ЭЛЬ ДОРАДО 2 страница

Четвертой бирюзовой добродетелью Царства Божьего на Земле Магдалине приснилась рыба-Наполеон. Она символизировала ЧЕСТНОСТЬ наполеоновских масштабов. Высекая бирюзу в плетеную корзину Магдалины, рыба-Наполеон плавала у голубых кораллов, и Магдалина точно знала, что это апостол Варфоломей.

– Я, Магда, пережил страшное потрясение в жизни, – начала свой рассказ рыба-Наполеон, насупив желтый высокий лоб, а с бирюзовой каймы ее хвоста продолжали падать в корзину голубые камни. – Сколько ни повторял Нела свою великую Новоспасскую проповедь, сколько ни слушал я его слова, все равно, как дурак, сделал наоборот. Началось все так. Моей матери перестала нравиться моя красавица жена, которая была на тринадцать лет моложе меня и мало что понимала в жизни. Я тратил на нее много денег, и мама, когда я спросил ее о нашем наследстве от бабушки, однажды сказала:

– Ты ничего не получишь. Я все продам, положу деньги в банк и буду жить на проценты.

Я был в шоке. С тех пор как я помнил себя, мама неизменно говорила, что это наследство навсегда обеспечит меня крышей над головой, даже если не захочу жить в Таллинне. Я трижды переспросил маму о ее решении сделать меня лишенцем. И она трижды подтвердила это, добавив, что я не вызываю в ней положительных эмоций доверия и уверенности в своей обеспеченной старости, пока я строю наполеоновские планы на жизнь со своей молодой женой, забывая о собственной матери. Где-то она была права, но ее наказание казалось мне слишком несправедливым и жестким. Я запил. И когда у меня окончательно съехала крыша от капризов, ужасного нрава моей жены, ее упреков в моей малобюджетности и от жестокости моей матери, я, сделав себе невозможный ёршик, то есть дико смешав бутылку водки с бутылками пива, совершил ужасную кражу.

Мой брат, которого Нела успешно вылечил от одержимости, продолжал жить на Теплом Стане и надолго принимал меня к себе, когда моя жена в очередной раз уходила от меня к своей матери, которая ненавидела меня за то, что у меня нет своей квартиры, и ревновала ко мне свою любимую дочь. После выздоровления брат стал много работать и откладывал деньги пачками под ванну. Несколько раз я советовал ему пристроить их в надежный банк, но он, одержимый теперь не бесами, а паранойей, категорически и упорно не желал этого делать, не доверяя несовершенной банковской системе Серпентария. И вот, в один из жутких вечеров, когда брат был в отъезде, я, напившись ёршику, залез под ванну и забрал пакет с деньгами. Потом потихоньку вывез свои вещи и оставил открытой входную дверь.

Через несколько дней брат позвонил мне и нервно сообщил, что его ограбили: видимо, вошли в открытую дверь и случайно нашли сверток с деньгами. И очень, очень ругал меня, крича в трубку, зачем я опять напился и плохо захлопнул английский замок. На что я только и мог сказать:

– Прости. Она опять ушла. Мне было очень плохо. Я всегда говорил тебе: не храни деньги дома, тем более такие большие суммы.

Магдалина мысленно спросила рыбу-Наполеона:

– Ты помнишь, дорогой Варфоломей, что Нела в своей жизни пережил подобную историю, которая после его раскаяния очистила и просветлила его. И собственно сделала тем, кем он был: Нелой Сот Сирхом.

Бирюзовая рыба-Наполеон кивнула и трогая ртом голубые кораллы честности, продолжила:

– Я был единственным человеком в этом мире, Магда, которому брат доверял. Положив украденную сумму в банк, я вернул жену, сказав ей о краже. Ей было якобы все равно, хотя она явно радовалась немалой сумме. Она не любила брата и никак ему не сочувствовала, но обвиняла в содеянном преступлении только мою вероломную мать.

