Мозг, душа и гены.

Концу ХХ в. осуществляется значительный прорыв в нейронауках: нейробиологии, изучающей на базе генетики, биохимии, биофизики, физиологии устройство и функционирование нервной системы, в первую очередь – головного мозга высших млекопитающих и человека; а также в нейропсихологии - междисциплинарном направлении, лежащем на стыке психологии и нейробиологии. Современные исследования нацелены на понимание связи структуры и функционирования головного мозга с психическими процессами и поведением.

В 1948 г. американским математиком и философом Н. Винером (Norbert Wiener; 1894—1964) был предложен термин «кибернетика» (греч. κυβερνητική — «искусство управления»), в настоящее время обозначающий науку об общих закономерностях процессов управлении и передачи информации в различных, в т.ч. самовоспроизводящихся, системах: машинах, живых организмах или социуме[1057]. Выяснилось, что биологические нейронные сети, объединяющие между собой нервные клетки - нейроны мозга животных или человека, - могут быть математически смоделированы. Это, в свою очередь породило проблему познаваемости человеческого мышления средствами компьютерных технологий, а также обсуждение перспектив создания искусственного интеллекта.

Некоторые исследователями ставится вопрос о существовании материальной, нейрофизиологической основы у человеческой духовности на уровне генов. Так при помощи близнецового анализа и других методов было недавно показано, что в значительной мере от генов, а не от воспитания, зависят, такие наши качества, как доверчивость и благодарность. В научном сообществе возрастают тенденции к выявлению конкретных областей мозга, отвечающих за те или иные аспекты наших моральных суждений: «В частности, обнаружилось, что у людей с двусторонним повреждением вентромедиальной префронтальной коры исчезает способность испытывать сопереживание и чувство вины, при полном сохранении интеллекта и всех остальных функций мозга. Эти люди на сознательном уровне прекрасно отличают добро от зла, но на практике отсутствие эмоциональной составляющей в механизме формирования моральных суждений приводит к характерным искажениям, отклонениям в работе этого механизма. Такие люди выносят моральные суждения только на основе холодного расчета: какой из двух вариантов в итоге даст максимум пользы и минимум вреда. Здоровые люди учитывают еще и свои эмоции»^[1058]. Молекулярно-генетическая природа эмоциональных состояний у человека также выявляется вполне определенно. Предлагается даже определение любви (!) с точки зрения нейробиологии как «дофаминэргической[1059] целеполагающей мотивации к формированию устойчивых парных связей»[1060], что позволяет вести речь о зарождении еще одной дисциплины – молекулярной психологии ^[1061].

Исследования английского ученого Ф. Гальтона (Francis Galton; 1822-1911) в области психологии индивидуальных различий и психометрики[1062] на рубеже XIX-XX вв.[1063] положили начало психогенетике - молодой науке о закономерностях наследования и изменчивости психических и психофизиологических свойств личности, в западной литературе чаще именуемой «генетикой поведения» (behavioral genetics).

В последние годы активно развиваются такие отрасли психогенетики как генетическая психофизиология, исследующая наследственные и средовые детерминанты(лат. determinare — «определять») биоэлектрической активности мозга, генетика индивидуального развития, а также геномика поведения, изучающая влияние генетических эффектов на темперамент, характер, поведение в целом и различные виды психопатологий.

Современные психогенетические исследования выявляют наследственные механизмы возникновения девиантных (от лат. deviation — «отклонение») форм поведения, склонностей к алкогольной и наркотической зависимостям, психическим заболеваниям, гомосексуализму, агрессии, а также профессионального и творческого призвания, одаренности, гениальности и даже религиозности.

