Эдвард Каллен POV. Я смотрел на неё и не понимал, что, чёрт возьми, я должен был сказать.

Я смотрел на неё и не понимал, что, чёрт возьми, я должен был сказать.

Она просто хотела, чтобы её любили. Так чертовски просто, верно?

Видимо, не так уж и просто.

Так или иначе, что за странное желание? Я имею в виду, разве такого рода любовь не является одной из тех естественных вещей, которую все имели, какими плохими или хорошими они не были? Хотя, думаю, я не мог винить Воробья; её семья и друзья ясно дали понять, что не любят её, или что самое главное, она не стоит их любви. Иначе, почему они относились к ней так, как они это делали? Похоже, они думали о том, что захотеть или полюбить её можно только тогда, если об этом им расскажет глупая легенда.

Мне даже не нужно было спрашивать, какую любовь она имела в виду; быть любимой семьёй и друзьями, или она хотела любви... романтической. Её тон и её грёбаная ситуация ответили на этот проклятый вопрос. Она не просила романтической любви. Она просто хотела, чтобы её любили. Всего лишь.

Я не знал что сказать, и между нами повисла тишина. Он отвернулась, видимо, тоже чувствуя себя неловко. Я вздохнул и встал с кровати, несмотря на то, что каждая клеточка моего существа кричала мне, чтобы я остался.

— Прости, что я такая глупая, – пробормотала она. Я повернул голову и сердито посмотрел на неё, но она опустила взгляд и смотрела вниз, на свои руки.

— Ебать, за что ты извиняешься? Ты извиняешься за то, что желаешь того, что все остальные считают само собой разумеющимся? Ты извиняешься за то, что желаешь того, что ты итак должна иметь? Да пошла ты, Воробей, не смей извиняться за то дерьмо, которое не является твоей виной, – отрезал я.

Смущенно пожав плечами, она подняла глаза.

— Ты меня осуждаешь? – тихо спросила она.

— Нет. И это самое дерьмовое, – вздохнул я, проведя рукой по своим волосам. – Как ты себя чувствуешь? Только скажи правду. Ты уверена, что не голодна? У тебя что-нибудь болит?

Она прикусила губу и покачала головой. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но неожиданно раздался звонок моего мобильного. Я вытащил телефон из кармана и посмотрел на экран. Я нахмурился.

Воробей?

— Кто это? – спросила она.

— Это ты.

— Что?

Я поднял телефон так, чтобы она могла видеть экран.

— Мне звонит твой телефон... ты случайно нажала кнопку вызова в кармане или что? – спросил я, ничего не понимая. С её лица сошли все краски, и осознание ударило в меня, словно чёртов удар по яйцам. Я посмотрел на телефон в своей руке и судорожно сглотнул. – Ебать, ты ничего не нажимала в кармане, ведь так?

Она медленно покачала головой и, отказываясь от разговора, я нажал на красную кнопку.

— Я... я... я, должно быть, забыла о нём... она, наверно, нашла его... что... что нам делать? Она хочет найти меня! – сказала она отчаянно, её голос дрожал, и тело начало трясти от неустойчивого дыхания. Пытаясь успокоиться, она приложила руку к груди, и я увидел, как её глаза тут же наполнились слезами. Зрелище было чертовски ужасное. Я никогда не видел кого-то такого же напуганного, как она в тот момент. Не было ничего фальшивого или поддельного в её внешности, это был страх в чистом виде. Она боялась за свою жизнь.

Она чертовски боялась свою собственную мать.

Я быстро вернулся обратно к кровати и сел рядом с ней. Я схватил её руку и крепко сжал.

— Блядь, не переживай ты так, Воробей. Я говорил тебе, здесь ты в безопасности.

— Ты что, шутишь? – сказала она, посмотрев на меня с оскорбительно недоверчивым выражением. – У неё твой номер телефона, Эдвард. Она может заставить папу вычислить... или найти, или просто... да всё, что угодно. Она найдёт меня!

Мягко подтолкнув её, я постарался дать ей утешительную улыбку.

— Я сказал тебе, не беспокойся об этом, – ответил я спокойно.

— Серьёзно? Ты что, дурак? – спросила она, теперь её голос пронизывал гнев. Её эмоции были такими яркими.

— Нет, – ответил я холодно. – Они не смогут проследить мой номер, потому что он не зарегистрирован на моё имя.

— Что? Он зарегистрирован на твоего отца или что-то ещё?

Я покачал головой.

— Вот эту вещицу, – сказал я, показывая ей телефон, – я получил, посредством... знакомства в Порт-Анджелесе. Нам нужен был способ оставаться на связи, но так, чтобы ни мои родители, ни кто-то другой, не мог проследить. Всё, что я знаю, этот номер зарегистрирован на какого-то случайного парня во Флориде.

— Значит, ты говоришь, что твой номер практически не прослеживается? – спросила она, всё ещё с сомнением, но всё же немного успокоившись.

— Да, почти. Единственное, как твой отец мог бы найти тебя через мой телефон, это если бы он смог проследить сигнал, но этого не происходит. Так что видишь, тебе не о чем беспокоиться.

Всё её тело резко расслабилось, и она прислонилась головой к моему плечу. Лёгкая улыбка тронула уголки моего рта, и я обнял её и притянул поближе к себе. Я повернулся к ней, и положил подбородок ей на макушку. Она прижалась ближе, сжимая в руках мою рубашку и практически уткнувшись лицом в мою грудь.

Какое-то время мы сидели в тишине. Вскоре мой телефон зазвонил снова, и я даже не стал смотреть на экран, чтобы увидеть, кто это был. Я просто отказался от вызова и полностью отключил телефон. Я отбросил его, и пару раз подпрыгнув на диване, он упал вниз, на пол.

На ум пришла случайная мысль, и я высказал её, не успев даже обдумать.

— Ебать, почему ты ела этот хлеб? – спросил я.

— Откуда я могла знать, что она собиралась пичкать меня наркотиками? – ответила она, повернув немного голову, так что её щека лежала на моей груди. – Я всегда любила этот хлеб. Когда была маленькая, я ела его всё время. Откуда я могла знать, что он... отравлен?

— Блядь, но она сумасшедшая, – отрезал я, чувствуя себя сердитым на Воробья за то, то она была такой чертовски наивной. – Ты должна была догадаться, что там какое-нибудь дерьмо.

— Я не могу изменить прошлое, ведь так? – пробормотала она, и её голос чуть-чуть дрожал. – Если бы я могла, есть так много вещей, которые бы я хотела изменить...

— Думаю, завтра мы должны рассказать всё папе, – сказал я серьёзно. Она отстранилась и посмотрела на меня. Мысленно я приготовился к протесту, я знал, что этого не миновать. Я старался не принимать близко к сердцу, когда она отстранилась от меня и подвинулась ближе к изголовью кровати. Хоть расстояние между нами было не больше, чем несколько дюймов, это всё ещё было похоже на грёбаную Атлантику.