Дни шли своей чередой, и каждое утро, просыпаясь один или с ней рядом, я навязчиво думал о том, что сделал непоправимую глупость. Я судорожно читал вслух книгу проповедей Сот Сирха и понимал, что совершил самый что ни на есть классический грех, нарушив вторую божью заповедь и поправ слепое доверие моего единственного брата.

Когда наступила осень, я начал искать в Подмосковье небольшой дом, чтобы наконец обрести свою недвижимость и перестать болезненно скитаться по съемным квартирам и, конечно, чтобы забыть о жестоком решении моей матери. Выбрав уютную дачу под Электросталью, где в саду росли кусты можжевельника, антоновские яблоки, молодая груша, которая краснела листвой перед резной верандой, и осенние фиолетовые хризантемы, я решил утеплить ее и остаться там жить. Но грянул мировой кризис Серпентария, и использовав это как предлог, чтобы отказаться, я отменил подписание договора купли-продажи с хозяйкой и не тронул из украденной суммы ни гроша. Жена хотела в Париж, в Гоа, в Нью-Йорк, в Сантьяго, в Каир… Она много куда хотела. Но моя рука, словно отрубленная, как у Милосской, не поднималась к щели банкомата, чтобы снять с той суммы хоть что-то. Так я мучился почти год, и когда жена уже стала смотреть на меня как на полного идиота и я развелся с нею, мои сердце и совесть, что значит душа и Бог, повлекли меня в дом брата и признались ему во всем. Несколько денежных пачек, связанных цветными резиночками, легли на его компьютерный стол. Он весьма удивился и обрадовался, сказав:

– Знаешь, брат! Моя любовница сразу, узнав о краже, не сомневаясь твердила, что это сделал ты. Однако я отрицал ее домыслы с неистовым братолюбивым рвением, не допуская даже мимолетной мысли о том, что ты вдруг смог бы совершить такое! Ну ладно! Я понимаю: ты был в состоянии аффекта и практически «белочки». В тебя, как в меня когда-то, вселился легион бесов, когда мать выдала свое решение, твердо повторив его трижды. Не убивайся! Я прощаю тебя.

И дружески похлопал меня по унылому плечу. Я же расплакался и сказал, что несмотря на его прощение, никогда себе этого не прощу.

Рыба-Наполеон, наполненная еще свежими воспоминаниями, стала надрывно извергать бирюзовые слезы на голубые кораллы, а Магдалина, утешая, гладила ее по крутому желтому лбу и бирюзе чешуи.

Рыба-Наполеон взяла себя в плавники и продолжила:

– Брат великодушно отдал мне половину нетронутой и возвращенной суммы, которую я раздал нищим, инвалидам и безработным, каждый день наливая им вино и славя Нелу. И потом, оставшись ни с чем, я пошел странствовать по землям Серпентария и еще более ревностно и осознанно читал книгу проповедей Нелы, голодая и медитируя на закатное солнце. И понимая, что муки совести ты не вытравишь никакими противоядиями. И этот крест мне нести уже до конца дней моих. Как нес его Нела.

Магдалина мысленно возразила:

– Нет, Варфоломей! Если твой брат простил тебя, ты тоже, мне кажется, должен себя простить, и твоя душа обретет покой и умиротворение.

Рыба-Наполеон сказала:

– Есть вещи на этом свете, Магда, которые нельзя исправить никакими прощениями, самобичеваниями и медитациями.

Но конец уже близок: когда я буду читать книгу проповедей Нелы и говорить полуправедникам о красоте нового Бога у маленькой церквушки в Электростали, змеи-фарисеи с быдлом в униформе увезут меня в своей серой машине в тот лес, где под соснами и березами стоит моя некупленная дача, и на одной из громадных сосен распнут меня вниз головой. Но я буду продолжать читать свою проповедь уже наизусть или импровизируя, и чтобы заткнуть мой рот, змеи снимут меня с крестообразной сосны, раскинувшей в обе стороны свои нижние ветви, сдерут с меня кожу, как с праведного беззубого крокодила, а затем, глумясь, обезглавят мое вечно винящее себя тело, подобно усекновению главы Сафра Крестителя.

