Глава седьмая. Царствование Императора Александра Павловича. 5 страница

А 28 июня 1807 года из Таурогена он получил такого рода рескрипт: <Господин генерал-лейтенант граф Аракчеев! Доведение до превосходного состояния артиллерии и успешное действие оной в продолжение всей войны, также исправное снабжение оной всем нужным обязывает меня сделать достойное воздаяние заслугам Вашим: посему приказом моим вчерашнего дня произведены Вы в генералы от артиллерии. Примите сей знак моей признательности и особого моего благоволения, с коими пребываю Вам благосклонный - Александр>. 13 января 1808 года Аракчеев назначен военным министром. Вскоре он был командирован в Финляндию, чтобы лично руководить действиями военачальников и не затягивать кампании. Тут влияние его оказалось полезным, и шведская война закончилась сравнительно быстро. <Надо отдать беспристрастно должное Аракчееву, что, когда он находился на высоте порученного ему дела и имея способность работать без устали, исполнял успешно все то, что ему было поручено. Сдав должность военного министра, он, как председатель Военного Департамента в Государственном Совете, не мешал Барклаю приводить армию в надлежащий вид и помогал ему в работах в течение 1810 и 1811 годов для подготовки борьбы с Наполеоном, будучи посвящен во все детали громадных подготовлений. Эта осведомленность Аракчеева помогла ему исполнять должность почти единственного секретаря Государя во время Отечественной войны. В Отечественную войну Аракчеев был в действительности секретарем Государя по всем военным делам. То же самое происходило во время кампании 1813 и 1814 годов, и записок за это время сохранилось около ста>*.

Александр ценил и уважал Аракчеева как самоотверженного служаку и своего друга. Летом 22 мая 1814 года из Англии Александр Аракчееву написал такого рода исповедь: <С крайним сокрушением я расстался с тобой. Прими еще раз всю мою благодарность за столь многие услуги, тобой мне оказанные и которых воспоминание навек останется в душе моей. Я скучен и огорчен до крайности. Я себя вижу после 14-летнего тяжелого управления, после двухлетней разорительной и опаснейшей войны лишенным такого человека, к которому моя доверенность была неограниченна, всегда я могу сказать, что ни к кому я не имел подобной и ничье удаление мне столь не тягостно, как твое. Навек тебе верный друг>. В этих словах вылилось все, что мог Александр высказать верному служаке и точному исполнителю всех предначертаний. <Думается, что в тяжелые годы борьбы с Наполеоном Аракчеев был действительно тем неотлучным и необходимым лицом, на работу которого монарх мог положиться при своих сложных и разносторонних занятиях и обязанностях. Был ли выбор Государя удачен или нет - другой вопрос, но нам кажется, что за эпоху войн вряд ли Александр Павлович нашел бы другого человека для такой сложной и кропотливой работы, который бы все исполнял быстро и точно>**. После Отечественной войны для Государя иметь Аракчеева стало необходимостью, Александр много понял и многому научился. Император Александр вынес определенное недоверие к дворянству, которое скорее было на стороне Наполеона, чем на стороне своего Государя.

* Великий князь Николай Михайлович. Император Александр 1.

** Там же.

<Император, - пишет великий князь Николай Михайлович, - чувствовал, что при совершившейся в нем нравственной перемене ему этот человек нужен - как знавший его предначертания по делам вообще и как лицо, на которое он мог всецело положиться, что он его поймет, не выдаст и не подведет>. Аракчеев служил своему Венценосному Повелителю бескорыстно. Отказываясь от всех внешних отличий, как от знаков ордена св. Андрея Первозванного, а потом и от фельдмаршальского жезла, предложенного ему по занятии Парижа, Аракчеев этим самым подчеркивал перед Государем свое бескорыстие и свою преданность ему одному. Граф Аракчеев был <без лести предан> Александру так же, как и его отцу Павлу Петровичу. <Истинно всякое от вас поручаемое дело принимаю себе высшей наградой и считаю для себя удовольствием быть вам, батюшка, хоть мало в чем полезен>, - писал граф Аракчеев по поводу повеления Государя организовать военные поселения, устройство которых Аракчеев считал нецелесообразным. Масоны, захватившие историю в свои руки, устройство военных поселений приписывали графу Аракчееву, хотя это совершенно не соответствует действительности. Граф Аракчеев, как и генерал-фельдмаршал Барклай де Толли и генерал-лейтенант Дибич, высказывался против устройства военных поселений.

