Читайте также: |
|
день 1.
Самое яркое впечатление первого дня - борьба за тишину, радио работает в принудительном порядке и окончательно не выключается, а лишь переводится на самый низкий уровень, при этом оставаясь довольно громким. Какой-то Оруэлл в этом мерещится или совок! Лежать под бодрую музыку невозможно, я слышал, что в некоторых тюрьмах существует даже такая пытка неотключаемым постоянным звуком радио. Вот здесь было что-то в этом роде, сделанное, как нам объяснили, "в целях нашей безопасности". И закончилось это мое мучение только утром следующего дня, когда пришёл спаситель-слесарь с шуруповертом. Открутил шурупы, вскрыл приёмник, вытащил провод и отключил эту, как он сам выразился, "принудиловку". Первый мой круизный день (вернее вечер с 22.00, когда началось плавание и утро следующего дня до 8.30) под прицелом радио - сразу напомнил мне, что до сих пор я нахожусь на Родине и никуда не уезжал, не сбежал от окружающей действительности, а скорее - как тот зэк-Ленин в исполнении Петра Мамонова в фильме "Комедия строгого режима", стремящийся к свободе и будто бы сбегающий в конце картины из советской тюрьмы на поезде!.. Но на проверку, оказывается, поезд всего лишь едет по кругу по рельсам, проложенным внутри охраняемой территории.
Что ещё из впечатлений первого дня? Финал чемпионата мира по футболу. Слегка болел за немцев, они и победили, к моему удовольствию. Боление за футбол на теплоходе, совместное, в музыкальном салоне - мне напомнило старое советское "дофанатское" боление. Потому, конечно, что основной контингент теплоходных пассажиров - люди сильно за 50, ибо теплоход по реке в России - это, конечно, по преимуществу, пенсионерский отдых. Так что собрались в этот раз перед телевизором в основном болельщики со стажем, следящие за футболом годов этак с 1960-х, поминавшие в ходе трансляции советского тренера Лобановского и прочих наших футбольных мастеров. Не было ни развязности, ни отвязности в их смотрении, ни привычного сейчас пива и агрессивных выкриков. Болельщики, а среди них не только мужчины, но и дамы с не меньшим стажем боления и абсолютно на равных с мужчинами - стараются щегольнуть профессиональным и по делу комментарием, привставив в него ещё какой-нибудь факт или случай из истории, вообще - напоминают мне рыбаков или шахматистов, собирающихся за столиками в летних парках.
Молодёжи немного, только члены команды, массовики и стюарды, красивые и хорошо сложённые юноши лет 19-25, тоже не особо шумят, периодически то одного, то другого из них вызывают на службу, на кухню, или на палубу, или в рубку. И вот ловишь на мысли себя - что давно уже не смотрел решающие матчи так спокойно, хотя и не менее эмоционально, чем обычно: ахи от неточных ударов или красивых передач по-прежнему раздаются! Но в нынешнее время всё стало как-то громче, резче, на разрыв аорты, агрессивнее по отношению к игрокам, даже комментаторы молодые российские теперь стараются кричать вовсю, а раньше - прежние закадровые советские голосовые наши иллюстраторы футбольных матчей от Озерова до Махарадзе не только не делали так, но и предостерегали ретивых новичков от излишнего крика во время комментирования. Культура боления поменялась и в стране и в мире, как и культура комментирования матчей. Да время само, его темп, настроение. Злобы больше стало, что ли. Но вот - теплоходное это "пенсионерское" боление как-то напомнило мне о чём-то исконно хорошем, что было и еще не умерло до конца, может, в нашем национальном характере.
Или всё же умерло уже? Вот и сам не знаю теперь. Главное, не смотреть новости ("Не читайте советских газет, голубчик! Так ведь других нету! Вот никаких и не читайте").
день 2
День начинался в Чистополе. Как-то сразу и заранее я положил избавить себя от коллективного экскурсионного просмотра достопримечательностей в составе больших групп и за доплату. Из всех чистопольских музеев меня более интересовал музей Пастернака, ибо в другом популярном - "музее уездного города" я уже бывал когда-то, видел, среди прочего, знаменитые деревянные велосипеды уникальной авторской конструкции, а дойти до пастернаковского музея всё никак не удавалось. Решение пройтись пешком - как потом я доказал себе опытным путём - оказалось не очень удачным, возможно, нужно было выяснить у местных про общественный транспорт, ибо вся дорога в одну сторону от речного порта заняла около 50 минут. Впрочем, я успел вполне сделать всё, что наметил, и пройтись по старому уездному купеческому городку, с сохранившейся в целом застройкой 19 века, и даже с тумбой для афиш, по ощущению - того самого времени, ну может, первой трети 20 века, и зайти в городской сад, наконец, побывать в замечательном пастернаковском музее, в котором, как и во многих таких небольших музейчиках работают по-настоящему увлечённые люди, истинные и глубокие профессионалы, вызывающие искреннее восхищение.
Вот несколько историй, рассказанных и услышанных в музее.