Она была слишком далеко.

— И что же именно мы собираемся рассказать ему? – тихо спросила она.

— Всё. Блядь, я просто уверен, что он поверит нам... Кроме того, он уже знает, что есть что-то сомнительное в твоих шрамах. Но если он даже и не поверит, я приведу к нему свидетелей, – ответил я.

— Свидетелей? Прости, Эдвард, но не думаю, что Билли или Джейкоб, или тот парень Фил, когда-нибудь будут свидетельствовать против неё, – пробормотала она с явным разочарованием в голосе. Какое-то мгновение она выглядела полной надежд, видимо желая, чтобы я нашёл какой-нибудь выход.

— У нас есть Леа. Она знает об этом дерьме в Ла-Пуш. Она даст показания. Она поддержит тебя.

— Как ты можешь быть так уверен?

— Потому что ей чертовски больно. Из-за этих легенд её бросил парень, и я уверен, она будет не прочь отомстить ему.

Глядя в потолок, она прикусила губу, и я подвинулся ещё ближе. Блядь, я не мог больше выдерживать это пространство. Я нуждался в ней, и хотел быть настолько близко, чтобы чувствовать тепло, волнами исходящее от её тела. Она повернула голову.

— У тебя что-то болит? – снова тихо спросил я.

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться, – ответила она.

Я нахмурился.

— Это не то, о чём я спросил.

Она глубоко вздохнула, повернула голову и посмотрела на меня усталыми глазами.

— Да, Эдвард. Я мучаюсь от боли.

Я не мог не улыбнуться.

— Спасибо.

Я посмотрел на свою руку и увидел, что мои пальцы каким-то образом переплелись с её пальцами. Её рука казалась такой маленькой и хрупкой в моей, но также, как будто там ей было самое место. Я поднял наши руки и прижал их к груди. Она посмотрела на них, затем подняла глаза и встретилась с моим взглядом. Боль в её глазах заставила мою улыбку поблекнуть и исчезнуть.

— Больно, – прошептала она, и на её глаза снова навернулись слёзы. – Очень больно, – она прерывисто задышала, и этот отчаянный звук заставил что-то болеть во мне. Её боль внезапно стала моей чёртовой болью.

— Ебать, мне так жаль, что я не пришёл раньше, – тихо извинился я. – Чёрт, я же знал, что что-то происходит, когда ты не ответила на моё сообщение, но был грёбаным идиотом. Я думал, что с тобой всё в порядке. Я думал, что ты была в школе...

— Не извиняйся. Ты не сделал ничего плохого, – вздохнула она. Я ещё крепче сжал её руку, потёр её ладонь своим пальцем, и казалось, она немного расслабилась. – Как получилось, что Джаспер оказался втянут во всё это?

Я всё ещё успокаивающе потирал круги на её руке, но на этот раз казалось, что это было больше для меня, чем для неё. Я всё ещё мог чувствовать ужас, который прошёл через моё тело, когда я бежал по дороге после того, как получил её сообщение.

Только тогда, когда я добрался до главной дороги, я понял, что у меня не было никаких грёбаных идей насчёт того, где она была – и в любом случае я не мог попасть туда. А что, если она была в Ла-Пуш? Не было никаких шансов в аду, что я мог убежать так далеко. Именно тогда, я снова достал свой телефон и послал ей ещё одно сообщение, спросив, где, чёрт возьми, она была.

"Дома. Одна. Поторопись".

Но все-таки это было чертовски далеко.

— Перед этим я разговаривал с Джаспером. Блядь, он не шутил, когда сказал, что я так ходил по комнате, что чуть не проделал дырку в полу, – закончил я со вздохом. – Джаспер, может, и капризный ублюдок, но он чертовски надёжный. Он был единственный, кому я смог позвонить. Надеюсь, в этом нет ничего страшного?

Уголки её рта приподнялись в печальной улыбке, и она кивнула.

— Конечно, я просто рада, что ты вовремя меня нашёл.

— Говоря об этом, где, чёрт возьми, была сумасшедшая сука? Леа сказала, что это дерьмо в Ла-Пуш начнётся в одиннадцать. Разве твоя мать не должна была в то время быть дома вместе с тобой? – спросил я, и вдруг почувствовал себя немного параноиком. А что, если она была там? Глаза Воробья точно отразили мои мысли и, попытавшись успокоить её, я снова поцеловал её пальцы. – Блядь, не волнуйся, я обещаю грёбаному Богу, что она не доберётся до тебя. Здесь ты в безопасности. Я буду держать тебя в безопасности.

Она опустила голову и вздохнула, затем слегка нахмурившись, бросила на меня взгляд из-под ресниц. Внезапно, она стала выглядеть так, будто ей было чертовски неудобно. Неудобно и... что-то ещё. Я никогда не видел такого выражения на её лице, она вообще знала, что делала это?

— Что теперь не так? – спросил я, неожиданно почувствовав себя немного неловко.

— Мне нужно... ты знаешь... ну... в туалет? – это прозвучало как вопрос, и сначала её слова даже не дошли до меня. Я был слишком занят, наблюдая за её глазами, в то время как она продолжала смотреть на меня из-под ресниц.

— В туалет? – тупо повторил я. – О... О! Туалет, ну да. Конечно. Позволь, я помогу тебе, – я быстро встал и помог ей пройти. Я не спрашивал, нужна ли ей моя помощь там, потому что у меня было чувство, что даже если она и не признает это, в любом случае, я не был уверен, что буду в состоянии сделать это. Есть некоторые границы, через которые просто нельзя переступать, и помогать девушке, когда она ходит туалет, было одной из тех границ.

Я стоял и смотрел на закрытую дверь ванной, как и раньше, когда она переодевалась. Я смотрел на дверь так пристально, словно пытался прожечь в ней отверстие, чтобы увидеть, как она раздевается. Ебать, я всё ещё хотел ударить себя за то, что думал об этом. Я чувствовал себя таким мальчиком-подростком. Может, это потому, что я и был грёбаным подростком. Ещё хуже было, когда она вышла, одетая в мою одежду и моё тело, блядь, решило предать меня.

Видимо, моё тело подумало, что видеть Воробья в моей одежде это хорошая вещь. Смотря на неё сверху вниз, я почувствовал какие-то странные – но очень приятные – дёргающие ощущения в животе, и одно лишь воспоминание об этом заставило это чувство возвратиться.

Ебать меня за такие слова, но она выглядела чертовски хорошо в моей одежде. Спортивные штаны были слишком длинные для неё, и рубашка была слишком большая, но она выглядела... хорошо.

