|
Они молча смотрели, как я снимаю с крюков части новеньких доспехов, что принес Марсель из оружейной. Граф первый бросился помогать влезть в железо, вдвоем наложили стальные пластины на руки и ноги, плотно закрепили, чтоб без единого зазора, потуже затянули широкие ремни.
Я вооружился луком Арианта, опоясался мечом и посмотрел по сторонам, не забыл ли чего.
– Готовы?
– С вами, – ответил граф гордо, – всегда.
– Спасибо, граф. А барон, как полагаю, совсем готов. Следуйте за мной!
Граф спросил деловито:
– Поднять дружину?
Я покачал головой.
– Нет, дорогой сэр Генрих. Дело слишком опасное.
Он сказал обидчиво:
– Мои люди не страшатся даже гибели!
– Мы можем встретить нечто похуже гибели, – заверил я любезно. – Так что давайте пока все проделаем в полутайне.
Барон сказал обеспокоенно:
– У Марселя муха не пролетит незамеченной!
– Это верно, – согласился граф. – Даже если ему велеть не обращать на нас внимания, он может отправить за нами людей тайком.
Я удивился:
– Почему?
– Очень серьезно относится к своей работе, – объяснил граф. – Безопасность во времена герцога Хорнельдона была на нем. Он просто помешан на охране! Гордился, что даже лист с дерева в окрестных лесах не упадет без его разрешения. А теперь вы все делаете так, будто его и нет вовсе.
Я кивнул:
– Признаю, мой промах. Постараюсь в следующий раз как-то возместить и не влезать в его порядки.
Барон заметил осторожно:
– Он сейчас на воротах, смотрит сверху. Нас заметит и наверняка пошлет кого то проследить… Дескать, если помощь понадобится, пришлет. Если не хотите, чтобы он знал о вашей тайной вылазке, его как-то бы отвлечь…
Я подумал, поинтересовался:
– В Альтенбаумбурге художники есть?
Он ответил с недоумением:
– Пока только один…
– Зовите, – сказал я решительно.
– Но… при чем здесь художник? Да и не так уж он хорош…
Я объяснил:
– Нет на свете человека, который бы отказался позировать художнику. Он может быть стар, болен, нехорош собой, у него только что увели жену и украли любимую собаку, он может ощущать бремя ответственности перед нацией, а нация, в свою очередь, – переживать тяжелейший период своей истории – и, тем не менее, все эти доводы не помешают, не колеблясь, дать художнику согласие рисовать его портрет.
Граф вызвал двух слуг и пустил на поиски живописца, я повернулся к донжону, но тут из-под навеса слуги выкатили повозку, настолько праздничную и украшенную накладками из серебра и золота, что вокруг нее словно стало светлее и радостнее. Шелковая занавеска на окошке на этот раз из невинно голубой стала пурпурной, интересно, нет ли в этом некого символа, сигнала, который понимают все, кроме меня…
Возница вытащил из-за пояса кнут, деловито пнул по колесу, явно что-то ритуальное, полез на козлы, с виду уже почти кучер. Слуги принесли скамеечку с двумя ступеньками и, повернувшись, застыли в почтительных позах.
Дверь распахнулись, я понял, что смыться не успеваю, заулыбался широко и пошел навстречу леди Эмили, на ходу делая рукой широкий жест, словно срываю широкополую шляпу и красиво эдак помахиваю ею перед собой.
– Леди Эмили!.. Вы погостили всего сутки?
Она благосклонно улыбалась, точно и безошибочно отыскав грань, чтоб улыбка была не покровительственной, я же сюзерен, а она мой вассал, но в то же время сейчас она просто очаровательная женщина, а я ого-го какой еще мужчина…
– Ваша светлость, – пропела она и присела в низком поклоне, я тут же уставился на ее пышные округлости, такие нежные и сочные, так вообще-то надо, чтоб не обидеть, и в другое время я бы в самом деле смотрел без всякого «так надо», – вы сама любезность! Я была бы счастлива задержаться дольше, ведь у вас вассалы гостят месяцами, однако…
– Долг зовет? – спросил я понимающе.
Она поднялась, глаза стали серьезными.
– Да, ваша светлость. Уже и так пошли слухи, что у меня могут отобрать мои земли. А если я задержусь…
– Нигде не задерживайтесь, – посоветовал я. – Если будут какие то трудности, обращайтесь. Пусть все знают, что я поддерживаю вас не как фаворитку какую-то… сегодня одна, завтра другая… а как надежного работника! Это для меня важнее.
Она поклонилась, я подал ей руку и помог подняться в повозку, что когда-то превратится в карету. Возница, который тоже когда-то станет кучером, взмахнул кнутом. Леди Эмили улыбнулась мне из окошка как можно более очаровательно, и карета сдвинулась с места.