Рыба-Наполеон улыбнулась и добавила:

– И помни, что все эти жертвы, Магда, совершаются в честь и ради торжества Царства Божьего на Земле и в душе каждого праведника-богочеловека. Собери бирюзу честности наполеоновского размаха для своей дочери, еще плавающей в твоем праведном животе. И да пусть никогда она не обманывает ни себя, ни своих близких, ибо это ведет душу к разрушению и томлению адскому. Честность наполеоновского масштаба – залог рая в душе и на Земле. Не забудь передать Фоме бирюзовый привет!

Рыба-Наполеон взмахнула хвостом, окаймленным бирюзой, и исчезла в глубоком и голубом небесном море.

Магдалина проснулась и медитируя на закат в ожидании мужа, никак не могла позвонить Варфоломею, дабы предупредить о его смерти, потому что он больше не пользовался телефонами и всегда, приезжая в Москву на Пасху, ждал апостолов ровно в шесть часов пополудни на Новоспасском мосту.

Пятой добродетелью Царства Божьего на Земле была ВЕРНОСТЬ. Она приснилась Магдалине в виде двухцветной рыбы-попугая, которая плавала у розовых кораллов и высекала камни – розовые турмалины – редкие по своей красоте.

Магдалина обратила лицо в маске к рыбе-попугаю и мысленно приветствовала ее, зная, что это апостол Матфей.

– Здравствуй-здравствуй, Магда! Твой живот уже полон Утешителем в лице маленькой принцессы, для которой я дарю тебе эти турмалины верности.

После вознесения Нелы я, естественно, не стал возвращаться в налоговую инспекцию, а переехал в город Ростов-на-Дону и пошел работать простым бухгалтером. В выходные же читал изданную Иоанном и мною на все мои сбережения книгу проповедей Нелы. Я читал ее змеям, праведникам и неопределившимся, что собирались у центрального храма. Вскоре я женился. Мы жили хорошо, но она не могла иметь детей. Квартира была съемная, и денег было не много, но нам хватало для счастья. Но я, одаренный отцом красивой внешностью, все время был искушаем женщинами. Я хочу поведать тебе о трех самых сильных искушениях. Русских женщин воистину притягивает восточная экзотическая красота.

Однажды летом поехал я к матери в Крым – индус-то я по отцу. В Крыму, а именно – в Симферополе, осталась моя первая жена. Она была богата и красива, но из-за ужасного нрава мы с ней когда-то расстались. По прошествии лет, по слухам, характер ее стал значительно лучше, и она, многое поняв и приняв, решила во что бы то ни стало вернуть меня в свое лоно. Она назначила свидание на нейтральной территории, в уютном кафе, где никто не беспокоил: ни люди, ни музыка. Мы выпили коньяку, она, рыдая, просила меня вернуться, но я сопротивлялся и объяснял, что счастливо женат, несмотря на то что у нас нет детей и квартиры. Она же сказала:

– Я продам все свои квартиры и куплю тебе виллу на Коста-Брава. Ты будешь писать там свои экономические книги, а я, как и здесь, работать переводчицей. И ничто никогда больше не разлучит нас.

Опьяненный коньком и ее красотой, я представил свою жизнь на Коста-Брава, и мне стало блаженно, как в раю. Невероятно устав от вечных съемных чужих квартир, я испытал глубочайший соблазн. К тому же, когда я видел женские слезы, тем более из-за меня, я забывал обо всем на свете. Она стала вызывать такси, чтобы ехать к ней. И вдруг я вспомнил, что Нела рассказывал подобную историю, приключившуюся с ним до его просветления, когда он поддался соблазну неуместной жалости и потерял навсегда свою единственную любовь. Это сразу же отрезвило меня, и сказав своей бывшей «нет», я решительно вышел вон из кафе и уехал домой. Так я преодолел ужасный соблазн квартирным вопросом, не зная, что это еще цветочки. Вернувшись в Ростов, я рассказал об этом жене. С тех пор она полюбила меня еще больше. А ты, Магда, когда-нибудь искушалась квартирным вопросом?