<Всем было известно, что многие лица, стоявшие во главе администрации, в том числе и граф Аракчеев, были против устройства военных поселений, что Аракчеев предлагал сократить срок службы нижним чинам, назначив его вместо 25-летнего восьмилетним, и тем усилить контингент армии>*. Идея военных поселений - масонская идея. Впервые она была высказана в России масоном князем Щербатовым в его утопии <Путешествие в землю Офирскую> (около 1784 г.). Идея военного социализма никогда не умирала среди братьев вольных каменщиков, которые на словах стремились облагодетельствовать весь род людской и создать на этой грешной земле лучезарное масонское царство Астреи. Император Александр 1, как и всякий монарх, имея в виду благо и счастье своих подданных, ступил на путь организации военных поселений как меры высоко гуманной, проникнутой великодушными стремлениями. Не консерваторы, а либералы-масоны были самыми рьяными сторонниками военных поселений. Блестящую апологию военных поселений написал не кто иной, как масон Сперанский, который талантливо доказывал государственную их необходимость и благодетельность для населения.

<Колонии, - говорит Сперанский в специально написанной статье, - основаны для того, чтобы устранить недостатки рекрутских наборов, а именно:

1) неравномерность набора;

2) разрыв родственных и брачных уз;

3) трудности, связанные с распределением рекрутов (дальние походы, болезнь, смертность);

4) бесприютность тех, кто выслужил свой срок;

5) повреждение сельского хозяйства и увеличение народонаселения;

6) обременение государственного бюджета и

7) гнет постоев. Все эти недостатки чувствовались уже

Великий князь Николай Михайлович. Император Александр давно, но приступить к лучшей системе стало возможно только по окончании войны.

Дело идет о том, чтобы вместо рекрутских наборов, обременяющих все части государства, сконцентрировать средства для образования армии и ограничить их определенными областями так, чтобы все остальные области были тем самым освобождены от военной службы.

Население военных округов должно состоять из прежних жителей и войск. Первым должно уравновесить новые принимаемые ими на себя повинности соответствующими льготами. Войска должны быть поселены и получить возможность материально содержать себя и без ущерба для военной деятельности пользоваться радостями семейной жизни>*.

Сперанский утверждал, что войско будет содержать себя своим собственным трудом, а бюджет военного министерства, поглощающий теперь столь значительную часть государственных доходов, сначала уменьшится, а в конце концов может сойти на нет. Но это не помешало <братьям> сделать главным виновником военных поселений графа Аракчеева и в течение долгих лет с откровенным цинизмом втирать очки легковерному русскому обществу <аракчеевскими поселениями>.

Враги Православия. Царя и России, масоны оклеветали графа Аракчеева как своего лютого врага, потому что Аракчеев не давал масонам потачки. Благодаря Аракчееву был выслан изменник России Сперанский. При деятельном содействии Аракчеева было ликвидировано Библейское Общество, стремившееся ниспровергнуть православную церковь. По настоянию графа Аракчеева были удалены с важных государственных постов масоны граф В. П. Кочубей, князь П. М. Волконский, Закревский" и князь А. И. Голицын. Масоны трепетали перед <железным графом>. В последние годы царствования Императора Александра 1 трон был окружен клятвопреступниками-масонами; нужна была диктатура, железная воля и твердая рука. и все это нашлось в лице графа Аракчеева. Один против страшной темной силы целые годы, ненавидимый <передовым обществом>, стоял граф Аракчеев на защите самодержавия и России. И граф Аракчеев исполнил бы свой долг до конца, он задушил бы масонскую революцию, если бы не сломилась воля его повелителя. Аракчеев не мог жить и действовать без своего Государя, который готовил себя к другой жизни и фактически разрывал с этим много мятежным и суетным миром. Император Александр в последние годы не повелевает, а тоскует и молится, он готовит себя к мученическому концу. Зная коварство и жестокость масонского ордена, Император Александр считал себя обреченным.