1. Недавно музей обзавёлся новым экспонатом - подлинным пальто и валенками Бориса Леонидовича, в которых он ходил в Чистополе в годы Великой Отечественной войны. Случилось это ("обзаведение") после смерти сына писателя, известного литературоведа Евгения Борисовича Пастернака, воспоследовавшей в 2012 году. Семья наследников собралась на "консилиум" и решила всё же отказаться от давно лелеемой ими мечты сделать в Москве, в квартире, где долгое время жил Борис Леонидович - частный музей Пастернака. Поняли, не потянуть им, да и превращать еще жилую квартиру в проходной двор - тяжкая ноша! Вот и расстались они с частью хранившихся в семье экспонатов. Так, всего с полгода назад, "чистопольское" пальто Пастернака (есть даже фотография, где Борис Леонидович в нём запечатлён), пошива 1939 года, снова вернулось в городок на Каме, в уже существующую там с 1990 года музей-квартиру Бориса Пастернака. И пальто вернулось, и валенки!
2. В валенки эти Борис Пастернак подкладывал незаметно каблук. Оказывается, после неудачной травмы, полученной в детстве, Борис Леонидович сильно хромал, одна нога его была короче другой, с тех пор ему пришлось всю жизнь носить специальную ортопедическую обувь, один ботинок из пары всегда был на высоком каблуке. Он научился очень ловко и быстро ходить в этих своих разновеликих ботинках или сапогах, так что хромота была совсем незаметна, но, говорят, комплексовал сильно по этому поводу, и если с обувью были проблемы и избежать хромоты не удавалось, то, бывало, даже отказывался от выступлений.
3. Музею вообще повезло, здесь довольно много подлинных предметов, в частности, вся мебелировка, стол, кушетка, "садись, девочка, ничего страшного, попробуй, только помни, что раньше на этой кушетке сидела Анна Ахматова", деревянный чемодан, в котором Пастернак привез в Чистополь много книг, за что получил очередной нагоняй от жены, отличавшейся довольно сложным характером, "как он мог с ней прожить столько времени, я не понимаю"... а сейчас музей особенно охотится за материалами агентурной разработки Пастернака, ведшейся НКВД в Чистополе во время войны, они отслеживали каждый шаг писателя (да всех писателей!), эти материалы до сих пор хранятся в архивах ФСБ, не спешащей их рассекречивать.
Этот рассказ чистопольского музейщика, его искреннее сожаление, что не могут они пока добыть себе из ФСБ "уникальные материалы о пребывании Пастернака в Чистополе" - повергли меня в тоскливое расположение духа. Государственная подлость и полицейщина - нынче: важный исследовательский источник (да, действительно, важный, как некоторые открытия в медицине невозможны были бы, наверно, без ужасных опытов гитлеровецев над людьми в концлагерях, так по крайней мере, говорят специалисты! Или как поэма Николая Клюева "Песнь о великой матери" сохранилась только благодаря тому, что единственная неуничтоженная копия была изъята и помещена в спецхран НКВД в 1930-е годы, и была обнаружена в 1990-м), вот теперь и это - важный источник, и музей охотится за ним!
4. Чтобы алаверды вернуть нашему пальто: купил его поэт Борис Пастернак на гонорар, который получил в журнале "Молодая гвардия" за первый перевод Гамлета, причём заплатили ему не как переводчику, а по разряду "автора", что, конечно, превышало переводческие выплаты, так что можно было на эти деньги Пастернаку и пальто купить! Однако - бдительная бухгалтерша написала донос на редактора за недобросовестное расходование средств, того - уволили. Утешая товарища и стыдясь, что человека по его вине оставили без места, Пастернак посоветовал ему начать писать, что-нибудь оптимистическое, можно даже из жизни офицера НКВД, так появился у нас новый писатель Лев Овалов (из редактора Льва Шаповалова) и книга рассказов про майора Пронина! В общем, так сказать, связь литературы и ГБ весьма тесна и поучительна.
5. В тон вышеупомянутым событиям оказался и рассказ нашего музейного экскурсовода о поэте Лебедеве-Кумаче, с которым Пастернак должен был эвакуироваться в наши края на одном поезде и даже вагоне, только выяснилось, что имевший связи в верхах и не раз выполнявший важные поэтические задания партии Кумач - предполагал для себя совсем иной порядок эвакуации, он даже выхлопотал у грозного Лазаря Кагановича, ко всему прочему, тогдашнего железнодорожного министра, бумагу, что ему, Лебедеву-Кумачу, для эвакуации ценных вещей, в т.ч. антиквариата предоставят целый отдельный вагон! Но в сутолоке вокзальной, среди последних впопыхах эвакуирующихся людей, выделить вагон даже по бумажке Кагановича маститому поэту отказались! Посмотрите, де, у нас люди бывают счастливы просто попасть в поезд, чемоданы свои бросают, лишь бы впихнуться, а вы - вагон!
И тут с Лебедевым-Кумачом случается настоящая истерика, вдруг посреди вокзального зала, он срывает с себя ордена и кидает их в большущий портрет Сталина на одной из стен, да ещё и со словами, навроде того что, "Ты, сволочь усатая, что оставляет Москву врагу!" Кумача повязали тут же. Пастернак - ошарашен. Приехал в Чистополь, рассказал эту историю... "не держитесь за вещи, не надо "над рукописями трястись", вещизм наш может довести до страшного, вот - Кумач... " "Да что ты нам своего Кумача лепишь, мы и не такое видали, вон когда в поезде у людей мамка старая умирала, а похоронить ни времени, ни возможности никакой - так её просто скинули с вагона мёртвую, а ты говоришь Кумач"...