Хоть я и испытывал странное чувство удовлетворения, увидев её в своей одежде, я всё ещё не мог забыть, как она выглядела после срыва. Я на самом деле думал, что она просто сломается в моих проклятых руках, потому что она так сильно плакала, и её тело так сильно трясло.

По крайней мере, она освободилась от этого дерьма, и теперь была готова к очередному удару, который грёбаная судьба решит нанести нам в следующий раз. Когда она сказала, что всё что ей нужно, это чтобы её любили, я серьёзно хотел что-нибудь сломать.

Мне было интересно, что происходило у неё в голове? Ей всё ещё было страшно? Она не верила, что несмотря ни на что, я буду держать её в безопасности? Неужели она всё ещё думала, что самоубийство может быть ответом? Она собиралась сдаться?

У меня было ощущение, что только один из ответов был "нет".

Вскоре я услышал, как она спустила воду в туалете и вымыла руки. Она вышла через несколько минут, и я, джентльменским образом предложил ей свою руку. Она закатила глаза, но я видел, как в них мелькнуло удивление.

— Ничего, если я пойду спать? Я устала, – тихо спросила она, садясь на кровать.

— Нет, всё в порядке.

Она устроилась поудобнее, и я прикрыл её одеялом. Она одарила меня удивлённой, но также грустной улыбкой.

— Что? – спросил я, слегка посмеиваясь над выражением её лица.

— Действительно ли ты – тот самый парень, который в течение почти десяти месяцев называл меня Гусыней, который украл моё домашнее задание, хоть сам явно знал, как его решить? – мягко спросила она. – Действительно ли ты – тот самый парень, который обещал, что сделает моё существование несчастным... что убьёт меня?

Улыбка застыла на моём лице, и медленно сошла на нет.

— Блядь, я сам не знаю, кто я больше, – честно ответил я. – Так много всего, чтобы быть постоянным, да?

— Ничего страшного, думаю, некоторые изменения – это в порядке вещей, – сказала она, слегка пожимая плечами.

—Да, некоторые изменения... – пробормотал я, и подошёл к своему дивану, на котором собрался спать.

Я попытался устроиться поудобней на диване, но думаю, была грёбаная причина, почему я никогда там не спал. Мне казалось, что из-за чёртовой кожи я всегда был на грани соскальзывания. Но кто я такой, чтобы жаловаться? По крайней мере, когда я спал, я мог двигаться, а Воробей из-за своей проклятой ноги не могла. Она получила кровать, а я диван. Это была сделка.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, а потом просто лежали в тишине. Было совершенно очевидно, что ни один из нас в ближайшее время не собирался засыпать, хотя мы оба чертовски устали. Её сумасшедшая мамаша была сегодня слишком близко, и не было никакого шанса в аду, что я смогу спокойно отдохнуть, пока не буду полностью уверен, что Воробей в безопасности. А она не будет в безопасности пока эта безумная сука и её последователи не окажутся за решёткой. Или шесть футов под землей. Или разорванные на миллион кусочков на корм волкам.

Может, им стоит зарезервировать бронь в какой-нибудь гигантской тюрьме или в заведении для невменяемых преступников, учитывая то, что они все там сошли с ума. В их воде должно быть, какое-нибудь странное дерьмо.

Моё тело не могло успокоиться, и я так и не смог заснуть, потому что каждый раз, как только был на грани погружения в бессознательное состояние, моё тело просыпалось. Каждый раз, когда это случалось, я слышал частое и немного тяжёлое дыхание с кровати. Воробей спала, но было ясно, что она всё ещё страдала от боли. Время от времени я слышал, как она хныкала.

Я сел на диван, наклонился вперёд и опёрся руками о ноги. Я посмотрел на кровать и получил чёткое представление о спящей фигуре Воробья. Ебать, она мучилась от боли, и я ничего не мог сделать. Ни физически. Ни эмоционально. Ничего.

Я не знаю, как долго я так сидел. Всё, что я знал, это что должен был себя чувствовать проклятым фриком, но этого не было. Грёбаный Эдвард Каллен смотрел на спящую девчонку, и это не казалось даже немного странным. И это было ещё не самое худшее. Хуже всего было то, что на самом деле мне это чертовски нравилось. Это заставляло меня чувствовать себя... в безопасности.

Или чтобы то ни было.

Внезапно она приподняла свою голову, и из неё вырвался мучительный звук. Я сидел на коленях рядом с ней, прежде чем понял, что спрыгнул с дивана. Пока она продолжала хныкать, я касался её лица, и гладил руки. Её глаза распахнулись, и кроме острой боли в них не было больше никаких эмоций.

— Что случилось? – спросил я тревожно.

— Боль... судороги... больно... – хныкала она.

— Может мне стоит позвать моего отца? – нервничая, спросил я. – Как правило, в своём кабинете он хранит какие-нибудь хорошие таблетки. Он мог бы дать тебе кое-что от боли.

Она покачала головой.

— Я ещё не готова, – сказала она трогательно слабым голосом. Затем ещё раз всхлипнула. – Дурацкая... судорога... – она зажмурила глаза и немного сдвинула ногу; это простое движение заставило всё её тело содрогнуться от боли. Откинув с себя одеяло, она схватилась обеими руками за свои бёдра. Массируя их, она пыталась облегчить боль, но так как она лежала, это было довольно неудобно для неё.

— Позволь мне сделать это, – сказал я, убрав её руки с бедер и заменив их своими. Я начал делать мягкие круговые движения, и её дыхание выровнялось почти мгновенно.

— У тебя волшебные руки, – вздохнула она, и в её голосе больше не чувствовалось боли. Она медленно открыла глаза, и я посмотрел на неё с лукавой усмешкой.

— Да, ты не первая девушка, которая говорит мне это, – поддразнил я, и подмигнув, продолжил потирать ногу.

— Ты такая задница, – вздохнула она, закрыв глаза и улыбнувшись.

— Да, я знаю, – согласился я.

Пока я продолжал массировать её ногу, она издала протяжный звук, и улыбка на её губах стала шире. Я даже не понял, как мои проклятые руки двинулись вверх по её бедру. Она удовлетворённо вздохнула, и я внутренне застонал. Ебать, моё грёбаное тело собиралось предать меня. Я чувствовал, как мой низ начал реагировать на эти чёртовы звуки, которые она издавала, и не было никакого грёбаного способа остановить это.

— Постарайся расслабиться... снова заснуть, – сказал я, чертовски надеясь, что она не откроет снова свои грёбаные глаза, иначе сможет заметить неудобную ситуацию, которая в настоящее время возникла в моих штанах.

Какого чёрта, моё тело так реагировало? Ведь это же была Воробей, так какого хрена, я вдруг завёлся? Ей было больно, с каких это пор я стал садистским ублюдком, которого это возбуждало? Ебать, что со мной не так?

