Латинская империя и латинские государства романии. Греки в XIII В. 6 страница

Национальное государство наследников Бонифация должно бы быть прочнее, нежели сама империя; его идея, казалось бы, более нова и жизненна в сравнении с книж­ным идеалом канцлера епископа Нуайонского, изображен­ным в послании Балдуина на Запад; и реальные элементы для основания сильного государства на Востоке были в Италии налицо более чем где-либо: близость страны, мно­голюдное рыцарство, давнишнее знакомство и связи с Вос­током, как, например, в семье Бонифация. Но если в Константинополе вся сила империи заключалась в дружине искателей земель, то в Греции положение Генриха получилось иное благодаря его личной политике: он явился здесь верховным государем страны, организатором отношений между завоевавшим и покоренным элементами. В этом, по-видимому, кроется причина успехов Генриха и в королевст­ве, и в Греции. Раздоры между итальянскими и французски­ми вассалами королевства Бонифация имели также важное значение для распространения Генрихом своей власти.

Ярким фактом Равенникского парламента был приезд Вилльгардуэна Ахейского вместе с Оттоном Афинским и 60 французскими баронами из Греции. Вилльгардуэн, фак­тически суверенный государь, получил из рук императора свои земли и вместе с тем титул сенешала Романии, от ко­торого скоро отказался, когда получил титул князя. Пер­вый парламент в Равеннике, бывший в 1209 г. в присутст­вии Генриха, по-видимому, был посвящен лишь изложен­ным крупнейшим политическим вопросам, и других известий о его занятиях мы не имеем.

Распустив парламент, Генрих пошел на Фивы, захвачен­ные ломбардцами. По пути греки приветствовали его как своего избавителя, как своего царя. Перед Фивами ею встретило греческое духовенство, архонты и народ; в во­ротах стоял латинский архиепископ. Цитадель была заня­та ломбардцами, и они отказались сдаться. Первый при­ступ был неудачен. Построены были длинные лестницы, тогда итальянцы сдались на капитуляцию. Генрих оставил ломбардцам их лены, даже обещал освободить Биандрате и послал за ним; но бывший регент по пути сбежал и скрылся на Евбею. Но после взятия Фив и сам владетель Ев­беи, присягнувший Венеции, счел за нужное присягнуть и императору и даже его пригласил посетить Евбею и чест­но охранял безопасность Генриха от козней Биандрате, который тогда убежал к Борилу Болгарскому; впоследст­вии он еще раз передался Генриху, и император, щадя за­клятого врага, даже вернул ему звание баила и земли; но Биандрате убедился, что его политическая роль сыграна, и, не стерпев, уехал на свою родину.

Главнейшим вопросом внутреннего управления явля­лось устройство церковных земель и привлечение их к участию в государственных податях и повинностях, к службе государству. Этим делам был посвящен второй пар­ламент в Равеннике, состоявшийся в следующем, 1210 г. Текст его постановлений сообщен в письме папы Гонория к духовенству Ахейского княжества, но они касаются соб­ственно церквей, лежащих к северу от Коринфа. Договари­вающимися сторонами являются не император и его вас­салы, но с одной стороны — Церковь, представленная уполномоченными Константинопольского патриарха Морозини, канониками императора Генриха, архиеписко­пами Афин, Лариссы и Новых Патр (в Фессалии), за вакантностью Салоникской кафедры; с другой стороны до­говаривались члены Ломбардской лиги баронов во главе с коннетаблем Буффа, Гвидо Паллавичини, маркизом Водоницы, Равано Евбейским, а из французских вассалов на первом месте стоял Оттон де ла Рош Афинский. Прочие сословия и на этом парламенте не были представлены. Са­мого Морозини не было на парламенте; по дороге в Сало­ники он заболел и умер. Присутствие Генриха не следует из текста постановлений.