Устал Пастернак. От всего! И от страха, навалившегося на всех советских граждан с середины 1930-х годов и не отпускающего до сих пор, и от ужаса последних уже военных дней, и от каждодневной нескончаемой лжи этой - решил Борис Леонидыч добровольцем пойти в писательский батальон, чтобы погибнуть! Так и считал для себя! Всё, де, хватит с меня!
Не повезло! Медосмотр. Нога! Каблук.
6. А вот Кумачу - повезло, всё же он - автор слов марша НКВД! Говно-человек, но своё говно! Не расстреляли, отправили в казанскую психушку... В общем, так сказать, связь литературы и ГБ, - ну я уже, кажись, говорил!.. Слушал я этот рассказ про Лебедева-Кумача через несколько дней после того, как пришла новость о кончине другой знаменитой бывшей "пациентки" казанской психушки - Валерии Новодворской, публициста и политика, несгибаемой и страшной, в т.ч. по взглядам своим, но с каким-то непреходящим обаянием честности. Такое вот странное переплетение имён... валенки, каблуки, пальто, доктор Живаго... или Мертваго.
День 3.
Я не знакомлюсь особо с пассажирами, не вступаю в разговоры, отдыхая от журналистской профессии и возвращаясь в свою детскую замкнутость. Единственные, с кем мне поневоле приходится перекидываться парой слов - соседи за обеденным столом. Три из них - ничем не примечательные обычные теплоходные пожилые дамы, четвёртый - молодой человек, с пристреливающимся деловитым взглядом из-под очков - Евгений! Наш Евгений не просто знаток всей теплоходной жизни, но настоящий фанат этого дела! Вот уж не думал я, что такие увлеченные прелестями тихой теплоходной жизнью знатоки есть среди молодых людей лет 35-ти. А у них, оказывается, есть даже специальный форум в интернете, где они обмениваются своими знаниями и впечатлениями за сезон. Евгения интересует всё, от владельцев теплоходов (многих он знает лично и переписывается) и истории речных судов (каждый встреченный нами теплоход получал от Евгения подробную аттестацию: когда построен, к какому пароходству приписан, где должен плавать и прочее), до содержимого меню. Каждое блюдо, приносимое нам, он аккуратно фотографировал, чтобы отправить в свой форум. Он знает, где закупают молоко, какую рыбу можно есть на теплоходах, а какую нет, даже, пожалуй, чем отличается нынешний обед от прошлогоднего, на каком теплоходе сейчас какая развлекательная программа, как устроены шлюзы, он тщательно фотографирует расписание программы каждого дня, с удовольствием рассказывает, как он ругался с администрацией какого-то теплохода, где его не устроила то ли еда, то ли что-то, "в общем, они меня надолго запомнили", Евгений внимательно смотрит из-под очков, от его острого взгляда не ускользнёт ни одна мелочь, он провёл настоящую агентурную работу!..
Поистине, связи НКВД с литературой... Стоп! Это, кажется, не отсюда фраза!
Мои тётушки (пожилые дамы-соседки)сразу же переключили внимание на Евгения, который всё про всё и про всех знает, потеряв, слава Богу, ко мне всякий интерес, который чуть было не возник у них после того, как они выяснили, что я, оказывается, журналист. На моё замечание, что я работаю не в новостях, одна - согласно кивнула: "ну да, в новостях же работают не журналисты, а пропагандисты!" Евгений сфотографировал в это время только что принесённый салат!
Развлечения на теплоходе какие-то ретро, отдающие нафталином, это касается даже программ, которые организовывает здешняя нанятая затейная молодёжь. Но среди этого ретро - литературно-музыкальный салон произвёл неожиданно приятное впечатление, хозяйки Майя и Мария (представлялись именно так, они - мать и дочь) вели его в полузабытом ныне жанре художественного слова. Особенным мастерством отличилась Майя, бабушка лет 75-ти, таких сейчас не делают! С прекрасно поставленным голосом, работой с публикой, во время чтения и произнесения слов тело её в повороте огибало полудугу - она успевала поворачиваться ко всем, взглянуть на каждого, и потом всё начиналось заново, все многочисленные стихи - она декламировала наизусть, весьма тонко сочетая актёрскую и поэтскую манеры прочтения. Совмещая стихи с подготовленным, но проникновенным рассказом. Вот глядишь и видишь - были ведь В России прежде настоящие мастера художественного чтения и слова, а сейчас их почти не осталось. Марие тоже на взгляд уже около 50, прекрасно она подыгрывает Майе на клавишном инструменте, но часто - и читает сама. Получается уже не так хорошо, как у старшей хозяйки, читает с папки, иногда преувеличенно пафосно, но старается, конечно.
