Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ЭЛЬ ДОРАДО 3 страница

Читайте также:
  1. Castle of Indolence. 1 страница
  2. Castle of Indolence. 2 страница
  3. Castle of Indolence. 3 страница
  4. Castle of Indolence. 4 страница
  5. Castle of Indolence. 5 страница
  6. Castle of Indolence. 6 страница
  7. Castle of Indolence. 7 страница

– Значит, теперь ты стоматолог-психотерапевт… А как дочь приняла твой союз с Феодором? – мысленно спросила Магдалина рыбу-трубу.

– Прекрасно! Она называет его папа Фёдор, – ответила рыба-труба и радостно засмеялась. – Мои друзья неожиданно приняли Феодора без задних мыслей и приезжают к нам кататься на велосипедах в Венсеннском лесу, а мы ездим к ним играть в пинг-понг и есть ужасные французские шашлыки.

– Я всю жизнь буду трубить о труде как единственной добродетели, которая успешно может заменить любовь, пока она не свершилась. Труд – это та козырная карта, тот туз, когда из колоды вышли любовь и смерть. Чтение книги Нелы в арабских кварталах я сопровождаю своими проповедями о труде, ведь многие арабы живут на пособие, торгуют наркотиками или воруют. И только некоторые из них знают, что такое труд, занимаясь черной работой. Я читаю им оды против наркотиков и непрестанно говорю, что труд побеждает всё. Проповеди о труде, бывает, идут у католических церквей или молодежных клубов, где моими прихожанами становятся студенты и европейская богема. Я начинаю так: когда я был подростком и впервые влюбился в мальчика, но понимал, что это безответно, меня поразила болезнь: черная депрессия. Я слонялся по квартире и не находил себе места. И вдруг мама сказала: «Симон, пойди помой полы в кухне!» Сделав это, я испытал облегчение и озарение, поняв, что труд, помимо любви, – лучшее лекарство от всех болезней.

Тем временем горный хрусталь сыпался в корзину Магдалины, и она, плавая с рыбой-трубой над серыми кораллами, вспоминала, как, бывало, сутками работала в эскорт-агентстве, отдавая клиентам свои улыбки в ресторанах и тело – в апартаментах. Любой труд – благороден, если он лечит. Она лечила и лечилась телом. Нела, думала Магдалина, был слишком категоричен, однако он встретился ей именно в тот момент, когда она уже отработала свою старую карму и в ее жизни начался новый этап.

– Симон, тебе не приходила в голову мысль, что труд может убивать? – вдруг мысленно спросила Магдалина рыбу.

Рыба-труба, продолжая замирать над кораллами, ответила так:

– У меня есть друг-трудоголик. Он был так погружен в дела своей фирмы, что приезжал домой под утро. Из-за этого плохо питался и недосыпал. В итоге он похудел, стал выглядеть как анорексик, а потом и вовсе заболел. Трудоголизм, Магда, сродни алкоголизму. Во всем хороша мера. Однако об этом тебе расскажет другая божья рыба. Моя миссия – проповедовать радость и пользу труда, который убивает ад Серпентария и создает рай на Земле.

Рыба-труба трубила в свою трубу о позитиве труда и знала, что придет время, когда в один из воскресных дней апостола Симона схватят арабы-наркоманы, когда он приедет в 19-й округ Парижа читать свою проповедь. Обкуренные арабы на его же машине отвезут Симона в Венсеннский лес и привязав к дереву, заживо разделят надвое русской антикварной бензопилой «Дружба».

Рыба-труба протрубила Магдалине о страшной смерти Симона за веру.

Магдалина ужаснулась и сказала:

– Симон! Неужели твоя дочь и твой Феодор не видят, что ты своими проповедями в арабских кварталах подписываешь себе смертный приговор? Они же одни из самых безнадежных змей на Земле!

Рыба-труба хохотнула счастливым смехом и ответила:

– Магда-Магда! Я призван очистить парижский питомник не мечом и ненавистью, а просвещением и любовью. Многие арабы дружны со мной и из змей стали хотя бы людьми, ибо до боголюдей им еще далеко. Многие, послушав меня, бросили наркотики и пошли работать в кафе и мясные лавки. Многим я вставил золотые зубы мудрости. И если жизнь устроена так, что физическая смерть неизбежна, то нужно делать неизбежным духовное бессмертие. Но это подвластно лишь богочеловеку, который, обретя рай и гармонию в душе, делится этим с заблудшими змеями Серпентария. Арабы – самые заблудшие из змей, но это не значит, что они безнадежны.

