История России 1900-1917 гг. 3 страница

К аналогичным результатам пришла и Л.П. Минарик, изучавшая хозяйства крупнейших земельных собственников России (Минарик Л.П. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца Х1Х - начала ХХ вв.).

Изучение особенностей экономического развития России в эпоху империализма, специфики производственных отношений в различных отраслях ее народного хозяйства, а также экономической политики царизма привело к формированию в 60-х гг. такого направления в отечественной историографии, представители которого стремились преодолеть догматические схемы, закрепленные в «Кратком курсе истории ВКП (б)».

Исследования П.В. Волобуева, М.Я. Гефтера, И.Ф. Гиндина, К.Н. Тарновского, А.М. Анфимова, П.Г. Галузо, Л.М. Иванова и других ученых позволяли сделать вывод о том, что капитализм в России в конце Х1Х - начале ХХ вв. развивался иначе, чем в передовых странах, и поэтому следует говорить не просто о позднем и ускоренном его развитии, а об особом типе российской капиталистической эволюции. Такой подход, по мнению сторонников «нового направления» в изучении социально-экономического строя дореволюционной России, должен был способствовать научному пониманию тех объективных условий, которые, с одной стороны вызывали три российские революции, а с другой – породили трудности преобразований после Октября.

В рамках «нового направления» утвердилось представление о том, что в отличие от Запада система крупнопромышленного производства в России сложилась в результате экономической политики царизма, что русский промышленный капитализм в значительной степени был насажден сверху в сжатые исторические сроки без необходимой для этого перестройки низших, базисных звеньев экономической структуры. В сельском хозяйстве процесс ее капитализации завершен не был, в аграрном строе дореволюционной России широко переплетались некапиталистические и буржуазные формы производственных отношений, что создавало объективные возможности для реализации различных вариантов развития аграрного капитализма, не тождественных по своей сути ни прусскому, ни американскому путям развития капитализма в сельском хозяйстве (Гинцин И.Ф. В.И. Ленин об общественно-экономической структуре и политическом строе капиталистической России // В.И. Ленин о социальной структуре и политическом строе капиталистической России. М., 1970. - С. 244).

В качестве одной из особенностей, внутренне присущей развитию капитализма в России и определившей его замедленность и отсталость, называлось такое явление, как октябристский капитал. К.Н. Тарновский полагал, что он представляет собой стадию буржуазной эволюции, предшествующую окончательному утверждению определенного типа капиталистических отношений. Поскольку в России определенный тип капитализма, по его мнению, не утвердился даже в эпоху империализма, то в ней сохранялось господство октябристского капитала (Тарновский К.Н. Проблемы аграрно-капиталистической эволюции России // История СССР. 1970. № 3).

И.Ф. Гиндин также считал, что октябристским был весь российский капитал, от торгово-ростовщического до монополистического, независимо от того, где он применялся – внутри страны или за ее рубежом. Типичным для октябристского капитала было приспособление к царизму и помещикам, использование до- и раннекапиталистических форм эксплуатации (Гиндин И.Ф. В.И. Ленин об общественно–экономической структуре. - С. 237-242).

Был сделан также вывод о широком распространении и развитии в экономике России докапиталистических и раннекапиталистических форм организации производства. При этом в период империализма, утверждали авторы, процесс вытеснения докапиталистических отношений и преодоления неравномерности развития экономики стал сочетаться в России с их консервацией и закреплением монополиями. Тем самым еще более обострялись все противоречия российской экономики и социальной структуры страны. Российский капитализм в целом оказался не в состоянии преодолеть многоукладность социально-экономической структуры страны (Гиндин И.Ф. Социально-экономические итоги развития российского капитализма и предпосылки революции в нашей стране // Свержение самодержавия. М., 1970, - С. 41).

Создавая свою концепцию развития дореволюционной России, сторонники нового направления широко опирались на работы В.И. Ленина, поставив задачу нового их прочтения. При этом они предприняли попытку обосновать ленинские идеи, во-первых, о том, что в России период между 1861 г. и 1905 гг. характеризовался быстрым ростом капитализма «снизу» и насаждением его «сверху» и, во-вторых, о том, что в эпоху империализма «обострялось противоречие между капитализмом, высоко развитым в нашей промышленности и значительно развитым в земледелии, и землевладением, которое продолжало оставаться средневековым крепостническим» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. - С. 309).