– Ох, Матфей, миллион раз! – мысленно воскликнула Магдалина и вспомнила, как богатые клиенты в агентстве эскорт-услуг предлагали ей в подарок квартиры, если она станет их постоянной любовницей, но она отказывалась, не желая попадать в прямую зависимость от этих мужчин и квартир, терять свободу и быть содержанкой.

– Но это разве искушение? – мысленно продолжила Магдалина. – Как можно променять любовь на квартиру?

Рыба-попугай усмехнулась, распустила перья двуцветных нижних плавников и потерлась о розовые кораллы.

– Наверное, я рыба-попугай потому, что искушения женщинами повторялись в моей жизни с попугайской заведенностью.

Через год я поехал в Москву на бухгалтерскую конференцию. Там я познакомился с хозяйкой крупного экономического издательства, и она, узнав о моем богатом опыте в московской налоговой, предложила мне продолжить знакомство в ресторане, где мы просидели часа четыре и все время говорили о конференции, экономике, бухгалтерии, финансах. Хозяйка издательства, женщина интересная и недавно разведенная, как я понял из ее рассказа, расслабившись хорошей водкой, сделала мне конкретное деловое предложение стать главным редактором одного из экономических журналов ее издательства с перспективой издать там мою книгу, которую я никак не мог пристроить в Ростове. Я не задумываясь принял ее предложение и понимая, что все устали, стал писать ей свой номер телефона и прощаться. Затем я вызвал для нее машину и собирался пройтись пешком перед сном. И тут она сказала:

– Поехали ко мне. Я хочу тебя.

Будучи под водкой и здоровым сильным мужчиной, я посмотрел на аппетитное декольте ее делового костюма и подумал, что она очень красива, что я и мечтать не мог в своем Ростове о такой интересной должности и что моя книга, где заповеди Нелы проецировались на экономику Серпентария, пребывающую в кризисе, – это мое единственное любимое детище, которое жизненно важно выпустить в свет. Я встал перед выбором: Москва, эта женщина, пост главного редактора, издание моей книги – или Ростов, любимая жена, бухгалтерская работенка и летаргический сон книги в столе. Разумный человек, Магда, что бы предпочел? Несомненно, первое, так ведь?

– Ох, Матфей! У меня была масса предложений хлебных работ и должностей от клиентов, которые желали выступить моими покровителями, но я понимала: это не мой путь. Потому что снова это был путь несвободы, – мысленно ответила Магдалина.

Рыба-попугай радостно высекла очередной турмалин в корзину Магдалины и сказала:

– Да, Магда, свобода только в любви. Поэтому, минуту поколебавшись и представив предлагаемое хозяйкой издательства «счастье», я извинился перед ней и посадив ее в такси, пошел гулять по мостам, вспоминая Нелу и его правоту.

Вернувшись в Ростов, я рассказал об этом жене. Она предложила мне еще раз подумать, чтобы потом ни о чем не жалеть, тем более что хозяйка издательства звонила почти каждый день, добиваясь моего положительного ответа. Я решительно ответил ей «нет», и после этого моя жена еще сильнее полюбила меня, а вскоре я стал главным бухгалтером и накопив нужную сумму, выпустил свою книгу в Ростове.

Рыба-попугай потерлась боками о розовые кораллы и продолжила:

– А через год меня подстерегало третье, самое страшное искушение, когда жене поставили окончательный диагноз и надежда иметь детей умерла. Отец писал из Индии о том, как хочет внука, мать звонила из Крыма и говорила то же самое. Я смотрел в зеркало, и меня пронизывала боль, что моя маленькая копия, или копия любимой жены, или копия нас двоих никогда не будет согревать наши дни. Эта мысль стала настолько острой, что мне казалось: сумасшествие не за горами. И тогда в моей жизни появилась третья женщина. Она подошла ко мне после чтения проповеди у храма в светлый воскресный день и предложила пройтись по набережной Дона. Никогда не пользуясь услугами психотерапевтов, я открыл ей свое сердце. Она стала благодарной слушательницей и каждое воскресенье приходила на мою проповедь, в которой я комментировал книгу Нелы для просветления смертных, а потом мы гуляли по набережной и она как будто пила мою боль. Через месяц она сказала:

– Скажи, я нравлюсь тебе, Матфей?