Ж. Моно(Jacques Monod; 1910—1976), Ф. Крик (Francis Crick; 1916(19160608)—2004), Ф. Жакоб (François Jacob; род. в 1920 г.) и ряд других ученых, стоящих на атеистических или агностических позициях, поспешили сделать выводы, о том, что не только тело человека, его мозг, но и сознание полностью контролируются генами, согласно общему принципу: ДНК (ген) => РНК => белок (фермент) => физический или психологический признак. Следуя данной логике, можно заключить, что гены, по сути, являются главным нравственным авторитетом, а подлинная нравственность основывается на учете их стратегии: «Нам теперь нет нужды обращаться к суевериям, когда мы сталкиваемся с извечными проблемами: существует ли смысл жизни? Для чего мы живем? Что есть человек?», - как бы подводит итог Р. Докинз в бестселлере «Эгоистичный ген»[1064].

Еще один парадокс заключается в том, что само словосочетание «молекулярная психология», фактически свидетельствует о возможности описания психики или душевной жизни, человека средствами современного естествознания, т.е. рассматривать ее как производную сложных, но постижимых наукой материальных процессов.

Итак, безусловно, массив новых знаний ставит перед христианством ряд серьезных вопросов о соотнесении генетической, средовой предопределенности со свободой воли человека, а также о возможностях описания в категориях богословия взаимодействия мозга и души человека.

Однако они вполне разрешимы. Дело в том, что психофизиологическая основа выражения одной и той же эмоции у различных существ может быть идентичной, но стоящая за ними глубина и степень совершенства душевного состояния - не сопоставимой. Так, несопоставимы пение соловья и исполнение влюбленным юношей серенады под окном невесты, хотя строго по психофизиологической основе своей, эти явления суть одно и то же, а именно, - звуковое выражение усиленного инстинкта продолжения рода. Из этого примера следует, что душевная жизнь уже есть нечто иное, прямо не зависящее от материальной основы явлений и к ней несводимое. Сопоставимы ли настоящее чувство любви и состояние влечения, искусственно вызванное гормональной стимуляцией? Ответ очевиден.

В III главе мы обсуждали значимость принципа дополнительности, предложенного Н. Бором(Niels Bohr; 1885-1962) не только для описания физических процессов, но и для построения плодотворного диалога между наукой и религией, пользующихся разными эпистемологиями или методами познания тварной реальности. Иными словами, в области соприкосновения нейропсихологии и богословия материальное и духовное находятся в отношениях дополнительности. Ученый, наблюдающий устройство и работу головного мозга как биологического объекта, не обнаружит ничего, что можно было бы отнести к сфере духа. И напротив, богослов, описывающий душевную жизнь, не сможет найти для нее строго определенного материального «воплощения».

Важно помнить и о понятии «эмерджентность»^[1065], а следовательно, - о значимости системного подхода в изучении взаимодействия наследственности и среды при формировании материальной «структуры» личности. Когда мы используем слово «эмержентность», мы подразумеваете нечто, что больше частей, из которых оно возникло. Таким образом, даже если человеческое «Я» является продуктом генетического развития, оно все равно остается б о льшим, чем то, из чего оно возникло. Парадокс заключается в том, что даже если человеческое «Я» не существует вне генов, или вне окружающей среды, оно все равно больше, чем сумма генов, и больше, чем сумма влияний окружающей среды[1066]. Между тем, отдельные факты науки ХХI в. часто рассматриваются в изоляции и истолковываются апологетами атеизма в том же самом редукционистском ключе, как и первые опыты нейрофизиологов в середине позапрошлого столетия^[1067]. Астрофизик С. Хоккинг (Stephen Hawking), размышляя над проблемой соотношения естественной предопределенности и свободы воли пишет:

«Нельзя основывать свое поведение на идее, что все предопределено, поскольку никто не знает, что же именно предопределено. Вместо этого нужно принять рабочую теорию, что человек имеет свободную волю и что он в ответе за свои поступки. Эта теория не очень хороша в смысле предсказания человеческого поведения, но мы принимаем ее, так как нет возможности решить уравнения, следующие из фундаментальных законов <…> Если все предопределено, то что же такое свободная воля и наша ответственность за свои поступки? Но единственный объективный тест, определяющий, имеет ли организм свободную волю, заключается в возможности предсказать поведение этого организма. Чтобы предсказать, как поступит человек, нельзя воспользоваться научными законами по двум причинам: во-первых, мы не умеем решать уравнения для большого числа участвующих в нем частиц; во-вторых, даже если бы умели, сам факт предсказывания внес бы в систему возмущение и мог бы привести к другому результату. А поскольку мы не можем предсказать человеческое поведение, то можем в качестве рабочей теории принять, что человек свободен сам принимать решения относительно своих действий»^[1068].

