Не могли бы Вы немного рассказать о Вашем прошлом, особенно о той его части, которая имеет отношение к началу Вашей деятельности как терапевта?

Экзистенциальная терапия. Эрнесто Спинелли

Эрнесто Спинелли преподает в Школе психотерапии и консультирования Регентского колледжа и является автором многочисленных публикаций, в том числе книги “Демистификация терапии”. Как экзистенциальный терапевт, он имеет частную практику в Лондоне.

——————————

Не могли бы Вы немного рассказать о Вашем прошлом, особенно о той его части, которая имеет отношение к началу Вашей деятельности как терапевта?

Конечно. Я начал изучать психологию в Университете Мак-Гилла в конце 60-х, в то время происходил настоящий бум и подъем гуманистической психологии и психотерапии. Это была огромная волна чего-то совершенно нового и манящего, соответствовавшего духу времени. А в Мак Гилле, откровенно говоря, в психологии доминировало бихевиоральное направление в лице профессора Дональда Хебба, который был одним из бастионов в данной области.

Итак, нашей группе все-таки удалось организовать курс изучения Роджерсовских подходов, и у нас был человек, который учился у Роджерса. Начали мы с работы над собой, на собственном опыте. Затем это превратилось в программу тренинга, которая длилась почти год. В конце программы мы все подумали: “О да, теперь мы практикующие психотерапевты, мы гуманистические терапевты”.

Так возник мой первый интерес к психотерапии. Я продолжал заниматься психотерапией в последний год своего пребывания в Мак Гилле, а затем в 71-м, впервые приехав в Англию аспирантом в Университет Манчестера, я посетил несколько семинаров и курсов, которые официально относились к не моей сфере деятельности — детской психологии, но к сфере дополнительных интересов, а именно — гуманистической терапии и психологии.

Моим первым настоящим увлечением стала гуманистическая сфера. Это было замечательно — первое представление о той огромной силе, которой может обладать психотерапия. Возможность злоупотребления ею стала постоянной темой моей работы. Но так или иначе, через некоторое время я начал значительно больше изучать психоаналитическую работу, чем когда-либо прежде. Особенно после того, как я приехал в Манчестер, где психотерапия была в основном психоаналитически ориентированной. До этого я читал Фрейда и т.д., но не более. Это было не в духе времени.

Примерно к 73-му году, переехав в Гилдфорд, в Университет Сюррея, чтобы писать докторскую диссертацию, я отошел от гуманистической психологии и психотерапии в духовном смысле. Я очень разочаровался в ней и начал видеть серьезные недостатки в том, что делалось. Наступил подъем гуманистически ориентированных программ, особенно в окрестностях Лондона. Нашлась группа, называвшая себя “Путешествующий гуманистический цирк”. И, конечно, в Сюррее был Джон Херон, он выполнял долгосрочный проект — Проект человеческого потенциала.

Так что я бросил эти занятия, когда они стали весьма популярными. И я все больше и больше развивался в направлении психоаналитических исследований. Начал много читать и в конце концов в одном из основных центров Лондона решил пройти обучение как психоаналитик.

Я проучился только около года и получил достаточно негативный опыт. Я обнаружил, что весь процесс обучения довольно догматичен, лекции действительно поверхностны, особенно когда дело доходило до других подходов в психологии и психотерапии. Более того, я обнаружил: то, как вас выслушивают и интерпретируют в психоаналитическом ключе, крайне неприятно. Это был интересный опыт, поскольку при чтении материала возникало чувство, как будто многое проясняется. Нечто действительно удивительное, интересное и расширяющие понимание людей. Реальный опыт психоаналитического процесса совершенно другой... (Смеется)...Ощущалось, что на тебя давят, третируют, тобой манипулируют. Видимо, это постоянная проблема: многих людей привлекает материал, когда они дистанцированы от него и используют для интеллектуального понимания психических процессов. Но когда дело доходит до практики, они, как прави­ло, разочаровываются в психоанализе. Между подобным отстраненным чтением и непосредственным опытом реальной жизни — огромная пропасть.

