Санкт‑Петербург. Наше время. Июнь. — Привет, Ленка

— Привет, Ленка! — сказал я в телефонную трубку. — Как дела? Твой дома?

— Ой, Игореша! — обрадовались на том конце провода. — Что же ты, негодник, нас позабыл? Не звонишь, не заходишь. А дела, — она понизила голос, — дела не очень. Лешка опять запил по‑черному. Вот сейчас похмеляться собрался. Позвать?

— Давай, — я подождал, слушая ее шаги и представляя, как Ленка, круглая, решительная, колобком катится по узкому коридору. В трубке забубнили далекие голоса. Потом снова послышались шаги, тяжелые, медленные, будто шел столетний старик. Трубку взяли, и хриплый голос произнес:

— Не знаю я ничего, сказал ведь тебе! Чего ты еще хочешь?

Вот те на! Ни здрасьте, ни до свиданья!

— Привет для начала. А звоню я по другому поводу. Учитель меня не интересует. А интересует меня телефон тех людей, к которым ты на бои записался.

В трубку сипло дышали. Мне показалось, что я чувствую запах перегара. Наконец после длинной паузы Леха спросил:

— Че, тоже подохнуть преждевременно хочешь?

Я усмехнулся.

— Нет. Просто выступлю вместо тебя.

Снова установилось молчание. Потом я услышал, как Леха скребет щетину на подбородке.

— Зачем тебе? Мы же уже не друзья давно…

— Что‑то я тебя не пойму. Ты что, не хочешь избавиться от проблемы? Какая тебе разница, в конце концов? Или тебе нужен повод для запоя?

— Но‑но, полегче! — Леха кашлянул, похоже, мне удалось‑таки его расшевелить. — Ладно, пиши. Спросишь Игнатия Петровича. О боях не говори. Скажешь, насчет работы в фирме звонишь.

Он назвал номер. Я записал.

— Спасибо.

— За что спасибо? Вот убьют тебя, как я буду жить с этим?

— Меня, Леха, не убьют. Все‑таки занятий я не бросал. А вот тебе бы надо бросить пить. Семья у тебя…

Он только вздохнул в ответ и глухо сказал:

— Удачи…

Я нажал отбой, коротко выдохнул и решительно набрал только что записанный номер. Трубку сняли сразу, и нежный женский голос произнес:

— Добрый день! Компания “Сфинкс”. Чем можем быть полезны?

Ну и название! Кто‑то у них там не без юмора, да еще любитель греческих мифов. Сфинкс, как известно, тварюшка с человеческим лицом, которая обожала загадывать загадки. А не отгадавших — убивала. Загадки были трудные, поэтому она убивала всех.

— Здравствуйте! Мне Игнатия Петровича.

— Минуточку! — обладательница ангельского голоса царапнула ноготком кнопку, и у меня в трубке заиграла бравурная мелодия, а потом мужской голос жестко сказал: “Да!”

— Здравствуйте… Игнатий Петрович?

— Да! — снова пролаял он..

— Я по поводу работы в фирме.

— Извините, в ближайшее время вакансий нет! — отрезал он.

— Но я не на свободное место. Дело в том, что мой друг уже устроился к вам на работу, но он заболел и не сможет…

— Фамилия!

— Безухов. Безухов Алексей, — хорошая у Лехи фамилия, литературная.

— Есть такой, — мой невидимый собеседник, видимо, глядел на экран монитора. — Очень плохо! — Он на секунду замолк. — Но вам повезло. Обычно мы не меняем людей в последний момент. Но резервов нет. Ваша фамилия!

“Он явно бывший военный!”

— Трушин Игорь.

— Хорошо. Завтра. В двенадцать ноль‑ноль. Станция метро “Петроградская”. Аптекарский проспект, четыре. Второй этаж. Собеседование! Спросите меня. Все.

— До свиданья! — сказал я в гудки отбоя и положил трубку.

* * *

— Это все? — спросил Ткачев, открывая тонкую папку. Человек, сидевший напротив, коротко кивнул.

— Основная информация. Могу добавить — по УГОЛОВНЫМ делам не проходил. Даже свидетелем.

