Сибиряк

Ахмет — сибирский парень. Вообще-то, честно признаться, он ещё не совсем парень. Чтобы по их сибирским меркам парнем называться, надо рост иметь. А он ростом не вышел. Вместо того, чтобы вверх расти, он, по словам матери, растёт вширь. Плечи все раздаются и раздаются, бицепсы круглые, упругие, как колени худосочного мальчишки. Зато щёки горят румянцем, большие тёмные глаза бойкие… Ахмет без похвальбы может заявить, что много знает, потому что читает много. Однако знаниями не хвастает, не кричит о них где попало. Спросят на уроке, он сперва сощурит глаза, подумает и только потом отвечает. Делает это, как подобает настоящим мужчинам: точно, кратко, понятно. Он терпеть не может тех, кто экает и мекает, жуёт ответ, словно жвачку.

Одним словом, на речи Ахмет краток, на работу — спор. Не ждёт, чтобы ему напоминали, что нужно что-то сделать: дрова колет, снег сгребает, за скотиной смотрит, воду носит, особенно когда мать топит баню или стирает. И ещё он умеет приготовить охотничью и рыбацкую снасть, «читать» звериные следы, по голосам узнавать множество птиц. Если прикинуть, этого не мало. А отец всё недоволен им. «Молодцу и сто ремёсел не помеха», — говорит он то и дело. У самого всё спорится: он и кузнец, и портной, и плотник, и рыбак. Пойдёт на охоту — белку бьёт в глаз. В общем, у отца золотые руки. В их Турьеве, пожалуй, нет другого такого мужика. Ахмет во всём стремится быть похожим на отца. Так же, как и он, ходит широким, быстрым шагом, говорит спокойно, уверенно, умеет быть хозяином своего слова.

Впрочем, того, кто не держит слова, в тайге и за человека не считают. А это почти то же, что в могилу живым ложиться. В тайге существует неписаный закон, который передаётся из поколения в поколение. Он гласит: будь всегда справедливым—заночевал на далёкой заимке — не съедай все запасы, думай о тех, кто придёт после тебя; пошёл дальше, оставь, если можешь, часть своих припасов, особенно спичек, чаю, соли; попросит тебя таёжник о чем-нибудь и ты пообещаешь сделать, — умри, но сделай.

Татары в Сибири — народ пришлый. Их и до сих пор считают пришлыми, хотя живут они здесь с незапамятных времён.

Коренные сибиряки уважают их за прямоту, чувство собственного достоинства, человечность. У татар есть поговорка: джигит говорит раз. Это золотая поговорка. Может, поэтому никто не лезет с нравоучениями, попусту не чешет языками. Сибиряки, если говорят, то говорят в дело, подумав, трезво. Особенно мужчины. За примером далеко ходить не надо. У Ахмета отец такой. А сам Ахмет? Мальчишки пытались дать ему кличку Пустомеля. Как бы не так! Не выйдет!

Нынче вот, как и в позапрошлом году, в тайге, похоже, будет бескормица. Значит, медведи не смогут осенью нагулять жира. А тощим, им не спится, вылезают из берлог. Таких медведей называют шатунами. Голодные, они зимой набрасываются на людей. Вот схватится Ахмет с таким медведем один на один и заткнёт рты мальчишкам. Докажет, кто он такой. А то вишь что придумали — пустомеля!

В Сибири много не только леса. Тут много и воды. В Иртыш, что берёт начало где-то в Китае и далеко в тундре сливается с Обью, стекаются Ишим, Тара, Омь и десятки более мелких притоков. Поглядишь на его русло — зачаруешься! Такой красоты нигде не увидишь! Кроме рек и речушек, здесь нет числа озёрам. Правда, они не такие большие и глубокие, как Байкал, но зато разбросаны, можно сказать, на каждом шагу. Поэтому здешняя детвора, ещё толком не научившись ходить, уже барахтается в воде. Думаете, Ахмет отставал от других? Этого ещё не хватало! Он уже с малых лет умеет плавать. И вообще он станет лучшим пловцом не только в селе, но и во всём районе. Потому что он может и сажёнками, и на боку, и на спине, и ныряет он здорово. Короче говоря, Ахмет в воде, что рыба. Волны плавно и нежно ласкают его смуглое тело, качают на гребне и словно нашёптывают: «Плыви дальше, плыви дальше». Ахмету кажется, что волны сами несут его, бережно поддерживая, а он загребает руками, лишь желая обнять их… Однажды, вволю накупавшись, он блаженно растянулся на песке, размечтался вслух:

— Когда-нибудь я так далеко заплыву, что весь мир удивлю…

Что тут поднялось! Ребята начали насмехаться, подзуживать.