В целом среди сторонников нового направления стал формироваться взгляд на то, что предпосылки российских революций, в том числе и Октябрьской, были порождены кризисом системы в России в целом. По мнению М.Я. Гефтера, сущность этого кризиса, явным образом обнаруженного уже в России предвоенных лет, было «не исчерпание ресурсов развития капитализма (напротив, он быстро рос в эти годы), а невозможность преодолеть старые и новые диспропорции с помощью даже такого роста». Это порождало, как считал автор, переходность, неопределенность типа общественной эволюции и «таило в себе огромные опасности, но, вместе с тем, и принципиально иные возможности прогресса, самым общим выражением которых становится превращение в реальность гегемонии пролетариата, а также углубление самой гегемонии» (Гефтер М.Я. Многоукладность - характеристика целого / Вопросы истории капиталистической России. Проблемы многоукладности. Свердловск, 1972. - С).

Центральной идеей нового направления в конце 60-х - начале 70-х гг. было представление о многоукладности социально-экономической структуры России начала ХХ в. В 1969 г. в Свердловске историками этого направления была проведена Всесоюзная конференция «В.И. Ленин о социально экономической структуре капиталистической России», посвященная проблеме многоукладности. На ней в основном обсуждались два вопроса: содержание понятия общественно-экономический уклад и соотношение укладов в экономике России в эпоху империализма. В ходе конференции выявилось различное толкование таких понятий как «уклад», «многоукладность», «господствующий уклад». Много неясного осталось и в вопросах, связанных с механизмом взаимодействия разных укладов. За основу определения понятия «уклад» одни исследователи предлагали взять форму производственных отношений (В.В. Тимошенко, Ю.И. Серый, М.С. Симонова). Уточняя это определение, Л.М. Горюшкин подчеркнул, что в отличие от способа производства уклад как определенный тип производственных отношений не является господствующим, а представляет собой нарождающиеся или пережиточные их формы.

Другие историки давали более широкое толкование понятия «уклад». По мнению Т.Д. Крупиной и И.Ф. Гиндина, уклад - это определенная система не только экономических, но и социальных отношений. А.М. Давидович настаивал на том, что в понятии уклада должны найти отражение не только признаки базисного порядка, но и связь уклада с надстройкой.

Наряду с такой трактовкой понятия уклад высказывались и другие соображения. Так, П.Г. Рындзюнский и В.Я. Кривоносов полагали, что все уклады в России в период империализма представляли собой лишь форму или оболочку господствовавших в стране буржуазных отношений.

Участники конференции не пришли к единому мнению о том, какие были социально-экономические уклады в России. Так, В. Тимошенко выделяла следующие уклады: монополистический капитализм, частно-хозяйственный капитализм, полукрепостнические латифундии, мелкотоварное производство, натуральное хозяйство. По мнению Ю.Н. Нетесина, в России были капиталистический, феодально-крепостнический, патриархальный и мелкотоварный уклады, кроме того, назывались полунатуральный и полукрепостнический (М.С. Симонова), а также кооперативный (В.Г. Тюкавкин) уклады (Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности. Свердловск, 1972).

В связи с обсуждением вопроса об укладах в России развернулась дискуссия о том, являлось ли мелкотоварное производство в ее экономике особым мелкобуржуазным укладом. М.Я. Гефтер, Е.А. Никифоров высказали тезис, что мелкое производство заняло положение самостоятельного уклада лишь в экономике советской России. Основным аргументом такого заключения стало положение о том, что экономика России в процессе капиталистической эволюции «перескочила» стадию мелкого производства и капитализма свободной конкуренции и сразу сформировалась в систему, где господствовал капитал октябристского толка (Вопросы истории капиталистической России).