* Профессор Теодор Шиман. Император Александр I.

СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I Масоны-заговорщики, несмотря на старания преданных Императору людей их удалить, плотным кольцом окружают Александра, который, чувствуя напряженную атмосферу, начинает всех опасаться.

<Вместе с тем в личном характере Александра, - пишет Василич, - начали замечаться черты, ясные даже поверхностному наблюдателю, именно: усиление подозрительности, бывшей в нем и раньше, мнительность и задумчивость. Атмосфера таинственности сгущалась вокруг Императора, он сам тоже поддавался общему настроению и поддерживал его. Он никому не доверялся и всех опасался>.

Весь 1824 год Александр проводит в путешествиях: он как бы старается скрыться из Петербурга, который в любой момент мог стать для него местом мучительной смерти. 1 сентября 1825 года он покидает Петербург. Отъезд совершился при совершенно исключительных обстоятельствах: Александр отправился один, без свиты, из Каменноостровского дворца. В четыре с половиной часа пополуночи коляска, запряженная тройкой, остановилась у монастырских ворот Александро-Невской Лавры. Александр, в фуражке, шинели и сюртуке, без шпаги, поспешно вышел из коляски, приложился к кресту, был окроплен святой водою, благословлен митрополитом Серафимом и, приказав запереть за собою ворота, направился в соборную церковь. Войдя в собор, Александр остановился перед ракою Александра Невского, и началось молебствие. Александр долго молился, посетил схимника, лежащего в гробу, и навсегда распрощался с Петербургом... 13 сентября Александр прибыл в Таганрог, в конце октября простудился, и 19 ноября его не стало. Вокруг таинственной и загадочной смерти поползли слухи. Многие не верили, что смерть была естественной. Физически Александр отличался хорошим здоровьем, настолько хорошим, что даже после 16 дней изнурительной болезни он сохранил достаточное питание тела, о чем свидетельствует протокол вскрытия и частные записки очевидцев. Тем удивительнее казалась его смерть. В атмосфере слухов, догадок и предположений возникает легенда о старце Федоре Кузьмиче, которая, по нашему мнению, едва ли может заслуживать серьезного внимания. Никакого желания уйти от мира Александр не проявлял, он до самого последнего времени выполнял свои обязанности, и когда пришло донесение о заговоре (а это было незадолго до смерти), то он отдает нужные распоряжения, предписывающие борьбу и пресечение действий заговорщиков. По получении известий об убийстве домоправительницы графа Аракчеева Настасьи Минкиной Император в письме к Аракчееву пишет: <Объяви губернатору мою волю, чтобы старался дойтить всеми мерами, не было ли каких тайных направлений или подущений...>

Все рассуждения о решении Александра уйти от власти и сделаться простым человеком не имеют почвы. Скрыть такое событие, как бегство Императора величайшей страны, вещь явно невозможная. Инсценировка смерти, отпевания и погребения не могла быть допущена Императрицей. На кощунство и осквернение могли пойти или преступники, или люди, у которых отсутствует нравственное чувство, понятие греха, дозволенного и недозволенного. Легенда о старце Кузьмиче - красивая поэтическая фантазия, и только. Масоны не живут в мире фантазий и сказок, <ночные братья> реальны и практичны. Александр мешал масонским замыслам превратить Россию в демократическую республику, и его устранили. В данном случае была не естественная смерть, а отравление, на что имеются весьма веские доказательства. Неопровержимо установлено, что Император Александр боялся, что его отравят.

