Глава 16. Миниатюрный Иерусалим с игрушечным храмом Соломона, миниатюрный Киев со своей

Миниатюрный Иерусалим с игрушечным храмом Соломона, миниатюрный Киев со своей Софией… Рядом с Иерусалимом — Иерихон, в получасе ходьбы. И если тот, истинный Иерихон был непрерывно обитаем в течение всего лишь семи веков (раскопки обнаружили уже двадцать последовательных культурных слоев — здания из необожженного кирпича), мы надеялись что наш Иерихон, город-пирамида будет стоять вечно. Без всякой трехметровой стены, защищающей от вражеских набегов грабителей. Он будет открыт для всех: приходи, бери лучшее, живи… В самом деле: чем проще жилище, тем дольше жизнь. Каменная кладка, речной ил вместо цемента, крыша из тростника или листьев…

— И маленькая Барселона? — уточняет Лена.

— Да. И зеркало из полированного камня, как то, что обнаружено в Турции при раскопках древнего Каталхыука.

— Этому зеркалу, между прочим, десять тысяч лет, — заметила Дженнифер, — как, кстати, и Каталхыуку.

— Ах, Джени! И все-то ты знаешь!..

— Gutta cavat lapidem (капля камень долбит лат.), — улыбнувшись, сказала Дженнифер, — it’s o’key?

— That’s! (Вы очень любезны! — англ.).

Простота жизни — залог долголетия. Выискивая необходимые сведения из прошлого, мы рылись в интернете, как куры в навозе.

— Балканы и Ближний Восток — вот вам еще одна, Восточная Атлантида, — сказала Нана. — До сих пор считалось, что только начиная с 8-го тысячелетия до н. э. именно на Ближнем Востоке стали формироваться первые в мире земледельческие культуры и началось одомашнивание животных.

Нана давала нам уроки истории архитектуры. Мастер-класс!

Как прилепить это одомашнивание к нашей Пирамиде мы пока не знали. Зато из произведений Платона черпали главное. Мы вычитали у него: «Существовал остров, лежавший перед тем проливом, который вы называете Геракловыми столпами (Гибралтар). Он именовался Атлантидой и был больше Ливии и Азии, вместе взятых… Власть союза царей этого острова простиралась на многие другие острова и на часть противолежащего материка, а по эту сторону пролива — вплоть до Египта и Тиррении (Италии). Но когда 9000 лет тому назад случились невиданные землетрясения и наводнения, Атлантида исчезла за одни ужасные сутки, погрузившись в пучину…»

— «Власть союза царей» — вот что главное! — сказал Юра.— Это нужно взять в наш арсенал — власть союза!

Власть царей… Или власть цариц…

Тине просто ничего не остаётся — властвовать! С каких-то совсем недавних пор она завладела всем моим существом, да, абсолютно! Без какого-либо остатка! Так бывает.

Её власть над собой я ношу, как шапку Мономаха! Правда, только давит — и всё!

Случается, что Тине вдруг надо срочно куда-то лететь. Да пожалуйста! Она преподносит мне это заявление как сюрприз. Да, пожалуйста! Надо так надо! Я понимаю, что ей будет трудно без меня осуществить задуманное. Но у неё — дела. Есть, как оказалось, и такие дела, где моё участие совершенно исключается. Воистину: богу — богово! И я, кесарь, остаюсь. На голом холодном песке.

Теперь единственное моё занятие — ожидание.

Её «доброе утро и не кисни», отправленное мне по е-мейлу, очень красноречиво! Значит у неё уже утро… А эта убийственная, царской рукой выведенная дописочка — «так, на всякий случай» — свидетельство её абсолютного всемогущества!

Итак, я жду. Вот и всё, вот и всё!

Мы успели обсудить наш дальнейший маршрут — средиземноморское побережье (Сирия, Ливан, Израиль), наконец, Порт-Саид, Александрия, Каир…

Она запретила мне называть Александра Великого Шуриком! Ей не терпится просто ткнуть меня носом в его величие: царь всех царей!