— Ладно, — Сергей отложил в сторону фотографию, с которой смотрело знакомое лицо, и начал читать.

“Трушин Игорь Владимирович. 1970 г. рождения. Русский. Родители: отец — Трушин Владимир Алексеевич. Геолог. Погиб вместе с геологической партией в 1988г. в районе Олойского хребта (Колымское нагорье). Мать — Трушина (Ильина) Надежда Михайловна. Искусствовед. Умерла в 1991 г. Братьев и сестер нет. Во время учебы в школе занимался спортом. Вид — Дзюдо. Кандидат в Мастера спорта. С 1988 по 1991 г. проходил службу в рядах ВС СССР. Плавсостав ВМФ. Дважды Краснознаменный Балтийский Флот. Воинская специальность — командир отделения комендоров. Старшина первой статьи. По увольнении в запас работал: каменщиком, грузчиком, частным охранником. Основной род деятельности в данный момент — художник‑иллюстратор. С сентября 1991 г. активно занимается воинскими искусствами. В период с 1991 по лето 1992 г. — ниндзюцу, с осени 1992г. и по нынешний момент — Школа воинских искусств „Дарума‑Рю". Квалификация — коричневый пояс. Официальное место работы — „Ассоциация „Защита". Подразделение „Секьюрити 1". Место жительства: ул. Манчестерская, д. 4, кв. 27”.

— Х‑художник, — пробормотал Ткачев, — боксер‑дизайнер по сходной цене распишет ваш портрет под хохлому. Ниндзя мне еще не хватало… Ладно, посмотрим. — Он взглянул на гостя. — Хорошая работа. Но вы не отметили, кем он работает в “Защите”. Дежурная часть? Сопровождение грузов? Личная охрана?

— Нет, ничего стоящего. Никакого отношения к начальству, ничего специфического. Просто “открой — закрой” — охранник на объекте. Насколько я понял, он сам приложил усилия, чтобы найти место потише.

— Ниндзя, — повторил Ткачев. — Ишь ты! Ну, хорошо. Данных достаточно. Это вам, — он протянул через стол пухлый конверт, — там надбавка за срочность.

— Благодарю. — Гость открыл конверт, пересчитал деньги, затем пожал хозяину руку и вышел. Ткачев поморщился. “Сермяжная душа! Хоть бы штаны свои с лампасами снял. Никогда не поверю, что другие купить не на что…” Еще раз взглянув на фотографию, начальник Службы безопасности казино мрачно усмехнулся. “Шеф сказал — девчонку не трогать. Ладно! Но про тебя‑то он ничего не говорил! И если ты внезапно попадешь под машину, то при чем здесь я?”

* * *

— Игорь, хочешь чаю? — Оленька чуть наклонилась над барьером, за которым сижу я.

— Всенепременнейше! — “Ах, какая все‑таки с девушка! Огонь!” Я некоторое время смотрю, как она удаляется походкой фотомодели. Слегка игривой, но в меру. Оленька все же играет со мной, словно пробует на зубок мои мужские рефлексы. Понятно — не от острого желания переспать, просто такова женская природа. “Дай Бог тебе, лапушка, хорошего парня. Без клиньев в башке, умного, сильного. Кучу детишек вам и счастья полную авоську”. Верю, что мои пожелания сбудутся. Должно же хоть иногда везти хорошим людям. Почему не ей?