Эта красивая и мудрая женщина очень мне нравилась, и я ответил ей «да». Тогда она продолжила:

– Я думаю, чтобы убить твою боль, тебе надо развестись. Если угодно, я рожу тебе наследника, похожего на тебя – такого же красивого, умного и благородного.

– Но если я разведусь и женюсь на тебе с целью обрести наследника, оставив жену, которую я люблю, с ее непоправимым одиночеством, я навсегда перестану быть благородным. Ты не думаешь, что говоришь.

Женщина была праведницей и умницей. И она думала. Но так любила меня и так хотела помочь, что решилась предложить мне это.

Я рассказал об этом жене. Она долго плакала и просветлилась настолько, что в один из дней решилась сходить в приют. После долгого времени тщетных поисков мальчика, похожего на меня, мы решили взять того, кто выглядел самым несчастным. Он был косенький и некрасивый, но очень добрый. Операция избавила его от косоглазия, и мы обрели полноценное счастье с любимым сыном. А недавно я потихоньку начал строительство собственного дома.

Магдалина вынырнула и сняла маску. Протерев стекло, она вновь погрузилась к рыбе-попугаю и к ее турмалиновой верности.

– Помнишь, Матфей, когда Нела завещал Петру взять из приюта Утешителя, он упомянул и тебя. Чтобы ты тоже взял. Так зачем же ты так долго мучился. Ты забыл?

– Нет. Я не забыл, Магда. Но все мои родственники отговаривали меня. А главное, жена даже не хотела слушать об этом. Оказывается, она трижды молилась Богу, чтобы он послал мне такие искушения и я изменил бы свою жизнь к лучшему. Жена любила меня и желала мне счастья. А когда я доказал ей, что мое счастье – это она, все стало на свои места. И даже знание о том, какова будет моя смерть, не омрачает мне жизни…

Магдалина едва не захлебнулась и мысленно молвила:

– Это, наверное, потому, что твоя смерть будет прекрасной, а не мучительной, как у других апостолов, которые приплывали в мои сны недавно.

Рыба-попугай сказала:

– Когда замечательный сын Матфея станет взрослым и родит ему внуков, переселившись в Крым, Матфей поедет к отцу в Индию, взяв с собой жену, свою книгу и книгу Нелы, изданную на английском языке. Возле Тадж-Махала он будет читать ее вслух туристам и местным жителям до тех пор, пока ночью его не забьют палками религиозные фанатики, а потом проткнут кинжалом. Отец Матфея решит сжечь его тело по старым обрядам. Жена его абсолютно безмолвно, как старый монах в фильме Ким Ки Дука «Весна, лето, осень, зима и снова весна», взойдет на погребальный костер, совершив запрещенный ритуал сати, в последний раз доказав всему миру свою лебединую верность.

– Какой ужас! – мысленно воскликнула Магдалина. – Какой прекрасный ужас! Ты же можешь не ехать в Индию, если знаешь, что там произойдет.

– Не тревожься, Магда! Все мы сделаны Нелой из одного теста. Богочеловеки не боятся ни своей жизни, ни своей смерти. Передавай Фоме турмалиновый привет!

Рыба-попугай вытянула губы в водном поцелуе, высекла в корзину последний розовый камень и скрылась в своей глубине.

Шестая добродетель Царства Божьего на Земле – ЩЕДРОСТЬ – приплыла к Магдалине в ее дневной сон как радостная рыба кубический кузовок, которая ярко застыла над оранжевыми кораллами. Дивные сердолики падали в корзину Магдалины, и она узнала апостола Андрея – брата Петра.