Таким образом, скорее можно говорить о предрасположенности к чему либо (одаренности), но не жесткой обусловленностью генами или влиянием среды. Прот. Василий Зеньковский (1881-1962) размышлял о некоторой заданности (но не предопределенности!) личности как темы творческого раскрытия и осуществления данных нам талантов в контексте православного учения о несении жизненного креста (Мф. 16:24):

«Вся наша жизнь, при всей ее зависимости от физической, социальной и духовной среды, при всей реальности свободы нашей, неизменно и глубоко связана с центральной темой жизни, с данным нам крестом, от которого нам невозможно уклониться или убежать. <…> Тайна креста в нас есть тайна нашего своеобразия»^[1069].

В настоящее время врожденные и наследственные склонности к сбоям в психике и даже нравственности человека уже находят свое осмысление и на уровне общецерковных документов (см., например,«Основы Социальной Концепции Русской Православной Церкви», Разд. 12).

Смысл христианского подхода к проблеме психогенетических исследований заключается в том, что личность никогда полностью не определяется генами, причем, многие наследственные дефекты есть не что иное, как следствие страстей, неправильного устроения жизни, говоря иными слова – проявление родового греха (Прем. 3:19). Генетическое бремя предрасположенности к негативным явлениям таким, как алкоголизм, агрессия, депрессии и проч., человек может преодолеть благодаря Таинствам Церкви и работе над своими слабыми, больными сторонами, благодатью Божией преодолевая родовой грех - наследственную частную испорченность природы (нельзя путать эту наследственную испорченность с первородным грехом - онтологическим повреждением природы, личным рабством сатане, исцеляемым во Христе).

Многие особенности человеческого поведения, как положительные, так и отрицательные, безусловно, передаются по наследству, но все они определяют лишь тенденцию, которая проявляется с вероятностью, практически всегда очень далекой от ста процентов. Огромная роль принадлежит здесь и среде, в особенности детским впечатлением, и свободной воле индивида. Руководитель международного проекта «Геном человека» Ф. Коллинз, иллюстрируя данную мысль, приводит следующий пример: «Каждому из нас сдали определенный набор карт, и со временем эти карты раскроются. Но как играть, зависит от нас самих»[1070]. Вместе с наследственностью и средой в качестве решающего фактора развития необходимо рассматривать саму личность, которая способна управлять генами[1071]. Таким образом, мы снова видим, что трактовка атеистами психогенетической и нейробиологической проблематики находится как бы в геометрической плоскости. Между тем, осмысление достижений нейронаук в рамках христианского богословия, открывает третье, мировоззренческое «измерение», перспективу, очевидный, опытно постигаемый смысл бытия человека в мире. Еще более отчетливым и ясным становится библейское понимание феномена человека как нерасторжимого, тесного, взаимосвязанного психосоматического единства – духа, души и тела (1Фесс. 5:23).

Социобиологические концепции претендуют на естественнонаучное объяснение человеческой нравственности, в частности, альтруизма (лат. аlter — «другой») - принципа, предписывающего бескорыстные действия, направленные на благо и удовлетворение интересов другого человека: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13).

Так, усыновляя чужого ребенка, оказывая материальную помощь незнакомым людям и даже жертвуя своей жизнью, индивидуум «оказывается в проигрыше», однако с точки зрения популяции в целом, где распространено подавляющее большинство копий его генов, - выигрыш очевиден. Групповой отбор на протяжении длительного времени закрепляет существующие нормы поведения, благоприятствующие победе в борьбе за существование и выживанию общества в целом.