А конечная цель — Египет! Пирамиды, Сфинкс, долина царей…

Пирамиды!..

Ей, видите ли, захотелось вкрай указать мне на истинное чудо чудес — пирамиды! Да видел я эти каменные гробы сотни раз! Помню, мы с Жорой даже…

Тина просто бесится, когда я ей в очередной раз пытаюсь донести всю грандиозность и значимость для всего человечества нашей, уже почти выстроенной Пирамиды!

«…говорит, говорит, говорит…» — говорит она, — «она только и знает у тебя, что говорить, говорить…».

Это она про мою Тинку.

Вы бы видели её сверкающие глаза! Просто выбешенные!

— Тебя разве не выбешивает, — возмущается она, — эта твоя говорильня?!

Ну, знаешь ли…

Итак, значит, — Египет!

Я понимаю: есть пирамиды и есть Пирамида! Наша! С Большой буквы! Ибо Она — не горб больного ума, не гроб для будущего, как те фараоновы руины убогого прошлого. Она — Свет! Мир признал: писк научной мысли! И Путь, и…

— Свет, свет, — подтверждает и Лена.

— Только на первый взгляд, — утверждает Тина, — появление в Египте высокоразвитой цивилизации кажется неожиданным.

Мне предстояло узнать, что уже при первых династиях фараонов появилась эта всем известная теперь письменность и этот устоявшийся в течение тысячелетий изобразительный стиль…

— … сперва это казалось невероятным скачком, каким-то там взрывом…

— Каким-то там? — спрашиваю я.

Тина зыркает на меня так, что я тут же запечатываюсь молчанием.

— …считалось, что египетская цивилизация привнесена из Месопотамии, откуда и прибыли будущие фараоны… Говорили и о энэлотиках, давших, мол, толчок культуре и государственности…

— О пришельцах из Космоса?

Я не знаю, когда и как она объявит мне о своём возвращении. Нужно быть готовым ко всему!.. Надо всё собрать, завернуть, свернуть… Покопаться в движке… Дорога есть дорога… Для меня же без Тины — дорога — ад! Без преувеличения! День другой я ещё могу побаловать себя одиночеством, а затем — ад. К тому же — я потерял ключи! Куда я мог их задевать? Весь обыскался… Мысль о том, что их просто забрала с собой Тина меня ошарашивает. Да ну! Ну, нет! Телефон под рукой: я мог бы спросить у неё: «Ты случайно не прихватила ключи?». И каков был бы её ответ? Я представил её царский разгневанный взгляд… И ни слова, ни слова…

Вот и приходится прибегать к помощи собственных пальцев и оголённых проводков из системы зажигания: вжжж… вжжж… вжик… И готово!..

Итак, значит, Сирия, сперва Сирия… Тут у них сейчас сложности… Я не думаю, что наша Пирамида привлечёт их внимание. Нужен мир, нужен ясный и уверенный мир, чтобы осознать и проникнуться миром нашей Пирамиды. Здесь — война. А ведь если бы…

Отсюда легко попасть и в Ливан, и в Иерусалим, и даже в Петру, где мы, помню, с Юлей чуть было… Ирак, Турция — рукой подать. В Багдад с Тиной мы так и не вернулись. И куда её снова понесло?!

Я не знаю, сколько у меня суток, часов или минут до встречи с Тиной, поэтому жму на педаль до коврика, стараясь подражать Тине, свист ветра, только свист ветра и нервный шелест шин на асфальте… В тех местах, где дорогу бомбили, съезжаю на обочину… Теперь за спиной привычная уже стена пыли… Или песка… Точно такая же, радуюсь я, как и у Тины! Даже, может быть, выше, гуще и тяжелее…

Добраться до границы Египта, а там…

И здесь когда-то был рай?