В 60 - 70-е гг. обсуждался вопрос и о месте России начала ХХ в. в мире. На конференциях, посвященных 50-летию Октябрьской революции, дореволюционная Россия была представлена как «живая модель всего тогдашнего разнородного мира». В частности, П.Н. Федосеев в докладе отмечал, что «элементы развитого монополистического капитализма сочетались в ней с феодальными и даже родовыми пережитками; наличие крупных передовых и культурных центров - Петрограда, Москвы и других городов соединялось с экономической и культурной отсталостью страны в целом. В стране был средний уровень развития капитализма. Однако по степени концентрации производства, а, следовательно, и концентрации пролетариата Россия занимала чуть ли не первое место среди других стран. С другой стороны, русская деревня жила укладом и техникой прошлых веков, а отдаленные национальные окраины находились на уровне колониальных и полуколониальных народов. Россия стояла на рубеже между Европой и Азией, Западом и Востоком» (Федосеев П.Н. Об интернациональном значении опыта Великого Октября // Вопросы истории КПСС. 1967. № 7. - С. 78).

П.В. Волобуев также подчеркнул, что в России в ХХ в. «причудливо переплетались различные социально-экономические уклады (монополистический капитализм, частно-хозяйственный капитализм, полукрепостническое землевладение, мелкотоварное производство, натуральная и патриархально-феодальная формы хозяйства) и связанные с ними формы социальных отношений и эксплуатации». Несмотря на господство крупного индустриального капитала, Россия была отсталой, преимущественно земледельческой страной. В силу этих особенностей своего социально-экономического строя она занимала своеобразное социальное положение в мировой капиталистической системе. По определению В.И. Ленина, «Россия стояла на границе стран цивилизованных и стран Востока, окончательно втягиваемых в цивилизацию (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. - С. 379.), в ее общественно-экономическом облике отразились разные стороны тогдашнего мира» (Волобуев П.В. Об общеисторическом и особенном национальном в опыте Октябрьской революции // Международная научная конференция "Пятидесятилетие Октября и международный рабочий класс». М., 1967).

Иное представление о России начала ХХ в. как модели тогдашнего мира сформулировал М.Я. Гефтер. По его мнению, о России как о «модели мира» можно говорить в том смысле, что в ее социально-экономическом развитии обнаружились тенденции, которые были присущи не тем или иным регионам, находящимся на различных ступенях исторического прогресса, а отражали возможности развития мировой цивилизации в целом. М.Я. Гефтер утверждал, что Россия являлась страной «долгоиграющей» в развитии страны, достигшие высших ступеней капитализма. Россия могла перенять у мира не только формы прогресса, но и способы преобразования, обновления общества (Там же).

В 60 - 70-е гг. советскими историками была проделана определенная работа по выяснению особенностей типологии развития капитализма в результате сравнительно исторического изучения развития России и других стран (Тарновский К.Н. О социологическом изучении капиталистического способа производства // Вопросы истории. 1964. № 1; Гиндин И.Ф., Иванов Л.М. О неравномерности развития российского капитализма в начале ХХ в. // Вопросы истории. 1965. № 9; Гиндин И.Ф. О некоторых особенностях экономической и социальной структуры российского капитализма в начале ХХ в. // История СССР. 1966. № 3). Это позволило выделить два типа стран со сходными чертами капиталистической эволюции. К первому из них относились страны раннего, ко второму - позднего капитализма. Главная особенность капиталистической эволюции стран второго типа, как полагали исследователи, заключалась в том, что в них не было четко выраженной стадии капитализма «свободной конкуренции». В капитализм они вступили при наличии весьма значительных остатков феодализма, тормозивших социально-экономическое развитие. Создание системы крупнокапиталистического производства в странах позднего капитализма происходило быстро, с существенными нарушениями классической последовательности его формирования (мелкотоварное производство - мануфактура - фабрика - паровой железнодорожный и водный транспорты). Важнейшим элементом экономической структуры этих стран был государственно-капиталистический сектор.