Я проводил взглядом, как кони набирают скорость, следом несколько хорошо вооруженных конных воинов сопровождения, и вернулся в донжон, где с веранды во все глаза рассматривал снующую внизу челядь. Если правильно понимаю расклад, у Кемпбелла вполне могут быть помощники…
Я напрягал зрение так, что трещит в висках, сосредоточившись и стараясь увидеть среди челядинцев таких же, как Кемпбелл. Все люди как люди, ни в одном ничего странного, и лишь когда уже то ли отчаялся, то ли вздохнул с облегчением, увидел, как вдали прошел один из заготавливающих дрова для кухни и каминов. Хвоста нет, однако отчетливо просматривается полупрозрачный темный балахон с надвинутым на глаза капюшоном.
Яркий солнечный день, все обычно, реально, этот челядин вроде бы ничуть не отличается от других. Из одежды только распахнутая на груди рубаха, холщовые штаны, подвязанные веревкой, растоптанные башмаки. Но стоит посмотреть иначе, и вот он уже в темном балахоне и с капюшоном на лице…
Тоска кольнула прямо в сердце. Только черных сил недостает в собственном замке. Это хуже, чем в Темном Мире, оттуда и убежать можно, а из этого не убежишь.
Я обернулся, граф Гатер и молодой барон смотрят на меня во все глаза, бледные и решительные.
– Сэр Генрих, – сказал я графу Гатеру, – велите оседлать коня себе и барону.
– Да, ваша светлость. Куда отправимся?
– Со мной на охоту.
Он переспросил удивленно:
– На охоту? Но…
– Никаких вопросов, – прервал я. – Это и будет охота. Только не на оленя.
Он взглянул на мое сумрачное лицо, понял, судя по его глазам, что охота будет и не на кабана. И даже не на медведя.
Челядин во дворе выгрузил дрова перед кухней, граф и барон не понимали, почему я ничего не делаю, слоняюсь от кузницы к шорнику, беру в руки и внимательно рассматриваю то подковы, то недавно изготовленную шлею.
Наконец телегу разгрузили, сам заготовитель дров вышел из кухни, вытер тыльной стороной ладони рот и, сладко зевнув, пошел к своей лошади.
Я наблюдал, возбуждение нарастает, наконец возчик уселся на козлы, дернул поводья. Я выждал, пока выедет за ворота, отлично, направился не в село, а в сторону леса.
Зайчик и Бобик уже во дворе, Адский Пес извертелся, даже арбогаст выказывает нетерпение.
Я подошел к Гатеру и сказал тихо:
– Выезжаем довольные, веселые. Вы громко рассказываете нам, какого крупного кабана видели!..
Он кивнул:
– Хорошо. Но… зачем?
– На всякий случай, – объяснил я. – Мало ли кто нас может услышать.
Барон обронил негромко:
– У Марселя чуткие уши.
– Его уже убрали, – напомнил граф.
– Пусть все слышат, – шепнул я.
Граф смолчал, на лице недоумение, но когда втроем садились в седла, громко и картинно рассказывал про кабана размером с быка, что пронесся вчера по опушке леса.
Барон Гедвиг слушал с подчеркнутым интересом, но помалкивал, все еще бледный и угнетенный.
Мы выметнулись из-под арки ворот галопом, дорога пыталась увести в сторону укатанного тракта к другому городу, там земли Маркгрефлерланда, насколько я помню, тоже мои, однако я свернул на свежую колею к лесу.
Челядина догнали, когда он только-только проехал первые деревья и начал углубляться в зеленую чащу. Пышная листва кустов закрыла за нашими спинами вид на Альтенбаумбург, я промчался мимо телеги вперед, граф и барон неслись за мной, как привязанные.
Я остановил коня поперек дороги.
– Эй, – сказал я, – а почему едешь в этой части леса?
Граф Гатер и барон Уроншид взяли телегу с возницей в коробочку с обеих сторон. Мужик икнул с испугу, поклонился, вытаращил глаза и уставился в великом недоумении.
– Ваша светлость… а как же иначе?
Я указал рукой в сторону.
– Можно вон там.
– Дык здесь лес ближе! – возразил он резонно.
– И олени, – сказал я. – Что у тебя там под рогожей? Браконьерничаешь в моих лесах?
Он только раскрыл рот, чтобы заявить, что не из леса, а в лес порожняком, но я соскочил с седла прямо на телегу, на рогожу даже не бросил взгляд, как все трое ожидали, а повалил возницу на дно телеги и приставил кинжал к горлу.
– А теперь говори главное!
Он хрипел, придавленный моей рукой, глаза полезли на лоб.
– Ваша светлость… о чем вы?
– О твоих связях с тем Темным Миром, – прорычал я. – Говори быстро. Мы знаем, кто ты.