<Это явствует из того, - пишет Василич, - что он раздул целую историю из-за попавшегося ему в хлебе какого-то маленького камешка. Он приказал строго рассмотреть, что это такое, и разобрать, как могло случиться, что он попал туда; что он придавал этому факту большое значение, следует из того, что он не поручил этого дела Волконскому (масону), а Дибичу. Дознались, что это случилось по вине хлебопека, который утверждал, что камешек попал в сухарь по его неосторожности, но и после этого едва удалось успокоить Александра>*. Во время болезни Император упорно отказывается принимать лекарства, которые ему предлагает баронет Виллие". Вот что по этому поводу говорит сам баронет Виллие в дневнике о ходе болезни. <5-го. Приезд в Таганрог. Ночь северная. Отказ от лекарств. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, чтобы такое упорство не имело когда-нибудь дурных последствий. 6-го. Император обедал у Ее Величества Императрицы и вышел из-за стола. Федоров позвал меня из-за стола, чтобы объявить мне, что Его Величество имел испарину и непроизвольно, таково отвращение от медицины. После борьбы он согласился, между 5 и 6 часами, принять дозу пилюль. 11-го. Болезнь продолжается: внутренности еще довольно нечисты: ructus iiiflatio. Когда я ему говорю о кровопускании и слабительном, он приходит в бешенство и не удостаивает говорить со мной. Сегодня мы, Стофреген и я, говорили об этом и советовались.

* Г. Василич. Итератор Александр 1 и старец Феодор Кузьмич. М.. 1909. С. 30-31.

14-го. Все очень нехорошо, хотя у него нет бреда. Я намерен был дать все acide muriatique с питьем, но получил отказ, по обыкновению. "Уходите!" Я заплакал, и, видя это, он мне сказал: "Подойдите, мой милый друг. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за это. У меня свои причины! Во время болезни Александр часто посылал за Императрицей, чтобы она присутствовала во время его обеда, и случалось также, что обращал ее внимание на особенность вкуса того или иного блюда или питья. Суббота, 7 ноября. <Я, - пишет Императрица, - нашла его раздетым, в домашнем костюме, лежащим на диване. "Что это значит?" - сказала я ему; он ответил мне, что его лекарство подействовало до охлаждения конечностей и боли в желудке, что он надел фланелевый бинт, и что Виллие предложил ему чашку чая, и что он чувствует себя хорошо. Вторник, 10. <Он должен был принять лекарство утром. Стофреген приходил два раза сообщать мне новости о действии лекарства и сказал мне, что он так ослабел, что чувствует себя дурно. Я не удивилась тому, что он меня не позвал, так как знала, что он не любил, чтоб его беспокоили во время действия лекарства. Я отправилась на прогулку, возвратилась, окончила свой обед, а он все еще не присылал за мной. Я начала беспокоиться - приказала позвать Виллие. Виллие пригласил меня пройти к нему, и я нашла его лежащим в уборной на кровати: голова была очень горяча, однако он меня увидел и сказал: "Я за вами не посылал сегодня утром, потому что я провел ужасное утро, благодаря этому противному лекарству; у меня были боли в сердце, я должен был постоянно вставать, из-за этого я так ослабел"; окно было открыто, он заметил, что была хорошая погода: " 12 градусов тепла в ноябре", - сказал он Виллие. Но скоро он впал в тяжелое забытье и дыхание стало тяжелым>.

Среда II. <"Хорошо, - сказал он, - побольше благоразумия, будем благоразумны"; он дал мне попробовать питье, которое, казалось ему, имеет какой-то посторонний привкус; я тоже находила это, и он мне сказал, что Егорович нашел то же самое. Вошел Виллие; он сказал ему про питье и сказал ему, что мы нашли; Виллие утверждал, что этого не может быть>.

Около Государя неотступно находились князь Волконский, ярый масон, связанный с масонами-заговорщиками, баронет Виллие и лейб-медик Стофреген.

В своем дневнике Виллие пишет: <17-го. От худого к худшему. Смотрите историю болезни. Князь (Волконский) в первый раз завладел моею постелью, чтобы быть ближе к Императору, барон Ди- бич находится внизу. 18-го. Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил Императрицу, князя Волконского и Дибича, которые находились - первый у него, а последний внизу у камердинеров>.