По первому пункту соглашения бароны обязались пе­редать патриарху Константинопольскому, представляю­щему в своем лице латинскую Церковь Романии, все хра­мы и монастыри с имуществом и доходами последних; ба­роны обещались за себя, своих наследников, вассалов и людей освободить церковных людей и церковные имуще­ства от всяких повинностей в их, баронов, пользу. Исклю­чение сделано для поземельной подати, акростиха, кото­рый обязаны платить все латиняне и греки высшего и низ­шего звания с земель, полученных от баронов, сообразно тем нормам, по каковым акростих уплачивался греками в год взятия Константинополя. Другими словами, церков­ные земли теперь были обложены акростихом в пользу светской власти и в Солунском королевстве. В случае отка­за церковных людей платить акростих баронам последние могли взыскать его собственною властью; однако не имели права лишать недоимщиков ни свободы, ни остального имущества. Нельзя арестовывать наследников латинских клириков, жен и детей греческих «попов», если движимость недоимщика превышает недобор.

Дети греков светского и духовного состояния должны служить баронам по установленному обычаю, если не по­шли священного сана. Если же кто из греческих «попов», монахов или «баронов» (архонтов) захватит (т. е. распашет) земли не церковные, то будет отвечать перед собственниками земель на тех же основаниях, как всякие светские захватчики земель.

Ослушники предыдущих постановлений предаются церковному покаянию и отлучению; постановления утверждены императором и патриархом и скреплены печатями духовенства и баронов.

Содержание акта далеко выходит за рамки устройства церковных имуществ и касается греческого (униатского) духовенства и греков-мирян.

Папа утвердил акты Равенникского парламента, но остался ими недоволен. Церковные интересы пострадали, так как было распространено на королевство обложение акростихом церковных земель. Пострадали и интересы за­хватчиков церковных земель, во главе их стояли тамплие­ры. У них были отобраны земли в Фессалии, напр. самый округ Равенники, на Евбее, в Фивах и вслед за тем в Ахей­ском княжестве. В этом отношении, как и многих других, молодые государства Леванта предупредили старую Евро­пу. Наконец и некоторые епископы из противников Генри­ха были теперь выжиты своими политическими врагам; другие терпели поражения на выборах, как случилось при замещении кафедры в Фивах.

Особенно выиграли от церковной политики Генриха греческие монастыри, ставшие формально униатскими. Постановлениями Равенникского парламента их земли взяты под защиту. В этом отношении Генрих шел рука об руку с Каλη Μαρια, королевой салоникской, и папа Инно­кентий утверждал их пожалования монастырям тем охот­нее, что он принял Марию (формально перешедшую снова в католичество) под особое покровительство. При тяж­бах Марии с латинской Церковью из-за земель Иннокен­тий становился на ее сторону, дал ей по ее просьбе двух епископов в качестве постоянных защитников, приказы­вал меняться землями с королевой, если она просила. По желанию Марии Иннокентий принял под свое непосред­ственное покровительство греческий монастырь Акапно, т.е. повторил то, что делали греческие патриархи в ущерб местной епархиальной власти.

Из постановлений Равенникского парламента ясно на­мерение светских государей подчинить себе большие гре­ческие, бывшие царские, монастыри. Хортаитский монастырь, где Генрих стоял перед вступлением в Салоники, по­лучил от него льготы в благодарность за гостеприимство. Афонские монастыри по ходатайству Генриха были под­чинены папой непосредственно королеве Марии, хотя лишь на время, до приезда папского легата. При этом Генрих имел в виду и вышеупомянутые стратегические це­ли — обеспечить себе дорогу в Константинополь. Не при­нята была мера и более общегс значения. В 1209 г. папа подтвердил своим уполномоченным епископам, что сво­бодные греческие монастыри Салоникского королевства, называемые царскими и не бывшие при греках подчинен­ными никому из архиепископов и епископов, должны за­висеть лишь от королевы Марии, «бывшей царицы кон­стантинопольской», а латинские архиепископы и еписко­пы не имеют на них никаких прав. Одновременно Иннокентий предписал двум другим уполномоченным епископам оказывать законную поддержку греческому ду­ховенству Салоникской митрополии, возвратившемуся к послушанию Римской Церкви (Сглоникская Церковь зави­села от римской курии до иконэборцев). Перешедшая в унию часть греческого духовенства просила дать им права и доходы, которыми они располагали при греческой им­перии и которые были признаны за ними кардиналом Бе­недиктом; папа их просьбу повелел исполнить.