И какого хрена я всё ещё касался её?

— Спасибо, – прошептала она, и это было не намного больше, чем дыхание. Она была близка к тому, чтобы снова заснуть. Я вздохнул и продолжил массировать её бёдра. Мои руки отказывались покинуть их, или сдвинуться обратно вниз, на безопасную зону, к её колену. Мои руки знали, где они были и что делали, и не хотели что-то менять.

Я попаду за это в ад.

Как будто тебе это не нравится...

Пошёл на хуй.

— Всё что угодно, Воробей, – прошептал я в ответ так тихо, что засомневался, услышала ли она меня.

Она вздохнула, дыхание её выровнялось совсем, и было ясно, что она снова уснула. Продолжая массировать её ногу, я пытался уладить свою ситуацию.

Я по-прежнему был чертовски твёрдым. Что за...? Ебать.

Ведь это Воробей... Свон... Индюшка... грёбаная Гусыня. Какого хрена я стал таким твёрдым из-за неё? Или это потому, что моё тело знало – я был близко к грёбаной киске, и естественный инстинкт должен был вот так чертовски промахнуться? Не важно, чья киска это была... Но эту киску трахать было бессмысленно.

Да, потому что она совсем тебя не привлекает...

Я взглянул на неё. Волосы раскинулись по подушке, обрамляя лицо, как волны грёбаного шоколада. Ебать, её лицо было совершенно. Кожа словно фарфор, и с закрытыми глазами она была похожа на куклу.

Неужели она всегда была такой?

Да, не привлекательная вообще...

Ебать. Заткнись.

Я вздохнул, когда заметил, что мои руки снова двинулись слишком высоко по её бедру. Я заставил их спуститься на безопасную территорию, прямо над коленом. Я испытывал к себе грёбаное отвращение; я был в нескольких шагах от того, чтобы практически трахнуть её пальцем, спящую.

Да, это было бы очень плохо, не так ли? Потому что ты хочешь просто трахнуть её. Своим могучим членом.

Да пошёл ты.

Я снова взглянул на её лицо, заметив то, насколько хрупкой она казалась.

Кожа вокруг левого глаза и на шее уже начала темнеть. Её мать сегодня была с ней не очень осторожна, это уж точно. Может, это даже хорошо, что большей частью Воробей была без сознания; я даже не хотел знать, чему, чёрт возьми, она подвергалась.

Мысли о её матери заставили мой член сдуться, словно грёбаный воздушный шар.

Нормальные люди думали о бейсболе, о своих умерших бабушках, мёртвых щенках или ещё каком дерьме – я подумал о матери Воробья, и это было более результативно, чем думать об умершей бабушке, которая играет в бейсбол, используя вместо мяча мёртвого щенка.

Хотя я был чертовски рад, что моя проблема решилась, я всё ещё чувствовал себя подобно члену.

Я вздохнул и вообще убрал руки с её ноги. Прежде чем встать, я наблюдал за её лицом, ища в нём хоть какие-нибудь признаки боли. Я не вернулся на диван; вместо этого я обошёл вокруг кровати и подошёл с другой стороны. Я лёг рядом с ней, взял её руку и поднёс к своей груди.

Ебать, я больше не собирался спать сегодня на этом грёбаном диване.

Я слишком запутался во всём этом дерьме.

Потому что лучше спать как можно ближе к Воробью, так ты сможешь... так ты сможешь касаться её... почувствовать...

Слушая свой глупый мозг, я хмыкнул про себя, ненавидя его за то, что он доставал меня, когда я и так чертовски запутался.

Заметив, что во сне она повернула голову ко мне, я повернулся и посмотрел на неё. Криво улыбнувшись, я погладил её пальцем по щеке.

Чертовски совершенна.

***

Обречённо вздохнув, я запустил руку в свои грёбаные волосы. Я с раздражением посмотрел на Воробья, но встретив её полный решимости взгляд, расстроился ещё больше.

— Ты мучаешься от боли, не так ли? Ебать, Воробей, я думаю, сейчас пришло именно то время, чтобы ты могла кого-нибудь впустить. Не только меня, потому что мы оба знаем, здесь я ничем не могу тебе помочь. Единственное, что я могу сделать, это вовлечь в это своего отца, – вздохнул я, чувствуя себя немного больше чем разочарованным тем, что мы опять вернулись к этому же грёбаному разговору.

Было немного больше шести утра; она разбудила меня полчаса назад, когда её захлестнула новая волна боли. Большую часть этого времени я потратил на то, что пытался убедить её позволить мне сделать так, чтобы этим занялся мой отец, но она не двигалась с места. На данный момент моё отчаяние дошло до предела, и накатывало на меня волнами, точно так же как и её боль.

— Ебать, давай просто скажем ему. Или кому-нибудь... просто кому-то. Ты не можешь больше это скрывать, становится только хуже. Они режут людей, Воробей. Ебать, они убивают людей!

— Да, Эдвард, я знаю, – спокойно ответила она. – Но ты хоть понимаешь, что будет, если мы скажем людям? Я... – она осеклась, чуть покачала головой, затем отвернулась и стала смотреть на стену. Снова. Она смотрела на эту глупую стену больше, чем смотрела на меня во время нашего разговора... или борьбы... или как там, чёрт возьми, это можно было ещё назвать. Как будто она была влюблена в неё или ещё какое-нибудь дерьмо.

— Ты что? – спросил я и разочарованно вздохнул.

— Что будет со мной? – прошептала она, и маска спокойствия полностью исчезла с её лица.

Я вздохнул, чувствуя, как гнев оставил меня, и ему на смену пришло только... разочарование.

— Ты будешь в безопасности.

— Как ты можешь быть в этом так уверен?

— Чёрт, но кто-то должен быть оптимистом, – вздохнул я, криво улыбнувшись.

Она вернула мне улыбку, но я также видел, что она не согласилась со мной. Во всяком случае, пока.

— Пожалуйста, не нужно вовлекать твоего отца... не надо... – она смотрела на меня умоляюще, и как, чёрт возьми, я должен был ей отказать? Это было то, чего она хотела, и это было то, что я мог ей дать.

— Хорошо, – вздохнул я. – Но на днях мы должны будем вовлечь кого-нибудь, потому что, блядь, ты не можешь вернуться в тот дом.

— Спасибо.

— Не благодари меня, я ещё ничего не сделал, – пробормотал я, и плюхнулся обратно на кровать. Опёршись локтями о колени, я спрятал лицо в своих руках. У меня не было сил на это дерьмо, тем более в такую рань.

