Глава 16. — Ты оставишь меня в покое или нет?!

— Ты оставишь меня в покое или нет?!

Я с визгом затормозила на стоянке шейдисайд-ской школы, выскочила из машины и распахнула заднюю дверцу.

— Я кому говорю! — заорала я.

— Ладно, ладно! Успокойся, а то кондрашка хватит.

Лукас как ни в чем ни бывало сидел, разва­лившись на сиденье и скрестив на груди руки. Его ухмылка говорила: «Хочешь, чтобы я убрался, — давай, собственными ручками выкидывай меня».

Моему терпению приходил конец.

— Лукас, — сказала я, стараясь, чтобы голос не выдал меня. — Убирайся из моей машины сейчас же. Или я начну кричать во все горло. Я пожа­луюсь директору и заявлю на тебя в полицию. Я устрою тебе такую веселенькую жизнь, что мало не покажется. Ты меня хорошо понял?

Лукас одарил меня улыбкой, которую, видимо, считал неотразимой.

— А тебе идет, когда ты злишься.

— Пошел вон!

Он начал вылезать из машины. Медленно так, назло мне.

Я было потянула его за руку, но поняла, что он только того и ждал. Нет уж, пусть сам выматы­вается.

— Видишь, вот я уже и вышел, — сказал он. — Что дальше?

Я захлопнула заднюю дверцу, юркнула за руль и рванула с места, даже не успев закрыть свою.

В зеркале я еще успела поймать выражение его лица. Он больше не улыбался и выглядел очень расстроенным. /

Я погнала домой, превысив скорость. Мне сов­сем не светило быть оштрафованной, но хотелось как можно дальше и быстрее уехать от Лукаса.

Я подъехала к нашему крыльцу.

Света почему-то не было. Странно, мама почти всегда оставляет для меня свет на крыльце. И от­цовского синего «субару» не видно. Наверное, по­ставил в гараж.

Дождь вдруг кончился, и из-за облаков показа­лась луна. Я была рада хоть какому-то свету.

Я подошла к гаражу и дернула за ручку двери.

Гараж был пуст. Родители уехали.

Невероятно. Если я и хотела бы остаться дома одна, то уж никак не сегодня. Дверь из гаража в кухню была заперта. Я пошарила в карманах — у меня был только ключ от входной двери.

Тут мне показалось, что в доме кто-то ходит.

У меня упало сердце. Я прислушалась. Нет, вроде тихо. Наверное, померещилось.

Я набралась духу и пошла к крыльцу.

Неожиданно моя рука наткнулась на что-то ворсистое, и я вздрогнула от неожиданности.

Да это же старый ковер, которым отец прикры­вал ящики со всяким хламом!

Луна освещала дорожку к дому. Кусты вдоль аллеи, которыми так гордился отец, напоминали в лунном свете страшных чудовищ, готовых набро­ситься на все живое.

«Хватит киснуть», — приказала я самой себе. Но руки у меня дрожали так, что я не сразу по­пала ключом в замок.

Быстро захлопнув за собой дверь, я зажгла в холле свет. А потом стала включать все лампочки подряд.

В доме не было ни души.

Я глубоко вздохнула. Еще и еще раз бросила взгляд на столик, куда складывали почту. От Ке­вина — ничего. Я ведь тоже не ответила ему. И все же меня задело, что он больше не писал. Почему его нет рядом сейчас, когда он мне так нужен!

Шоколад! Эта утешительная мысль погнала ме­ня на кухню. К маминому тайнику.

На кухне уже горел свет.

За столом сидел Джастин.

— Удивлена? — спросил он.

— Джастин... Как ты сюда попал? — Внутри у меня все похолодело. А на лице Джастина гуля­ла противная ухмылка.

— Твои родители впустили. А ты думала как?

— Где они? — спросила я, замерев на пороге кухни.

— Поехали в аэропорт встречать твою тетю.

— Мою тетю?