Успехи Генриха сплотили против него врагов. Главным между ними оказался не славный князь Просека Стрез, ни даже Борил, царь влахов и болгар, но деспот эпирский Ми­хаил, создавший, как увидим в следующей главе, в несколь­ко лет сильное государство. Быстрое наступление Генриха в 1209 г. заставило и Михаила предложить мир. Возле Са-лоник съехались оба государя. Не достигнув соглашения относительно церемониала, они не встретились лично, но, оставаясь в своих лагерях, вели переговоры через сво­их уполномоченных. Михаил наотрез отказался включить свое национальное государство в политическую систему латинской Романии и не пожелал стать вассалом Генриха, но предложил выдать дочь за брата императора, Евстахия, так как брак являлся в то время обычной формой дружест­венных отношений между чуждыми, друг от друга незави­симыми государствами. Брак Евстахия состоялся, однако же не помешал Михаилу на следующий же год напасть на Генриха. Миролюбивый конец был возможен лишь по от­ношению к латинским антагонистам; с такими же нацио­нальными образованиями, каковы были царства Эпирское и Никейское, прочного мира не могло быть, а перемирия, если бывали, обыкновенно не соблюдались. При ведении войны врагов не щадили. Такую ожесточенную войну при­шлось перенести Салоникскому королевству в 1210г. Сам ломбардский коннетабль всей Романии Буффа, попавшись в плен к Михаилу, был распят вместе со своим капелланом. Православные греки и албанцы эпирского деспота не ща­дили латинского духовенства и охотились за ним, как за зверьми. Сам же Михаил, уступая Генриху в открытом поле, оставался неуязвим, и напрасно Генрих гонялся за ним по горной Албании.

