Глава 11. Они молча ринулись за мной, я бежал наверх, сильно согнувшись

Они молча ринулись за мной, я бежал наверх, сильно согнувшись, иногда помогал руками, время от времени из земли высовываются такие камни, что я первые два перепрыгнул, еще три перелез, а остальные обходил, дыхание уже и так сбито.

Далеко на самой вершине виднеется нечто вроде большого камня. Почудилось синеватое свечение, я торопливо наддал бегом. Граф Гатер некоторое время поспевал, но дыхание становилось все сдавленнее, начал хрипеть, наконец простонал:

– Не могу…

– Надо, – прокричал я.

– Не получается…

– А через не могу?

– У меня в глазах троится, – прошептал он. – Подожду, когда станет хотя бы двоиться… потом пойду… А вы двое топайте, вы помоложе и покрепче…

– Хорошо, – сказал я. – Барон?

– Иду, – проговорил сэр Гедвиг с трудом, – пока еще…

Мы долго поднимались по каменистому склону, наконец барон начал задыхаться и тоже упал на колени.

– Больше… не могу, – прохрипел он. – Наверное, возраст.

– Я думал, – ответил я, – мы ровесники…

– Вы человек войны, – сказал он сипло, – а мы… комнатные цветы…

– Да ладно вам, барон.

– Идите, – прошептал он, кадык часто двигался под бледной кожей горла, – но будьте осторожны за двоих.

– Да уж…

Ненавижу всякое скалолазание, это не для людей, а для гекконов, те даже по потолку ради особо жирной мухи, но я не геккон, у меня инстинкт равнинника. Брехня, что мы с дерева слезли, не так бы трясло от высоты, мы из пещер, а теперь вот…

С другой стороны, все чувства обострены, я издали вижу и чувствую, на какой камень можно наступить, на каком повиснуть, а к какому лучше не прикасаться.

Пот заливает глаза, я бежал и бежал наверх, потеряв счет времени, ноги как деревянные, в горле хрипит, грудная клетка в огне. Я стонал надсадно…

…как вдруг земля перед глазами исчезла.

Я вылетел, как мне показалось, в бездну неба. Меня пронесло по инерции на подгибающихся ногах по вершине холма, где в самой середке ударился грудью о каменную глыбу. Массивный серый обломок гранита самый заурядный, но это всего лишь опора для того важного камня, абсолютно круглого, с арбуз, покрытого сложнейшей вязью странных значков…

Перед глазами, как мне казалось, поплыло, я ошалело мотнул головой, но не почудилось: глубоко врезанные в камень символы двигаются, переползают с места на место, меняются местами, создают некие фигуры, цепочки…

– Да пошел ты, – сказал я, – не археолог я, понятно?.. Не заинтересуешь везти в музеи, а по дороге чтоб нападали всякие аменхотепы и нефертити…

Меч взлетел над головой, я ударил не сильно, чувствую, ничего не получится, но проверить надо, да и как не вдарить, если можно. Железо высекло сноп искр, словно с силой чиркнул по точильному камню, на камне ни царапины, а на мече длинная зазубрина.

– Сволочь, – сказал я в сердцах. – Мой бы молот сюда… ты бы у меня садовым песочком рассыпался… Хорошо, попробуем так…

Молитвы не помогли, как и удары мечом, кинжалом. Снизу на склоне холма послышалось тяжелое дыхание, граф и барон взбираются на четвереньках, оба дышат хрипло и надсадно, а наверху без слов рухнули на спину.

Гатер прохрипел сухим горлом:

– Если бы… пришлось драться хотя бы с воробьями… я бы отдал им свой меч…

– И я признал бы себя побежденным, – признался барон. – Ваша светлость, а лук зачем?

– А вдруг стрелами смогу, – признался я. – Может, совсем одурел, но уже все перепробовал, только что лбом не стучал… Хотя вообще то это мысль…

Барон приподнялся, сказал хрипло:

– Не надо… Вдруг да камень крепче вашего лба?

– Тогда вставайте, – сказал я, – и думайте, как эту штуку уничтожить.

Граф простонал:

– Мне всегда думалось лучше лежа.