— Мне жаль, что со мной так тяжело, – сказала она и игриво подтолкнула меня. Я повернул к ней голову, и увидел её улыбку, адресованную мне. Я поддался её странной власти надо мной, и улыбнувшись в ответ, почувствовал, что ощущение разочарования испарилось. Как я мог не замечать? Эта проклятая улыбка была чертовски заразительной.

Я взял её руку и поднёс к своим губам. Начал целовать её пальцы, как и много раз до этого. Она нахмурилась и быстро забрала свою руку назад. В недоумении я приподнял брови и попытался не обращать внимания на неприятные ощущения в животе.

— Меня не исправить поцелуями, Эдвард, – уставившись в стену, прошептала она прерывающимся голосом. – Я слишком измучена... поцелуи не исцелят меня.

— Я знаю, – ответил я, но это было не более чем выдох. Почему я почувствовал себя так странно? Почему у меня такое чувство, как будто она... я даже не знал, что это было. Я нахмурился и отвёл взгляд.

Как только она отпустила мою руку, я почти почувствовал, как что-то потерял. Я почувствовал какое-то странное желание просто взять её и... я не знаю. Ебать. Схватить её и что-то сделать. Я не понял, что это было за желание, но это было бессмысленно.

Воробей была так чертовски упряма, и это расстроило меня в конец. Она нуждалась в помощи, и мы оба знали, что она была неправа. Но она так чертовски боялась, что люди не поверят в её безумную историю. Страх может быть опасной вещью, иногда даже более опасной, чем то, чего ты боишься. Её страх мешал ей быть в безопасности. Она пряталась за свою тайну так долго, что уже не знала, что было разумным, а что нет. Она так погрязла во всём этом, что не узнала бы своё спасение, даже если бы оно подпрыгнуло и укусило её за задницу.

Может, тебе следует укусить её за задницу...

Я был её грёбаным спасением. Ебать, но она не могла увидеть это. Она отказывалась увидеть это.

Нормальный человек сказал бы ей, чтобы она взяла себя в руки и проигнорировала то дерьмо, которое тянуло её вниз. Но как, чёрт возьми, можно сказать кому-то, кто склонен к самоубийству, чтобы он взял себя в руки? Ответ: никак. Поэтому я этого не делал. Я понимал, почему она чувствовала себя так, и я позволил ей это, я позволил ей хотеть умереть. Всё, чего я ожидал от неё, чтобы из-за этого она не сделала что-нибудь безрассудное. Чтобы она продолжала дышать, чтобы продолжало биться её сердце, несмотря на то, что ей тяжело и чертовски больно.

Я посмотрел на будильник и вздохнул.

— Я должен подготовиться к школе, – застонал я. Она тут же посмотрела на меня.

— Что?

— Школа... ты знаешь... ну, куда ты ходишь.. м-м... учиться? – ответил я смутившись.

— Но... а как же я?

— Воробей, подумай, если я не буду ходить в школу, то люди будут знать, что что-то случилось. И они, безусловно, это поймут, когда тебя объявят пропавшей без вести. Я собираюсь держать тебя в безопасности, и именно так я смогу сделать это, – сказал я. – Хорошо?

— Ты обещаешь? – спросила она слабым голосом.

Я улыбнулся ей и положил руки по обе стороны от её лица.

— Чёрт, я клянусь перед Богом и перед всеми гребаными святыми, что тебе никогда не придётся снова вернуться туда. Твоя мать больше никогда не поднимет на тебя руку. И эти тупые дворняги из Ла-Пуш тоже. Хорошо? – сказал я, стараясь вложить столько уверенности в свои слова, сколько это было возможно. – Ебать, теперь ты в безопасности, Воробей. Я обещаю тебе, – она грустно улыбнулась мне, и я подавил желание наклониться и поцеловать её в лоб.

Я спустился вниз, и на кухне встретил только маму и Эмметта. Я не спрашивал, где был отец, потому что, откровенно говоря, меня это не волновало. Даже хорошо, что его там не было, так как это значило, что хотя бы он не будет действовать мне на нервы. Мама отвлеклась от своего блокнота и робко мне улыбнулась.

— Не забывай, о чём мы договорились вчера вечером, – сказала она. – В полдень ты должен будешь поехать в больницу. Я позвоню в школу и скажу, что тебя сегодня не будет.

Я застыл, положив руку на ручку холодильника. Ебать. Я совсем забыл про всё это дерьмо. Медленно повернувшись, я посмотрел на маму. Она бросила на меня взгляд, который ясно сказал, что мне лучше не спорить. Дважды ебать. Я знал, что если сейчас начну спорить с ней, то это приведёт лишь к тому, что они заставят меня переехать в Чикаго. Я не мог допустить этого.

— Отлично, – фыркнул я.

— Ключи от машины в вазе у двери, – продолжила она, – если ты захочешь поехать на "Вольво".

Я снова фыркнул, так ничего ей и не ответив. Достав из холодильника йогурт и яблоко, я покинул кухню и поднялся наверх. Перед тем как войти, я достал из кармана ключ и открыл дверь. Воробей всё ещё сидела на кровати, и когда я вошёл, вздрогнула от неожиданности. Думаю, надо было постучать или что-то ещё.

— Извини, – пробормотал я, и она нахмурилась.

— Что случилось? – спросила она.

— Я забыл, что сегодня мне нужно в эту грёбаную больницу, так что я не собираюсь в школу. Я должен встретиться с каким-то доктором, который работает с моим отцом. Или это, или поездка в Чикаго, а я бы не хотел ехать туда, – вздохнул я, протягивая ей йогурт и яблоко. – Я подумал, что возможно, ты голодна.

— Спасибо, – сказала она, поворачивая яблоко в своих руках. – Так... когда ты уходишь?

— Я должен быть там в полдень, так что я уеду примерно в одиннадцать тридцать, – ответил я. Я сел на кровать, взял пульт от телевизора и прислонился спиной к изголовью. – Хочешь посмотреть телевизор?

Она пожала плечами, затем подвинулась, чтобы сесть рядом со мной, вытянув ноги перед собой. До этого я и не замечал, как ужасно выглядел её гипс; он был грязным, бесцветным, и казалось, был даже повреждён в некоторых местах.

Это не может быть хорошим...

— Не волнуйся об этом, – сказала она, как будто могла прочесть мои мысли. – Всё нормально.

— Это не выглядит нормальным, – пробормотал я. – Может, тебе лучше поехать в больницу вместе со мной....

— Неужели мы снова будем это обсуждать? – спросила она.

— Видимо нет.

Она вздохнула, и я включил телевизор. Я лихорадочно переключал каналы, пока не остановился на каком-то скучном сериале. Никто из нас ничего не говорил, я не думаю, что мы вообще понимали, что, чёрт возьми, там показывали. Мы оба были заняты, пытаясь разобраться в том дерьме, которое происходило в наших головах.