В марте 1211 г. Генрих наконец выступил обратно в свою столицу, оставив в Салониках в помощь королеве своего брата Евстахия и графа Каценелленбогена. Крат­чайший путь оказался занятым отрядами болгарского ца­ря. Не имея значительных сил под рукою, Генрих предпо­чел уклониться к морю. По дороге его встретила помощь из Константинополя, и Генрих со свежими силами обра­тился против Борила, который предпочел скрыться в горы. Когда же Генрих прибыл в Константинополь, Борил в союзе со Стрезом, князем неприступного Просека на Вардаре (изгнанный Калоянном из Просека, он по смерти послед­него прогнал в свою очередь болгарского наместника Шишмана) и Скопья, напал на Салоникское королевство. Евстахий, упомянутый Каценелленбоген, на этот раз в со­юзе с греками эпирского деспота, отбили северных врагов поодиночке. Сначала они разбили Стреза. Последний ушел в сербские земли, где его приютил Стефан Первовенчанный (1196—1228) и не выдал Генриху; Стрез отплатил черной неблагодарностью и передался на сторону фран­ков. Напрасно св. Савва убеждал Стреза не изменять сопле­менникам, он не послушался монаха — и в ту же ночь вне­запно умер (около 1215). Княжество Стреза досталось не славянам, но греческому эпирскому деспоту: Скопье непо­средственно, а крепость Просек побывала и в руках фран­ков. Борил же показался в Салоникской области лишь осе­нью 1211 г. и был разбит франками наголову. Слабость Борила объясняется междоусобиями внутри Болгарии. Подрос законный наследник Иван Асень и вернулся с Руси добывать престол свой. Акрополит пишет о семилетней осаде Асенем столицы Тырнова. Борил, прежде искавший помощи у венгров, теперь не задумался войти в союз с Ген­рихом, от войск которого Борил не раз спасался бегством. Болгарский царь завел переговоры и об унии. Союз чуж­дых стран должен был увенчаться, по обычаю, браком. Так рассудили бароны Генриха. Император оставался вдов и без наследника. В руке дочери германского императора Филиппа Генриху было отказано в обидной форме, как будто он был авантюрист, а не император древнего Кон­стантинополя. Борил же, конечно, с радостью готов был выдать свою дочь за Генриха. Брак с дочерью варвара, к то­му же многократно пораженного, не подходил не только императору, но и графу Фландрии и Геннегау; однако Ген­рих поборол врожденную гордость ради политических интересов. Свадьба была отпразднована в Константинопо­ле с большою пышностью. Союз франков и болгар был не­ожиданной и страшной комбинацией для греков и осо­бенно «деспота» Слава Родопского, заклятого врага Борила (хотя и двоюродного брата). Он также был вдов по смерти вышеупомянутой дочери Генриха и поспешил жениться на дочери эпирского деспота (уже не Михаила, а Феодора). К этому союзу присоединился, по-видимому, и сербский великий князь (жупан); и, по-видимому, партия Ивана Асеня. Получилась коалиция православных, греческих и славян­ских элементов. Сербия выступает партнером в политическую игру из-за Македонии. Может быть, она считала себя наследницею Стреза, вероятнее же — поддерживала Ивана Асеня. Нам неизвестны подробности этой интересной борьбы. Генрих и Борил проникли в Сербию, но благодаря чудесному содействию св. Симеона Немани передает жи­тие, франки и болгары были вынуждены отступить. Смерть ожидала обоих союзников. Борил в 1218 г. был схвачен и ослеплен сторонниками Ивана Асеня, который и занял болгарский престол. Генрих же был должен еще раз свести счеты с ломбардцами, поднявшими голову по­сле неудачного похода Генриха в Сербию. Королева Мария жаловалась на них и просила помощи как у Генриха, так и у папы. Во время второго похода на ломбардцев, в июне 1216 г., Генрих скончался, не дожив и до 40 лет. Говорили об отравлении, указывали и на жену, и на Биандрате.

Симпатичная фигура Генриха, беззаветно преданного долгу монарха, доблестного рыцаря, ставшего на своем трудном пути осторожным и умеренным государем, — [по­теря его] была большим несчастием для Латинской импе­рии. В сущности, он ее и выковал в боях и походах; он по­мешал ей погибнуть на первых же порах по основании, и после него она лишь влачила свое существование. Все свое царствование Генрих отдыха не имел, а он любил жизнь и веселые празднества, недаром он был почти француз. Но одна война сменяла другую, из Европы нужно было спе­шить в Азию (его азиатские войны будут изложены в связи с историей Никейского царства). Походы его были быст­ры, обыкновенно с горстью рыцарей, еще опаснее было вести большое войско через враждебную страну, не имея провианта, ни верной базы. А он не стеснялся временем года и ночевал в лесу в мороз. Лично он был храбр до без- рассудства, как мы видели в бою под Филиппополем. До­стойный вождь таких сказочных героев, как Брашейль и Три, он стал в политике партнером Иннокентия и венеци­анцев. Но никогда он с Запада не получал поддержки, не­смотря на просьбы, а унижения, упреки и скрытая вражда были им не раз испытаны. Ласкарь и Калоянн временами были папе дороже, чем константинопольский латинский император. По натуре прежде всего рыцарь, он усвоил в управлении более широкие взгляды. Мы видели плоды его греческой политики в Солуни и Греции.