Я спрашиваю себя, зачем я согласился на эти Тинины мытарства в песках чуждого и, по сути, чужого мне хоть и Ближнего, но такого далекого и жаркого Востока. Зачем мне знать все эти её доводы и утверждения о какой-то преемственности поколений, о всеединстве всего живого, о роли, да-да, о роли рода…

Она не настаивала: если хочешь знать…

Её заявление о том, что знания атлантов, поведанные её роду и передаваемые из уст в уста последующим поколениям, только эти знания, в которые до сих пор нельзя посвящать этих дикарей (это небезопасно!), говорит Тина, только эти знания способны дать полное представление… и выстроить…

Будто мы строим нашу Пирамиду не на прочном фундаменте из генов, а на песке! Гены — вот гранит всех этих знаний! Как можно в этом-то сомневаться?! Ведь весь мир, вся планета оплетена уже живой паутиной — нитями ДНК! И только слепой…

Тина — не слепая! К тому же она излучает такое сияние…

Вот и называй меня — «Моя звезда»! — фыркает она.

Ага! Вифлеемская! И где тогда твои волхвы, где золото, ладан… где смирна!? Да хотя бы манна небесная… Где?!

Делать нечего: я иду за нею, как за Вифлеемской звездой!

Почему? А спросите у лягушонка, зачем он сигает в пасть питону!

Итак, — Эбла… Эбла, Мари, Угарит, Дурра-Европос… Проезжаю мимо… Всё — мимо… Развалины!..

И здесь когда-то был рай?!

Римский театр в Босре? Ну что я там не видел?! Юле здесь тоже не нравилось — одни только камни. Правда, этот каменный амфитеатр ей пришёлся по вкусу: «Бешеный простор! Аууу!..». Припомнилось, что Юля тогда возмущалась:

«… и гиксосы, и хетты, и арамеи, и ассирийцы, вавилоняне, персы и македонцы… Да сколько же их тут было?! Завоеватели! Дикари!..».

Наследили…

Даже Дамаск был во власти египтян.

Дамаск я объезжаю стороной — опасно! Полно беженцев: целые палаточные города.

На дорогах искорёженные автомобили, повозки… встречаются убитые танки… Трупы людей… На дороге — множество раздавленных змей: чёрные ленты…

Раза два меня обстреляли…

А как за мной по пустыне гонялся их вертолёт! Я уж и так, и этак, увёртывался, ловчил… Куда там этим несмышлёнышам! Я же легко угадывал их траекторию полёта, и как только этот гриф шёл на бреющем, я — раз и куда-нибудь в бок… Раз!.. И в дамках! Или резко тормозил, и они проносились над самой моей головой. Был бы у меня пулемёт, я бы их в раз-два счёта…

Думаю, Тинке моя бы вертлявость понравилась! Моя находчивость и виражированность. Или виражность — умение наяривать виражи! Вжик — и я в дамках! Хватило бы бензина! Вечером над Дамаском чудное зарево и вспышки огня… Как наши зарницы! Взрывов не слышно, мягкие несмертельные пуки… пук… пук… А зарево — будто небо горит…

Вдруг звонок — Тинка:

— Всё в порядке?

— Ой, слушай, меня тут обстреляли!

— Ты где?

— В машине, еду-еду уже…

Ночь кругом, темь жуткая, только дорога видна еле-еле…

— Ты куда едешь?

Куда глаза глядят!

— Ну, куда… Куда?.. К морю…

— Зачем же ты выбрал…?.. Надо было…

Трясёт так, что ничего не слышно.

— Секундочку, я остановлюсь…

— Ладно, — говорит Тина, — не истери, я перезвоню.

Не истери!

Кто из нас холерик?

Дамаск тоже был под фараонами. Здесь же была и Антиохия, где адепты Христа назвали себя христианами. Где теперь эта Антиохия?

Да, здесь шастали и крестоносцы, и мамлюки… Затем Тамерлан…

Натерпелась земля эта — потерянный рай…

(И это вот здесь был этот самый потерянный рай?!).