Я удивился:

– А над чем вы думали?

– Ни над чем, – признался он. – О чем вообще может мыслить благородный человек? Как не уронить себя в обществе, как погалантнее подхватить оброненный дамой платочек…

– И дать в рыло тому, – прошептал барон, – кто бросится наперехват.

Я удивился:

– Барон, мне прискорбно такое слышать! Вы поступали так грубо?

– Нет, – признался он, – но так поступали со мной… Ваша светлость, а нельзя его заклятием?

Я развел руками.

– У меня вообще не бывает заклятий. Я не колдун, я паладин. У меня только защитные, лечебные и ретирадные.

– Жаль, – сказал барон.

Он с трудом поднялся, вытащил меч и посмотрел на меня. Я кивнул, разрешая. Граф тоже приподнялся и с завистью наблюдал за юным бароном, тот по молодости быстрее восстановил дыхание, рукоять меча в его руках сидит крепко, а в глазах разгорается злая решимость.

Меч тускло блеснул багровым на фоне пламенеющего неба. Раздался хрустящий удар. Граф охнул и пригнулся, над головой пронесся обломок острой стали.

Барон тупо смотрел на рукоять в ладонях. Я сказал поспешно:

– Это не ваша вина, барон! С подлыми заклятиями бороться честному человеку трудно.

Граф поднялся на четвереньки, глаза огромные, посмотрел на небо.

– Ваша светлость… Эта сволочь сказала, что с заходом солнца три камня откроют проход полчищам гнусных тварей ада?

– Да, – ответил я.

– Так солнце уже заходит! – взревел он.

Я не успел слова сказать, как барон с хриплым криком ярости ринулся вперед, ударился грудью о камень. Тот качнулся и тяжело скатился с каменной плиты.

Граф сделал движение остановить, но покрытый знаками шар покатился по склону все быстрее и быстрее. На камнях подпрыгивал, падал в траву, дальше только по исчезающим стеблям видно его путь. Дважды вздрагивали и трепетали тонкие березки, наконец совсем исчез из виду, только еще раз вылетели на пути из кустарника вспугнутые птицы, донесся слабый плеск и чавк, затем все стихло.

Я быстро посмотрел на горизонт, верхний краешек солнца ярко блеснул, словно пустил зайчика в глаз, и сразу в мире стало уныло и багрово.

Граф прошептал хрипло:

– Успели?

– Надеюсь, – ответил я без уверенности. – Спасибо, барон. Гениальность – в простоте. А я дурак. Вот как важно вводить в советы мудрых совсем юных и желторотых! У них свои оригинальные методы, которые мудрым и в головы не придут!

Барон сказал убито:

– Нет, я все-таки… не умен. Вы меч сохранили.

Граф сдержанно улыбнулся, похвалы все любим, сказал деловито:

– Как я понял, им надо все три… иначе не получится открыть врата?

Барон сказал с нажимом:

– Я все-таки спущусь и попробую выловить в болоте. Там неглубоко. Приведу с собой кузнеца с его молотобойцами.

– Не успеете, – сказал я. – Ночь… Внизу уже темно. Завтра разве что изничтожите.

Барон посмотрел истово, на лице пламень веры, расправил плечи.

– Ваша светлость, я останусь там и ночью. На всякий случай.

– У болота? – изумился я.

Он кивнул, голос прозвучал очень серьезно:

– Как я понял, те твари могут попытаться найти и встащить на прежнее место. Если придут, я сумею их встретить.

Граф тяжело вздохнул.

– Он прав, ваша светлость. Я останусь с ним. Если все пройдет хорошо, ничего с нами не случится. Разве что комары напьются нашей крови, а тут они громадные, сволочи.

– А если, – спросил я, – те темные гады догадаются, где искать зачарованный камень?

– Два меча лучше одного, – ответил граф кратко.

Я посмотрел на небо, слабый свет поднимающейся из-за леса луны озаряет облака, внизу земля серебрится легким призрачным туманом, похожим на жидкий свет. Звезды становятся ярче, а воздух прохладнее.

