Каковы основные стратегии, концепции и реальный материал, с которыми Вы работаете?

В основном это касается вопросов выбора, свободы, ответственности, времени. Что все это значит? Вопросы, которые сосредоточиваются вокруг того, как каждый из нас конструирует осмысленное существование. Бывают моменты в жизни, когда смысл кажется иллюзорным, когда мы не находим его в нашей жизни. И мы ищем его, или нам кажется, что смысл, который мы видим, ускользает от нас по той или иной причине. Вопросы свободы, выбора и т.д., по сути, касаются универсальных проблем бытия или существования. И с этим каждый из нас — через конструирование смысла — тем или иным способом работает, осмысливает, пытается совладать. Мы можем придать смысл, например, через ограничение свободы, которую допускаем для себя. Мы можем наполнить жизнь смыслом, говоря: “Меня ограничивает культура, наследственность, окружающая среда или что-то еще. И, следовательно, я отказываюсь от чувства ответственности за то, что делаю. Я не несу ответственности из-за своего прошлого или из-за своих родителей, в связи с тем или этим”. Экзистенциальный подход прежде всего исследует, как все это на самом деле переживается каждым клиентом. Как клиент конструировал смысл, живой смысл таких вещей, как свобода, ответственность или выбор.

Обычно в начале я говорю: “Вот так клиент существует в нашем мире. Это осмысленное отношение, которое уже возникло”. Может случиться так, что, изучая и проявляя данное отношение, человек увидит точки несоответствия: в созданной смысловой структуре существуют противоречия, пробелы, а где-то запутанная информация. И все это в основном неявно, на скрытом уровне. Если мы сделаем все явным, что произойдет? Повлияет ли это на то, как переживается клиентом смысл бытия, признает ли он: “Да, я на самом деле выбрал такой способ бытия”. Или, наоборот, скажет: “Нет, этот смысл меня не устраивает. Я думаю, он слишком сложен или есть другие смыслы”. Другими словами, подобная тактика открывает больше возможностей для клиента.

Таким образом, данные философские термины применяются очень практично, жизненно: “Расскажите мне о себе. И среди того, о чем вы расскажете мне, несомненно будут лежать истоки проблем ваших отношений с миром, с другими людьми и собой”. Сюда включаются вопросы степени свободы, существующей для вас, и времени — в смысле вашего взгляда на завершение вашей жизни. Итак, когда вы приходите к мыслям о смерти? Что вы делаете с ними? Как осмысливаете свою бренность? Правда, я не собираюсь в ходе терапии говорить вам: “Так, сегодня мы поговорим о смерти”. Это, я надеюсь, возникнет в нашем диалоге и будет исходить от вас, и опять же сначала на скрытом уровне, и потребует прояснения для клиента, чтобы он взглянул на свои проблемы.

Таковы принципиальные понятия, которые проявляются в течение всего процесса. С одной стороны, они могут рождаться из снов, так что я не хотел бы произвести впечатление, что экзистенциальные терапевты не говорят о снах. Мы делаем это, если клиент, например, приходит и говорит: “Мне приснился очень интересный сон”. Или: “Я на прошлой неделе видел сон, что для меня весьма необычно”. И мы проработаем данный опыт так же, как прорабатываем любой другой. Но чего мы избегаем, так это употребления терминов “перенос”, “бессознательное” или тому подобное. Все они так или иначе лишь мистифицируют как ваш опыт бытия, так и мою функцию как терапевта, мистифицируют то, что мы делаем вместе.

Сейчас клиенты часто используют слова типа “бессознательное” и т.п. или могут спросить: “Когда начнется перенос?” И я с уважением отнесусь к использованию подобных терминов, попытаюсь выяснить, что клиенты имеют в виду, произнося их. Но думаю, для меня отнюдь не обязательно использовать их — по большей части они бесполезны и, в некотором смысле, запутывают.

В широком смысле мы смотрим на всеобщие вопросы человеческого опыта — назовем его сознательным, или переживаемым, уровнем — вместо того, чтобы строить гипотезы о бессознательном уровне (эдипов комплекс и т.д.). Заботиться следует о сознательной жизни. Я особенно интересуюсь (и это помогает мне лучше понимать опыт клиентов) конструкцией “Я”, которую клиенты, да и все мы, создаем в наших попытках сделать жизнь осмысленной. Я думаю, Я-конструкты в явном виде отражают прежде всего такое “Я”, каким мы кажемся себе, но также и скрытое “Я”, которое мы отвергли, или каким быть не можем или не должны быть. Я-конструкты отражают как “седиментации” — что для нас, несомненно, наиболее существенно в наших конструктах, так и “диссоциации” — элементы “не-Я”, отрицаемого “Я”.