В предшествующей главе, обсуждая «критерии человечности», мы говорили о специфических взглядах австрийского этолога К. Лоренца (Konrad Lorenz; 1903— 1989) на библейский Декалог и Нагорную проповедь как на естественные «сдерживающие факторы», предотвращающие самоистребление человечества: человек, в отличие от большинства животных, исторически не имел естественных средств самозащиты (клыков, когтей, рогов и проч.), но «вооружившись» интеллектом, стал опасен для самого себя[1072], что вполне естественно породило определенные религиозные запреты. Эволюционное преимущество получили группы, где «заповеди-табу» соблюдались лучше.

Здесь мы опять встречаемся с очевидным редукционистским упрощением в виде низведения морально этических норм религиозности и любви до утилитарных форм поведения, всего лишь помогающих обществу выиграть в борьбе за существование. Причем, социобиологи весьма некритично проецируют на человечество закономерности, наблюдаемые в популяциях пчел или муравьев. Самой большой проблемой для атеистических философских выводов из построений социобиологии являются вопросы о смысле человеческой истории в целом, а также о трагическом противоречии между склонностью к самопожертвованию, заложенной в человека, и смыслом его существования как личности.

Ноосфера и планета Земля.

Ноосферой или «сферой разума» (греч. νόος — «разум» и σφαῖρα — «шар») называется сфера взаимодействия общества и биосферы, в границах которой разумная человеческая деятельность становится определяющим фактором развития планеты Земля. Ноосферу также можно охарактеризовать как органическое единство «природы» и «культуры».

Впервые понятие «ноосфера» было предложено французским профессором математики из Сорбонны Э. Леруа (Édouard Leroy; 1870—1954), который трактовал ее как «мыслящую» оболочку планеты, формирующуюся человеческим сознанием. Э. Леруа всегда подчеркивал, что пришел к идее ноосферы совместно со своим другом – палеонтологом, католическим священником и философом П. Тейяром де Шарденом (Pierre Teilhard de Chardin; 1881—1955). При этом Леруа и Шарден основывались на лекциях по геохимии, которые в 1922/1923 гг. читал в Сорбонне русский ученый-мыслитель Владимир Иванович Вернадский (1863—1945).

В основе концепции ноосферы Леруа легли представления Плотина (Πλωτῖνος; 205—270) об эманации Единого (непознаваемой Первосущности, отождествляемой с Благом) в Ум и мировую Душу, с последующей трансформацией последних снова в Единое. Согласно Плотину, сначала Единое выделяет из себя мировой Ум (νόος), заключающий в себе мир идей, затем Ум производит мировую Душу, которая дробится на отдельные души и творит чувственный мир. Материя возникает как низшая ступень эманации. Достигнув определенной ступени развития, существа чувственного мира начинают осознавать собственную неполноту и стремиться к приобщению, а затем и слиянию с Единым. Определенное влияние на Леруа оказала также философия «творческой эволюции» и «жизненного порыва» (l'élan vital) А. Бергсона (Henri Bergson; 1859—1941).

Идеи Леруа были переосмыслены Тейяром де Шарденом, который разделял концепцию абиогенеза и последовательной эволюции материи от неживого к живому, итогом которой явилось мыслящее человечество. Согласно Шардену, жизнь есть метафизически-космический процесс, а последним этапом развития ноосферы должно стать одухотворение материи и соединение с Богом во Христе. Графически эволюционный процесс можно изобразить как конус пространства-времени, в основании которого — множественность и хаос, а на вершине — высший полюс эволюции, точка последнего объединения во всеобщее единство или «точка Омега», которая есть Сам Бог. Слово Божие, Логос с самого начала имманентное (внутренне присущее) природе, есть одновременно и Божественная Личность, и синтезирующая сила, которая «творит, объединяя», приводя элементы во все более невероятные сочетания вопреки имеющийся у материи тенденции к энтропии и распаду. Благодаря воплощению в историческом человеке-Христе Слово Божие обнаружило свою эволюционную мощь в высшей форме — личной любви. В самопожертвовании Христа раскрывается любовь Бога к человеку, призыв отвратиться от греха как эгоцентрического сопротивления божественной объединяющей любви, чтобы сконцентрироваться на Иисусе Христе, истинном «центре всех центров». Воскреснув, Богочеловек Иисус продолжил свое движение как «космический Христос» к последнему полюсу притяжения (Омеге), приводя людей при их собственном волеизъявлении в органическое единство друг с другом и с Собой. Основные религиозно-философские и естественнонаучные взгляды Пьера Шардена были изложены в фундаментальных трудах «Божественная среда. Очерк о внутренней жизни» (Le Milieu divin. Essai de vie interieure 1927) и «Феномен человека» (Le Phénomène Humain, 1946)[1073]. В его работах присутствует сочетание строго научного стиля изложения, четкой логичности построений с поразительными по своей поэтике и эмоциональному воздействию фрагментов, сравнимых с духовными гимнами. Особо следует отметить оптимизм шарденовских произведений, создававшихся на фоне двух мировых войн и социальных катаклизмов, причем сам о. Пьер лично прошел Первую мировую войну, был награжден Военной медалью и орденом Почетного легиона.