Накануне слушал их в музыкальном салоне на корме, а сегодня - студию спустили на этаж ниже, в бар. Небритые мужики в тельняшках и олимпийках, иногда по одному заглядывавшие сюда, чтобы опохмелиться после вчерашнего - осоловело смотрели из проёма стеклянной двери, как посреди бара, единственного на теплоходе их места, где можно залить за воротник - какая-то нарядная старуха рассказывает про переписку композитора Петра Ильича Чайковского с некой баронессой со смешным отчеством "Филаретовна". Один в тельняшке - постоял-постоял, да и ушёл, второй мужик - всё-таки купил себе пиво!
Чайковский. Не композитор, но город. Причалили, едва избежав ливня. Мой товарищ, которого я ожидал встретить в этом городе, не пришел. На экскурсию я, в расчёте на встречу, билет не брал, да может, и так бы не взял. А туристы дружною гурьбой отправились в соседний Воткинск. Осматривать имение Чайковского. На этот раз - композитора.
Пошёл гулять один. Вариантов мало. Небольшой стенд перед причалом указывал, как пройти к галерее и краеведческому музею. Но и музей оказался закрыт, галерея зато работала! Победнее, конечно, казанской, но для не самого большого районного центра Удмуртии - вполне достойная. Много любительских портретов, не ранее 19 века писанных, каких-то, видимо, художников-самоучек, в т.ч. из бывших крепостных, о чём честно предупреждает информация под стеклом. Самая частая подпись под картинами: "Неизвестный художник. XIX век. Портрет неизвестного".
И вдруг среди этого - раз: Айвазовский! Пронзительно-мягкий волшебно-розовый цвет уходящий в едва заметную рябь... Или выплыл неожиданный Бурлюк! Что ж, тоже здорово! Музей - молодой, 1970-х годов, поэтому - что уж успели заполучить, тем и довольны. Некоторые коллекционеры передали им в дар свои коллекции, так пополнились.
Уральские художники ХХ века - некоторые запоминаются с лёту (жаль, фамилии как раз и не запомнил, а только манеру письма). Один - с резкими контрастными линиями и при этом - покрывающий бесчисленным количеством цветных точек вселенную своей картины - от бирюзово-изумрудного моря на одной, до жёлто-карего хлебного поля под комбайнами на другой, и точки - "кусочки земли и пшеницы" как бы летают роем на всём протяжении золотого космоса его холста. Другой художник - полярник, как раз один из больших музейных дарителей. Под его картины целый зал. Небо, вода, снег - пространство сине-белых стихий, много синего над головой и вокруг.
Еще в галерее идут временные выставки: какие-то современные словаки. Абстракционисты и авангардисты. Цвета. Пространства. Ну и прекрасная выставка современных кукол по мотивам произведений Чайковского, приехавших сюда из того самого музея, куда другие туристы отправились.
"Я себя под Лениным чищу" - писал когда-то поэт, а в городе Чайковском - чистили под уличной иконой Спаса в круглой рамке-наличнике на фронтоне какой-то церквы. Здесь работали местные маляры, очищали стены от штукатурки. А чуть поодаль - реставрировали скверик Пушкина с памятником ему же посредине. ЛексанСергеич поглядывал пренебрежительно на магазин "Ткани" с изображением печатной машинки на вывеске и откровенно скучал.
По-советски патриархальный городок - Чайковский. Афиш нет. Только пара жёлтых - какой-то доктор принимает страждущих, и фотка черно-белая доктора. Никто сюда не едет, видимо, да и уехать отсюда не просто. Турфирмы местные предлагают Турцию с выездом из Уфы и Шри-Ланку с выездом из Казани. Какое-то огромное, кажущееся заброшенным здание, то ли бывшее ДК? С парадной лестницей, и фотообоями во весь длиннющий фронтон. На фото - Нью-Йорк! "Мама, что это за город?" - спросил малыш. "Это - Чайковский, сынок!" "Нет, - не унимается мальчик, - что это за город нарисован?" "Нью-Йорк" - хотел я ответить! "Не знаю, что за город. Город наш - Чайковский" - подытожила мать! На огромном, кажущемся заброшенном здании с парадным подъездом и лестницей, то ли бывшем ДК - красуется единственная надпись: "Бар "Браво"!
Памятник с необычной подписью - "первостроителям и созидателям города", можно сфотографировать чуть в бок и получится просто "созидателям", их тут и больше, "созидателей" - на барельефе: балеруны (в центре одна пара и поодаль ещё две девочки в коротеньких платьицах, а с ними - скрипач), далее сам Пётр Ильич Чайковский, какая-то женщина с колбой ("химичка") на фоне заводских труб. Все очень красивы, даже эротичны, особенно девушка с колбой. Строение фигуры тела подчёркнуто, одежда повторяет контуры... ох, химичка, надеюсь, ты не школьная училка или в цеху твоём среди колб не одни мужчины, невозможно же ни учиться ни работать, когда такая женщина! С правого бока от "созидателей", где-то на отшибе вгрызаются буром в камень, превращая его в крошево, ничего не замечающие "первостроители". Их всего двое, и им не до нас, они вкалывают пока все тут созидают.