Доктора Тарасова, которому доверял Государь, к нему не допускали. В 9 часов вечера Александр потребовал к себе Тарасова. <Надобно заметить, - пишет Тарасов, - что я во время болезни Императора во дворце до того не бывал, а о положении Его Величества все подробности знал частью от баронета Виллие, не желавшего, как казалось, допустить меня в опочивальню Императора, а частью от лейб-медика Стофрегена>. Тарасова не допустили присутствовать при вскрытии, и он отказался удостоверить факт смерти. В протоколе осмотра тела Государя не было обращено никакого внимания на кишечник, и он совершенно не описан. Тарасов не присутствовал и при бальзамировании трупа. Князь Волконский настаивал, чтобы отпевание было в Таганроге и чтобы гроб был там же запаян.

Князь Волконский еще 7 декабря 1825 года так писал из Таган- рога Г. И. Вилламову" по поводу этого: <Мне необходимо нужно знать, совсем ли отпевать тело при отправлении сюда, или отпевание будет в С.-Петербурге, которое, ежели осмеливаюсь сказать свое мнение, приличнее, полагаю, сделать бы здесь, ибо хотя тело и бальзамировано, но от здешнего сырого воздуха лицо все почернело и даже черты лица покойного совсем изменились, через несколько же времени и еще потерпят; почему и думаю, что в С.-Петербурге вскрывать гроба не нужно и в таком случае должно будет здесь совсем отпеть, о чем и прошу вас испросить высочайшее повеление и меня уведомить через нарочного>. Народ волновался. Ползли разнообразные слухи. В народе говорили, что Государя напоили таким напитком, от которого он захворал и умер. Все тело его так почернело, что никак и показывать не годится. Для того и сделали восковую накладку, а гроб свинцовый в 80 пудов. Когда шествие приближалось к Туле, то донесли, что фабричные намереваются вскрыть гроб, но все обошлось благополучно. Ввиду тревожных слухов, распространившихся в Москве, полицией были приняты деятельные и строгие меры предосторожности для предупреждения беспорядков и смут. В 9 часов запирали ворота в Кремле, и у каждого входа стояли заряженные орудия. Пехота расположилась в Кремле, а кавалерийская бригада - в экзерциргаузе, с оседланными лошадьми. По городу всю ночь ходили военные патрули. Однако ни малейшего шума или беспорядка замечено не было (Г. Василич).

<Государь, - говорил народ, - убит в Таганроге верноподданными извергами, ну то есть господами, благородными душами первейшими в свете подлецами...>

Насильственная смерть Императора Александра нужна была масонам, которые ненавидели Государя как гонителя ордена. Закрытие по высочайшему повелению масонских лож в 1822 году и Библейского Общества, удаление многих видных масонов, решение Государя вести борьбу с антихристианским и противогосударственным направлением масонства - все это, несомненно, было причинами заговора против династии.

Император Александр был помехой для масонов. Масоны организовали заговор против династии во имя учреждения в России демократической республики. Устранение монарха и неопределенность с его заместителем создавали сумятицу и весьма удобную обстановку для осуществления заговора. Русские и английские масоны работали вместе, каждые для достижения своих целей. Англия преследовала цель ослабления и расчленения России. Англия не могла примириться с тем большим международным значением, которое получила Россия в результате разгрома наполеоновской Франции. Под покровительством Англии готовился распад России. Англия подталкивает Швецию, чтобы она вернулась в Финляндию, а Турции рекомендует захватить Грузию и Крым. Смерть Императора Александра 1 непосредственно приводит к восстанию 14 декабря 1825 года, которое было подготовлено, организовано и руководилось масонами... Сопоставляя все факты и обстоятельства, нужно прийти к выводу, что Император Александр Благословенный приял мученический венец за Россию от <братьев вольных каменщиков>, которые за красивые химеры - <Конституция, Республика, Народ> - принесли в жертву Венценосца, полного беспредельной любви к России и многострадальному народу русскому.

Дата добавления: 2015-08-03