Сегодня моя очередь считать ворон. То бишь я на дежурстве. Встретил утром с работы Танюшку, отвез домой, сделал звонки и на вахту. Танюшка говорит, что на работе у нее все в порядке. Никто не обмолвился ни словом. Охрана даже близко не подходит. Шеф поздоровался как всегда. Правда, кое‑кто смотрит искоса, но ни слова враждебного, ни жеста. Девчонки завалили расспросами. Кто, мол, у тебя там такой крутой? Почему‑то решили, что я кавказец, как будто русский человек честь любимой уже защитить не в состоянии. И очень удивлялись, когда оказалось, что к горным снегам я отношения не имею. По слухам, начальник их Службы безопасности получил от шефа по шее и едва не подвергся остракизму. Ему было приказано пострадавших ублюдков лечить за свой счет и срочно обновить контингент Службы. Это все хорошо, кроме того, что вряд ли этот Сергей, так его, кажется, назвал их шеф, забудет мне мою эскападу. Ударов по своему авторитету такие люди не прощают. Впрочем, волноваться станем, когда отдадим деньги. Меня, конечно, не знают, но узнать — кто таков, могут. В наше время доступна почти любая информация. Решать проблемы будем по мере поступления. Сейчас первое — отдать деньги. А для этого — заработать. Завтра — важный день. Можно сказать, смотрины. Они будут смотреть на меня, а я — на них. Как‑то еще пройдет…

Пока я размышлял над всем этим, рука рассеянно чертила в блокноте какие‑то линии. Мягкий карандаш тихо шелестел. Идей — никаких. Просто привычка что‑нибудь изображать. Что? Да вот хотя бы Оленьку в профиль. Я сосредоточился на рисунке. Места внизу листка осталось много. Хватило даже на плечи, бюст и осиную талию. Дабы добавить романтичности, я легкими штрихами наметил на заднем плане горы и озеро. И перешел уже было к деталям, когда меня ударило видением, как обухом топора:

„.Вода, казалось, плещется у самых ног. Странная вода, чистейшая, синяя как в бассейнах всяческих крутых заокеанцев. Но это не бассейн. Это озеро. Огромное, овальной формы, окаймленное со всех сторон низкими скалами, между которыми, дробясь на камнях, сбегают тонкие ручейки. Скалы везде, но прямо напротив меня, смотрящего через самую узкую часть озера, над водой вздымается исполинская каменная стена. Красновато‑черная, она перегораживает весь окоем, а за ней в изумрудно‑зеленой дымке висят цепочкой ослепительно белые снеговые пики. Два из них кажутся абсолютно одинаковыми, как близнецы, и я вдруг понимаю, что они так и называются — Близнецы. А озеро зовется Зеркалом Неба. Красиво. Напоминает что‑то из Толкиена… Откуда эти имена? Я не знаю, но взгляд мой уже притянут противоположным берегом, где в озеро рушится исполинский водопад. Высота скальной стены навскидку — ие менее четырехсот метров. У меня нет ориентиров, и, быть может, стена гораздо выше. Но главное в водопаде — не размеры, а странная форма потока. Она напоминает знак пацифистов — перевернутую скандинавскую руну Защиты: длинная вертикальная черта и две коротких, отходящих от нее в нижней трети под углом градусов в сорок пять в разные стороны. Кажется, что водопад расположен прямо между двух вершин‑близнецов. Точнее, не водопад, а его исток. Я силюсь разглядеть, в чем причина такой странно искусственной формы потока, и меня вдруг приподнимает и несет над водой, прямо к водопаду. Приближаясь, я вижу, что вода рушится вниз между двух, черных как ночь, скал, над верхушками которых висит радуга. Отсюда, почти от середины озера, видно, что над ручейками, истекающими из него, дрожат в солнечных лучах радуги поменьше, окружая водоем искрящимся ожерельем. Водопад все ближе, и тут… Это не скалы! Точнее, не просто скалы! Это статуи… Чудовищно огромные, они высятся по бокам водопада. Широкоплечие, кряжистые люди, почти квадратные от надетых на них пластинчатых доспехов, в полусферических шлемах. Ноги широко расставлены, а руки сжимают толстые топорища мощных секир, вонзенных прямо в пенящиеся струи. Лезвия секир и делят водопад на три рукава.

Я уже совсем близко и хорошо вижу потоки воды, стекающие по бородам каменных воинов. Их глаза скрыты полумасками шлемов, а линии губ выражают непреклонную решимость. Что это? “Водопад Вечной Стражи”, — отзывается невидимый проводник. А меня уже тянет вверх, вдоль застывших исполинских фигур, к тому месту, где поток воды, стремительно изменяя направление движения, с грохотом рушится вниз. На самом переломе, там, где вода несется с неистовой скоростью, среди пены и брызг заметен маленький плоский валун, едва выступающий из потока. И на этом валуне кто‑то сидит. Человек… Человек? Но как он туда попал? Нет ни мостика, ни каната, течение бешеное”. Но он там. Спокойно сидит в самом сердце ревущей стихии. Знакомая позиция — полулотос. Глаза чуть прикрыты. Руки на бедрах, ладонями вверх. Медитация?