Нела всегда считал Андрея самым внимательным из своих учеников и самым вдумчивым. Щедрость его была безгранична. Последние монеты и еду он отдавал нищим и пьяницам и никогда о том не жалел.

– Приветствую тебя, Магда, в радостном Красном море и хочу, чтобы ты набрала моих сердоликов для своей девочки. И пусть сердце ее будет щедрым.

Кубический кузовок, сияя серебряными монетами на своем золотистом теле, вытянул смешные губы и продолжил:

– Ты когда-нибудь задумывалась, что щедрость как богочеловеческий феномен, не присущий змеям, существует, подобно новому Богу, в трех ипостасях.

–? – Магдалина мысленно удивилась и подняла бровь, закрытую маской.

– Первый ее лик: материальная щедрость. Вот занимаюсь я в Грозном рыбным промыслом. В реке Сунжа проходит вся моя жизнь. Треть улова – а это в основном окунь и щука – я раздаю бедным на рынке абсолютно бесплатно. Они научены, что каждым воскресным днем я прихожу в рыбные ряды с двумя мешками, и неимущие праведники или пьяницы аккуратно выстраиваются в очередь, никогда не расталкивая друг друга, и уносят по две-три рыбки к себе в бараки и халупы. Вторую часть улова я отдаю на продажу и вырученные деньги жертвую в детский дом. Малышам покупают на них новые вещи, игрушки и книги. Конфеты и сладости я приношу им сам.

– А что ты делаешь с третьей частью улова? – мысленно спросила Магдалина и потрогала пушистые плавники кубического кузовка.

– Из нескольких больших рыбин Петр варит уху, делает рыбные котлеты и паштет для маленького Утешителя Ахмада, а остальное идет на продажу, и тогда часть денег я трачу на Утешителя, а часть отдаю брату для их новой церкви, которую строит Павел. Ахмад уже читает по слогам и знает счет. Петр и Павел много занимаются с ним по азбуке и пересказывают ему все сказки мира.

– А что делает твоя жена? – мысленно спросила Магдалина.

Кубический кузовок смутился, но не оставив намерение рассказать о сердоликовой щедрости Магдалине, продолжил так, высекая камни:

– Мы подошли с тобой к более сложной ипостаси шестой добродетели Царства Божьего, Магда. Я называю ее телесная щедрость. И возможно, тебе это знакомо.

Когда я женился и понял, что такое брак, женское тело и женское мироощущение, я осознал, что это не мое. Когда-то, еще в Москве, я с вожделением смотрел на женщин, и мне казалось, что обладание их телом – самое большое счастье в жизни. Но стоило только попробовать – и все изменилось в моей голове…

– Но Андрей! – возразила Магдалина. – Может, твоя жена элементарно некрасива?

– Нет, что ты! Она красавица-полукровка, с высокой грудью, точеным профилем и далеко не глупая. Но…

Рыба кубический кузовок на время задумалась и боком легла на оранжевые кораллы.

– Много мужчин и юношей приходили в наш большой дом и долгими вечерами слушали книгу проповедей Нелы, которую читал Петр. Они влюблялись в мое доброе лицо и сильные руки. И вот, каждую ночь один из мужчин всегда оставался у нас в доме, я делал ему массаж, а потом отдавался ему как женщина, даря свое тело, и ощущал невероятный, сильнейший экстаз, какого не чувствовал ни с одной дамой своей жизни. Иными словами, я стал наивной, как дети, шлюхой, что бескорыстно и щедро дарит себя мужчинам.

Магдалина вынырнула на поверхность воды и вспомнила, что до того, как попасть в эскорт-агентство, она, еще в школьные годы, делала то же самое. И было наслаждением дарить свое тело без всякой награды.

– А как смотрела на это твоя жена? – молча спросила Магдалина, нырнув к кубическому кузовку.

– Она, прекрасно зная учение Нелы о новом Боге, сказала мне так, справедливо и правильно: твоя телесная щедрость – это змеиный грех, Андрей. Если тебе нужен муж, женись. И я оставлю тебя. Но перестань быть шлюхой в доме, где растет Утешитель.

