Глава 17. — Ой, что это? — ткнула я в витрину, устав­ленную тарелками со всякой дрянью

— Ой, что это? — ткнула я в витрину, устав­ленную тарелками со всякой дрянью, которой нас изо дня в день пичкали в школьной столовой. Заскорузлые спагетти, подернутое корочкой пюре, помятые гамбургеры, скукожившийся зеленый горо­шек и еще нечто неопределенное, что и вызвало мое удивление.

— Это пирог по-пастушьи, — невозмутимо от­ветил мистер Листон, хозяйничавший в столовой.

— Больше похоже на то, во что пастух иногда вляпывается, — противным голосом сострил кто-то за моей спиной.

Это был Лукас.

Я молча продвинула свой поднос. Тем более что мне не очень хотелось есть. Во всяком случае, пирог по-пастушьи никакого аппетита не вызывал.

Лукас быстренько нагнал меня. На его тарел­ке дымился большой кусок пирога.
— Хочешь попробовать? — предложил он.

— Слушай, Лукас, последний раз говорю: от­вали!

— А то что? — скривился он.

— А то будешь у меня похож на этот пирог. «Ну вот, — подумала я, — мой язычок с каждым

днем все острее».

Я заплатила за йогурт и салат и направилась к свободному столику. Элана помахала мне со своего места. Они сидели вместе с Доной. Я кив­нула, но села отдельно. Что-то меня к ним не очень тянуло.

До выпускного вечера оставалось всего восемь дней. Не хватало еще трем последним претендент­кам на звание королевы сесть в рядок, как утки в тире. На радость какому-нибудь маньяку.

Я облюбовала место напротив одного новень­кого мальчишки. Он довольно тупо смотрел, как я устраиваюсь за его столом.

— Здесь свободно? — спросила я. Он даже не ответил.

— Ты из младшего класса? — поинтересовалась я, ковыряя салат.

— Ага.

Он огляделся. Группа выпускников смотрела в нашу сторону. Мой визави гордо выпятил грудь, а на его лице засияла тщеславная улыбка.

Целых десять минут он сидел, звучно высасы­вая остатки шоколадного молока из картонного пакета, и рассказывал мне, как ненавидит физкуль­туру.

— Я бы его убил, физрука нашего, — признал­ся он.

«Ну вот, даже новички способны стать убий­цами», — подумала я.

Я доедала йогурт, когда ко мне подошла Элана.

— Пренебрегаешь?

Я подняла глаза. Напряженное, вытянутое лицо Эланы говорило о том, что настроение у нее не лучше моего.

Я встала и попрощалась с моим юным соседом.

— Пока, завтра увидимся, — сказал он на полном серьезе. Я сделала вид, что мы с ним друзья до гробовой доски.

Элана не желала понимать юмора.

— Надо поговорить, — только и бросила она. У нас оставалось еще минут двадцать перемен­ки, и мы вышли на улицу.

Стоял прекрасный весенний денек. Политая благотворным дождем природа зеленела и буйст­вовала. Щебетали птички, жужжали и стрекотали всякие насекомые. Все пробуждалось к жизни.

Мы обогнули школу и пошли в сторону Шейдисайдского парка. Обе упорно молчали.

— Речь приготовила? — первой нарушила я па­узу, когда мы сели на свежепокрашенную ска­мейку.

— Если честно, я думаю совершенно о дру­гом, — ответила Элана. — Мне не до торжествен­ных речей.

Я ждала, что она скажет дальше.

— Знаешь, мне страшно, — сказала она нако­нец. Снова воцарилось молчание.

Я взглянула на Элану. Она была в длинном бело-голубом свитере и синих леггинсах. На груди лежала цепь — разумеется, золотая, а не какая-нибудь там позолоченная. Светлые волосы туго стянуты белой резинкой в хвостик. На щеках пер­сиковые румяна.

Может, ей и страшно. Но не настолько, чтобы забыть о внешности.

Как я жестока. Мне стало стыдно. Ведь Элана на самом деле выглядела очень хмуро.

— Я чувствую себя такой виноватой, — глубоко вздохнула она.

— Почему?

Элана удивленно уставилась на меня — мол, что тут не понимать?

— Потому что встречалась с Гайденом, — опять вздохнула она. — И разлучила их с Рейчел,

Я старалась избегать ее взгляда. Можно было представить, какие муки совести она испытывала, но говорить на эту тему у меня не было ни малей­шего желания.

— Но это он первый начал, — тем не менее продолжала Элана. — Гайден последнее время по­стоянно таскался за мной. Клялся, что любит только меня, а с Рейчел просто дружит.

Она выжидательно смотрела на меня. Ей так хотелось, чтобы я сказала: «Да ладно, ничего страшного». Но я не могла заставить себя вымол­вить ни одного слова.

— Понимаешь, она умерла, и я уже никогда не смогу объясниться с ней, — ныла Элана. — Я... я... Мне так плохо! Я только об этом и думаю...

Глаза у нее уже были на мокром месте. А ведь ее никто никогда не видел плачущей.

В конце концов я сжалилась и обняла ее за плечи.

— Перестань, ты же не виновата в том, что случилось с Рейчел. Не казни себя, Элана. Нам всем и без того тошно.

Элана с облегчением вздохнула, одарив меня благодарной улыбкой, и утерла нос тыльной сторо­ной руки.

— Спасибо, — прошептала она.

— Кстати, какие у Гайдена соображения по поводу избрания королевы?