Надо мужественно и уверенно нести свет истины в адскую тьму питомника, и никакая смерть не коснется тебя, несмотря на все пилы, ножи и пистолеты. Не переживай и передай от меня Фоме хрустальный привет!

Прозрачная в своей божьей истине, рыба-труба медленно уплыла в глубины Красного моря, а Магдалина, вынырнув, проснулась.

 

Восьмая добродетель Царства Божьего на Земле скоро явилась в дневной сон Магдалины в виде божьей рыбы, именуемой луновидный дрозд. Он спешил рассказать, что проповедует ЧУВСТВО МЕРЫ, и высечь хвостом изумруды в плетеную корзину Магдалины, плавая над зелеными кораллами. Магдалина узнала в нем апостола Филиппа.

Как ни странно, луновидный дрозд хорошо заговорил по-русски:

– Здравствуй, дорогая Магда! Как поживаешь? Вижу, что хорошо. Твоя девочка уже скоро вылезет на свет божий!

После вознесения Нелы я вернулся в Венецию и женился на Лизе, девочке из России. После свадьбы я посадил на балконе дивный душистый табак, и ночью, когда на белые цветы попадали капли дождя, они становились серебром богов и сильно благоухали до потери сознания. Мы с Лизабеттой сидели на деревянных креслицах и погружались в этот божественный запах. И казалось, что рай на Земле для нас уже наступил.

Луновидный дрозд подставил свое изумрудное тело под солнечные лучи и продолжил:

– Так, вместо петрушки на моем балконе появились цветы, и я решил пойти на работу в цветочную лавку. Каждый вечер моя Лизабетта ставила в вазу у изголовья нашей кровати свежие розы, гвоздики, подсолнухи и пьянты и надевала нижнее белье соответствующего цвета – она работала в магазине нижнего белья. Я никогда не приносил ей хризантемы, хотя она зачем-то всегда просила их, как будто готовясь к своим похоронам. Когда после двух лет ожидания и лечения Лизабетта так и не смогла родить ребенка, она стала выпивать. Причем для этого моя жена выбирала лучшие места города, и я находил ее там в непотребном виде. Вот тебе, например, один из ее маршрутов выходного дня, пока я сидел в своей цветочной лавке. Причем каждой достопримечательности соответствовало определенное вино.

Воскресное утро пьяного дня начиналось на Гранд-канале у Золотого дома в стиле венецианской готики. Она выпивала бутылку асти мондоро из александрийского муската и посещала галерею Франкетти. Средневековая живопись и скульптура вдохновляла Лизабетту на еще одну бутылочку, которую она каким-то чудесным образом проносила с собой в сумке в музей. В галерее Лизабетта любила пить асти спуманте с ароматом жасмина и чайной розы. После этого моя жена садилась в гондолу и плыла по Большому каналу, медитируя на окрестности и выпивая третью бутылку: обычно это было асти сантеро из винограда Москато ди Канелли с ароматом зеленого яблока, цедры грейпфрута, цветущих ирисов и меда. Когда ее гондола входила в канал Святого Марка и приближалась ко Дворцу Дожей, Лизабетта открывала четвертую бутылку асти чинзано, и хотя крепость его была всего семь градусов, на мой взгляд, она уже явно была, мягко говоря, лишней. Еще не очень пьяная, Лизабетта выходила из гондолы на площади Сан-Марко и долго кормила голубей. Прекрасно зная старинную плохую примету, моя жена, наплевав на нее после четвертой бутылки вина, единственная на площади ходила между колоннами льва Святого Марка и Святого Теодора, как будто готовясь к моей публичной казни.

Побродив у кампанилы и собора Сан-Марко, она медитировала на крылатого льва Часовой башни, спьяну думая, что наступил вечный день Вознесения и боковые дверцы с ударом часов откроются, чтобы ангелы и волхвы поклонились Деве Марии.