«Генрих хотя родом был франк, но к ромэям и закон­ным детям Константинова града относился добродушно и многих принял в число вельмож, многих — в свое войско, а простой народ любил как собственный», — отзывается Акрополит.

Воин стал миролюбцем, он щадит даже такого врага, как Биандрате, ради мира между латинянами; он женится на дочери Борила опять ради государства. Его жизнь была настоящее служение государству, и при самых трудных обстоятельствах он не высказывал желания покинуть свой пост.

Константинопольские бароны были потрясены смер­тью Генриха. Их испытанный вождь скончался во цвете лет и не оставил наследников. Брат его Евстахий был храбрый барон, но не принес бы с собою ни новых богатств, ни но­вой армии. В том же году умер и могущественный покро­витель франков, папа Иннокентий; впрочем, его преемник Гонорий III (1216—1227) обещал свою поддержку и сдер­жал свое слово.

Предстояло избрать императора. Одна партия предлага­ла короля венгерского Андрея, могущественного соседа им­перии. Этот выбор мог бы поставить государство кресто­носцев на новые пути, спасти его от врагов, но он бы обез­личил Франкскую империю, каковой она сложилась: не только хозяйничанью баронов, но и преобладанию франк­ского и венецианского элементов был бы положен конец. Этого правители Константинополя не желали, их самомне­ние оставалось велико, а кругозор недостаточно широк

Продолжить старые порядки и занять трон Генриха был эиглашен его зять и кузен короля Франции Филиппа Августа Петр Куртенэ, знатный, пожилой и многосемейный граф оксеррский. Он принял предложение и отправился в Рим, где был коронован самим папой и встречен депутацией от константинопольских баронов. Цвет французского рыцарства сопровождал нового императора. Венеция настояла, чтобы он осадил Дураццо, захваченный государем эпирским Феодором, преемником Михаила. Петр не мог взять города и рискнул идти сушей через Эпир в Салоники. В горах возле нын[ешнего] Эльбассана он встретил Феодора, который сначала изъявил покорность, а затем вероломно схватил императора и перебил его отборное войско, в котором было 160 рыцарей и 5500 сержантов. В числе погибших был и Евстахий, брат императора Генриха. Схвачен был и папский легат кардинал Колонна. Император Петр Куртенэ умер в плену от ран, так и не увидав свою столицу. Императрица Иоланта, выехавшая морем, прибыла в Кон­стантинополь уже вдовою и вскоре родила сына Балдуина, будущего и последнего императора франков в Романии.

Катастрофа, постигшая императора Петра и француз­скую его армию, была поражением идеи «Новой Франции», которую думали создать на византийских землях. Это уда­лось Западу не на Леванте, но гораздо позже на пустынном материке Америки. Безнадежность этого плана, лелеемого и папой Гонорием, скоро стала очевидной и для него, и для фактических хозяев Леванта — венецианцев. Оставалось ограждать уже достигнутое, по возможности спасать свое достояние путем договоров с туземными государями.

Против Феодора Эпирского собиралась гроза. Из Франции пришло большое ополчение под начальством одного из сыновей императора Петра для его освобожде­ния; венецианцы поспешили выставить большой флот. Па­па призывал всех: и короля венгерского, и Вилльгардуэна Ахейского, и западных государей; но хлопотал он не об императоре — он для него умер, — но о своем кардинале. Как только Феодор, испугавшись прибывшего к Эпиру ве­нецианского флота и западных рыцарей, освободил лега- та и заявил покорность Риму, Гонорий не только прими­рился с ним, но и запретил венецианцам и рыцарям напа­дать на земли Феодора под страхом отлучения. Венециан­цы последовали примеру папы и заключили пятилетний мир с убийцей императора Петра.