Теперь пиликает мой айфон, я читаю: ya nastaivala na etih frasah!

Ах, ты Господи, боже мой! На каких фразах ты настаивала?

Я останавливаюсь, читаю: «…руины… Хранящие счастье труда и надежд…».

«… И НАДЕЖД!!!!!!» — выделено красным.

Хранящие счастье надежд! «Я настаиваю!». Некуда деваться: я впечатываю её надежды в свой текст. Что ещё?

И ловлю тебя на острый кончик

В тонкую раздвоенность пера.

Расскажу потом, когда захочешь,

Из чего мой лаковый мираж

Соткан был …

Снова… очередной мираж!.. Эти её лаковые миражи…

Но о, Боже, и — какая прелесть! «В тонкую раздвоенность пера…». Ловлю! Как в силки! Сачком для бабочек! Это ж какие надо носить мозги в этой рыжей головке, чтобы такое… Чтобы так… Да нет, вы послушайте, проникайтесь, прорастите этой «раздвоенностью пера»! Разве не гениально?

Теперь снова возня с этими оголёнными проводами: желтый с синим? Или с красным? Не посадить бы аккумулятор.

Ехать!..

Читаю на ходу: «…звёздные тебе отдельным письмом были высланы».
Никаких писем я больше от тебя не получал!

Крепость Алеппо приветствовала меня крепким миром. И то, — слава Богу!

Заправился у каких-то развалин. Я спросил по-английски: Сould I have petroleum, please? Я же не знаю ни элбаитского, ни арамейского… Они рассмеялись: да хоть залейся! Были бы деньги! Деньги были. Они могли меня запросто просто прикончить, и дело с концом. Я пытался подарить им айфон, они не взяли, смеялись, лопоча что-то по-своему, тыкали в меня пальцами и дулами автоматов — иди-иди… Кто-то даже стрельнул… В воздух…

Мне повезло, просто чертовски повезло!

После того, как едва не наступил на змею, ночевал в машине.

Затем был Ливан. Я старался ехать вдоль берега моря, где выстрелы совсем не слышны. Вне населённых пунктов я несся как ветер. Машин было так мало, что не было необходимости опасаться столкнуться.

Ну что мне Ливан? Сотни полторы километров — час пути. От силы –полтора. Бейрут как Бейрут, как и в то лето, когда мы с Юрой… Да, года три тому назад мы с Юрой…

Собственно, что я в этом Ливане не видел? Финикийцев? Так их уже и след простыл! Тир стёрт с лица земли ещё Македонским, а крестоносцы отсюда давно изгнаны египтянами. Даже символ Ливана — ливанский кедр сохранился лишь отдельными островками. На одном из таких островков я и перекусил. Затем — снова в путь. По стопам, надеюсь, Тининых предков!

(Я и сам не люблю этого — «предков»).

Вот и Нахария уже позади… Скоро Хайфа, затем Нетанья, Тель-Авив… Искупаться разве что в Мёртвом море, сидя на корточках? Нет уж… Избавьте!.. Да и крюк какой!

Не припомню, о чём я думал, когда переднее левое колесо напоролось на камень… Я чуть было не вылетел через лобовое стекло. Слава богу, всё обошлось — Тинин джип оказался крепче этого камня. А стекло — крепче лба: рассёк правую бровь… Заживёт, надеюсь. Да и шрам на лбу — чем не мужчина! Тина скажет…

Это была уже вторая ночь на колёсах. Днём я по возможности спал, ехал больше ночью.

Я, конечно, думал о Тине, я всегда о ней думаю. Что, думал я, если она и в самом деле права: тайна — в пирамиде! Хеопса или Хефрена — значения не имеет. И только Тина в состоянии разгадать эту тайну. Как она это сделает? Как она заставит поверить меня в то, что все эти мои бесконечно трудные, но и плодовитые годы потрачены зря? Если это произойдёт, я — застрелюсь!..