Затем Лизабетта выпивала пятую бутылку: обычно это было брунелло из винограда Санджовези Гроссо, собранного вручную. Долго выдержанное в дубе, это вино вливало в мою жену ароматы кедра, ванили и корицы. Веселая и счастливая, Лизабетта входила в стрельчатую арку Бумажных ворот Дворца Дожей и попадала в галерею Фоскари, а затем во двор. По Золотой лестнице она поднималась в парадные залы дворца и всегда стремилась в южное крыло, где находится зал Большого совета. Лизабетта долго любовалась живописным полотном «Рай» Тинторетто на стене в глубине зала. Что она видела на этой самой большой в мире картине после пятой бутылки вина, это известно одному Богу, потому что на следующий день она ничего не помнила. После «Рая» моя жена шла по мосту Вздохов, созданному отнюдь не для влюбленных, через Дворцовый канал в Новые тюрьмы и вздыхала так же тяжко, как делали это заключенные, бредущие по этому мосту на смертную казнь. И ей казалось, что заключенные и влюбленные, влюбленные и обреченные – это совершенно одно и то же.

На мраморном мосту Риальто Лизабетта выпивала шестую бутылку вина, поминая смертников и умиляясь тому, что в 1444 году толпа глупых зевак, жаждущих посмотреть на жену маркиза Феррары, обрушилась вместе с этим мостом в Большой канал. Вино бароло из винограда Небиолло с ароматом сливы, красных ягод, дыма и трюфелей делало мою жену совсем невменяемой. Она звонила мне на мобильный и просила приехать к мосту.

Я забирал ее оттуда, но Лизабетта настаивала, чтобы я посетил с ней церковь Санта Мария делла Салюте. Там она, несмотря на мои яростные протесты, выпивала седьмую бутылку. Это обычно было бархатное амароне с ароматом перца, корицы, имбиря, пряных трав и обожженной древесины. В церкви Лизабетта молилась Деве Марии, избавившей город от чумы Серпентария. И только после этого она позволяла отвезти себя домой. Дома, сев в креслице у душистого белого табака, жена открывала последнюю, восьмую бутылку. И я не мог ее ни спрятать, ни разбить, ни вылить, ни забрать, потому что это бы спровоцировало ужасную истерику. Обычно последним было кьянти, которым она хотела убить себя, но по иронии судьбы это вино единственное, которое входило в качестве компонента в древний рецепт эликсира долголетия. Аромат томленой вишни, лакрицы, сладковатого табака, маслин и лесных ягод в сочетании с запахом серебра богов на нашем балконе наконец усыплял Лизабетту. Я уносил ее на руках в кровать и до рассвета садился работать над книгой проповедей Нелы, переводя ее на итальянский. Когда мне удалось издать эту книгу в Италии, я в свои выходные дни, пока жена совершала немыслимые возлияния по своему маршруту, читал проповеди Нелы на площади Сан-Марко, разбавляя их своими комментариями. И вот однажды, когда я говорил о том, что, будучи в Москве у Нелы в его Новоспасском бункере, бывало, помногу пил Геленджикский кагор, ища в вине свободу и истину, но Нела объяснил мне, что они никогда не найдутся без чувства меры, которое надо соблюдать во всем, что бы ты ни делал в жизни, я увидел среди праведников и змей, слушающих меня на площади, мою вдруг отрезвевшую жену. Она вытащила очередную бутылку из сумки, аккуратно поставила ее на землю и отошла прочь. На следующий день мы решили взять из приюта девочку. Когда это намерение осуществилось, Лизабетта обрела утешение, счастье и совсем перестала пить. Но на праздники, когда к нам приходили гости, или особенно во время Венецианского карнавала ей становилось невыразимо грустно, и тогда я сказал ей:

– Любимая! Искусство и виртуозность меры не в том, что ты полностью лишишь себя наслаждения вкусом твоих любимых вин, а в том, что ты будешь это делать настолько, чтобы не вредить своему здоровью и помнить, что с тобой происходило. Это и есть достойная винотерапия.