«Вот врет, нахал», — сразу же подумалось мне. А следующей мыслью было — бежать, бежать отсю­да сломя голову, взывая о помощи. Потом я вдруг вспомнила, что сегодня четверг. И тетя Рена дей­ствительно прилетает из Далласа. Я совершенно забыла.

— Извини, — облегченно вздохнула я. — У ме­ня... у меня сегодня был очень тяжелый день.

— А кому сейчас легко, — понимающе поддак­нул Джастин.

Я кивнула.

— Премия года за лицемерие присуждается Джастину Стайлсу! — торжественно объявила я, имитируя вручение «Оскара».

Я открыла холодильник и изучила его содержи­мое. Вытащила шоколад.

— Будешь?

Джастин, криво улыбнувшись, покосился на стол. По крошкам на блюде я поняла, что он умял весь мамин пирог.

Нет, вы видели, он еще улыбается!

Его прекрасные синие глаза так и сияли.

Ничего не скажешь, красив и все тут!

Как бы я ни была напугана, не отметить этого было нельзя. У Джастина было то, что Элана называла «убийственным обаянием». Его взгляд действовал наподобие электрошока.

— Послушай, — начал Джастин, — я пришел...

— Ты хочешь сказать, что явился сюда вовсе не ради маминого пирога? Она очень огор­чится.

Я немного опомнилась. И уселась напротив.

— Я пришел, — повторил он, — из-за Шуки.

Я вся напряглась.

— Я хотел тебя попросить, чтобы ты не тре­палась.

— О чем?

— О том, что видела нас с ней в кино.

Я на секунду задумалась и пожевала шоко­ладку.

— А что это ты вдруг так заволновался?

— Я не намерен с ней больше встречаться, — объяснил Джастин. — Вот и не хочу лишних разго­воров, что гулял с ней, да бросил. У нее и без того репутация не очень.

Я возвела глаза к небу. Я не верила ему. Но он уставился на меня своим знаменитым взглядом преданной собаки.

— Мне было так одиноко без Симоны... — оправдывался он.

— Одиноко?

Ну и словечко выбрал, если учесть, что Симона только что убита.

Джастин встал, прошелся по кухне, выглянул в окно, потом подошел ко мне и встал за моей спи­ной. Я развернула стул, чтобы сидеть к нему ли­цом.

— Да, одиноко, — повторил он. — Для меня это был такой удар...

Джастин протянул руку и провел пальцами по моей щеке, потом его рука скользнула на мою шею. Я отстранилась, настороженно глядя на него.

— Ну что ты, Лиззи, — сказал он вкрадчиво. — Я же тебе нравлюсь. Зачем отрицать.

Я презрительно фыркнула. Джастин будто удивился.

— Извини, — сказала я. — Могу поспорить, ты самый самовлюбленный тип в Шейдисайде. С чего ты взял, что нравишься мне?

Джастин даже рот раскрыл от удивления.

— Такого мне еще ни одна девочка не гово­рила!

Я поднялась со стула и отошла подальше.

— А что, не привык?

— Если честно, то нет.

— Еще бы. Тебе никто не мог отказать даже несмотря на Симону.

— То есть?

— Забыл, как ты гулял с подружками Симоны за ее спиной?

— Это вранье! Меня охватил гнев.

— По-твоему, я вру? Это ты врешь! Ты, Джа­стин, встречался с Доной. Ты встречался с Рей­чел. И с Эланой. Это из тех, кого я знаю...

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — за­мялся Джастин. Но в его синих глазах мелькнуло новое выражение. В них мелькнул страх.

— Ты был у Эланы за день до убийства Си­моны, — напомнила ему я. — Ты сам сказал об этом полицейским. Или уже забыл?

— Ну и что из того? — пожал плечами Джа­стин. — Ты разговариваешь со мной, будто я и есть убийца.

У меня перехватило дыхание.

— Я никогда не говорила, что ты убийца, — наконец выговорила я.

— Ну положим... тогда... Тогда к чему ты гнешь?