Граф Гатер и барон застыли, изумления на их лицах было больше, чем у возницы. Бобик подпрыгивал и смотрел на меня с ожиданием, вдруг да можно присоединиться к этой забаве.
– Я рублю лес, – прошептал мужик полузадушенно.
– Зачем?
– На дрова…
– Брешешь, – обвинил я. – Дрова – прикрытие. На кого работаешь еще? На Томаса Кемпбелла – знаем. На кого еще? Кто вами руководит? Сколько вас здесь?
Я сжимал горло, не давая дышать, затем чуть ослаблял пальцы, но лишь для крохотного глотка воздуха. Лицо несчастного постепенно багровело, потом посинело, глаза навыкате, начинают лопаться кровеносные сосуды.
Граф и барон начали переглядываться, я чувствовал, что вот-вот схватят меня за плечи и оттащат, заподозрив помешательство. К счастью, простолюдины ломаются быстро, это не благородные, что за абстрактные идеи могут вынести любые пытки и умереть, смеясь. Этот дернулся, закатил глаза под лоб, бессильно застучал ногами по днищу телеги.
– Отпусти, а то…
– А то? – спросил я настойчиво. – Что будет?
– Когда сбросим личины, то всех…
Граф охнул, барон дернулся и бросил ладонь на рукоять меча. Я спросил саркастически:
– Если так сильны, почему еще не сбросили? Страшновато?
Пальцы чуть ослабил, пусть еще чуть вдохнет, это награда за ответы, и возница снова просипел:
– Чтобы сюда попасть, нужно… проломиться… Нужны опорные места… Это трудно…
– И не по силам? – спросил я едко.
Как я ожидал, простолюдин попался на провокацию и сразу же ответил люто:
– Сегодня мы укрепили последний опорный камень… Ночью сюда хлынут полчища… Легионы! Вас ничто не спасет… Одно спасение – присягнуть новому властелину…
Я спросил резко:
– И где последний опорный камень?
Он расхохотался.
– Там, где никогда не отыщешь.
Граф выругался, барон скрипнул зубами, не смеет простолюдин говорить человеку благородного сословия «ты», я же сделал вид, что не замечаю таких тонкостей, хотя на самом деле уже почти привык к почтительному обращению.
– Я отыщу везде, – прорычал я. – Где он? У тебя должна быть точная карта.
Я почти отпустил пальцы, и он проговорил со злой издевкой:
– В самом деле сказать? Будешь разочарован, смертный.
– Говори, пока не…
– Я один знаю, – сообщил он. – И карта только у меня.
– Где?
Он постучал пальцем по лбу.
– Вот здесь.
Я мгновение смотрел, онемев, потом сказал люто:
– Голова у тебя всегда была пустой, раз предался Тьме, так что туда можно засунуть что угодно. Хорошо! Сэр Генрих, вскройте ему череп и вытащите оттуда карту!
Граф и барон моментально выдернули его из телеги, повалили на землю и прижали руки к земле. Я придержал Бобика, а граф взял в руки большой топор и оценивающе посмотрел на голову заготовителя дров.
Тот смотрел дикими глазами.
– Вы что, – закричал он заячьим голосом, – совсем дикие? Как может там оказаться карта на бумаге? Я просто ее запомнил! Запомнил!
Граф, не слушая, занес над ним топор. Возница завизжал, а я, чуть выждав, сказал резко:
– Нарисуй быстро, где этот проклятый камень!.. Но быстро, пока у графа руки не устали. Топор тяжеловат.
Возница вскрикнул:
– Там много всяких поворотов! Я все не упомню… Давайте, лучше проведу вас.
– И по дороге попытаешься сбежать, – сказал я знающе. – Ладно, нет времени. Барон, свяжите ему руки, пусть идет впереди. Его сожрут первым, если заведет не туда. Шаг в сторону – попытка к бегству, руби без жалости. Дорогу и без него найдем, разве что на день другой позже.
Возница смотрел трусливо и затравленно, я сделал лицо уверенным, да не увидит никто, что блефую. Как раз прибыть на день позже – проиграть вчистую. Вторжение, как он сказал, начнется этой ночью.
Деревья толстые, кряжистые, с дуплами, ветви перекрученные, кроны смыкаются и переплетены так, что над головами плотный непробиваемый свод, словно идем в пещере.
Граф связал вознице руки за спиной, конец веревки передал барону, как младшему. Между деревьями пробирались с трудом, барон дважды останавливал проводника и бил по лицу, чтобы нарочито не заводил в заросли.
Труднее всего пришлось коням, но арбогаст пошел впереди, попросту ломая слишком уж назойливо загораживающие дорогу ветки.
Я только снова подумал о пещере, как впереди по склону замаячила отвесная черная стена. Как злая боль камня, ее рассекает широкая щель, у самой земли расширяется аркой.