После этого Лизабетта и я, без всяких усилий воли и совершенно естественно, ограничивались одной бутылочкой хорошего итальянского вина по праздникам и в выходные. Этого было достаточно. А когда я издал свои проповеди на русском языке о вреде алкоголизма и пользе винотерапии, я распространил их по московским книжным и несколько раз в году приезжал в столицу русского питомника огласить их, потому что был убежден, что Россия – самая пьющая страна мирового Серпентария.

Луновидный дрозд высек хвостом новый изумруд чувства меры и сказал:

– Однако ты знаешь, Магда, как убьют Филиппа?

Магдалина хотела было вынырнуть, чтобы снова не слушать о страшной смерти, но потом подумала, что мучить и убивать пророков нового Бога – это незыблемый закон жизни, поэтому отнеслась к этому философски. Луновидный дрозд продолжил:

– Апостол Филипп, будучи уважаемым отцом взрослой красавицы дочери и чтимым среди праведников богочеловеком, как всегда, в воскресный день приплыл в гондоле на площадь Сан-Марко читать свои божьи проповеди. И в тот момент, когда он говорил прихожанам о чрезмерном возлиянии как о ложном пути к свободе, компания горьких венецианских пьяниц под видом змей в униформе схватила Филиппа и посадила в траурную гондолу. Вынудив его выпить с ними больше чертовой дюжины бутылок вина жестокими побоями, они проткнули его пьяного разбитой бутылкой, привязали гондолу к пристани и скрылись. Так апостол Филипп с осколком винной бутылки в сердце лежал всю ночь на Большом канале в траурной гондоле, пока на рассвете его не нашли гондольеры.

Магдалина ужаснулась и мысленно спросила рыбу:

– И зная все это, через много лет ты сядешь со змеями в их гондолу? Неужели ты не узнаешь их?

Луновидный дрозд усмехнулся:

– Я узнаю их и вслепую, Магда, по одному только спиртному запаху, но это не сможет предотвратить мою смерть. Пока жив Серпентарий со своей безмерностью, мы все, ученики и последователи Нелы, не застрахованы от смертельных укусов. Мне пора. Передавай Фоме изумрудный привет и научи свою девочку чувству меры. Да сохранит тебя Бог от пьяницы зятя!

Божья рыба луновидный дрозд высекла в корзину Магдалины последний изумруд и скрылась в большой глубине.

Магдалина проснулась и сходила в магазин за питерским шампанским со Свердловской набережной – лучшим в России. Выпив бокал за здоровье Филиппа, она записала беседу с рыбой в большую тетрадь, как и раньше, когда к ней приплывали другие апостолы.

 

Что может женщина предложить миру, кроме своего ребенка, когда она беременна? И какой это будет дар – светлый или темный – во многом зависит от нее: воспитанием преодолеваются даже порочные гены – вдруг проявившееся наследство от неведомых предков. Так когда-то говорил Нела. Все это Магдалина помнила и с нетерпением ждала девятую добродетель Царства Божьего на Земле – ТЕРПЕНИЕ.

И снова приснилось Красное море. Красноротый групер плавал над кораллами цвета кофе с молоком и высекал коричневые ониксы. В нем Магдалина узнала Фому, своего мужа. Этот был единственный апостол, который жил по законам строгой логики-физики. Отношения с женщинами он изучал по книге «Сопротивление материалов» и был убежден, что всё в этом царстве Серпентария можно взять под контроль. Вещие сны, приметы, мистические знаки и другие миры вызывали у Фомы смех и отторжение. Однако Неле удалось достучаться до него своими проповедями и фактом стигматов.

– Ну здравствуй, любимая жёнка! – красноротый групер ласково потерся спинкой о ладони Магдалины. – Нела говорил, что так называл Гончарову Пушкин в личной переписке. Мне очень понравилось, – продолжил групер и спросил у Магдалины:

– Я хочу наконец рассказать тебе историю моей жизни с женщиной, что была до тебя. Ты готова выслушать?

Магдалина мысленно удивилась:

– Я часто просила тебя рассказать о ней, но твои материалы сопротивлялись.

Красноротый групер усмехнулся, оценив ее иронию, и объяснил:

– Дорогая, если бы я сделал это раньше, до твоей беременности, твое знание о моем богочеловеческом терпении могло бы навести тебя на мысль, что ты можешь совершать что угодно. Женщины всегда этим пользовались. С тобой я решил это изменить.