Причем, историки нового направления подчеркивали, что создание крупного капиталистического хозяйства не вело к уничтожению старых организационных форм. Старые докапиталистические отношения консервировались. На современных производствах «использовались самые грубые формы докапиталистической и раннекапиталистической эксплуатации» (Цит. по Гиндин И.Ф. Проблемы истории Февральской революции и ее социально-экономических предпосылок // История СССР. 19б7. № 4. - С. 38). А это, по мнению И.Ф. Гиндина, К.Н. Тарновского, М.Я. Гефтера и др., свидетельствовало о том, что общедемократические задачи не могли быть решены в рамках буржуазно-демократической революции. «Необходим был, - как писал К.Н. Тарновский, - прямой удар по системе, т.е. социалистическая революция» (Тарновский К.Н. Проблема взаимодействия социально-экономических укладов империалистической России. - С. 39). Вследствие этого, считал К.Н. Тарновский, в России начала ХХ в. впервые в мировой истории сложились объективные предпосылки для выявления нового типа революционного движения, который характеризовался непосредственным соединением, переплетением трех революционных сил: рабочего движения, крестьянской аграрной революции и национально-освободительного движения (Там же. - С. 42).

При изучении проблем государственно-монополистического капитализма, формирования финансового капитала, высших форм монополистических объединений и экономической политики правительства исследователи с одной стороны отошли от традиционного представления о низком уровне монополистического капитализма России как полуколониального государства, с другой - не сняли вопроса о преобладании полукрепостнических пережитков, особенно в сельском хозяйстве (Бовыкин В.И. Зарождение финансового капитала в России. М., 1967; Погребинский А.П. Государственно-монополистический капитализм в России. М., 1959; Лившин Я.И. Монополии в экономике России. М., 1961; Леонтьев Н.А. Ленинская теория империализма. М., 1969; Волобуев П.В. Монополистический капитализм в России и его особенности. М., 1966; Хромов П.А. Очерки экономики России периода монополистического капитализма. М., 1960).

Нужно отметить, что первые попытки выявить особенности развития аграрного капитализма в этот период были предприняты историками сибиреведами (Горюшкии Л.М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков. Новосибирск, 1967; Тюкавкин В.Г. Сибирская деревня накануне Октября. Иркутск, 1966). Авторы сделали вывод о том, что сибирская деревня в начале ХХ в. встала на путь капиталистического развития, к особенностям которого по сравнению с Европейской Россией можно было отнести широкое применение техники и наемного труда, развитое торговое земледелие, более глубокое социальное расслоение. А все это свидетельствовало, по мнению В.Г. Тюкавкина, о наличии необходимых предпосылок не только для буржуазно-демократической, но и для социалистической революции (Тюкавкин В.Г. Указ. соч.)

В конце 70-х - начале 80-х гг. концепция историков нового направления была подвергнута критике, в частности, их тезисы о господстве в аграрном строе страны докапиталистических отношений, об отсутствии периода «свободной конкуренции» в складывании крупнокапиталистического производства в России, о повсеместном преобладании пережиточных явлений, о многоукладности экономики. Указывалось на несостоятельность попыток представить общественно-экономический строй России в качестве системы укладов, где капитализм являлся малоприметной величиной, а главной предпосылкой социалистической революции изображался конфликт укладов (Бовыкин В.И. Эпоха капитализма: Середина Х1Х в. - 1917 г. в современной советской историографии // Новое в исторической науке. М., 1984. - С. 42, 43; Изучение отечественной истории в СССР между ХХ1У и ХХУ съездами КПСС. М., 1978. - С. 88).

Критики нового направления (И.Д. Ковальченко, П.Г. Рындзюнский, В.П. Данилов, В.И. Бовыкин) в ходе дискуссий пришли к принципиальным выводам о буржуазно-капиталистическом строе России начала ХХ в., об идентичности форм капиталов ее и западноевропейских стран. Историки в вопросе о периодизации стали придерживаться ленинских установок, отнеся вступление России в империалистическую стадию развития к рубежу Х1Х - ХХ вв. Известно, что В.И. Ленин писал «...подъем конца Х1Х в. и кризис 1900-1903 гг.: картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни. Капитализм превратился в империализм» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. - С. 317).