Латиняне ищут мира по всей линии. Венецианцы за­ключают также пятилетнее перемирие и с Ласкарем Ни-кейским, и с султаном Ала ад-дином Кейкубадом I в Конии (1220). Венецианской политике следует константино­польское правительство регентши императрицы Иоланты; одна из семи ее дочерей (Мария) выдана за Ласкаря. Не о завоевании, но о status quo теперь хлопочут франки. Это было уже признанием слабости, началом конца Латинской империи, созданной захватом и существовавшей благода­ря перевесу франкского оружия при Генрихе.

Экономическая жизнь, реальные выгоды и интересы империи сосредоточены в руках венецианцев. Они имеют монополию торговли, содержат торговую полицию, хра­нят образцы мер и весов, Венеция не разрешает констан­тинопольской империи чеканить собственную золотую монету, но лишь медную; ходили венецианское и старое византийское золото и серебро. Венецианцы одни богате­ли при обеднении франков. Они строят в Константинопо­ле для своих купцов роскошный гостиный двор (1220). Они собирают в своих руках и громадные земельные бо­гатства, о чем свидетельствует дошедшая доверенность вдовы венецианца Градениго. Даже возник проект перене­сти столицу республики из Венеции в Константинополь, как центр торговли Леванта и средоточие оборота венеци­анских капиталов. Венецианцы не платили никаких пош­лин за свои товары, тогда как генуэзцы и пизанцы были об­ложены в тех же размерах, как было при греческих импе­раторах. Сверх того, в 1223 г. венецианцы заключили с императором Робертом договор, по которому они получа­ли 3/8 всех пошлин и сборов с купеческих кварталов Кон­стантинополя. Кроме торговых привилегий у венецианцев были земли и политические права, выговоренные при ос­новании Латинской империи.

Франки денег не наживали, новых земель не искали, но проживали доходы со своих земель, сами ничего не производя. Обострились старые распри между духовенством и светскими владельцами не на почве каких-либо идей или политической борьбы, но из-за корысти, церковных земель, их десятины и иммунитета. Кардиналу Колонне оказалось немало дела. Духовенство жаловалось на баронов, бароны — на духовенство. Особенно резки были столкно­вения в Элладе, на почве исполнения актов Равенникского парламента.

Распри между баронами и духовенством осложнились столкновением между патриархом и папским легатом, когда патриарх Гервасий наложил интердикт на земли гла­вы греческих баронов Вилльгардуэна Ахейского. Папа уг­рожал Гервасию даже лишением сана, так как признавал право интердикта лишь за собою и за своим легатом. По­вторялись времена Иннокентия и Морозини.

Среди подобных обстоятельств скончалась императри­ца Иоланта (1219), правившая за младенца Балдуина II. Кардинал-легат Колонна, латинский патриарх Гервасий, венецианский подеста Тьеполо, Конон Бетюнский, один из героев крестового похода и фактический регент со смерти Генриха, и бароны собрались на парламент в Родо-сто для разбора дел политических и церковных. От имени папы кардинал предъявил баронам требование выдать за­хваченные церковные имения и 1/12 всех земель империи и доходы с них за три года, по расчету 1 меры пшеницы и меры ячменя с каждого виллана (крепостного); сверх того, рыцари и вилланы должны платить церковную десятину. На уступке 1/12 земель империи он, впрочем, не настаи­вал. Требования легата не встретили согласия баронов, и парламент был перенесен в Силиврию. Там бароны пред­ложили кардиналу уплачивать ему 3000 иперпиров еже­годно за все доходы с церковных земель, которыми они за­владели. Они просили написать папе, чтобы он большего с них не требовал, иначе они не будут в состоянии нести во­енную службу империи. Кардинал должен был уступить. Затем и венецианский подеста заключил с кардиналом договор на ту же сумму за церковные земли, захваченные ве­нецианцами.