Магдалина удивилась еще больше:

– Но Фома! Ты же знаешь, что в моем случае к прошлому возврата нет. Я до конца отработала ТУ свою карму.

– Я это знаю, но все равно решил подстраховаться. Если уж я не могу не терпеть что-либо, когда люблю, так пусть лучше женщина не знает об этом моем замечательном бесконечном качестве, – сказал групер и начал раскрывать тайну своей любви и адского терпения, которое привело его к раю.

– Я женился по любви, что не позволяют себе даже короли. Она полностью соответствовала моим идеалам женской красоты, которые в то время у меня были довольно странные: мне нравились худые, как подростки, брюнетки, этакие андрогины с маленькой красивой грудью и чертовски сложным нравом. И вот я встретил свой идеал на одной из дружеских вечеринок, еще живя в Киеве. Лэся работала учителем литературы в школе. Она, кстати, еще до Нелы открыла мне шедевры мировой классики, практически научила читать и разбираться в хорошей литературе. Мы очень нуждались друг в друге и вскоре стали жить вместе. Я очень любил ее, но, бывало, подтрунивал над ее верой в старого Бога и частыми визитами в Киево-Печерскую лавру. Ей снились сны, которые всегда сбывались. Она была ведьма с зелеными глазами, творившая добро. Я очень хотел ребенка, но Лэся твердила, что еще не готова. Тем более что реализацию этого моего желания усложняло одно не вполне понятное для меня «но»: живя вместе, засыпая и просыпаясь в одной постели, мы едва ли были любовниками. Моя энергия совсем не подходила ей и после соития убивала: у Лэси страшно болела и кружилась голова – так, что она с трудом ходила даже по комнате. Как физик, я верил в трагическое несоответствие энергий и пошел на духовный брак.

–??? – Магдалина чуть не захлебнулась от удивления, потом подняла голову и посмотрела на солнце. Когда она вновь нырнула, групер терпеливо ждал ее у кофейных кораллов, наполняя корзину ониксами.

– Да, да! Я пошел на духовный брак! Но что тебя так удивляет, Магда? – спросил групер.

– Фома, – ответила Магдалина, – ты полноценный мужчина, с сильной половой конституцией, не импотент, не монах и не гей. Так зачем же ты терпел и мучился? Ты ведь наверняка сильно мучился?

– Конечно, – групер опечалился. – Ты можешь себе представить, каково это: жить в одной небольшой квартире с любимой и невероятно желанной женщиной и не спать с ней? Это адские муки. Я стал пытаться работать над своей агрессивной энергией, понимая, что мне надо стать добрее, хотя мой довольно жесткий бизнес слабо сочетался с этим качеством. Ведь я взял на себя руководство фирмой после жуткого убийства моего шефа змеями Серпентария. Это ожесточило меня. Но я надеялся со временем очистить свою энергию и обрести гармонию с любимой женщиной. В мучительном духовном браке прошло три года. Лэся мучилась тоже – оттого, что не может сделать меня счастливым, и я думал, что мы будем решать наши энергетические проблемы исключительно внутри нашего союза. Однако меня караулил большой сюрприз.

Магдалина настолько не ожидала таких откровенных признаний от своего Фомы, что снова вынырнула к солнцу, сняла маску, поплавала кролем и звездочкой полежала на воде. Групер же терпеливо ждал внутри водной толщи, не трогая Магдалину своим красным ртом.

Когда она вновь оказалась у кофейных кораллов и рядом с корзиной коричневых ониксов, которая стояла на дне, красноротый групер продолжил свою историю любви и терпения:

– Однажды мне позвонила мама одной из ее учениц и сказала так: «Пусть ваша супруга оставит мою девочку в покое, а то я подключу все органы Серпентария и у вашей семьи будут большие проблемы».

Меня отчего-то ужасно разозлила эта угроза, и я огрызнулся: «Какие органы? Половые?», хотя сам был в шоке, не обладая даже каплей информации на эту тему.

Мать ученицы бросила трубку и информировала руководство школы. После скандала моя Лэся вынуждена была уйти с работы. Она рассказала мне, что ее ученица – девочка неземной красоты – одолевала ее звонками, искала встреч вне школы и караулила ее у подъезда. И Лэся вступила с ней в связь. Они встречались на даче у Лэсиной подруги.