И тогда я понял, что надо сменить жилье. И продолжал считать, что никогда не может быть грехом то, что не несет зла. Я был для своих мужчин как громоотвод, который вбирал в себя их стрессы, снимал их телесное подавление, освобождал их от оков застарелых зловонных законов Серпентария. И я, Магда, знал наверняка, что после моей телесной щедрости они не убивали. Они созидали. И если бы я сделал выбор и женился бы на одном из них, другие бы остались обделенными и вновь бы вверглись в геенну агрессии. Я делал добро для них.

Сняв квартиру, я принимал их там. По выходным проведывал Ахмада и посещал новую церковь Петра и Павла. Они не осуждали меня. В один из дней я устал. Тело мое стало больной тряпичной куклой с раздолбанным анусом. И тогда меня осенил третий и самый лучезарный лик шестой сердоликовой добродетели – духовная щедрость. Вместо массажного притона в своей квартире я сделал психотерапевтический кабинет и стал совмещать рыбную ловлю с душеспасительными беседами о новом Боге. Многих своих мужчин я свел друг с другом, и они стали парами. Теперь я дарил им свою энергию духа и страстно читал книгу проповедей Нелы, делая свои комментарии и дополняя ее моими мыслями. Заблудшие овцы в моей квартире становились праведниками, освященными моей чистой энергией, которую я щедро изливал на них.

Рыба кубический кузовок притихла и внимательно посмотрела на Магдалину, читая ее мысли. Корзина наполнялась оранжевыми сердоликами.

– Теперь я подумываю вернуться к жене и родить ребенка. Она меня до сих пор любит. Ибо мальчика-мужа в своей среде я так и не нашел. Моя жена оказалась мне наиболее близкой по духу. И главное, истинно любящей.

Магдалина с грустью подумала, что скоро кузовок начнет рассказывать о своей смерти, как делали до него другие апостолы.

– Когда ты родишь, Магда, мы ждем вас с Фомой к нам в Грозный. Петр и Павел покажут вам свою новую церковь, а я поймаю для вас лучшую рыбу в реке Сунжа. Вы познакомитесь с любопытным гением Утешителя: он декламирует стихи Пушкина наизусть, которые мы никогда ему не читали. Так работает генетическая память: еще в приюте нам с братом сказали, что бабка Ахмада была учительницей литературы.

Магдалина мысленно спросила, потому что знала – это неизбежно:

– Как ты умрешь, Андрей?

Рыба кубический кузовок усмехнулась, распушила золотистые плавники и рассказала:

– Семеро солдат-мусульман через несколько лет поймают меня у церкви и повезут в горы. Там они привяжут меня к крестообразному дереву, насквозь пробив железными кольями руки и ноги. Висящий на дереве, я скажу им, приветствуя свою смерть: «Я уже давно ожидал этот радостный час. Крест был освящен, когда змеи вырезали его на теле Нелы». Я буду висеть там в течение двух дней и неустанно читать заповеди нового Бога. На третий день я умру от голода и жажды. И надо сказать, что все два дня солдаты, разжигая костер у моих кровоточащих ног, внимательно слушали мою проповедь, забыв о своих молитвах. Но смерть моя была неизбежна: так поняли они Аллаха.

Просыпайся, Магда! Не забудь корзину с сердоликами щедрости и передавай Фоме сердоликовый привет!

Счастливо!

Божья рыба кубический кузовок простилась и медленно двигая пушистыми плавниками унесла в голубую даль свои серебряные монеты на золотистом теле.

Магдалина вынырнула, сняла маску и проснулась.

Тут же позвонив Андрею, она сказала, как он умрет. На что он ответил:

– Щедрость – всегда жертва, Магда. После того как я отдал им все ее лики, я как венец подарю им свою жизнь. Не печалься и будь спокойна! Что было написано на небесах, я прочитаю людям. Мой сын станет богочеловеком. И твоя дочь тоже. И помни, что Бог един, как солнце. И эту соборность я буду нести в мир, убивая злые кривляния Серпентария и творя рай на Земле в заблудших душах.