Элана удивленно посмотрела на меня.

— Да никаких. А какие у него могут быть со­ображения?

— Я просто так спрашиваю. Он ведь, кажется, тоже из небогатой семьи, как и Рейчел.

— Ну и что такого?

Я лихорадочно соображала, стоит ли посвя­щать ее в свои идиотские подозрения.

— А правда, хорошо, что мы не испугались и решили идти до конца? — сказала Элана.

В то утро мистер Сьюэл собрал нас — меня, Элану и Дону — у себя в кабинете, чтобы выяс­нить, будем ли мы по-прежнему участвовать в конкурсе на звание королевы. Дона сказала, что Симона и Рейчел не одобрили бы, если бы мы бросили борьбу на полдороге. Мы с Эланой согла­сились.

— У тебя уже есть платье? — спросила Эла­на, уставившись на малиновку, терзающую червяка.

— Не-а.

— Вчера родители сказали, чтобы я вернулась с выпускного вечера в одиннадцать, — расстроенно поделилась Элана.

— В одиннадцать?!

— Вот именно. Раз в жизни выпускной — и на тебе...

— Да, все получилось не так, как мы думали, — согласилась я.

— Ты представляешь, Трейси Саймон отказа­лась вместе со всеми прибираться и украшать дом Халси, потому что боится.

— Я ее не виню, — ответила я. — Мне самой не по себе. Как подумаю, что надо будет туда идти...

Элана разглядывала свои ноги.

— Как ты думаешь, Дона права? — тихо спро­сила она.

— Насчет чего?

— Что кто-то пытается убить всех претен­денток?
Я нервно поджала губы.

— Не знаю. Может быть.

Лицо Эланы окаменело. Когда ей бывало не по себе, она вдруг уходила в себя, словно дверь в ду­шу захлопывала, улыбнувшись деланной «реклам­ной» улыбкой. Она потянулась, будто спросо­нок.

— Знаешь, с кем я пойду на выпускной? С Брюсом Чедвином.

Я поняла, что ей хочется сменить тему разговора. Я поддержала ее и ахнула как можно громче.

— С Брюсом? Он сам тебе предложил?

— Ага.

— Дона тебя убьет... — Запнувшись, я залилась краской. — То есть, я хотела сказать, Дона с ума сойдет.

— Я знаю. — Элана дернула плечиком. — Слу­шай, получается так, что я все время настраиваю девчонок против себя. Ну что я могу поделать? Он пригласил меня, а не ее. И потом, ее выбор от этого не оскудеет. Кстати о кавалерах...

— Отец Кевина так и не разрешил ему при­ехать в Шейдисайд. — Я поняла, что она хотела спросить. — Наверное, мне придется идти на вы­пускной со своим кузеном из Уэйнсбриджа. Обе­щал снизойти. Как тебе это нравится?! Ладно, это не самое страшное. А вот что мне делать с сегод­няшней речью? Понимаешь, не могу выступать на публике...

Это была чистая правда. Я читала в одной статье, что некоторые люди боятся публичных вы­ступлений больше смерти. Я, конечно, не из них, но волнуюсь дико.

Я психовала все утро. К счастью, все обошлось как нельзя лучше. Нам всем троим бурно аплоди­ровали, а когда Элана в конце рассказала, по­чему мы решили продолжить конкурс, зал встал.

Сразу после школы я поехала домой. Мы быст­ро пообедали, и я собралась обратно: торопи­лась на репетицию. Каждый раз, когда я опускала декорацию капитанского дома, задник на полдоро­ге заедало.

До премьеры оставалась всего неделя, и чувст­во юмора у Робби таяло на глазах. И мне вовсе не хотелось, чтобы он орал на меня при всех. А по­тому я и собиралась приехать на репетицию зара­нее и все приготовить и проверить до его при­хода.

Когда я подъехала к школе, на стоянке оста­лось всего несколько машин. В коридорах было пусто и тихо, и только я бахнула входной дверью — сколько бы я ни входила, мне не удава­лось придержать ее как следует.

Я глубоко вдохнула родные запахи: смесь мастики, пота, арахисового масла и прокисшего мо­лока. Как здесь, в нашей старой доброй школе, могли случиться такие чудовищные вещи?

Я завернула за угол и чуть не налетела на мистера Сантуччи, подметавшего пол.

— Опять напугать меня хочешь, а? — укориз­ненно покачал он головой, даже не улыбнув­шись.

В зале стояла почти кромешная тьма. Интерес­но, кому понадобилось опускать на окнах тяжелые плотные шторы? Разве что Сантуччи.

Я направилась к сцене по центральному про­ходу. Сегодня я уже совершала этот путь — когда выходила для произнесения речи. Только днем в зале было много света и шума, и он был битком набит.

Вдруг мне стало не по себе: я почувствовала, что тут еще кто-то есть.

Я поднялась на сцену. Занавес был закрыт, и я, скользя по нему рукой, на ощупь двинулась закулисы. Я шла очень медленно. Там ведь было на что налететь — реквизит, прожекторы, веревки вся­кие висят.

Если на меня тут кто и нападет, я, конечно, окажусь в выгодном положении: возьму и спря­чусь в этих закулисных джунглях. Тут сам черт себе ногу сломит.

Я нашла осветительный щит, нащупала главный рубильник и дала свет. Я включала рубильники — лампы загорались одна за другой.

Прожекторы заливали сцену мягким цветным светом.

Я обернулась.

И издала истошный вопль.

Дата добавления: 2015-07-20