Выше, в главах, посвященных вопросам эволюции, феномену жизни и человеку, мы рассматривали многие аспекты концепции П. Тейяра де Шардена, отмечая ее слабые стороны. Напомним, что таковыми являются попытки аллегорического переосмысления догматов о грехопадении и Искуплении, рассматриваемых о. Пьером как длительные процессы. В приведенных построениях очевидно влияние философии Плотина и А. Бергсона.

Другое направление развития учения о ноосфере в первой половине ХХ в. связано с именем основоположника биогеохимии Владимира Ивановича Вернадского. Вернадский, всегда мыслящий масштабами геологического времени, говорил о ноосфере, и как о реальности будущего, и как о действительности наших дней. «Биосфера не раз переходила в новое эволюционное состояние… — отмечает мыслитель — Это переживаем мы и сейчас, за последние 10—20 тысяч лет, когда человек, выработав в социальной среде научную мысль, создает в биосфере новую геологическую силу, в ней не бывшую. Биосфера перешла или, вернее, переходит в новое эволюционное состояние — в ноосферу — перерабатывается научной мыслью социального человека» [1074].

Таким образом, согласно Вернадскому, переход биосферы в стадию ноосферы является ключевым этапом необратимого развития материального мира. Основными предпосылками возникновения ноосферы стали следующие факторы[1075]:

¨ расселение Homo sapiens по всей поверхности планеты и его победа в соревновании с другими биологическими видами;

¨ развитие всепланетных систем связи, создание единой для человечества информационной системы;

¨ открытие таких новых источников энергии как атомная, после чего деятельность человека становится важной геологической силой;

¨ победа демократий и доступ к управлению широких народных масс;

¨ все более широкое вовлечение людей в занятия наукой, что также делает человечество геологической силой.

В ноосфере можно выделить такие аспекты как идеосфера (глобальное информационное сообщество), техносфера (техногенная цивилизация) и социосфера (глобальная социализация).

Большой интерес к работам В.И. Вернадского проявил богослов и философ священник Павел Флоренский (1882-1937). В письме к Вернадскому от 21 сентября 1929 г он высказал предположение о наличии особой формы живой субстанции, «сферы духа», в определенном смысле родственной понятию ноосферы.

«Это, — писал Флоренский, — именно мысль о существовании в биосфере или, быть может, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой, т.е. о существовании особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот жизни духа. <…> Несводимость этого круговорота к общему [ геологическому – свящ. О.М. ] круговороту едва ли может подлежать сомнению». Далее о. Павел ссылается на данные, по его выражению, «намекающие на особую стойкость вещественных образований, проработанные духом, например, предметов искусства. <…> Это заставляет подозревать существование и соответственно особой сферы вещества в космосе»[1076].