Парламент в Силиврии разрешил и другое важное дело, утвердив в качестве регента (bailus) империи Конона Бе-тюнского, «короля» адрианопольского. Сохранился доку­мент, характеризующий преобладание венецианцев. Севастократор и баил империи Романии в присутствии баро­нов и духовных властей поклялся, что не посягнет на права венецианцев в империи и не хочет быть баилом помимо их согласия. Венецианский подеста заявил в свою очередь, что хочет [иметь] Конона на таковом посту, и в свою оче­редь дал присягу соблюдать справедливость в отношении венецианцев и франков в империи.

Скончался и патриарх Гервасий. Подеста доносил до­жу, что с разрешением вопросов о новых императоре и патриархе связаны все интересы Венеции в Романии, и рекомендовал принять все соответственные меры для обеспечения венецианских прав; бароны же присягнули Иоланте в том, что изберут на престол ее старшего сына Филиппа, оставшегося в Намюре (Фландрия), и теперь ожидали его прибытия.

Но Филипп предпочел остаться на родине. Константи­нопольская корона не прельстила владетельного графа. Он рекомендовал своего младшего брата Роберта, и у депу­тации константинопольских баронов не было лучшего кандидата. Роберт выехал сухим путем через Венгрию. Ко­роль Андрей, женатый на его сестре, принял в нем участие. Чтобы обеспечить ему путь через Болгарию, король Анд­рей даже выдал свою дочь за Иоанна Асеня Болгарского, он дал Роберту своих сыновей в спутники. Казалось, вен­герская и французская партии заключили союз с участием болгарского царя; новые силы окружили Роберта. На Бла­говещение 1221 г. он был коронован новым патриархом Матвеем, избранным из венецианцев, как старался подеста Тьеполо. Еще в Риме новый патриарх предоставил венеци­анским церквам Романии полный иммунитет, обязавшись в случае его нарушения внести крупную сумму венециан­скому патриарху Градо, главе духовенства Венеции. Эти обязательства были скреплены подписями избравших Матвея венецианских каноников св. Софии. Против Матвея не умолкали жалобы французского духовенства в Константинополе. Жаловались, что он общается с отлученны­ми от Церкви и заключил с венецианцами соглашение, направленное против других наций. Новый император хотя подтвердил венецианцам привилегии, данные Балдуином, но старался поступать независимо и поддерживал пизанцев. Он содействовал папскому легату против пристрастного Матвея и заслужил от папы Гонория благодарность и пожелания счастливого правления.

И со стороны Никейского царства опасность не угрожала Роберту на первых порах. Ласкарь был женат на его сестре Марии. Желая теснее связать себя с домом Куртенэ и через него усилить свои шансы на константинопольский престол, Ласкарь в ущерб церковным канонам предложил Роберту свою дочь Евдокию и большие земли в приданое. Смерть Ласкаря и его супруги Марии Куртенэ (1222) поло­жила конец этим планам. Роберт имел неосторожность поддержать братьев Ласкаря против занявшего никейский престол Иоанна Дуки Ватаци. Борьба с этим лучшим по­мощником Ласкаря была не под силу малоспособному и трусливому, не по заслугам чванному Роберту, и началась для него полоса несчастий, не покидавших его до смерти. Ранее того, уже в 1222 г., пало латинское королевство в Салониках под ударами Феодора Эпирского. Создание Бо­нифация Монферратского оказалось еще менее прочным. Хотя папа Гонорий взял под свое покровительство юного сына Бонифация, Димитрия, и назначил ему опекуном его сводного брата Гильельмо Монферратского, вслед за чем примирился со двором и старый Биандрате; хотя сильней­ший из вассалов королевства, Гвидо Паллавичини, маркиз Водоницы, стоял во главе управления; хотя сам Димитрий был отправлен к Фридриху II Гогенштауфену просить его мощной поддержки, — Феодор Эпирский без труда занял Салоники. Подробности этого события относятся к исто­рии Эпирского царства. Экспедиция Гильельмо Монфер­ратского кончилась с его смертью в Греции. Сам Димитрий умер в Италии бездетным (1227); права его были к конце концов переуступлены Палеологам, когда те в них уже не нуждались. Падение Салоник повлекло за собою утрату франками Македонии и Фракии. Посланные против греков войска Роберта были разбиты под Сересом и бежали в Константинополь, вызванные известием о еще большем несчастии латинян в Малой Азии.