Я пытался придумать способ убедить её позволить мне рассказать кому-нибудь, и в то же время старался не обращать внимания на ощущение того, что она была так близко. Каждый раз, когда она пыталась устроиться поудобнее, её рука задевала мою и как будто электрический ток проходил между нами или ещё какое дерьмо. Чёрт, я хотел, чтобы она была как можно ближе. Меня не устраивали эти случайные касания, я хотел быть в постоянном контакте.

Я взглянул на неё, и заметил, как она нахмурилась, и уставилась в пустоту. Я видел, как она сжала и разжала челюсти, и я точно знал, что это означало.

— Тебе больно, – отметил я.

— Мне всегда чертовски больно, – пробормотала она раздражённо. – Я к этому привыкла.

— У меня нет здесь никаких таблеток, и мне не сойдёт с рук, если я стащу что-нибудь из кабинета папы. Но у меня есть... – со стоном я замолчал. Я не хотел заканчивать это грёбаное предложение.

Она повернула ко мне голову.

— У тебя есть что?

— Травка.

— Ты предлагаешь, чтобы я кайфанула?

— Я ничего не предлагаю. Я только говорю, что травка расслабит тебя и снимет эту грёбаную напряжённость в твоём теле. Тебе станет намного легче... это гребаная наука, Воробей.

— Но... марихуана? Серьёзно?

— В чём разница между кайфом от марихуаны или кайфом от обезболивающих? Помнишь, что ты чувствовала, когда была в больнице? Ты была под кайфом, как грёбаный наркоман, и вероятно, даже не осознавала этого.

Что-то промелькнуло на её лице, и по какой-то причине она немного покраснела.

— Да, я помню это. Я думала, что сплю.

— Вот видишь, нет никакой разницы. У тебя есть три варианта, Воробей, либо покурить проклятую травку, либо позволить мне отвезти тебя в больницу, или просто сидеть и терпеть ненужную боль. Твой выбор, – когда она встретилась со мной взглядом, я приподнял бровь, молча моля, чтобы она выбрала вариант номер два.

— Ладно, – проворчала она. – Давай мне эту чёртову травку.

— Вот это моя девочка, – сказал я с ухмылкой, прежде чем подняться с постели, чтобы взять это дерьмо.

***

Я сидел на кровати, с сигареткой между пальцами, и улыбался тому, как быстро это повлияло на неё. Чтобы не тратить впустую хорошую травку, я сделал последнюю затяжку и положил небольшой окурок в пустой стаканчик из-под йогурта.

— Ну как? Теперь ты чувствуешь себя лучше? – спросил я, сам чувствуя себя чертовски прекрасно.

— Ощущение такое, что в моём теле нет никаких костей вообще, – ответила она очаровательным тоном. Посмотрев на нее, я ухмыльнулся и, встав с кровати, подошёл к своему столу. Вытащив ящик, и немного там поковырявшись, я нашёл несколько цветных ручек. Я вернулся на кровать, остро осознавая, что своими глазами она следит за каждым моим шагом.

Я сел, взял ручку с чёрными чернилами, и снял зубами колпачок. Когда я начал рисовать на её гипсе, она лениво выгнула бровь.

— Нам нужна чёртова сова... или, может, пингвин... или грёбаный фламинго. Нам нужна птица, – объяснил я ей, как только ручка начала свободно двигаться по её разрушенному гипсу. Мне даже не нужно было думать, моя рука делала всю работу за меня.

Я услышал, как Воробей захихикала, и посмотрел на неё. Я не мог не ухмыльнуться, увидев её.

Она чертовски совершенна.

— Думаю, я, наконец, поняла кое-что, – сказала она, её голос был ленивый, будто она не могла ворочать языком.

— Да, и что же это? – спросил я, заинтересовавшись, и не отрывая от неё глаз. Было абсолютно захватывающе наблюдать, как шевелились её губы, когда она говорила.

— Ты спрашивал меня однажды, заводит ли меня боль, – начала она, и я нахмурился и удивился, куда она клонила, вспомнив об этом дерьме. – А теперь я поняла, что заводит тебя, – моя челюсть отвисла от удивления и она снова захихикала. – Птицы, – она смотрела на меня с весёлым блеском в глазах, и хотя я был чертовски рад, что, несмотря на всё это дерьмо, она могла улыбаться, я был раздражён тем, что она сказала. Раздражён и... смущён?

Я быстро опустил взгляд на свою промежность, интересуясь, может она заметила что-то, чего я не чувствовал. Я расслабился, когда узнал, что на этот раз никакой неловкости не было.

— Меня не возбуждают птицы. Пошла ты, Воробей, – огрызнулся я, чувствуя себя немного обиженным и… да, немного, блядь, униженным.

— О, ты хочешь, но не можешь, не так ли? – моя челюсть, наверно, коснулась пола, а она снова хихикнула.

Она правда сказала это?

— Ебать, Воробей, ты сходишь с ума, – сказал я, внезапно почувствовав себя ужасно неудобно. Может она заметила, каким я стал твердым, когда трогал её прошлой ночью? Может это её способ сказать мне, что она заметила. – Блядь, ты вообще понимаешь, что ты мне говоришь?

— Нет, наверное, нет, – согласилась она, и восхитительно закатила глаза. Травка подействовала на неё очень хорошо. Какая-то часть моего мозга, сказала мне, чтобы я воспользовался этим, и может быть, спросил у неё кое-что...

— Ну, так как ты подняла эту тему... ты когда-нибудь... блядь, я знаю, что ты девственница и всё такое, так как твоя сумасшедшая мама хочет, чтобы ты была чертовски чистой, но это не значит, что ты не сталкивалась с некоторым другим дерьмом... так... ты когда-нибудь... делала это? – спросил я и своей бессвязной речью запутал даже сам себя. Зачем, чёрт возьми, я спрашивал у неё это? И какого чёрта меня это вообще волновало?

— А поточнее... что именно... – пробормотала она лениво.

Что за…? Ебать.

Ладно, она хотела, чтобы я уточнил? Это могло значить только одно, и это было то, что она действительно делала это дерьмо. С кем? И что?

— Поточнее... да всё равно, – ответил я, пожав плечами.

— На прошлый Новый Год... Джейк смог стащить бутылку шампанского у наших родителей… я её не пила, но он да... он выпил всю бутылку, и стал слишком смелым... – сказала она, и по какой-то причине улыбнулась. Ебать, но мне было не смешно. Совсем не смешно.

— И что он сделал? – спросил я, но это вышло как рычание.

— Он... он... – улыбка на её лице растаяла и сменилась хмурым взглядом, когда она посмотрела на меня. – Он меня впервые поцеловал... впервые... вообще...