В Чайковском - прекрасная лесо-парковая зона, тянущаяся от самого речного причала на несколько километров. Вот с чего нужно было начинать! Уже вернувшись с прогулки - понял, можно было сразу идти гулять по лесным тропинкам, а потом - спуститься назад и купаться! Пляжик-то буквально в 100 метрах от теплохода оказался! Поздно! Отчаливаем!
День 4.
Пермь. Центральный день. В этот раз немного изменил себе и всё-таки купил себе экскурсию, хотя и не как у большинства - не поехал в знаменитые кунгурские пещеры, в которых, конечно, обязательно должны бывать туристы, но я - плохой турист. Взял обычную трёхчасовую обзорку по Перми, чтобы просто протянуть время с утра от начала долгой стоянки.
Более всего от всей экскурсии запомнил единственную вещь: на месте архиерейского кладбища, где хоронили лучших людей города, коммунисты, пришедшие к власти после революции 1917 года, сделали зоопарк! Вот это по-нашему!
Перми вообще не привыкать "старый мир до основанья рушить" и строить на его останках что-то прямо противоположное. Недавно здесь совершали "культурную революцию" пришлые засланцы, москвичи, из команды Марата Гельмана, получившие карт-бланш от бывшего руководства города на культурное преобразование Пермеграда. Появились смешные граффити на скучных длиннющих заборах бывшего "гопнического серого города", неожиданные подписи, рисунки, в самых невероятных местах. Жить, как говориться, стало лучше, жить стало веселее! Вместо прежнего рабоче-промышленного города с кусочками старой купеческой застройки перед ошеломлёнными пермяками и гостями предстал город-буф из какой-то абсурдистской комедии, полный невероятных, временных и постоянных, памятников, инсталляций и прочее.
Символом переделки - стали знаменитые красные человечки, весёлые фигурки, появившиеся всюду по городу, даже перед серьезным законодательным собранием, а также огромный памятник букве "П" (сложенная из дров арка триумфа нового веселого искусства над всем традиционным, теперь считающимся нафталинным). "У нас здесь сегодня карнавал, - пыжились местные чиновники, бывшие гопники, пытаясь соответствовать изменившемуся культурному ландшафту.
Местное прежнее искусство - поглядывало злобно и исподлобья на "культурные бесчинства" пришлых варягов. Местные - в пролёте. На них, по новым меркам, слишком классических и традиционных, в программе культурных преобразований гельмановской команды места не нашлось. "Научитесь себя продавать! Вообще - учитесь! Вот вам учителя!" И в Пермь повалили всяческие неформатные артисты, необычные фестивали, прорывные авангардные спектакли - торжество нового искусства! Старое же, ныне никому не нужное - тихо пылилось в гербариях советских музеев, типа знаменитого прежде "музея-диарамы" - памятника первой русской революции, куда раньше обязательно водили экскурсии теплоходов, а теперь подзабыли.
Зато городскую среду - вот как преобразили! Сделали удобной для туристов. Турист как главный "потребитель" культуры и всей этой культурной революции! Турист приехал отдыхать, ему должно быть удобно! Местные по-прежнему: злобно и исподлобья. Но туристу впрямь удобно: проложены специальные пешеходные красные и зеленые маршруты - прямо по дороге прочерчены красная линия, зеленая линия, ходи себе, любуйся, перед каждым значимым местом установлен информатор: читай, что здесь было! Пермь, наконец, и сама стала меняться, стала "учиться", появился и свой "балет толстых", и свой авангард, музей современного искусства.
"Но в феврале его маненечко того, тады всю правду мы узнали про его", - как пелось в ставшей знаменитой песенке из юмористической телепрограммы "Городок". Гельмана прогнали, а его покровители, карнавальные чиновники - оказались на проверку обычными гопниками, вполне "традиционными" и никакими не новыми под луной: бывший губернатор, по слухам, отгрохал себе виллу в Ницце на народные деньги, о чём нам с некоторым даже мазохистическим удовольствием рассказала экскурсовод!
Наступило время великого местного реванша! Сносим зоопарк - возвращаем кладбище! По всему городу убирают теперь следы гельмановских преобразований, уже демонтировали красных человечков, последним бастионом держится дровяная буква "П", стоившая городу много миллионов, а теперь еще столько же нужно, чтобы её снести. Раздражённые местные несколько раз пытались поджигать "П" - зараза, не горит! Хитрый и предусмотрительный Гельман смазал дровишки специальным составом. Теплоходных туристов еще по традиции возят посмотреть на букву, но скоро её ждёт судьба диарамы, по крайней мере, наш Евгений уже возмущался, что это его привезли смотреть всякую пакость. "Вы нам лучше Пермь купеческую или рабочую покажите!" Диарама, напротив, скоро снова может пойти в ход.
Мне повезло, я видел Пермь догельмановскую, гельмановскую и вот теперь - пост-гельмановскую. Декорации здесь крушатся быстро. Недаром когда-то в этом городе находился самый большой молот, и это было еще до того, как в Перми пообедал его тёзка - сталинский нарком Молотов, и городу присвоили (правильно, в каком-то смысле!) имя Молотов, а после - снова забрали, чтобы, видимо, оставить его только одноименному коктейлю. Останавливаемся у артиллерийского музея. Пермская царь-пушка, в отличие от Московской, стреляла. Какая-то теплоходная тётушка смеясь замечает: "Вот её бы сейчас на Украину". "О, сволочь! Родимая сволочь" - писал в дневниках Александр Блок совсем по иному поводу. Не могу долго смотреть на оружие, не понимаю музеев оружия, захожу в вайфай (обнаружилась свободная точка доступа!), вместо музея - торчу в интернете...