Магдалина с трепетом ждала дневной сон. Говорить с апостолами, собирая цветные добродетели, было жизненно необходимо, ибо она записывала все беседы, после того как просыпалась, и хотела издать книгу проповедей учеников Сот Сирха, посвятив ее своей дочери.

Седьмой добродетелью Царства Божьего на Земле было ТРУДОЛЮБИЕ. Оно явилось Магдалине в виде метровой рыбы-трубы, напоминающей громадную прозрачную иглу, замершую над серыми кораллами. Рыба-труба высекала хвостом горный хрусталь, и Магдалина поняла, что это апостол Симон.

– Каждая женщина, – сказала ей игла, – мечтает съездить в Париж хотя бы раз в жизни. Миф и аура этого города так въедаются в души, что вытравить это возможно, только живя там долгие годы. Недавно моя машина сломалась, и я ехал в свой частный зубоврачебный кабинет на общественном транспорте – и был в шоке: арабы, арабы, всюду арабы… Париж становится арабским городом, впрочем, как Москва – узбекским, азербайджанским и таджикским.

– Ну что за национализм, Симон! – мысленно возмутилась Магдалина и дотронулась до мышиного хвостика рыбы.

– Как раз наоборот, Магда! Каждые выходные я езжу в арабские кварталы Парижа и, собирая толпу, читаю книгу проповедей Нелы. Однажды меня избили. Но я все равно продолжаю просвещать прежде всего арабское население, ибо в них вижу самую большую опасность для европейской норы Серпентария. Когда они поймут, что Бог един, они, быть может, сподобятся переписать свои змеиные религиозные догмы. Или принять нашего Бога.

– Ты делаешь Сизифов труд, Симон: тщетный и тяжелый, не говоря о том, что очень опасный, – мысленно высказалась Магдалина.

– И более того, Магда, – продолжила рыба-труба, – в своем зубном кабинете я открыл новую услугу: вставляю европейским змеям золотые зубы мудрости. Эта услуга сопровождается покупкой книги Нелы, переведенной на французский язык. После этого у змей появляется громадный шанс стать боголюдьми.

– То есть работаешь в поте лица? – мысленно спросила Магдалина. – И снова зубы, кровь и слюни? И снова Венсеннский тюремный ад одиночества и страх быть непонятым?

– Нет, нет и нет! – ответила рыба. – После вознесения Нелы я вернулся в Париж и решил, что рискну: попытаюсь объяснить всё дочери, друзьям и, может быть, коллегам. И сошелся с эмигрантом-паркетчиком: он выкладывает паркет рисунками невиданных цветов, которые могут расти только в райски спокойных душах. Феодор пашет до седьмого пота на своих объектах. Вечером я заезжаю за ним на своей машине, и мы ужинаем улитками в сыре на Монмартре. Я обрел покой и счастье, и теперь Венсенн не кажется мне королевской тюрьмой, мукой одиночества и адом подавления желаний. Еще я понял, что долгие годы до встречи с Нелой меня спасало мое трудолюбие, однако мне неверно казалось, что именно адский труд делает меня несвободным. Я принимал внутреннюю несвободу за внешнюю, тогда как труд – единственный может быть смыслом в жизни после любви. Но если любовь по причине неверия и страха не может случиться, ты забываешься трудом. Сначала зубы, слюни, кровь, а потом боль умирает. Каждый день в своем кабинете я убиваю боль, а в выходные просвещаю тёмных арабов. Мой Феодор прошел такой же путь. Пока он не встретил меня, цветы из паркета спасали его от ада Серпентария. Теперь наш союз представляет собой маленький рай среди ада, и я делаю все, чтобы Бог селился в заблудшие души и в них сияла бы такая же красота, какая бывает, когда в Венсенне цветет роскошная сакура и ты идешь по мягкому благоуханному розовому ковру.

Дата добавления: 2015-07-26