Критика нового направления сделала актуальным вопрос о характере помещичьего хозяйства в России в период империализма. Предложив системный подход и математические методы к его изучению, И.Д. Ковальченко Н.Б. Селунская, Б.М. Литваков пришли к выводу, что «во внутреннем строе помещичьего хозяйства Европейской России повсеместно господствующее положение занимала капиталистическая организация производства», что «буржуазное развитие этого хозяйства достигало сравнительно высокого уровня». Но в то же время авторы констатировали «органическое переплетение во внутреннем строе помещичьего хозяйства капиталистических отношений», определившее социальный дуализм помещиков, являвшихся одновременно капиталистами-аграриями и помещиками-полукрепостниками (Ковальченко И.Д., Селунская Н.Б., Литваков Б.М. Социально-экономический строй помещичьего хозяйства Европейской России в эпоху капитализма. М., 1982. - С. 223-224).

О господстве капиталистических начал в аграрном строе России, о глубоком проникновении в экономику крестьянского хозяйства товарно-денежных отношений стал писать А.М. Анфимов, но, продолжая подчеркивать при этом тормозящее, депрессивное воздействие пережитков крепостничества на развитие капиталистических отношений (Анфимов А.М. Крестьянское хозяйство Европейской России 1881–1904 гг. М., 1980. - С. 7; Он же. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России 1881-1904 гг. М., 1984.- С. 3).

Появились работы о развитии торгового земледелия, в частности, о хлебном рынке, где на большом фактическом материале показана глубина развития как внутреннего, так и внешнего рынков; о больших избытках хлеба в стране, но в то же время авторы приходили к парадоксальному выводу, что уже в первые годы войны Россия ощущала недостаток продовольствия (Китанина Т.М. Хлебный рынок России в начале ХХ в. Л., 1984).

В.И. Бовыкин считает, что «произведенные исследования отнюдь не отрицают существования в России пережиточных форм докапиталистических производственных отношений. Но они убедительно показывают усиливающее подчинение этих форм капитализму в процессе его развития, раскрывая тем самым несостоятельность концепции многоукладности, представляющей социально-экономический строй России как механическую сумму противостоящих друг другу укладов, ни один из которых якобы не был господствующим» (Бовыкин В.И. Эпоха капитализма 18б1-1917 гг. в работах советских историков // Новое в советской исторической науке. М., 1988. - С. 54). В последних исследованиях В.И. Бовыкина признается наличие в экономике России разнообразных укладов (Бовыкин В.И. Проблемы перестройки исторической науки и вопрос о новом направлении в изучении социально экономических предпосылок Великой Октябрьской революции // История СССР. 1989. № 5).

В 70-80-е гг. историки проделывали значительную исследовательскую работу по изучению высших форм организации капиталистического производства в России дореволюционного периода (Лаверычев В.Я. Государство и монополия в дореволюционной России. Проблема вмешательства абсолютистского государства в экономическую жизнь и воздействия капиталистических монополий на государственный аппарат. М., 1980; Бовыкин В.И. Формирование финансового капитала в России: Конец Х1Х в. - 1908 г. М., 1984; Лаверычев В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М., 1988).

Активно изучались процессы развития крупного производства, его технического оснащения, банков, а также состояния экономики в годы первой мировой войны. Были проанализированы вопросы социально-классовой структуры российского общества, продолжалось исследование проблемы «Россия и международный капитал» и др. (Ананьич Б.В. Россия и международный капитал. Л., 1970; Он же. Банкирские дома в России. Л., 1990; Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений. М., 1988; Сидоров А.А. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973; Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России. М., 1974; Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны. М., 1977; Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 гг. Л. 1987; Волобуев В.П. Выбор путей развития: теория, история, современность. М., 1987).

В 60-80-е годы значительно расширилась источниковедческая база изучения проблем социально-экономического развития России начала ХХ в. в связи с публикацией массы документов о монополиях в промышленности и в банковской сфере, о государственном регулировании производственных процессов, об экономике в годы войны (Документы по истории монополистического капитализма в России. М.; Л., 1961; Монополистический капитализм в нефтяной промышленности России 1883-1914 гг. М.; Л., 1961; Монополистический капитал в нефтяной промышленности России 1914-1917 гг. М.; Л., 1973; Монополии в металлургической промышленности России 1900-1917 гг. М.; Л., 1963; Экономика России в годы первой мировой войны М., 1974; Журналы Особого совещания по обороне государства 1915 - 1917 гг. Кн.1-3. М. 1975 - 1979.]