Экскурсоводша вполне по-молотовски извиняется за встречающиеся еще здесь деревянные домики, с изумлением вспоминая, что некоторые группы, особенно иностранцы, просят здесь остановиться, для них это экзотика, деревянное зодчество, чудесные, расписные наличники, а для неё - просто рухлядь, "скоро эти никчемные дома, наконец-то, снесут"! Вот она - подлинная русская идея, а вовсе не та, якобы свойственная русским всемирная отзывчивость, о которой грезил Ф.Достоевский в своей речи о Пушкине! На месте кладбища поставить зоопарк - и наоборот, и так по кругу! Гельманы, гопники, взгляды исподлобья, пушку - на украинцев!
Наверное, прекрасным контрастом этому крушащему свои декорации экс- Молотову - на этот раз ещё: разрушили для полной перестройки центральный фонтан, где мы прежде отдыхали, да к тому же недавно в Перми прошел большой фестиваль, и впрямь, были декорации - копии великих башен, от Спасской в Москве, до Пизанской в Пизе (о, спасибо, Кэп!) - и эти самые декорации теперь там медленно разбирают... Прекрасным контрастом было бы посмотреть на вечные сталактиты и сталагмиты кунгурских пещер, но я выбрал театр!
Еще в Казани я прочёл, что ровно 16 июля (то есть в день нашего прибытия) открывает свой театральный сезон замечательный театр "У Моста", лауреат "Золотой маски", недавний казанский гастролёр. Открывает знаменитым своим спектаклем "Калека с Инишмана" по Мартину Макдонаху, который они показывали и в Казани, но у нас билет на спектакль в последние дни достать было невозможно, как говорят. Впрочем, я и так бы не смог пойти, а вот теперь здесь в Перми - попадаю! Ан нет! Сеанс в 19.00, а мы отплываем в 20.00! Ан опять-таки нет! Там же время Пермское! Два часа разницы! То есть спектакль в 17.00 по-нашему! Попадаю! Правда, только на первый акт, но видео спектакля выложено в интернете, второй акт досмотрю дома, решено, иду в театр!
Мартин Макдонах - один из самых актуальных и востребованных современных драматургов, персонажи его часто разговаривают самой грубой бранью, суроволицые, но какие-то по-детски трогательные при этом! Сюжет часто ужасен, трагичен, события, разворачивающиеся, иногда просто мерзотны, но герои, простоватые и безыскусные - даже убивают если, то не исподтишка, а из естественного продолжения грубой и некрасивой их жизни, сами же люди - красивы даже очень, если смотреть на них со стороны, только вот кто же на них посмотрит со стороны? Рефрен именно сегодняшнего спектакля "Калека с Инешмана": "Значит Ирландия не такая уж дыра, раз янки приехали сюда снимать кино из Голливуда". Люди в мире Макдонаха - наивны, красивы, грубы и неиспорченны, и такими: приходят по ходу пьесы к своей трагедии, иногда - к самому страшному своему греху и полному краху, а ты их любишь невыносимо и не можешь объяснить почему, но жить бы среди них не хотел ни за что, жизнь их - сера и глиниста на ощупь.
Перед спектаклем к зрителям вышел режиссёр и создатель театра "У Моста" - Сергей Федотов! Это удача, но начало сезона, так что неудивительно! Театр этот, которому нынче исполняется уже 25 лет, называют "мистическим", так сложилось после первого их знакового спектакля - гоголевской "Панночки", но не стоит понимать слово "мистический" слишком уж буквально обывательски: не будет здесь обязательно летающих демонов, зажженых свечей, обрядов колдовства, но всё же будет погружение в особый создаваемый мир, гротескный, экспрессивный (слово "гротеск" стало даже уже неким штампом в театральных рецензиях на спектакли "У Моста"). Очень хорошо написано в рекламном проспекте театра: "Мистика в данном случае становится метафорой художественного метода, целью которого является поиск способов воплощения на сцене глубинного, незримого, относящегося к сфере человеческого подсознания".
А ещё - в этом театре верят в мистику, в неслучайность случайных совпадений. Три дня назад режиссер Федотов вернулся из Ирландии, родины Макдоноха, где тот теперь бывает совсем не часто, предпочитая курсировать между Лондоном и Америкой. Сергей Павлович (вот вам одно из знаменательных неслучайных совпадений - Федотов полный тёзка другого знаменитого пермяка, великого импресарио Дягилева) ездил встречаться с авторами книги о Макдонахе, ведь в октябре в Перми грандиозное событие - первый в мире Макдонаховский фестиваль, сам драматург обещал приехать в гости к театру "У моста"! Надо подготовиться! "И вот иду я по улице, вдруг бац! - из бара выходит сам Мартин Макдонах собственной персоной! "О, - говорю! - привет, Мартин!", "Привет, а ты, собственно, кто?", "А я Сергей Федотов, режиссёр из Перми!", "О, Пермь! Да-да! Приеду к вам в октябре!" Так что вот - еще раз он подтвердил". Простое совпадение, - скажете вы? Ну не скажите! По крайней мере, в театре "У Моста" в это не верят.