– Пробуйте, – разрешил я. – Хорошо бы на всякий случай сбросить с холмов и остальные два… но уже не успеваем. Разве что завтра с утра можно бы… Но вообще то важна не сама ночь, а полночь. Тогда успеем. Граф, вы какой выбираете?

Граф не сразу сообразил, о чем я, а когда понял, поспешно поклонился.

– Ваша светлость, выбирает старший по титулу.

Я вздохнул.

– Вот уж не думал, что и здесь проблема выбора. Трудно быть христианином…

– Что делать, ваша светлость. Герцог – вы.

– Хорошо, – сказал я, – мой холм слева, ваш – справа. Если камень там такой же, можете привязать к седлу и тащить в замок. Надеюсь, молотобойцы сумеют разбить на сотни осколков. Раскидаем по белу свету, у волшебников слюней не хватит склеивать.

Он произнес с твердостью:

– Жилы порву, но сделаю!

У подножия холма глубокая тень, багровое небо там, наверху, а здесь чернота, почти ночь. Я пронесся по лощинке, как бегущий от собак олень, почти с разбегу взбежал на второй холм, этот пониже, так показалось, или склон более пологий.

В груди тревожно ноет, хотя вроде бы на эту ночь мы вражеские планы вторжения сорвали. Не сразу позволил себе понять, что боль там из-за Илларианы. Стараюсь думать только о деле, о спасении мира, но как-то у нас получается, что одна женщина становится важнее всей вселенной. Это же плохо, я веду себя, словно всего лишь примитивный мужчина, самец, а не человек с запросами…

Этот колдовской камень устанавливали, видимо, первым. Не просто взгромоздили на гранитную плиту, но и чем-то укрепили, словно приклеили или срастили с основанием. Над первым всегда трудятся дольше, это потом все на поток…

Я пробовал так и эдак, наконец приволок большую глыбу и, действуя как тараном, после множества ударов услышал треск. Каменный шар качнулся и, сверкнув свежим сколом, тяжело упал на землю.

– Ненавижу колдунов, – пробормотал я, дыхание стало горячим, как у дракона, – ничего, инквизиция и здесь поработает… Весь мир насилья мы очистим…

Снизу затрещало, ветки кустарника раздвинулись. Граф Гатер поднимается наверх почти бегом, на ходу склоняясь так, что касается руками травы.

– У вас уже? – спросил я.

Он кивнул, не в силах ответить, в груди одни хрипы, наконец выдавил:

– Ваша светлость, – выпалил он жарко, – там такое… такое…

Я быстро огляделся, никто за ним не гонится, сказал строго:

– Отдышитесь, граф.

– Ваша светлость… надо спешить…

– Ведите, – велел я. – Только вот спихну это вниз…

Вниз бежать легче, граф спешил к холму, где должен был убрать камень маяк, но, судя по его легкой сумке, камня не взял, а по времени, когда догнал меня, на вершине даже не побывал.

Тревога росла, но мы подбежали к тому холму, а там у подножия зловеще чернеет вход в подземелье или, как мелькнула мысль, внутренности тайного помещения. По обе стороны два человека с оружием в руках, один лежит, раскрыв рот, донесся сочный храп, второй спит сидя, упершись спиной в полусгнивший пень.

– Я видел, как сюда заходят люди, – прошептал граф.

– Может быть, охотники? – предположил я.

Он покачал головой.

– В черных балахонах. Вообще то многие по ночам служат черные мессы, но кто на них обращает внимание?.. Но сейчас я подумал, уж простите за такое…

– Спасибо, граф, – сказал я твердо. – Думать – хорошо. Думать – полезно. Думать вообще то надо даже нам, мужчинам, а не только монахам.

Он с облегчением перевел дыхание. Я начал подкрадываться ко входу, граф тихохонько двигался следом.

Под его ногой сухо хрустнула ветка. Сидящий охранник встрепенулся и вскочил, очумело поводя сонными глазами. Я с силой ударил его кулаком в лоб.

– Чего встал? Спи!

Граф оглянулся на второго, этот продолжает похрапывать, бесстыдно распахнув рот.

– Кто бы подумал, – пробормотал он, – что спать на службе полезнее, чем бдить?