Я возмущенно кричал Лэсе в лицо:

– Ну зачем, зачем нужно было с ней спать?! Ты же могла ограничиться разговорами о литературе и жизни… ей же всего шестнадцать лет, тогда как тебе тридцать три… И как насчет совместимости энергий? Они совпадают?

Лэся в то время всегда плакала, когда мы говорили на эту тему. Она ответила:

– В этой девочке я нашла то, что не каждому выпадает в жизни. Она – воплощение божественной красоты. Ты помнишь фильм Висконти «Смерть в Венеции»? Я тебе, кажется, его когда-то показывала.

– Да, помню.

– Она невероятно похожа на мальчика Тадзио, в которого в этом фильме без памяти влюбился композитор на Лидо. Разве можно удержаться от этого соблазна, тем более когда он сам так неистово бьется в твои окна. И как ни странно, после секса с ней у меня ни разу не болела голова. Ни разу.

Я опешил.

– Значит, ты нашла подходящую себе энергию? – спросил я у Лэси, внутренне холодея от предчувствия, что она ответит «да». И она ответила:

– Да.

Магдалина не выдержала и мысленно вставила:

– После этого, кажется, вы должны были развестись.

Красноротый групер улыбнулся и продолжил:

– В том то и дело, Магда! По всей вместе взятой мировой физике и логике длить безнадежные отношения не представлялось возможным, но я терпел и длил.

Лэся пошла работать в редакцию маленькой киевской газетенки и продолжала встречаться со своей Тадзио. Естественно, втайне от ее матери. Наш духовный брак трещал по швам, но я снова сшивал эти швы, любя Лэсю такой, какая она есть. Я даже увидел эту Тадзио, когда однажды случайно встретил их на Крещатике. Ее любовница действительно как будто сошла с картины Висконти. Однако я очень сомневался, что ее Тадзио обладает такой же идеальной внутренней красотой. И тогда очевидно, что эта внешняя неземная красота выступала для Лэси как дьявольский губительный соблазн. Мы вспоминали и обсуждали с ней подобные примеры мировой литературы, заканчивающиеся тюрьмой и смертью, где со стороны смазливых юных любовников не было ничего истинного, а только игры. Жестокие игры в любовь.

– Какие примеры? – мысленно спросила плохо информированная в этом вопросе Магдалина.

– Рембо и Дуглас, которые издевались над старыми дураками: Верленом и Уайльдом. Но Лэся свято верила, что их неземная связь будет счастливым исключением. Я же продолжал терпеть, мучимый дурными предчувствиями, которые вытекали исключительно из неопровержимой и жестокой логики земных законов Серпентария.

Когда Тадзио закончила школу, она уехала учиться в Москву, желая стать журналистом и писателем. Лэся в свое время готовила ее к этому с неистовым рвением. Так, мы тоже оказались в Москве, и ради этого я бросил свой годами выстроенный бизнес и пост генерального директора, чтобы поступить на работу в московский офис в качестве менеджера среднего звена. Но я ни о чем не жалею. Иначе я бы не встретил Нелу. И тебя.

И красноротый групер ласково потерся о бедра Магдалины, касаясь губами ее коленей. Магдалина же была готова дальше внимательно слушать рассказ мужа.

– В Москве они продолжали встречаться еще где-то с год, пока Тадзио не бросила Лэсю ради свободной, более юной и богатой любовницы со своей квартирой и новеньким «Рено». Я утешал Лэсю как мог. Но она была безутешна. Она не хотела дать мне шанс сочетать свою энергию с моею, которая, я чувствовал, сильно изменилась после многих лет мучительного терпения. Она не хотела дать себе благодатный шанс родить ребенка. Она ничего со мной не хотела. Но я продолжал любить, терпеть и ждать. И никогда не гнал ее: и когда она приходила домой пьяная после сомнительных московских вечеринок, и когда она уезжала от меня к матери на долгие месяцы и тщетно пыталась понять, что с ней происходит, и когда она говорила, что любит Тадзио и не может без нее жить. Ад нарастал, но терпение мое не гасло, как не гасла любовь. И вот однажды, когда я был на работе, она не пошла в редакцию своей газеты и наглотавшись сильных транквилизаторов, которые ей достала моя знакомая от бессонницы, к моему приходу уже остыла. Вот так логически закономерно закончилась эта любовь. Тадзио даже не пришла на ее кремацию, хотя ей сообщили о смерти Лэси.