Он меня впервые поцеловал. Никогда такого не было, чтобы четыре простых слова ужасно разозлили меня. Я почувствовал, как на меня, словно чёртов пожар, нахлынул гнев. Почему мысль о том, что грёбаный Джейкоб Блэк впервые поцеловал её, была так чертовски отвратительна мне? Как будто он.. испачкал её или ещё какое дерьмо. Ебать, она не была больше чистой. Как только Джейкоб Блэк прижался губами к её губам, и засунул язык ей в рот, она больше не была чистой для меня.

И моему раздражению не было предела. Было похоже на то, что я хотел совершить сейчас какой-то загадочный ритуал, чтобы очистить её, и избавить от всего, что касалось его. Что, конечно, сделало бы меня не лучше, чем её чёртова мать.

— Ебать его, – пробормотал я в основном для себя, затем посмотрел вниз, на гипс и продолжил свой рисунок.

— Никогда. Джейкоб всегда чувствовал что-то большее ко мне, чем я к нему... но я всегда была уверена, что никогда не буду спать с ним... новогодний поцелуй и кое-какие прикосновения не изменят это...

— Почему нет? – спросил я. Я действительно хотел знать, что, чёрт возьми, было неправильно с этим Джейкобом, так как она позволила ему засунуть его проклятый язык ей в рот и лапать её, но отказывалась с ним спать. Что если всё, что ей не нравилось в нём, было тем, что ей не нравилось во мне?

Ого, так теперь ты хочешь полапать её?

— Потому что он не в моём вкусе, – ответила она, пожав плечами.

О-о, вот оно в чём дело...

— Ну, и кто же в твоём вкусе? – спросил я, потому что, видимо, был мазохистом. Она лениво улыбнулась и покачала головой. – Почему ты не хочешь мне сказать?

— Потому что я... я боюсь.

— Боишься чего? Ты боишься меня? Почему ты меня боишься? – спросил я, ничего не понимая.

— Потому что я доверяю тебе.

— И это тебя пугает? Я думал, доверие это хорошая вещь.

— Конечно, меня это пугает... я доверяю тебе. Всё, что ты когда-либо говорил, оказывалось верным, и каждое обещание, которое ты мне давал, ты его исполнял. Ты даже сказал, что убьёшь меня, и в тот же вечер, ты сбил меня на своей машине. Даже если это был несчастный случай...

— Я никогда не причиню тебе боль. Ни сейчас. Ни когда-нибудь.

— Именно это пугает меня больше всего. Только люди, которым ты доверяешь, могут тебя обидеть, – ответила она грустным голосом. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но слов не было. Ебать, я не знал, как на это реагировать. Я вздохнул.

— Но это того стоит, Воробей, мне нравится, когда рядом люди, которым я могу доверять, и эти люди в моём вкусе, – я не знаю какого хрена я имел в виду, но ей, видимо стало забавно, так как она начала хихикать. Я улыбнулся на это. По крайней мере, я её развеселил.

— Это значит, что Джаспер в твоём вкусе? – поддразнила она.

Моя улыбка тут же исчезла.

— Пошла ты, Воробей. Сейчас был такой грёбаный момент, а ты своими глупыми шутками взяла и все испортила.

— Что? Я не сужу, если это то, что тебе нравится, – сказала она всё ещё с этим проклятым хихиканьем в голосе. – Тебе нравится Таня и Лорен... обе блондинки... как и Джаспер... так возможно, в твоём вкусе блондинки?

Единственное, что мне нравилось в Тане и Лорен, так это их рот, который знал, как работать с моим членом. Больше ничего в Тане не интересовало меня, и прямо сейчас, я скорей бы отрезал свой член, чем позволил бы себе близко подойти к ней.

Я фыркнул, покачал головой, и посмотрел вниз, на гипс.

— Я предпочитаю брюнеток, – пробормотал я.

Она продолжала поддразнивать меня, говоря, что я был геем. Через какое-то время, я в свою очередь начал дразнить её, предполагая, что она возможно, лесбиянка, так как у неё никогда не было парня, и она отказалась спать с Джейкобом. Она засмеялась и сказала, что я кажусь странно заинтересованным Джейкобом, и что, возможно, я его хочу.

И потом я решил, что мне просто необходимо изменить чёртову тему. Похоже, мы оба забыли, с чем это было связано. Поддразнивать друг друга о том, чтоб трахнуть Джейкоба было просто отвратительно. Никто не должен был трахать того сукиного сына, даже Таня не заслужила такой участи.

Я не хотел уезжать, но когда мой будильник сообщил, что уже почти одиннадцать, я понял, что мне нужно подготовиться. Я неохотно поднялся с постели. Мой кайф пропал; осталось только лёгкое чувство эйфории. Но я не знал, было ли это из-за травки, или из-за Воробья. Она имела какое-то влияние на меня, в этом я был чертовски уверен. Но я до сих пор так и не понял, что, чёрт возьми, она расшевелила во мне.

— Я скоро вернусь, – сказал я. – Можешь курить, если захочешь. Мне плевать. Я достану ещё.

— Почему, Эдвард Каллен, ты так плохо влияешь на меня, – поддразнила она, и было ясно, что она всё ещё немного под кайфом. Я ухмыльнулся и покачал головой.

— Поверь мне, Воробей, это наоборот. Увидимся позже.

Я вышел из своей комнаты, и перед тем как спуститься вниз, убедился, что дверь позади меня надёжно закрыта. Возле телефона мама оставила мне записку, в которой говорилось, что она уехала в Порт-Анджелес. Я посмотрел на вазу с ключами. Мои ключи к "Вольво" лежали там, и только и ждали того, чтобы я забрал их.

Но я этого не сделал. Я прошёл мимо и вместо этого взял свой велосипед.

Я больше никогда не собирался ездить на этом грёбаном автомобиле.

Через пятнадцать минут я вошёл через больничные двери. Было ещё рано, но меня это не волновало. Я надеялся, что смогу быстро покончить с этим дерьмом и через час быть дома, с Воробьём.

Я пошёл прямо в кабинет отца. Я постучал в дверь, и, увидев меня, он удивился.

— Садись, – сказал он, и кивнул на стул напротив своего стола. – Доктор Рэнделл скоро будет здесь.

Я закрыл за собой дверь и сел на стул. Взглянув на документы, которые он держал перед собой, я увидел карточку Воробья. Присмотревшись внимательнее, я увидел там её имя.

— Я не знал, что ты всё ещё её врач, – заметил я, стараясь, чтобы мой голос не выдал меня.

— Нет, это не так, – ответил он со вздохом. – Но я пытаюсь найти что-нибудь, что могло бы помочь... – он покачал головой. – Я не могу обсуждать это с тобой.

— Конечно, ты не можешь, – сказал я скучающим тоном и вздохнул.