Спектакль вышел очень ирландским (персонажи- неотёсаны и рыжеволосы, актёры - прекрасны и трогательны!), и очень русским одновременно! Недаром Ф.Достоевский назвал подлинной русской идеей нашу всемирную отзывчивость, способность чужое - принять как своё! Перед нами настоящий, созданный режиссёром трогательный мир, поразительно напоминающий деревню Премилово из одноимённого цикла картин художника Любарова. Хотя жизнь инешманцев - суровая и не гладит по головке, а бьёт по башке... две тётки-старухи, при них родненьким неудачником - "бедный наш мальчик", эта экспозиция "Калеки с Инешмана" напомнила мне другой недавно смотренный спектакль - "Бердичев" театра им. Маяковского в Москве. На него я тоже писал рецензию, но не опубликовал, ибо слишком далеко зашёл. Постановщик московского спектакля - мой друг Никита Кобелев выболтал мне несколько больше, чем нужно знать почтеннейшей публике, а я же не какой-нибудь Пустозвон - разносчик новостей на Инешмане, еще один из макдонаховских персонажей, поэтому я и не стал публиковать. "Передайте привет всем на острове, - пишет в прощальном письме в конце первого акта калека-Билли... то есть, просто Билли! - передайте всем привет! Только Пустозвону не передавайте!"
Толстая тётушка вынимает изо рта неведомый американский чупа-чупс. Он уехал! Билли Уехал! Всхлипывапет. Всовывает чупа-чупс обратно! Вынимает! Уехал! Всовывает! Плачет! Вынимает чупа-чупс изо рта...
Конец первого акта. Прощай Билли! Пока - театр! Все расходятся по своим лодкам. Моя - четырёхпалубная, каюта в самом трюме. Плыву!
День 5.
Сарапул. Долго не могли пристать. Теплоход повернулся кормой вперёд, и задним ходом, доолго, подруливал к пристани пока, наконец, не пристал с третьей, кажется, попытки. Для Сарапула (как и в прежние времена, видимо) - прибытие теплохода целое событие! Сколько человек, думаете, нужно для проведения экскурсии одной группе? У теплохода нас встречало четверо, потом добавилась автобусный экскурсовод, в музее - добавилось еще четверо, а после - повела нас по улице, по музейному кварталу, новая девушка-экскурсовод, по пути встречались еще люди - 7 человек. То есть: 4+1+4+1+7= 17 человек задействовано в одной экскурсии! По-моему, это рекорд! Осталось добавить, что все они (кроме автобусного экскурсовода) - в одеждах 19 века!
Колоритный дяденька в роли городского головы, просвещенного мецената Павла Андреевича Башенина - при нём и его усилиями в конце 19 века: и водопровод в городе, и электричество, и много-много чего еще, самый вспоминаемый сарапульский мэр, и... умер в 42 года всего! С 21 года принял от отца купеческое наследство, с этого времени - хозяин, называли уже уважительно, по имени-отчеству. Где они сейчас, такие хозяева? Особая порода людей, исчезнувшая! Грусть тоска по России, которую называли тогда Отечеством в полном значении этого слова, почитая, как землю отцов... Летняя дача Башенина - главный дом и музей Сарапула, утопает в зелени, посреди леса почти, о, эта беседка, о, этот фонтанчик, посвященный детям, ах, коробочка из-под конфектов монпасье!
Вместе с дяденькой (Башениным)в порту ещё нас встречали - его "жена", да какой-то мальчик в лаптях, да еще девочка-гусар, потом ясно - Надежда Дурова! А на даче Башенина - добавилась пианистка за старым роялем, да "мадам Помпадур" в будуаре, да две экскурсоводки в костюмах старших служанок, а потом по улице мы шли в сопровождении "купчихи", встретили "медсестру" из местного госпиталя, а перед гимназией - "директрису" и "гимназистку", а перед Пушкинским садом - коробейников и гармониста.
Сарапул - с тюркских наречий "желтая рыба" (ср. в современном татарском: жёлтая рыба - сары балык), говорят, пушкинская "золотая рыбка" именно сарапульская, историю рыбки, де, тогдашний городской голова Дуров передал поэту. Дуровы - и отец и брат знаменитой Надежды кавалерист-девицы - оба здесь поначальствовали, избирались городскими головами.
Вообще, что-то с девушками в Сарапуле творилось странное! Сразу две "кавалерист-девицы" на один небольшой городок! Вторая - Антонина Тихоновна Пальшина-Придатко - уже в первую мировую остригла волосы, и под именем Антона Пальшина, купив лошадь у раненого солдата, воевала! Наша современница, между прочим, на 96 году жизни умерла в 1992-м! Третьей девицей я бы назвал Еву Кюн из трогательной и знаменитой "повести о рыжей девочке" Л. Будогоской. Узнал из интернета, что сделали здесь отдельный туристический маршрут по местам Евы Кюн.