– Ты так спокойно говоришь об этом, – мысленно заметила Магдалина.

– Я невероятно устал от ее истерик и этого искусственного для меня духовного брака, в котором за много лет я ни разу не изменил ей, сублимируя в работу и спорт. Когда мне хотелось секса, я часами катался на велосипеде по Ботаническому саду или ходил в тренажерный зал. Лэся тоже от этого устала: с совестью у нее было все в порядке.

– Получается, что она покончила с собой из-за тебя, из-за вины перед тобой? – мысленно спросила Магдалина. – В вашем браке она не видела выхода. Видимо, ей нужна была женщина.

Групер насупился и ответил:

– Ты что, Магда! Я сказал ей совершенно обдуманно и серьезно, что она может спокойно искать себе другую женщину и я утешусь только тогда, когда она станет счастлива. Но ей это было не нужно. Лэся совсем запуталась. Возможно, время расставило бы всё на свои места, но она не смогла подождать. В отличие от меня, терпения у Лэси совсем не было. Она вообще считала терпение добродетелью рабов. Однако свою боль она должна была претерпеть сама. И тут за двоих я бы уже не справился. Нетерпение, паника и истерики привели ее к смерти, а мои терпение и любовь одарили меня тобою. Вспомни африканскую легенду, которую рассказывал нам Нела: нужно терпеливо ждать, когда боги скажут «да». И думаю, Магда, это один из незыблемых законов обретения рая в душе и на Земле.

– Как ты умрешь, Фома? – мысленно спросила Магдалина, зная, что это неизбежно.

Красноротый групер рассмеялся и ответил:

– О, не волнуйся: я не погибну от змеиного кинжала, проповедуя истины нового Бога в индийском Милапуре. Я просто не поеду туда. Достаточно того, что книга Сот Сирха стоит на нашей полке и ее будут читать и наша дочь, и наши друзья, и все, кто приходит в наш дом. Дочь же, надеюсь, мы воспитаем так, что какие бы страшные змеиные гены не проявились у нее из прошлых жизней и от далеких порочных предков, она станет богочеловеком, а не проституткой. Прости, Магда!

Красноротый групер ласково целовал жену, говорил все это и знал, что Фома умрет так, как и должно, однако не желал тревожить беременную Магдалину. Групер высек в корзину жены последний коричневый оникс и вплыл в ее лоно, как будто родился внутрь.

За ужином Магдалина живописала Фоме свой сон. Фома улыбнулся, сказал, что это чистая правда, и хорошо запомнил слово «Милапур».

 

Десятая добродетель Царства Божьего на Земле – СПРАВЕДЛИВОСТЬ – приснилась Магдалине в виде краснозубого арбалета. Эта божья рыба плавала над фиолетовыми кораллами и хвостом в форме подковы или двузубых вил высекала необыкновенной красоты аметисты в корзину Магдалины.

Эта рыба Красного моря улыбалась Магдалине красными зубами и всем своим видом говорила, что она – апостол Иаков Зеведеев, вторая женщина среди учеников Сот Сирха, сестра Иоанна Богослова, приплывшая рассказать свою историю.

– После вознесения Нелы я вернулась в Беэр-Шеву к своей семье, – начала рыба-арбалет. – Работая судьей, я наблюдала змеиные и человеческие судьбы и долго медитируя в музее у колодца Авраама или на Площади масонов, поняла, что справедливость – это единственная добродетель, существующая вне зависимости от змеиных законов Серпентария, потому что это – божий закон. Иначе говоря, Магда, справедливость – это закон бумеранга, по которому посев равнозначен всходам, а действие – противодействию. И даже змеям Серпентария всегда приходится платить за все ровно столько, сколько они нагрешили.