Он оторвался от бумаг, и посмотрел на меня из-под своих очков для чтения, которые сидели на носу.

— Тебе известно, что этим утром её объявили пропавшей без вести?

Я попытался, чтобы на моём лице не отразилось ни одной эмоции, но я не был готов к натиску паники, которая охватила меня. Услышав, как он сказал эти слова вслух, я понял, что так или иначе это стало реальностью. Скрывать Воробья в моей комнате, потому что её мать была сумасшедшей – это не игра. Я настолько погрузился в попытку защитить Воробья и сделать всё, чтобы заставить её почувствовать себя лучше, что даже не подумал о последствиях.

Паника и беспокойство по поводу этой ситуации – то, что я пытался задушить всё это время, начали показывать своё уродливое лицо. Всё потому, что отец сказал мне, что она пропала. Всё потому, что он сделал это чертовски реальным.

Почему это не было реальностью, пока кто-то не сказал мне об этом?

Может потому, что именно здесь всё и началось... именно в этом кабинете ты понял, что что-то не так.

Мне нужно с ним поговорить.

Ты обещал ей, что не будешь этого делать.

Ебать, но это не игра.

Она возненавидит тебя.

Да? Ну и что, мать вашу? Она может ненавидеть меня и делать всё что хочет, когда её мать посадят в тюрьму.

Решай сам.

Папа вскинул бровь и, сняв очки, склонил голову на бок.

— Эдвард, я просто хочу кое-что прояснить, я тебя ни в чём не обвиняю... я просто хочу спросить тебя, может, ты знаешь что-то об этом? – спросил он заинтересованным тоном.

Я с трудом сглотнул. Ебать, мне захотелось снять свой свитер. Почему здесь так чертовски жарко? Я заёрзал на стуле, и мои глаза смотрели на всё подряд, но только не на моего отца. Почему я паникую? Блядь, почему я не могу больше притворяться? Чёрт возьми, ведь я делал это несколько недель!

— Куда ты убежал прошлой ночью? – спросил он теперь осторожно, как будто боялся моего ответа. Моя нога начала беспокойно отстукивать по полу. Я чувствовал, что ещё немного, и я всё скажу. Он задал только один простой вопрос, и это собиралось сломить меня. Когда, чёрт возьми, мной стало так легко манипулировать? Когда же я потерял самообладание?

— Ты действительно хочешь знать причину, почему я тайком сбегал в середине ночи? Хочешь знать, какого чёрта я это делал? Ты хочешь знать, почему сейчас я не могу спокойно сидеть и не дёргаться, почему я хочу побыстрее закончить это дерьмо, и скорее вернуться домой? Ты хочешь, не так ли? Причина этого в настоящее время заперта в моей спальне.

Папины глаза расширились на мои слова, и я почти хотел похлопать его по спине.

— И что же это за "причина"? – спросил папа и пальцами изобразил в воздухе кавычки. – И где ты это взял?

Я закатил глаза и обречённо вздохнул. Конечно, он сразу подумал о наркотиках. Может, я должен быть польщён, потому что наркотики были ничем по сравнению с тем, что я скрывал того, кто считался пропавшим без вести.

— Блядь, это совсем не то. Девушки не объекты, разве не ты всегда говорил мне это? – отрезал я. Его челюсть отвисла, и я бы усмехнулся, если бы это было при любых других обстоятельствах.

— Девушка? Девушка... кто эта девушка? – спросил папа, и выглядел так, будто теперь по-настоящему боялся услышать ответ.

Я глубоко вздохнул. Я должен был сделать это. Чёрт, мне придётся сказать ему.

Ебать. Прости меня, Воробей.

— Она.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, прошла вечность, прежде чем он, наконец, снова обрёл дар речи.

— Пожалуйста, скажи мне, ведь ты не похитил её, Эдвард, – сказал он, почти задыхаясь.

Если он спрашивал меня, сбил ли я её специально, то конечно он не мог не спросить, похитил ли я её. В этом был смысл. Дерьмовый смысл, конечно. Но, тем не менее. Я должен был быть оскорблён, но думаю, это было не так. Я действительно не заслуживал доверия, особенно, когда дело касалось Воробья.

— Ты можешь спросить её сам, – ответил я со вздохом. – Ей нужно бы проверить ногу... её гипс сильно разрушен.

Папа выдвинул свой стул, схватил пиджак, который был переброшен через его спинку.

— Я скажу доктору Рэнделлу, что мы перенесём, – сказал он, надев свой пиджак, затем начал складывать бумаги на столе и засунул их обратно в папку Воробья.

— Когда ты узнал, что она пропала? – спросил я.

— Шеф Свон этой ночью звонил в больницу, и сегодня утром... её мать даже приходила. Они думали, что возможно, она попала в аварию, так как она не вернулась домой.

— Конечно, попала в аварию, – фыркнул я. Собираясь положить папку в свой портфель, папа замедлил свои движения. Он медленно поднял на меня глаза. Я почти видел, как тяжело работал его мозг, пытаясь осмыслить всё это.

Я знал это чувство...

— Всё это время, когда ты убегал в середине ночи, ты ходил к Изабелле? – спросил он, желая прояснить. Я кивнул, хотя он уже знал ответ. – А прошлой ночью, когда ты убежал... ты пошёл к Изабелле? – я снова кивнул. Он глубоко вздохнул и закрыл свой портфель. – Этим утром её официально объявили пропавшей без вести... но всё это время она была в твоей спальне?

— Да.

Он изучал моё лицо, вероятно, пытаясь увидеть, был ли я полон дерьма или нет, затем, наконец, решил, что видимо не был. Он покачал головой и вздохнул.

— Эдвард, как хорошо ты знаешь Изабеллу? – спросил он.

— Достаточно хорошо.

— Как хорошо?

Я запустил руку в свои волосы и разочарованно вздохнул. Я уже предал её, сказав ему, где она была, а сейчас, ответив на его вопрос, я мог забить в её гроб последний гвоздь. Она может возненавидеть меня за это, но вскоре поймёт, что всё это только к лучшему. Это не игра, это буквально о жизни и смерти. Мне пришлось сказать ему. Рассказать ему значило держать её в безопасности.

А держать её в безопасности, это всё чего я хотел.

Да, мне будет очень больно, когда я буду знать, что она ненавидит меня за это. Но это пройдет, как и всё остальное. Ничего не остаётся постоянным.

— Достаточно хорошо, чтобы знать, откуда у неё эти шрамы, – ответил я, мой голос был пустым.

Он встретил мой взгляд.

— Она ведь не делала это сама, не так ли? – спросил он, тяжело сглотнув, как будто знал, что произошло.

Я покачал головой.

— Нет, это не она.

Прости меня, Воробей.

Дата добавления: 2015-08-05