Мне кажется, многие проблемы клиентов — это во многом проблемы седиментации и диссоциации Я-конструктов, и они связаны с тем, что опыт людей — либо на жизненном, поведенческом уровне, либо на уровне мышления — не соответствует их конструктам. Так происходит, например, если я считаю себя на 100 процентов гетеросексуалом, как некоторые из моих клиентов, а в какой-то момент меня привлекает другой мужчина. Это ставит под сомнение седиментированный конструкт. Мой конструкт — “Меня привлекают только женщины”, но мой опыт — “Вот он я, меня привлекает мужчина”. Где же лежит объяснение? Как правило, мы объясняем это, отрицая опыт, отсекая его как-то от самих себя, чтобы можно было сказать: “Это не мое, это приходит откуда-то извне. Оно может быть связано с чем-то сверхъестественным, с чем-то химическим”. Мы находим всяческие объяснения для того, чтобы диссоциировать данный опыт.

Я веду к тому, что многие проблемы, над которыми я работаю с клиентами, являются проблемами наличия опыта, который не вмещается в конструкт, и в последующие попытки объяснить подобный опыт через диссоциирование.

Например, клиент заявляет: “Это был не я, я не был собой или был одержим”. Исследуя такой опыт, вы с клиентом пытаетесь рассмотреть возможности, которые появляются, когда вы стараетесь взглянуть с другой точки зрения. Что, если этот опыт не считать диссо­циированным? О чем он свидетельствует? Мне кажется, это феноменологически значимый способ взглянуть на опыт, и такая феноменология, состоящая скорее в исследовании проблемы, чем в ее закрытии, выявляет новый потенциал, новые возможности.

Мне кажется, многое из того, что я делаю в терапии, позволяет людям увидеть, что те явления, которые были седиментированы или закрыты, на самом-то деле оказываются значительно более гибкими, значительно более открытыми для разнообразных способов интерпретации. В том числе, конечно, Я-конструкты. Так что в некотором смысле это я исследую конструкт с тем, чтобы он стал более гибким, чем раньше. Но подобная тактика может очень сильно вывести из равновесия, поскольку атака на какую-либо часть конструкта означает атаку на весь конструкт. Если я немного меняю какой-то элемент своего “Я”-образа, то на самом деле меняю все “Я”. Мне кажется, что к этому терапевт должен подходить с огромной осторожностью и огромным чувством ответственности за то, что может произойти. Мы все слишком хорошо знаем, что происходит, когда терапевт сам решает: “Вот лучшее, или самое важное, что может быть сделано”. И в результате оказывается разрушена не только жизнь клиента, но, что еще важнее, его взаимоотношения в различных сферах. Если проходить через драматический процесс реконструкции “Я”, то скорее всего следует сказать: “Да, то “Я”, с которым человек жил, имел детей, работал, теперь отрицается”. Человек проходит через данный процесс и становится кем-то другим.

И мне кажется, это создает не меньше проблем, чем решений. Здесь содержится внутреннее противоречие. Я помогаю вам задаваться вопросами, что может вызвать драматические изменения смысла — ваших отношений с другими людьми, ваших отношений с самим собой. Хотя в то же самое время мы должны сделать это таким образом, чтобы те отношения, которые существуют в настоящий момент, также были приняты во внимание и не вызвали отрицания.

В связи с особым вниманием к сознательному выбору и к “здесь и сейчас”, если клиент говорит о прошлом сексуальном опыте или детских воспоминаниях, Вы поговорите с ним об этом, но, скорее всего, будете стремиться не объяснять настоящее, исходя из этого опыта, а изучать, что клиент станет сознательно делать с этим опытом теперь. Так ли это?

Да. Очевидно, клиенты и многие терапевты обращаются с прошлым как с важнейшим компонентом их нынешнего опыта, и я думаю, у них есть право на это. У экзистенциалистов другой подход в понимании причинно-следственной связи между прошлым и будущим. Так же важно и, может быть, еще важнее то, что прошлое — не фиксированная некоторым образом структура. Прошлое, которое вы помните сегодня, говорит скорее что-то о вас сегодняшнем, а не о том, каким вы были раньше. Другими словами, мне кажется, прошлое постоянно открыто для реинтерпретации, и в этом смысле прошлое, с точки зрения экзистенциалиста, значительно больше связано с настоящим, а также с целями и стремлениями человека в будущем, чем, возможно, предполагается другими подходами. Если клиент приходит ко мне и говорит: “В прошлом я пережил насилие”, мне кажется, самое важное в том, какие чувства вы переживаете по этому поводу сейчас, сегодня. Как вы используете свой опыт для объяснения того, кто вы есть, кем не можете быть сейчас? Как используете его для объяснения трудностей вашей жизни или слабостей. Так что это не возвращение к прошлому опыту и его повторное переживание — я не думаю, что такое возможно. Скорее, следует более четко сформулировать, как через определенное событие прошлого выражаетесь вы сегодняшний, каким вы хотите быть сейчас и также каким вы желаете быть в бу­дущем.

Дата добавления: 2015-08-05