– Парадоксы воинской службы, – ответил я. – Такие и награду получают первыми.

Граф пробормотал, заглядывая в пещеру:

– Вообще то существуют награды за военное мужество и за гражданскую трусость. Так что все может быть…

Внутри стены пещеры укреплены камнем, кто-то поработал основательно, перед нами не медвежья берлога и не скромный скит отшельника Антония.

Граф решительно отстранил меня и шагнул вовнутрь первым.

– Простите, ваша светлость, – сказал он непререкаемо, – по кодексу Индевера в такие места первым должен входить младший по титулу. А здесь он я.

Ход темный, душный, сырой воздух, я начал сомневаться, стоит ли, в это время настороженные, как у коня, уши уловили далекое протяжное пение. Множество голосов, сплетенные воедино, доносятся словно из под земли, а через несколько шагов ход понизился, я увидел впереди красноватый свет.

Граф пригнулся, осторожно прошел чуточку еще и кивнул мне. Внизу большая пещера, целая толпа людей в темных балахонах окружает грубо вырубленную из дерева фигуру зеленого чудовища с вытянутым рылом. Освещение скудное, факелы в руках у немногих, с трудом рассмотрел у ног зверя большую чашу с темной жидкостью.

Люди склоняются, монотонно повторяют какие-то полузнакомые слова, в мозгу отзываются странные ассоциации, что-то в них древнее, дохристианское, вообще пещерное или даже допещерное.

Граф прошептал:

– Это все из-за них?

Я сказал тихо:

– Ну… в целом… да. Погодите еще…

В тепловом под балахонами видны человеческие тела, как и в запаховом, я сосредоточился, переходя на новый вид зрения, свет факелов немного померк, но все-таки не случилось того, чего подспудно ожидал: нет сплошной тьмы, нет звериных фигур под балахонами.

– Неофиты, – пояснил я тихо. – Дураки, которых заманили то ли обещаниями великих благ, то ли подарками… Однако же на что-то купились.

– Но уже темные?

– Да, хотя еще люди, но всех нас пороки превращают в чудовищ довольно быстро…

Граф покосился на меня, даже в полумраке я видел, как побледнело лицо, а глаза заблестели сухо, как сколы слюды.

– Господи!

– Да, граф, – ответил я.

– Можем и мы?

– Не терпится? – спросил я со злой ухмылкой. – Все впереди, граф.

– Ваша светлость, – прошептал он в испуге, – что у вас за жизнь?

– Праведная, – ответил я. – Сам не понимаю, граф. Вроде бы на грешную есть и силы, и деньги…

Он сказал с убеждением:

– Тогда вы в самом деле праведник!

– Скорее, мученик.

– И непонятно, за что?

– Именно.

– Неисповедимы пути Господни…

Он высунулся из-за края, разглядывая, как миску подносят к морде чудовища. Из под локтя выскользнул камешек и покатился вниз. Ближайшие к нам услышали непонятный шорох, повернули головы, на лицах еще не тревога, но понятное опасение.

Я поспешно дернул графа за укрытие из камней, однако снизу уже раздались крики:

– Там кто-то есть!..

– Почему стража…

– Быстро проверить!..

– К оружию!..

Граф выругался и с лязгом потащил из ножен огромный меч. Я ухватил его за плечо.

– Это не наша битва.

Он возразил с достоинством:

– В этом проходе я могу остановить целую армию!

– Если не зайдут с другой стороны, – напомнил я.

Он блеснул в темноте глазами, но не напомнил, что с другой стороны мог бы перекрыть дорогу я, сообразил, рано или поздно нас возьмут, а то и просто расстреляют из арбалетов.

– Хорошо, – ответил он с неудовольствием. – Но только потому, что вы приказываете, ваша светлость.

– Вы настоящий воин, – сказал я одобрительно. – Дисциплинированный воин в мужчине должен идти впереди рыцаря. Отступаем! И быстро, как львы.

Вообще то это бегство, но слово «отступление» все-таки лучше, а раньше вообще говорили «ретирада», это как бы вообще даже и не отступление, а некий маневр.

Дата добавления: 2015-08-18