Вот например: в моем суде было дело, которое закрыли довольно быстро, а подозреваемого освободили за недостатком улик. Иными словами, ему состряпали алиби, но кара была неизбежна. И это еще раз подтвердило несостоятельность законов Серпентария и совершенство божьего закона бумеранга. Мужчина, управляющий банка, виртуозно украл на работе значительную сумму денег и скорой покупкой дорогого авто навлек на себя подозрение. Директор банка, который был его другом, подал на него в суд, но доказательств не было не потому, что их не было, а потому, что управляющий выписывал круглые суммы своим адвокатам и прокурору. Кризис банковской системы Серпентария и эта кража разорили банк. Его директор стал спиваться, а управляющий вскоре разбился на своем авто насмерть. После того как закон бумеранга сработал, бывший директор банка встал с колен и нашел новую работу. Жизнь его наладилась.

Магдалина мысленно возмутилась:

– Господи, Иаков! Сколько коррупционеров Серпентария разъезжают на машинах, купленных на абсолютно нечестные, грязные деньги, и живы-здоровы. Ты говоришь ерунду.

Краснозубый арбалет хмыкнул и выдал:

– Все они живут под Дамокловым мечом. Просто их бумеранг еще не вернулся. А сколько я видела живых примеров семейной справедливости. Родители безответственно относятся к своим детям: грубо говоря, им наплевать на своих чад. Чада худо-бедно вырастают и отказывают в любви и внимании этим родителям, причем не специально, а абсолютно естественно. Так получается. Или жена стервозно издевается над своим мужем, не зная элементарного психологического семейного закона гармоничного чередования кнута и пряника, а потом удивляется, что муж гуляет, пьет и в итоге уходит от нее. А сколько ужасных, неизлечимых болезней навлекают на себя грешные змеи Серпентария, но стоит им только искренне раскаяться – болезнь отступает. Драгоценное совершенство закона бумеранга меня, как судью и творца справедливости, приводит в истинное восхищение!

Краснозубый арбалет потерся боками о фиолетовые кораллы и высек крупный аметист.

Магдалина мысленно спросила:

– Скажи, Иаков, а существуют ли исключения в этом вселенском законе и знаешь ли ты вопиющие случаи несправедливости, которые криком кричат о том, чтобы их исправили?

– Да, Магда, к сожалению, существуют. Не знаю, рассказывал ли тебе апостол Петр свою историю жизни до Нелы. В Грозном он жил с начальником одного из отделов крупного банка в счастливом незаконном браке, ибо священники, фарисеи и депутаты не допускают даже дискуссий об этом законе. У них была хорошая двухкомнатная квартира, в которой Петр сделал ремонт своими руками, посадил море роскошных цветов, завел сома в аквариуме, шотландскую вислоухую кошку и яркого громадного попугая Яшу. Потом его супруг-банкир купил в горах двухэтажную дачу, где Петр проводил весь летний сезон, косил траву, высаживал деревья и украшал дом. Кифа говорил мне, что в эту семейную недвижимость он вложил всю свою душу. Особенно в дачу. Друзья приезжали к ним на пикники и восхищались вкусом и трудолюбием Петра, когда он, пригласив их в дом, предлагал выбрать себе на уик-энд комнату в мансарде, где интерьер каждой из трех спален был выдержан в одном цвете. На подсознании Петр выбрал для них красный, белый и синий – цвета нового Бога. Красная комната была в стиле хай-тек с соответствующими по цвету диваном, металлическими креслами, оконными рамами и стеклянными абажурами ламп. Белая спальня была в японском стиле с развевающейся как парус светлой ширмой, расписанной черными иероглифами, с белым напольным матрасом и белым светильником. Синяя комната стиля арт-деко погружала гостей в индийские и египетские мотивы покрывал и подушек изящной кровати, кожаных пуфиков, индиговых африканских масок, голубых ваз и бра цвета морской волны и в глубину темно-синей тяжелой шторы. По углам синей спальни стояли четыре джембе разных размеров.


Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 19 | Глава 20 | Глава 21 | Глава 22 | Глава 23 | Глава 24 | Глава 25 | Глава 26 | Глава 27 | ЭЛЬ ДОРАДО 1 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЭЛЬ ДОРАДО 2 страница| ЭЛЬ ДОРАДО 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.024 сек.)