|
Теперь дам слово великому князю Александру Ми-хайловичу. Он трезвее
многих других оценил характер и способности своих родственников: "Стройный
юноша, ростом в пять футов и семь дюймов, Николай Второй провел начало
своего царствования, сидя за громадным письменным столом в своем кабинете и
слушая с чув-ством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания
своих дядей. Он боялся оставаться наедине с ними. В присутствии посторонних
его мнения принима-лись дядями за приказания, но стоило племяннику и дядям
остаться с глазу на глаз, их старшинство давало себя чувствовать, а потому
последний царь всея Руси глубоко вздыхал, когда во время утреннего приема
выс-ших сановников империи ему возвещали о приходе с докладом одного из его
дядей.
Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим
полководцем. Алексей Алек-сандрович повелевал моряками. Сергей Александрович
хотел бы превратить Московское генерал-губернатор-ство в собственную
вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств.
Все они имели, каждый своих, любимцев среди ге-нералов и адмиралов,
которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые
желали бы устроить "русский сезон" в Париже, своих удиви-тельных
миссионеров, жаждущих спасти душу импера-тора, своих чудодейственных
медиков, просящих ауди-енции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше и
т. д. Я старался всегда обратить внимание Николая Вто-рого на навязчивость
наших родных".
Ни в ком государь не находил помощи. Ужас ситуа-ции заключался в том,
что именно на царствование Николая Второго пришлось время, когда требовалось
сочетание искренних усилий всех, вовлеченных в уп-равление государством.
"Николай Второй в трудные минуты жизни имел обыкновение спрашивать
совета у своих родственников",
-- пишет Александр Михайлович. Правильнее было бы
-- "имел неосторожность". Не случайно несколько ниже
великий князь утверждает, говоря о состоянии госуда-
ря: "Он разуверился во всех".
Кстати приведу слова отца из "Жития...": "В настоя-щее время, кто может
совет дать, так они в уголочки позагнаны".
Приведу и свидетельство Гурко, свидетельство не только об
исключительном положении Николая, но и обыкновенности такого положения:
"Окруженный не-сколькими близкими друзьями, как-то: Воронцовым, Черевниным,
Рихтером и кн. В.Оболенским, которым он отнюдь не дозволял вмешиваться в
государственные вопросы и даже говорить о них, Александр Третий ог-радил
себя от интриг, могущих его свернуть с твердо начертанного им пути. Но это
породило другое зло -- отчужденность от общества, отчужденность от жизни и
незнакомство с новыми, выдвигавшимися его запроса-ми и настроениями.
Существование в заколдованном кругу, куда лишь с трудом и смутно
проникают те течения мысли, которые в данное время захватывают и направляют
народную волю, для монарха столь же опасно, как постоянное выслушивание
городских сплетен и выдерживание перекрестного огня неизменно плетущихся
вокруг него интриг.
Но таково положение всех царствующих: либо пол-ная отчужденность, либо
невольное впитывание в себя множества разнообразных нашептываний и
подсказы-ваний, разобраться в коих тем более трудно, что в прав-дивости и
личном бескорыстии различных сообщений и указаний монарх никогда не может
быть уверен. Приве-ду по этому поводу мнение великой княгини Елизаветы
Федоровны об окружении Николая Второго и его суп-руги. На слова одного
видного судебного деятеля, выра-зившего сожаление, что государь не видит
никого, кро-ме его ближайшего окружения, и что если ему неудоб-но общаться с
парламентариями, то он мог бы все же видеть людей из мира литературного,
художественного и научного, великая княгиня с живостью ответила: "А почему
же не парламентариев? Ведь при нынешней об-становке достаточно прожить один
год при дворе, что-бы утратить всякую веру в людей".
Симанович (его -- потому только, что он, как и вся-кий раз, говорит с
чужого голоса. Всем известна была манера Симановича, состоявшая в том, чтобы
выслу-шивать в гостиных мнения других, а при случае выда-вать за свои,
обозначая так собственную осведомлен-ность): "В сущности, я Николая Второго
всегда жалел. Без сомнения, он был глубоко несчастный человек. Он никому не
мог импонировать, и его личность не вызы-вала ни страха, ни почтения. Он был
заурядным челове-ком. Но справедливость все-таки требует подтвердить, что
при первой встрече он оставлял глубоко обаятель-ное впечатление.
Он был прост и легко доступен, а в его присутствии совершенно забывался
царь. В своей личной жизни он был чрезвычайно мало требователен. Но его
характер был противоречив. Он страдал от двух недостатков, ко-торые в конце
концов его погубили: слишком слабая воля и непостоянство. Он никому не верил
и подозре-вал каждого. Распутин передавал мне как-то следующее выражение
царя: "Для меня существуют честные люди только до двух годов. Как только они
достигают трехгодичного возраста, их родители уже радуются, что они умеют
лгать. Все люди лгуны". Николай жил в убежде-нии, что все его обманывают,
стараются перехитрить и никто не приходит к нему с правдой. Это был трагизм
его жизни. В сознании, что он ненавидим собственною матерью и
родственниками, он жил в постоянной бояз-ни от двора императрицы-матери, то
есть так называе-мого старого двора. Он считал даже свою жизнь в опас-ности.
Привидение дворцового переворота постоянно носилось перед его глазами. Он
часто высказывал опасе-ние, что его ожидает судьба сербского короля
Алексан-дра, которого убили вместе с женой и трупы выбросили через окно на
улицу. Видно было, что убийство сербс-кого короля произвело на него особое
впечатление и наполняло его душу содроганием. Царь проявлял осо-бый интерес
к спиритизму и ко всему сверхъестествен-ному. В этом лежала большая
опасность. Когда он слы-шал о каком-нибудь предсказателе, спирите или
гип-нотизере, в нем сейчас же возникало желание с ним познакомиться. Этим и
объясняется, что столько жули-ков и сомнительных личностей, при других
условиях и мечтать не смевших о царском дворе, сравнительно лег-ко получали
доступ к дворцу".
Обращу внимание на конец. Симанович прямо назы-вает жуликами тех, кто
теснился возле Николая и его семьи. Понимал это и сам государь, поэтому и
испыты-вал неудовлетворение от их пребывания во дворце.
В интересе к сверхъестественному, о чем пишет Си-манович, проявилось
стремление государя вырваться из привычного, такого тягостного для него
круга, ставше-го ко времени появления отца в Петербурге замкнутым. Повторю,
он ни в ком не находил опоры и хватался за соломинки, ломавшиеся в тот же
миг.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 66 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Слабая воля ищет волю сильную | | | Любимая жена и ненавистная невестка |