Честно говоря, это довольно плохо повлияло на меня, поскольку я понимал, как много вложил в психоаналитический подход: не просто свою интеллектуальную энергию, во многом мои личные цели, мои амбиции. Я был оставлен барахтаться с чувством: “Не могу посвятить себя тому, что сейчас делаю, не чувствую, что это правильно”.

И я, как и многие другие, прекратил попытки продолжить обучение и начал преподавать. Я думал, может быть, через преподавание мне удастся понять, в каком направлении двигаться и что делать. Я обнаружил: то, что я преподавал, являлось в действительности психоанализом.

Так что несколько лет я уже преподавал его. Уверен: я убедил многих студентов в том, что был ревностным и убежденным психоаналитиком. Преподавал я довольно хорошо, четко и честно излагал психоаналитическую точку зрения. Но все же во всем этом оставалась некоторая двусмысленность, поскольку все равно мы говорили о психоанализе только как о теории, а не о том, каково на самом деле быть клиентом или психоаналитическим терапевтом.

Итак, я преподавал, и меня попросили прочитать курс лекций по гуманистической психологии и психотерапии. Я согласился, но с условием, что курс будет сосредоточен не на разнообразных теоретических и практических подходах в данной области, а на философских предпосылках, лежащих в основе гуманистической психологии. Я сказал так потому, что не совсем хорошо знал, каковы эти предпосылки (представлял, но довольно туманно). Но поскольку хотел бы узнать, то считал: это способ получать деньги за свои собственные исследо­вания.

Мое условие приняли, и было согласовано, что я стану делать. Вскоре при подготовке к курсу мне снова пришлось вникнуть в философские труды, в основном Гуссерля и Хайдеггера. Они казались мне ключевыми в отношении основных и наиболее важных идей и положений, которые порой оставались непонятными гуманистическим психологам. Меня поразило богатство материала как в философии, так и в и психологии, о чем я имел весьма фрагментарное представление, будучи студентом и аспирантом, но не более того. И конечно, самой важной фигурой, которую мы каким-то странным образом ассоциировали с феноменологией, был Лэйнг. Это стало не то чтобы возвращением к Лэйнгу, а скорее моим первым опытом более пристального изучения его трудов. Я все больше и больше убеждался, что в рамках зкзистенциальной феноменологии существовало огромное богатство материала, крайне ценного для психотерапии. В то время — я говорю сейчас о начале 80-х — я не знал кого-либо, кто на практике применял бы эти идеи в психотерапии. Кроме, конечно, Лэйнга и Филадельфийской ассоциации.

Так что во многом это было самостоятельное обучение. Я никогда официально не учился экзистенциальной или феноменологической психотерапии, вероятно, потому, что не знал, куда обратиться, а отчасти потому, что хотел учиться — по крайней мере, сначала — таким неофициальным способом.

Я начал снова практиковать и пытался понять, как в терапии может быть применено то, о чем я читал, и каков может быть результат. На самом деле я проводил эксперименты с моими клиентами, надеюсь, вполне гуманные. Я довольно многому научился у них, поскольку, хотя и пытался работать экзистенциально или феноменологически, но все мои методы уходили корнями в мое психоаналитическое обучение. Итак, я старался сделать “психоанализ, который таковым не был”. Вероятно, я пребывал все время в сомнениях и, возможно, передавал эти сомнения клиентам, которые во многих случаях удивительно хорошо понимали, как прояснить свои сомнения. Лучше всего было, когда они говорили примерно так: “Просто выслушайте меня внимательно. Послушайте, что я говорю, без скачков и попыток преобразовать это. Просто послушайте”. Думаю, это было так важно для меня в смысле освобождения от большей части психотерапевтического багажа. Таким образом, оказалось, что я больше занимаюсь самими людьми, что радовало, но и пугало тоже.

Дата добавления: 2015-08-05