Возница уверенно вел к пещере, я спросил резко:
– Что, другого пути нет?
Он посмотрел затравленным зверем.
– Есть.
– Тогда почему через пещеру?
Он пробурчал злобно:
– Быстрее. И ближе.
Граф сказал неуверенно:
– А может, пусть? Думаю, проход не слишком велик…
– Не спорю, – ответил я, – но если бы вы знали, как меня уже достали эти пещеры!.. Ладно, сейчас решим.
Я соскочил с Зайчика, поцеловал в нос, а Бобику велел строго:
– Охраняй это копытное… и коней наших друзей!.. Мы скоро вернемся. Обещаю.
Он вздыхал, смотрел жалобными глазами, я постарался сделать лицо неумолимым. В пещерах много всякой гадости, там частенько шаг в сторону – смерть, а Бобика трудно удержать от шныряния и вынюхивания местной живности.
Возница безуспешно дергал связанными за спиной руками. Я погладил Бобика по голове и повернулся в сторону пещеры.
– Веди, предатель…
Он шагнул в темный ход, я сразу же создал и пустил над головами шарик света. Граф и барон посмотрели с уважением, переглянулись с гордостью и облегчением.
Стены не обтесаны, скала просто раскололась, с обеих сторон одинаковые прожилки в камне. Над головой свод сходится клином, ход то сужается так, что я хватал возницу за воротник и держал, чтобы не проскользнул в такую щель, куда мы не пролезем, то отпускал, когда стены отодвигались, и мы шли, как в туннеле.
Возница двигался уверенно, мне показалось, что приободрился и даже затаенно улыбается, что-то чует, сволочь, а я, как ни тужусь, ничего не ловлю, хотя раньше чутье выручало.
Шарик света уплыл вперед, с обеих сторон стены блестят свежими изломами. Я повертел головой, да, все так, одну плиту разломило, вот одинаковые жилки…
За спиной раздался звон, грохот, лязг груды железа. Барон подпрыгнул в испуге, оглянулся. Граф с кряхтением поднимался с четверенек.
– Сэр Генрих! Что случилось?
Граф сказал раздраженно:
– А вы как думаете?
– Мышь дала подножку, – предположил барон.
– Угадали, – сварливо согласился граф. – Сказано в Писании, подлые животные…
Снизу дрогнуло, донесся знакомый треск. Возница замер, оглянулся, лицо перекосило внезапным ужасом. Я ожидал, что под ним провалится плита, однако снизу ударил ядовито зеленый свет, начал скручиваться, как мокрая тряпка в огромных руках, превратился в быстрый смерч.
Фигура возницы неестественно исказилась, словно в кривом зеркале, он с диким криком вскинул руки. Незримые гигантские ладони скрутили его в жгут. Во все стороны с силой брызнула алая кровь, но не покинула незримого цилиндра света, а только забрызгала стенки ярко красным.
Он еще кричал душераздирающе, хотя должен быть уже мертвым, смерч исчез, вместо него возникла пышущая жаром огненная воронка. Искаженная человеческая фигура в красно зеленом тумане вытянулась в струну, затем ее быстро дернуло вниз. Воронка некоторое время кипела жаркой лавой, но та вскоре исчезла, оставив ровную, но багровую от жара поверхность плиты.
Гатер, бледный как смерть и вздрагивающий, пробормотал, стараясь держать голос мужественным:
– Да, это не старые добрые ловушки.
– Не люди делали, – сказал барон трезво и зло. – И что теперь, ваша светлость?
Их взгляды обратились ко мне, и хотя очень хотелось ответить, что давайте вернемся, я сказал то, чего от меня ждут:
– Идем мимо и дальше!
– Да, – ответил Гатер со вздохом, – там еще таких с десяток, ну как не вляпаться?
Я промолчал, шутки – не худшее спасение от страха, пусть даже над сюзереном.
– Погиб проводник, – заступился за меня барон. – А он должен был лучше других знать, что впереди. Но от того, что он понес заслуженную кару, нам не легче. Наоборот, теперь никто не знает, куда идти!
– Знаем, – ответил я. – Это место перепрыгнуть… вы же рыцари? Вы должны уметь сигать в доспехах!
Я пошел вперед, за спиной слышалось тяжелое сопение, потом оба догнали, слышу, как грузно топают за спиной, кряхтят, вздыхают, но если обернусь даже очень быстро, на лицах увижу гордое достоинство и готовность идти до конца.
Через несколько минут впереди блеснул свет, стал ярче. Я невольно ускорил шаг, десятка через два шагов пещера раздвинулась и выпустила всех троих на крутой косогор, взглянешь наверх, шлем упирается краем в спину.
Я с тревогой посмотрел на небо.
– Ого!.. Скоро солнце сядет! Надо поторопиться.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 9 | | | Глава 11 |