиться с Амелией.

Она узнала его, когда он был от нее уже в нескольких шагах.

Она опустила свои прекрасные глаза и покраснела так, как не краснеют от неожиданности.

В то же мгновение Филипп скорее почувствовал, чем увидел, взгляд графини и остановился.

Он отвесил ей низкий поклон.

Но графиня и не подумала ему ответить.

Вместе с тем она не спускала с него изучающих глаз.

Это разглядывание, столь оскорбительно подчеркиваемое, не могло ускользнуть от внимания Филиппа Бсйля.

Не ускользнуло оно и от Амелии, румянец которой внезапно уступил место смертельной бледности.

– Черт побери,– повернув назад, прошептал Филипп,– кажется, мамаша питает ко мне не слишком нежные чувства!

Толпа гостей была огромной. Поминутно кто-нибудь узнавал Филиппа и брал его под руку. Его положение в обществе сильно улучшилось благодаря этому балу.

Движение толпы не позволяло ему неотступно следовать за Амелией. Время от времени он издали видел ее в середине зала, где освободилось место для кадрили; потом она отступала и исчезала в колышащейся волне платьев.

«Если бы ее отец был здесь, как он был бы счастлив!»– подумал Филипп.

В этом затруднительном, часто прерываемом созерцании прошло два часа. Он решил, что пора уезжать. К тому же мадемуазель д'Энгранд уже некоторое время не попадалась ему на глаза, и он решил, что она уехала.

Проходя через комнату, соединявшую главную гостиную с вестибюлем, он очутился лицом к лицу с Амелией.

Девушка тихонько вскрикнула.

Здесь было мало народу.

– Ах, сударь,– заговорила она голосом, проникшим в самое сердце Филиппа,– простите, пожалуйста, матушку… Поверьте, она просто вас не узнала.

– Вы слишком добры, мадемуазель,– отвечал Филипп.– К тому же графиня не нуждается в оправданиях: в самом деле, что я такое в ее глазах? И что я такое в ваших?

Последние слова он произнес тихим, слегка дрожащим голосом.

– Но ведь вы друг моего отца! – возразила Амелия, поднимая на него свои блестящие глаза, в которых угадывался призыв гордиться этим титулом.– А я уверена, что мои отец умеет выбирать друзей!

– Благодарю вас!– воскликнул Филипп, восхищенный благородством девушки.– Ваши слова исцелили бы мои раны, если бы я был ранен, но от вашей матушки я стерплю все без единой жалобы.

– Быть может, вы пострадаете больше, чем думаете,– отвечала она с робкой улыбкой.

– Пусть так! – сказал Филипп.– Разве с сегодняшнего дня не будет у меня верного средства от всех страданий?

– Какого средства? – с волнением спросила она.

– Это средство – воспоминание о том мгновении, когда вы удостоили меня своим благосклонным вниманием,– отвечал Филипп Бейль.

Появление гостей разлучило его с Амелией.

Сердце Амелии затрепетало при последних словах молодого человека.

Ей было почти отрадно расстаться с ним.

Но прежде, чем расстаться, она послала ему один из тех взглядов, которые передают другому всю душу и которые стоят многих слов.

Филипп смотрел ей вслед, не в состоянии двинуться с места; он напоминал человека, которого внезапно сразил паралич.

Его толкали – он этого не замечал. С ним заговаривали – он не отвечал.

Наконец, придя в себя, он выбежал из дворца герцога Гаврского и зашагал по Парижу; это было безумное, беспорядочное хождение, в которое пускаются те, кого настигло неимоверное счастье; то хождение, когда люди идут без цели, не обращая ни малейшего внимания на грязные, темные улицы, громко разговаривая сами с собою, обращаясь к стенам, улыбаясь звездам, с непокрытой головой, с бешено бьющимся сердцем и когда кровь горячо струится у них в жилах; эта ходьба пожирает целые мили, оставляет позади предместья и заставы; порой человек внезапно останавливается, чтобы принять какое-то решение, чтобы мысленно преодолеть какое-то препятствие, о котором он не подумал прежде; но, приняв решение и преодолев препятствие, он еще быстрее продолжает свой путь с победоносным взглядом, с театральными жестами, то и дело вскрикивая от радости; счастье дает ему силы для неутомимой ходьбы, и он все ходит и ходит, как Агасфер!

Было уже совсем светло, когда он поднялся в свою комнату на улице Вентимиля.

Тут Филипп Бейль избавился от наваждения. Он заново родился, родился для новой жизни, для новых чувств, благодаря энергичному содействию графа д'Энгранда он получил множество других приглашений, предоставлявших ему возможность встречаться с Амелией. И каждый раз юная девушка, казалось, была счастлива его видеть, но каждый раз ледяной взгляд матери заставлял ее удерживать порывы своего сердца.

И в то время, как встречи с Филиппом превратились в источник радости для Амелии, они стали источником неотвязной тревоги для графини. Сначала она была поражена и возмущена тем, что в самых аристократических, самых пуританских гостиных принимают этого молодого человека, словно он обладал волшебным талисманом из арабских сказок. Но ее изумление и ее гнев не имели границ, когда на званом обеде, который давал датский консул – один из ее родственников,– она рядом с собою увидела господина Филиппа Бейля.

XI

Дата добавления: 2015-08-18