Я ехал и ехал…

Вот по этому-то пути, который я одолел за трое суток сюда, возможно, и пришли из Вавилона будущие фараоны. Труден был путь…

Телефонный звонок будит меня к вечеру:

— Завтра в десять — встречай. Прилетаю в Хургаду, рейс 7W3423. Эй, ты слышишь меня?

— Конечно, слышу.

Не глухой!

— Куда прилетаешь?

— Ты снова спишь? В Хургаду! Хур-га-да! Опять ленишься…

Она словно видит меня сквозь тысячу вёрст.

— Снова, снова… Рейс, пожалуйста, повтори, — бурчу я.

Тина называет.

Хургада, Хургада… Где эта Хургада?

— Это Красное море, — говорит Тина, — отдохнём день-другой, и я покажу тебе Сфинкса!

— Слушай, — говорю я, — а если бурить скважину через центр земли, я к тебе попаду?

— Попадёшь, — смеётся Тина, — в психушку...

Я ищу карту — Хургада, Хургада…

Это мне из Тель-Авива пилить ещё километров семьсот. Снова ночь без сна.

Я встречаю её в аэропорту этой самой Хургады с букетом белых цветов. Рододендроны или гладиолусы… Я просто не знаю, как они называются — белые… как чаячий пух!

— Боже, — говорит Тина, — спасибо! На кого ты похож?

Попробовала бы ты три ночи кряду не спать!

— Ты здоров?

Хм! Как бык!

— Что это у тебя на лбу, ты дрался?

— Ты не знаешь, где ключи от машины? — отвечаю я вопросом на вопрос! Зачем уточнять происхождение шрама?

— Вот!

Она снимает брелок с ключами с зеркала заднего вида. О, господи! я ведь всю машину перерыл!

— Я повесила их сюда, чтобы они были у тебя перед глазами. Ты меня разыгрываешь? Ты и в самом деле не видел?!

Я на ощупь ищу оголённые провода зажигания. Вот уж, думаю я, дал я, так дал: ключи трепыхались у меня перед глазами как раненные птички, но я их не видел! Чем же были заняты мои глаза, мои мысли?! Кем?!

Дожился…

— Как же ты ездил?

Ездил! Ещё как!

— Рест, посмотри мне в глаза.

Я и без твоих ключей обойдусь! Вжик!.. Вот и всё, делов-то… Теперь акселератор… Вот мы и едем!..

— Куда ты меня везёшь?

Отель: «SUNRISE ROYAL MAKADI».

Из машины я беру её на руки, несу…

— Куда ты меня несёшь? Ключи взял?

Хм!..

— Рест, нас уже ждут пирамиды.

Не понимаю, при чём тут твои пирамиды!

— Пирамиды, — уверенно произношу я, — подождут.

Я готов нести её на руках на край света! За край!.. Она крутится, вертится… как на иголках… мои руки её не совсем устраивают.

— Будь добр, — говорит Тина, — дай мне землю…

«Дай мне землю!». Надо же так завернуть! «Дай мне землю!». Тебе мало того, что ты крутишь мне голову, так теперь подавай тебе целую землю!

Я отпускаю её, я даю ей её землю: на, держи свою землю!

Я готов провалиться сквозь эту её землю. Уйти? Но куда?! Мы стоим и молчим. Молчим ровно столько, сколько нужно для того, чтобы понять: и эта моя попытка проникнуть в тайну её рода оказалась безуспешной. Приходит на ум старая как мир истина: «Всегда можно уйти, даже если идти некуда». Old as the hills!

Некуда!

Я остаюсь…

— Будем завтракать? — спрашиваю я.

— Да, пожалуй, — соглашается Тина, — я проголодалась… Нужно только привести себя в порядок.

Два дня отдыха — как глоток вина!

И вот, значит, снова… Египет… Власть союза царей… Власть — красивое красное слово!