Он'явно растерялся.

— К тому, что с Симоной ты вел себя непо­рядочно, — закончила я.

— Ну, хватит, я не желаю больше об этом говорить, — отрезал Джастин, сверкнув голубыми глазами. — А на твоем месте я бы вообще помалки­вал.

Он повернулся на каблуках и вышел прочь.

Это была угроза.

Итак, мне только что угрожали.

Интересно, что он сделает, если я не стану держать язык за зубами.

Вместо ответа послышался звук захлопнув­шейся двери.

Пять претенденток на звание королевы выпуск­ного бала, в том числе Симона и Рейчел, дефили­руют по сцене в великолепных нарядах. На всех одинаковые платья красного цвета. Все девушки останавливаются спиной к залу.

Директор школы мистер Сьюэл стоит у микро­фона с маленьким белым конвертом в руках. Ря­дом с ним Лиза Блюм, председатель школьного совета. Она держит в руках корону и скипетр.

— Итак, — произносит директор, — в этом году королевой выпускного бала шейдисайдской школы избрана...

Он вскрывает конверт. Никто больше не тан­цует, весь зал с нетерпением уставился на спины претенденток. Мистер Сьюэл просит всех красавиц встать лицом к залу... То, что он видит, настолько ужасает, что у него нет сил произнести имя побе­дительницы.

Одна за другой девушки поворачиваются к зри­телям, и каждым раз зал воет в ужасе и отвра­щении.

Вот все пятеро стоят лицом к залу. Лицом, но только на месте их прекрасных лиц — полуразло­жившаяся плоть. Это лица трупов, пролежавших в сырой земле по меньшей мере несколько недель. Местами кости торчат из сгнившего мяса, источа­ющего зеленый гной. Волосы слиплись от грязи вперемешку с сухими листьями. Самое ужасное лицо у Симоны. Это уже прак­тически голый череп.

Лишь глаза у девушек живые, видящие. Только у всех они кроваво-красные. Их немигающий, злобный взгляд пристально устремлен в зал.

Разодетые монстры. \

Вот они движутся к рампе. Медленно, качаясь и пошатываясь, как на деревянных ногах.

Ближе. Еще ближе к залу.

Все вокруг наполняется тошнотворным запа­хом тления.

Запрокинув головы, страшная пятерка заходит­ся беззвучным зловещим хохотом. Кроваво-крас­ные глаза вспыхивают ярким светом. Обнажаются шеи, плечи, кишащие белыми червями.

* * *

Я просыпаюсь от собственного крика, разбудив и родителей, и тетю Рену.

Все трое стоят в моей комнате с заспанными и одновременно встревоженными лицами.

— Дорогая, — говорит мама, присаживаясь на мою постель, — меня чуть удар не хватил.

— Страшный сон — это всего лишь ночной бред, в жизни такого не бывает, — успокаивает отец, поглаживая меня по голове.

Он всегда так говорит. И я не возражаю. Если у меня когда-нибудь будут дети, я буду говорить им то же самое.

Только бы ночные кошмары не повторялись.

Только бы мне заснуть хоть раз, не вспоминая моих погибших подружек.

Родители с тетей Реной тихонько ушли к себе. Я уставилась в потолок, стараясь стереть из памя­ти картины страшного сна.

На следующий день на школьном собрании мне предстояло произнести речь претендентки. Я стала обдумывать ее. Я намеревалась говорить о Симоне и Рейчел.

И начну я так:

«Из тех, за кого вы могли бы сегодня голосо­вать, двоих уже нет на свете — это Рейчел Уэст и Симона Перри».

Но как только я прошептала эти имена, я тут же увидела перед собой их лица. Те самые изъ­еденные тлением лица из моего страшного сна.

«Это был сон, Лиззи», — сказала я себе.

Всего лишь сон.

«Забудь его, выкинь его из головы!» Но на этот раз отец ошибся. Ночной бред обернулся реальностью.

Дата добавления: 2015-07-20