Роберт принял бежавших к нему братьев Ласкаря, Алексея и Исаака, и отправил их во главе большей части франков в М. Азию, в те порубежные области, которые были устроены императором Генрихом на началах самоуправления греков. Сначала братья Ласкаря действовали успешно и заняли часть страны; но, встретившись с самим Ватаци при Пиманиноне, они были разбиты, схвачены и ослеплены. Цвет франков погиб в этой битве, пал старый барон Макарий Менегу, герой войн с Ласкарем.

Эти события 1224 г. похоронили для франков всякую надежду. Ватаци завладел азиатскими владениями императора Роберта так же быстро, как Феодор Эпирский — европейскими. У Роберта остался лишь Константинополь. Защищаться он не думал и не мог. Вымерли сподвижники Генриха, скончался и Конон Бетюн. Вся надежда оставалась на Запад. Роберт посылает послов к папе Гонорию, умоляет помочь; папа в свою очередь просит французскую королеву Бланку спасти «Новую Францию». Пока могла прийти помощь, нужно было мириться с греками во что бы то ни стало. Роберт уступил Ватаци все владения в Азии, даже Пиги, оставив за собою только округ Никомидии (1225). Ватаци в свою очередь отпустил к Роберту его невесту Евдокию, дочь Ласкаря, которую задерживал несколько лет. Роберт за это время увлекся дочерью одного рыцаря и отнял ее у жениха, поместив ее с матерью в своем дворце. Приехавшая Евдокия предпочла выйти за одного из крупных вассалов Роберта. Составилась партия рыцарей, возмущенных поведением императора; они ворвались во дворец, утопили мать и изуродовали дочь. Роберт уехал к папе жаловаться на своих вассалов и на пути оттуда умер (1228), оставив по себе бесславную память.

Малолетний брат Роберта Балдуин остался законным наследником престола. Но положение империи требовало авторитетною правителя, облеченного всею полнотою власти, какой мог располагать в Романии император. Часть часть баронов обращала взоры на север. Они предлагали на этот раз не венгерского короля, но болгарского Иоанна Асеня, зятя венгерского короля, притом в качестве не императора, но опекуна Балдуина, предполагая обручить его с дочерью Асеня. Другая часть баронов, между ними прикосновенные к оскорблению Роберта, предпочитали лицо, ничем не связанное с домом Куртенэ, и указывали, что опасно доверяться варвару. Хотя могущественный Асень обещал очистить Романию от греческих войск, получила перевес, к вреду для франков, враждебная ему партия. Была выдвинута кандидатура бывшего иерусалимского короля Иоанна Бриеня, изгнанного Фридрихом Гогенштауфеном и служившего начальником папских войск против Фридриха; это был старик громадного роста и с репутацией храброго и опытного воина. Папа был, конечно, на его стороне, и Бриень был избран не регентом, но императором-соправителем, и было условлено обручение его дочери с юным Балдуином. До совершеннолетия последнего Бриень должен был править империей в качестве соправителя на время, как было обычно во французском феодальном праве, а затем получить или Никейское царство от Никомидии до Архипелага, или европейскую Романию, владения Феодора и Асеня, уже в качестве вассала Балдуина. Так далеко шли мечты и надежды франков и курии, таков был ореол воинской славы Бриеня. Он привел с собою значительное войско и был встречен в Константинополе как избавитель (1231). Бриень, однако, не оправдал надежд. Старость взяла свое, он был осторожен и так скуп, что солдаты переходили от него к Асеню. Два года Бриень провел без дела, не было ни мира, ни войны, такое домоседство было необычным для французов.

Дата добавления: 2015-08-03