Я делаю над ним круг и вдруг оказываюсь внутри этого человека, с мгновенным острым осознанием: ЭТО Я СИЖУ НАД РЕВУЩЕЙ ВОДОЙ!

И река эта — Рев Труб, названа так в давние времена, когда войско, переходившее горы, построилось для боя прямо на леднике, заслышав вой воды в теснинах. Его приняли за вражеский вызов. А хребет позади — Горы Изумрудного Тумана. И Вечная Стража — это не статуи воинов, — ЭТО Я, СИДЯЩИЙ НАД ВОДОПАДОМ! Отсюда виден (Как?! Каким образом?!) весь Мир. И когда случается недоброе…

НО ЧТО ЭТО ТАМ, НА ВОСХОДЕ?!!!

Оленька вскрикнула, уронив чашку. Та разлетелась на паркете, разбросав вокруг горячие брызги. Что?! Что случилось?!

И тут я обнаружил, что стою на ногах, а кресло валяется позади. Что карандаш превратился в две половинки, а пальцы вцепились в край ограждения, да так, что еще миг — и вырвут его с мясом!

Наверное, с лицом моим тоже происходило неладное, потому что Оленька, забыв про несчастную чашку, подскочила ко мне.

— Игорь! Игорь, что с тобой?! Ну же! Что?!

— … — попытка ответить ничего не дала. Я издал какой‑то сиплый звук. Оленька подхватила кресло, поставила и попыталась меня усадить. Я изо всех сил старался ей помочь, и, наконец, это удалось. Стук каблучков известил о том, что душа‑девица умчалась за помощью. “Еще не хватало, чтобы вышел из кабинета Струппе, — вяло подумал я. — Уж он‑то не преминет выставить „Защите" претензию за припадочного охранника…” Слава Богу, директор не вышел. Зато вернулась Оленька со стаканом холодной воды и принялась за реанимацию. Сначала я ничего не чувствовал — видел стакан, видел воду, а как она вливается в меня — не чувствовал совсем. Будто осязание отрубилось напрочь, вместе со всякими там вкусовыми пупырышками. Потом, потихоньку, ощущения начали возвращаться. А когда я почувствовал едва уловимый, тонкий запах духов, то понял, что прихожу в норму. В это время меня гладили по волосам, меня тормошили и трясли, целовали и, кажется, собирались надавать по мордасам, чтобы привести в чувство. Последнее не понадобилось.

Бедная Оленька едва не расплакалась, когда я наконец деревянно улыбнулся и прокаркал: “Спасибо…”

— Ты болен? Игорь, может, позвонишь, чтобы тебя сменили? Что же такое делается?

— Нет‑нет! — я, похоже, вернул себе способность внятно изъясняться. — Я здоров. Просто… Оля, вы верите в ясновидение?

Что наплел дальше — не помню. Но даже своим явно травмированным мозгом понял: мне грозят два варианта. Первый — Оля решит, что я псих, и станет стороной обходить мое рабочее место. Второй — она решит, что я загадочен и романтичен. Судя по следам помады на моей грубой роже, такой вариант ближе к истине. Отсюда могут проистечь осложнения, так как крутить мозги я Ольге не собираюсь. Впору пожалеть, что однолюб, — но таков уродился. Любимую женщину не променяю и на сотню раскрасавиц. А Оля достойна большего, чем быть просто любовницей.

Чтобы хоть чуть‑чуть набрать дистанцию, я отправился в туалет и долго умывался, мрачно разглядывая в зеркале свою белую, как бумага, физиономию. Ну и выдал мне мой любимый мир под зеленым небом. По первое число…

Дата добавления: 2015-08-05