В 90-е гг. особый интерес историков вызывают вопросы развития экономики в 1914-1917 гг., российского предпринимательства, социальной структуры, появляются историографические исследования. (Барышников М.Н. История делового мира России. М., 1994; Боханов А.Н. Крупная буржуазия России конца Х1Х в. - 1914 г. М., 1992; Лубский А.В. Историография России периода империализма, М., 1991; Тарновский К.Н. Социально-экономическая история России начала ХХ в.: Советская историография. М., 1990; Шацилло К.Ф. Последние военные программы Российской империи // Вопросы истории. 1991. № 7-8; Степанов В.И. Место России в мире накануне мировой войны // Вопросы истории. 1992. № 2). В это время были опубликованы работы, изданные за рубежом в 50-е гг., где использовались данные полученные в предвоенные годы зарубежными экономистами (Э. Тьери. Россия в 1914 г.), которые писали в докладах своим правительствам, что они наблюдали в России «экономическое чудо» и заявляли, что если дела в стране будут развиваться и дальше так, как это было в 1900-1912 гг., то «к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе и в мире» (Брвазоль Б.Л. Царствование императора Николая П в цифрах и фактах. М. 1992. - С. 3).

Полученные результаты позволили не только расширить представления о социально-экономическом развитии страны, но в известной степени изменить некоторые из них. Во-первых, авторы однозначно заявляют, что в России не было материальных предпосылок для социалистической революции. Экономика России динамично развивалась даже в годы войны. В отличие от других воюющих стран Россия даже в 1917 г. не испытывала недостатка в хлебе. Историки утверждают, что Россия не была страной с отсталой экономикой, она, выйдя на историческую арену позже, чем другие страны, практически догнала Запад. Относительное отставание было не просто отставание, а другая форма развития. Некоторые исследователи отмечают, что Россия была не столько одной из стран второго эшелона развития капитализма, сколько первой из развивающихся стран.

В целом, историки, пытались преодолеть упрощенные представления о характере исторического процесса в России в начале ХХ в. А системное восприятие истории в последние годы позволило смотреть на многоукладность экономики и пестроту социального состава не как на аномалии и переходные состояния, а как на естественные устойчивые образования, социально-экономические структуры, которые вписывались в капиталистическую систему.

Опыт развития России в конце Х1Х - начале ХХ вв. показывает, что оно шло не от многообразия к единообразию, а от многообразия к еще большему многообразию, а именно это было объективной основой общественного прогресса. Попытки же втиснуть общественное развитие в «чистые» его формы всегда заканчивались неудачей и потерей темпов исторического движения. В зарубежной историографии в изучении проблем социально-экономического развития России дореволюционного периода еще в 50-е гг. сложилось два направления: одни отмечали довольно высокий уровень экономического развития, в частности, промышленности, сельского хозяйства и заявляли, что предпосылок для «революционного взрыва» не было; другие, наоборот, преувеличивая роль крепостнических пережитков и отсталость России от других стран, пытались доказать, что условий для социалистических преобразований страна не имела.

В современной зарубежной историографии одни историки утверждают, что царская экономика к 1917 г. не исчерпала возможностей для развития (Грегори П. Российская национальная экономика. Кэмбридж, 1992). П. Грегори, в частности, пишет, что национальный доход с 1909 по 1913 гг., вырос на 31%, валовой объем производства увеличивался на 7%, а зернового производства - на 24% в год. Вторая группа исследователей, оперируя теми же фактическими данными, пришла к противоположному выводу (Оуэн Т. Корпорации в российском законодательстве. Кэмбридж, 1991; Ли Л. Хлеб и власть. Оксфорд, 1900; Дэвис Р.У. Экономика и власть. Нью-Йорк, 1992). Они отметили отсталость России и ее зависимость от капитала западноевропейских государств. В частности, Р.У. Дэвис писал, что к 1913 г. российское сельское хозяйство уступало пяти европейским государствам, налоги поглощали 20% крестьянского дохода, 25% капиталовложений составлял иностранный капитал, платежи по внешнему долгу достигли 400 млн. руб. Национальный доход на душу населения не превышал 2/5 французского, 1/3 – германского, 100 тыс. дворянских семей владели 3/5 всей земли. Т. Оуэн заявил, что законодательство было отсталым и в своем «совершенствовании» прошло стадию «произвола», «безобразия», «тупика», а Л. Ли отметил, что Россия не в состоянии была прокормить свой собственный народ, и только большевизм смог возродить страну (Зарубежная историография социально-экономического развития России начала ХХ в. // Вопросы истории. 1992. № 8-9. - С. 111-116).

