Вот почему и волосы и взор Возлюбленной моей чернее ночи, — Как будто носят траурный убор

По тем, кто краской красоту порочит.

Но так идет им черная фата, Что красотою стала чернота**.

Что это? Виола не могла поверить — призрак черноволосой кра- савицы, отнявшей у нее надежду на любовь, встал перед глазами. Наваждение! Это не Жаклин. Не может быть!

Пусть говорят, что смуглый облик твой Не стоит слез любовного томленья, —

Я не решаюсь в спор вступать с молвой, Но спорю с ней в своем воображенье…***.

Она гнала от себя эту мысль, понимая в то же время, что предчув- ствие ее не обманывает. Во рту стало горько, словно она глотнула желчи. Потому что несправедливость мира не может быть настолько причудливой, чтобы заставить ее брата любить теперь жену ее лю-

* Шекспир У. Сонет 25 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Сонет 127 (пер. С. Маршака).

*** Шекспир У. Сонет 131. (пер. С. Маршака).

бимого. Она сжала ладонями виски. Она гнала от себя эту мысль. Тем более, что намеревалась рассказать Уиллу, когда тот вернется, но- вость совсем иного рода. Пока Уилл был в отъезде, Ричард взял ее на работу в свое издательство в качестве младшего наборщика.

— Тебе придется обсудить это с Жакнетт, — ответил Ричард, когда она решилась поговорить с ним о возможности работать в его издательстве в любом качестве по его усмотрению, прини- мая во внимание ее знания и способности.

— Разве не ты нанимаешь людей на работу?

— Я. Но хозяйка она. Я лишь получил от нее это право. Не вол- нуйся, она отнесется к тебе с пониманием.

— Ты слышишь, Уилл, они меня взяли. Взяли. Я буду набирать тексты. Ты мне всегда говорил, что не бывает напрасных усилий? Вот уж воистину так. Не зря я училась. Ты, я вижу, не рад? Я буду работать с ним, понимаешь?

Уилл покачал головой.

— Я представил, как это будет. Ты начнешь считать часы, ловить ми- нуты, сторожить. Пойми, что и там ты не сможешь часто общаться с ним, он хозяин, деловой человек. Это будет унизительно для тебя.

— Уилл, поверь, я просто буду работать. Честно. И спокойно.

— Да не сможешь ты спокойно! Я тебя знаю. Черт возьми! Я нас знаю! Я знаю себя!

— Смилуйся, позволь мне побыть рядом с ним. Хотя бы немного,

— тихо попросила она.

— Я боюсь, что может пострадать еще кто-нибудь.

— Кто?

Он замолчал.

— Кто еще может пострадать?

— Есть люди, которые не знают, что творится в твоем сердце, и не виноваты в том.

— Уилл, только не говори, что ты думаешь сейчас о Жаклин.

— Я думаю о ней, — прямо глядя ей в глаза, сказал он.

— Тогда не говори, что те сонеты ты писал о ней. Говори все, что угодно, Уилл, только не это.

— Да что с того?! — Уилл почти вскрикнул... — Всю жизнь мы с тобой делаем одно и то же. Что ж тебя удивляет на этот раз?

И уже тише, опустив голову, он добавил:

— Разве есть кто-нибудь на свете прекраснее ее?

Виола не верила своим ушам.

— Это невыносимо. Ничего ужаснее ты не мог придумать! — про- говорила она. — Решительно ничего.

Они долго молчали — двое влюбленных в своих друзей: он — в жену друга, она — в друга. Он — в самом начале своей обожженной зрелостью страсти, она — с любовью, повзрослевшей вместе с ней. Чего они ждали? Любви. Что хотели отдать? Любовь. Оба были вынуждены молчать, но клокотавшие в одном на двоих сердце чув- ства выплескивались, точно лава из жерла, осаждаясь в стихах.

Дата добавления: 2015-08-05