Пытаются здесь и вернуть "бренд" родины Надежды Дуровой, давно "перехваченнный" ушлыми елабужанами. Но если в Елабуге та провела свою старость и последние годы, то в Сарапуле детство и юность, и именно оттуда ушла на фронт. Всего лишь в прошлом году здесь поставили свой памятник Дуровой. В Елабуге-то он есть давно. Но Елабужский - в гусарском ("позднем")облачении, а здесь - поставили в казачьей форме без особых знаков отличия, в какой и уходила она на фронт! Но долго сарапульцам придется Елабугу догонять, там - музей, туда потомки приезжают (брата Надежды Андреевны, проживающие во Франции), а недавно в Зальцбурге, в Австрии с подачи татарстанцев написали даже оперу о Дуровой, премьеру провели с большим успехом.
Музейное "соперничество" негласное двух соседних бывших уездных городков чувствуется, да и сами музейщики сарапульские о нём вполслова упоминают, и стараются они очень, вон как нас - туристов встретили! Но возможностей здесь поменьше, чем у Елабужских. Там - статус заповедника есть у большой территории исторического города, здесь - нет, дома старой деревянной "мещанской" застройки Сарапула медленно, но верно исчезают, музейщикам удается лишь наличники сохранить - а местные мастера-деревщики славились искусством! Вместо деревянных сносимых потихоньку строят коттеджи (большие дома не разрешены в старой части), одну слободку под свои дома почти целиком выкупили азербайджанцы. Каменные дома - купеческая застройка 19 века - тоже не все в хорошем состоянии. Почти в плачевном тот дом, в котором уже в советской время (в гостинице, располагавшейся там) жила съемочная группа фильма "Волга-Волга", съемки проходили неподалеку, так что в пору было бы назвать "Кама-Кама". Город утопает в зелени, но частью - обветшалый какой-то. Зато из сохранившегося - сады, в т.ч. - гимназические сады. Огороженные статными и красивыми решетками. В 19 веке простым горожанам там ходить не разрешалась, сад - только для гимназистов! У мальчиков из реального училища - свой сад, у девочек из гимназии - свой. И вот сады эти живут!
Там где была гимназия, где училась и Ева Кюн - сейчас просто школа, но недавно возобновили и сделали гимназические классы для девочек, возрождая старые педагогические традиции, даже проводят там ежегодно "сиреневые балы".
Пушкинский сад. Самый красивый и популярный в городе. Перед входом нас встречали коробейники прежних эпох, квасом угощали, плюшками, и... - всамделишные, нынешние алкаши, отплясывавшие под костюмированного баяниста из 19 века. Дырка во времени закрылась! И баянист, выпадая из роли, запел почему-то вдруг не 19 век, а "есть только миг между прошлым и будущим". Дополнял пейзаж советский автомат газировки в глубине сквера у третьего из сарапульских музеев, мигая пустыми квадратиками-глазницами, где в годы нашего детства иногда, в самые лучшие времена писали название сиропа.
Кстати о пейзажах - прекрасный, чудеснейший вид на Каму со смотровой площадки! Вот уж этого точно нет у Елабуги! То есть, там, конечно, тоже есть своя гора и Чертово городище, откуда также прекрасный обзор, но такой Камы, как в Сарапуле - оттуда не увидеть!
Но в целом грустно... грустно почему-то смотреть на Сарапул. Несмотря на зелень садов, много здесь какой-то расхристанности русской провинции: двухэтажные гнилые хрущобы на окраинах маленького центра города, частью заброшенные деревяшки, русские алкаши, и все заметнее напирающие новые коттеджи, и узкие и не очень хорошие дороги, а рядом - прекрасный, но маленький музейный квартал с музейной командой: 17 верных ряженых и другие "закадровые" музейщики, которые очень стараются, но могут не всё, да ещё: чудесная, как цветок, дача Башенина в стиле модерн, да сады, да кусочек леса, - вот всё это чудесное - как будто съежилось, но пока держится, а с углов город застыл и увядает под паутиной вечности... Эх, кабы нам сюда снова городского голову Башенина Павла Андреича, на таких-то как он и стояла Россия! Так ведь помер, давно уже помер...
Вообще, есть что посмотреть туристам в Сарапуле, и хочется, чтобы городочек жил. Что-то в нём из 19 века сохранилось нетронутым, больше даже, чем в Елабуге... вот этот воздух городских садов, качелек, беседок... о, мой отпуск. Длись. Длись. Длись. Не найдите меня, дела и делишки. Сарапул... медленно, медленно прощаемся с тобою... Сарапул... Кама!.. Восторженная девочка бегает по палубе и кричит что-то Каме! Это Ева Кюн! Рыжая девочка из повести Лидии Будогоской, вырвавшаяся на свободу из замшелого городишки, утопающего в своих садах... Прощай Сарапул! Состригла косы свои и убежала - Надеждой Дуровой там, или Антониной... Прощай, прощай Сарапул! Только отсюда, с твоей горы - Кама такая волнующая, такая зовущая...
СОДЕРЖАНИЕ
предисловие
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Финляндия обустраивает жизнь | | | Интервью в работе публициста |