Немного на Западе тех, кто, изучая историю России, пытается придержаться середины в оценках ее развития. С одной стороны, они говорят об отсталости России, с другой - утверждают, что темпы экономического роста превосходили развитые страны Европы и США. Иностранный капитал, составивший в 1913 г. 578 млн. руб., работал на прогресс страны. Платежи по долгам составляли всего 25% сумм, получаемых от экспортных доходов. Экономическая политика была ориентирована на функционирование рыночной экономики. Инвестиционная политика способствовала созданию национальной промышленности, в частности, с 1904 по 1913 гг. инвестиции возросли на 71% - с 1,3 млрд. до 2,2 млрд. руб.

Итак, большинство современных исследователей, отбросив идеологические установки и методологические схемы, признали значительный прогресс в развитии экономики России начала ХХ в., причем, успехи экономического роста объясняются авторами конструктивной политикой правительства. Сейчас историков все больше занимает вопрос, почему Россия пошла не эволюционным, а революционным путем. Почему в России, где прочно утвердился капитализм, представительные органы власти, партийный плюрализм, большевики смогли установить, в сущности, тоталитарный режим, проводивший долгие годы эксперимент социалистического строительства.

ТЕМА ВТОРАЯ

Население

Рост населения

В 1897 и 1917 гг. в России были проведены переписи. Они содержат сведения, которые позволяют охарактеризовать происшедшие демографические изменения. С 1897 по 1913 гг. население увеличилось со 146 до 163 млн. человек (без Польши и Финляндии). В 1917 г. оно составляло 185 млн. человек. С 1858 г. численность населения увеличилась втрое. Средняя рождаемость составляла 48 человек в год на 1 тыс. жителей. Несмотря на довольно высокую смертность, за счет высокой рождаемости средний прирост населения в России в начале ХХ в. был выше, чем в европейских странах. Доля жителей России в мире возросла с 1858 по 1917 гг. с 5 до 10 %.

Д. Менделеев замечал, характеризуя итоги переписи 1897 г., что «сила страны - в числе ее жителей». То же подчеркивали иностранные экономисты, посещавшие Россию 1910-1914 гг. В частности, Эдмонд Тэри отмечал, что «возрастание государственной мощи России создается многими факторами и, прежде всего, приростом коренного населения». Численность населения страны в 1917 г. была больше, чем в Англии, Германии и Франции вместе взятых и в полтора раза больше, чем в США.

Важнейшим демографическим изменением на грани веков и в начале ХХ в. стал все ускоряющийся процесс опережающего роста городского населения, что привело к увеличению его доли с 9,2 % в 1858 г. до 12,5 % в 1897 г., 14,3 % в 1914 г. и 18 % в 1917 г. (как в Японии). В действительности доля горожан была выше, поскольку многие городские поселения не имели статуса города (Азов – 27,5 тыс., Юзовка – 29 тыс., Кривой Рог – 18 тыс. жителей и др.). В России к 1914 г. насчитывалось около двух тысяч поселков городского типа. Наиболее быстро росло население крупных городов. В 1863 г. всего 3 города насчитывали свыше 100 тыс. жителей, в 1897 г. их было 17, в 1914 – 29. В них проживало более 40 % горожан (9,4 млн.), два города имели более миллиона жителей: Петербург - 2,3 млн., Москва - 1,6 млн. человек. Свыше 80 % населения проживало в сельской местности.

Дата добавления: 2015-07-20