Нам пришлось тогда…

Лучше не вспоминать.

Нам тогда удалось… Да, только милостью мира нам удалось…

— Холерик! — возмущается Тина.

Будто я, холерик — не человек! Будто я голодный удав! Или и того хуже — пантера… Голодный удав — и тот не холерик!

Уже к вечеру я в полной мере осознаю мистическое назначение пирамид. Я предпочёл бы сперва ужин, заслуженный сытный ужин, а потом уже можно выслушивать и её рассказ о том, что магия и духовные тайны Востока величественны и бездонны! Она так и говорит — «бездонны»! Мне ли, архитектору и строителю Пирамиды этого не знать!

— Это же неземная красота — оглянись, — говорит Тина.

Да тут куда ни глянь — всё одно и то же… Бесконечные горизонты, пески, пески, верблюды, утомлённые грузом веков тяжеленные пирамиды, по расщелинам которых вот-вот поползут скорпионы и кобры… Охота есть охота — есть хочется всем!

Сумерки… Зарево всевселенского пожара. Этот марсианский пейзаж в преддверии ночи, конечно же, завораживает — немыслимая гамма космических рериховских красок… Правда, без снега. Снега нет и в помине, не то, что там, у нас в эти дни…

Пейзаж завораживает, но и настораживает — ночь впереди!

Я сижу на голом песке…

— Хватит истерить!..

Она беспощадна, эта нищая духом.

— Хватит киснуть!..

Да среди этих каменных гробов, вблизи этого чудища Сфинкса с его каменным взглядом, в этих желтых, как смерть песках…

Потом я, конечно, был Тине бесконечно благодарен. Потом…

А пока…

Мы работали, как рабы на галерах. Просмотры сотен тысяч проектов. От постоянного сидения за компьютером слезились глаза. Мир уже ничем не удивишь, да и задача другая: жить в унисон с требованиями собственных генов!

— А что Лесик? — спрашивает Лена.

— Ничего…

— Но он хоть…

— Он придавил всех своей гетерогенностью. И модификациями генома.

— А что, — спрашивает Лена, — Лаврова здорово вас… Ксения Лаврова?

— Знаешь, я только сейчас понимаю, что ее живопись — это такая глыбище в фундаменте Пирамиды… Ага, такой монолит… Такой мощный скреп! Да без этих ее ниточек и паутинок Пирамида б рассыпалась как… как…

— Ты уверен?

— Зачем ты спрашиваешь? Ты что…

— А Нана?

— Она очень сдружилась с Юлей.

— А музыка, кто писал для вас музыку новой жизни?

— Это мы доверили Юте.

— Какой Юте?

— Понимаешь, наша архитектура, наша музыка, живопись и литература… Это все, что останется, когда уже камня на камне…

— Зачем ты так безнадежно сурово?

— И эти наши запасы культуры станут краеугольными камнями…

— Но ты ни словом не обмолвился о своей Тине. Она же внесла свою поэтическую лепту?

— Тина да… Она написала гимн Пирамиды!

— Гимн?!

— Слова и музыку.

— Музыку, ты сказал, Юта.

— Лен, ну какая Юта? Юта, Укупник, Лоза… Ну… сама понимаешь… Лоза это Лоза… Дога, Паулс, Крутой… Конечно-конечно… Тут еще можно кое-что выбрать.

— Она что же, — ваш Моцарт, Бетховен?

— Тинка сотворила такой гимн! Гимнище! Знаешь, когда его первый раз исполнили…

— Где это было?

— …все птицы слетелись…

— И Тина была?

— …распустились лилии…

— Есть Тина… И есть остальные? — говорит Лена.

— Ага! Точно: остальные ей… сама понимаешь… Понимаешь, Тина — это…

— Да, я понимаю.

— Да.

— Ну, как? — спросил я Юлю.

— Устала немножко…

Дата добавления: 2015-08-03