Таким образом, по мнению о. Павла решающим мировоззренческим ракурсом в осмыслении феномена ноосферы должны быть не материализм и антропоцентризм, а жизнь Духа, теоцентризм. К сожалению, в силу известных трагических обстоятельств переписка мыслителей не имела продолжения и только в настоящее время некоторые идеи о. Павла Флоренского находят свое подтверждение и востребованность (См. «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Разд. 13, а также 5-й параграф X главы: «Биосфера и экоэтика: христианский взгляд» в данном пособии).

В.И. Вернадскому был свойствен исторический оптимизм: в необратимом развитии научного знания он видел единственное доказательство существования прогресса, однако при таком подходе явно чувствуется незавершенность и утопичность подхода. На протяжении многих лет партийные идеологи трактовали учение о ноосфере в контексте «построения мирового коммунизма», что нашло широкое отражение во всех советских учебниках. Именно в силу этих искажений в настоящее время требуется новое вдумчивое, не чуждое критики, богословское осмысление наследия крупных мыслителей – основоположников учения о ноосфере.

В определенной степени с высказываниям В.И.Вернадского об исключительно большой роли живого вещества в формировании лика Земли перекликается Гайа-гипотеза (Gaia hypothesis) — концепция, рассматривающая планету Земля как суперорганизм, который в результате саморегуляции способен поддерживать основные параметры среды на постоянном уровне. Ее сформулировали в 1970-х гг. британский эколог Дж. Лавлок (James Lovelock; род. в 1919 г.) и американская исследовательница-биолог Л. Маргулис (Lynn Margulis; род. в 1938 г.). Название теория получила в честь древнегреческой богини Земли — Геи (греч. Γαία, Гайа), согласно мифологии, выводящей мир из хаоса.

Известно, что при различных уровнях энергии, поступающей от Солнца, температура поверхности планеты может оставаться приблизительно на одном уровне; повышение содержания углекислого газа в атмосфере приводит к усилению роста растений, что в свою очередь снова понижает уровень углекислого газа. Еще в 1965 г. Дж. Лавлок пришел к мысли о том, что земная жизнь научилась поддерживать необходимые для себя условия существования (планетарный гомеостаз), вступив с планетой в некую форму взаимовыгодного сотрудничества. В 1970 г. Л. Маргулис предположила, что связующую роль в области взаимодействия между жизнью и планетой должны играть микроорганизмы. Дж. Лавлок сделал свое знаменитое «серное предсказание»: считалось, что сера, вымываемая в океан из почвы, возвращается на сушу в виде сероводорода. Британский эколог поставил под сомнение это предположение и в 1971 г., организовав исследовательскую экспедицию, доказал, что сера поднимается в атмосферу в виде диметилсульфида (DMS), производимого разлагающимися морскими водорослями. Так гипотеза Гайи получила первое практическое подтверждение.

Решающую роль в становлении концепции сыграло создание Лавлоком компьютерного мира Daisyworld — модели планетарной жизни.

В 2008 году группа исследователей под руководством проф. Б. Крайстнера (Brent Christner; университет Луизианы, США) обнаружила, что за образование почти всех осадков могут отвечать бактерии, в частности, Pseudomonas syringae. Было доказано, что бактерии путешествуют с облаками на дальние расстояния и, становясь центрами кристаллизации, могут быть причиной осадков по всему миру при достаточно высоких температурах[1077]. Это открытие считается еще одним подтверждением Гайи-гипотезы.

Взгляд на Землю как на единый организм, способный при помощи саморегуляции поддерживать основные параметры среды на постоянном уровне, порождает различные предположения относительно судьбы человечества на планете. Повлечет ли дисгармоничное сосуществование с биосферой «самоампутацию» цивилизации как больного органа или ситуация стабилизируется, и после «болезни», вызванной научно-техническими революциями, наступит «выздоровление»?

Безусловно, нельзя рассматривать Гайю по аналогии с лемовским мыслящим Солярисом, - концепция лишь рассматривает в рамках системного подхода планету как сложнейшую саморегулирующуюся систему, что позволяет в христианской апологетике осмыслять ее в рамках богословских интерпретаций антропного принципа, рассмотренного нами в VII главе (5 параграф).

Дата добавления: 2015-08-18