— Ты заплывёшь? Да ты и плавать-то как следует не умеешь, только хвастаешь, галоши заливаешь!

— Ему и до водоворота не дотянуть!

— Сказал удивлю, значит, удивлю! — упрямо повторил Ахмет.

— Куда тебе!

— А вот глядите!

Разгорячённый спором, Ахмет не помня себя взбежал на подмытый весенним половодьем берег, козырьком нависший над рекой, откуда ещё никто из мальчишек не нырял, и, бросившись ласточкой в воду, поплыл сажёнками. Дальше, дальше. Он знает: сейчас ребята во все глаза наблюдают за ним. Удивлять так удивлять! Но что это? Кажется, начали уставать руки?.. Пустяки. Можно лечь на спину и отдохнуть. Нет, отдыхать он не станет. Лучше нырнёт. Тем более, что ребята смотрят. Ахмет набрал В лёгкие побольше воздуха и нырнул. Вытянув руки и энергично работая ногами, опускался всё глубже. Просвечиваемая солнечными лучами, зелёная наверху, вода становилась всё темнее и заметно холоднее. Однако Ахмету не хотелось выныривать. Если так быстро вынырнуть, разве удивишь ребят?

Воображение разыгралось… Вот сейчас отворятся волшебные ворота, и Ахмет пойдёт по мраморным ступеням в подводное царство. Двери сами распахнутся перед ним. Роскошные залы полны всяких сокровищ. В одном — шелка, во втором — бархат и парча, в третьем — серебро и золото. Ахмет ни к чему даже пальцем не прикоснётся. Он знает: притронься хоть кончиком пальца — и тотчас превратишься в каменного истукана. А вот если открыть золотую клетку в глубине четвёртого зала и зарубить золотой саблей сидящего в ней коршуна, ничего с тобой не случится. Золотая сабля навеки станет твоей и…

Вдруг у Ахмета зазвенело в ушах. Он испугался, рванулся наверх. Но почему-то руки и ноги стали словно ватные, почему они отяжелели, как будто на них навесили пудовые гири, почему они непослушные?! Воздуха! Хотя бы глоток воздуха! Почему нет солнца?! И вода такая противная, невкусная…

К счастью Ахмета, поблизости оказались рыбаки. Они и вытащили его, тонущего. Ахмет неделю пролежал в постели. Мать ходила и причитала, вытирая глаза уголком передника: «И в кого ты только уродился? Угомона на тебя нет!» И всё умоляла, чтобы не лез больше в воду, не купался.

— Неправильно ты, жена, говоришь, — сказал отец, услыхав однажды её причитания. — В жизни так не бывает, чтобы в воду не лезть. Скажем, на охоту он пойдёт или на рыбалку… Тут не в воде дело, а чтобы разум не у соседа занимать. — Он сел на табуретку возле кровати Ахмета, положил ему на лоб твёрдую, как камень, ладонь. — Мужчиной становишься, сынок, пора всякую дурь из головы выбрасывать. В двенадцать лет я уж один в тайгу ходил.

— Так ты же не пускаешь, — начал было Ахмет.

Отец прервал:

— Ещё успеешь. Ты пока учись, грамоту постигай, сейчас без учения нельзя.

Ахмет расстроенно проговорил:

— Теперь ребята засмеют. Скажут, похвалился, а не сделал.

— Ты о чём? Слово, что ли, какое дал?

— Не-е. Просто сказал, что когда-нибудь удивлю весь мир.

— И поспорили?

— Ага.

— Вот то-то и оно. Словам своим надо цену знать. А раз сказал слово, нужно его, Ахмет, держать…

Мать переполошилась. Поохав, поахав, она сказала, как отрезала:

— Пускай хоть животы надорвут от смеха, к воде и близко не подойдёшь! А ты, отец, не вводи мальчонку в соблазн!

— Нельзя так, жена… Что говорили старики? «Не давши слова — крепись, а давши — держись». Если ты, сынок, хочешь мировым пловцом стать, учиться тебе надо, книжки про плавание читать. Небось, есть такие? А отчаиваться не надо. Не зря сказано: только у чёрта нет надежды в рай попасть. Одолеешь эти книги и будешь плавать по науке. Вот тогда твои товарищи скажут «молодец», руку пожмут…

В то лето Ахмет больше не купался, не выходил из-под воли матери. Но он хорошо запомнил отцовские слова. В школьной и сельской библиотеках отыскал книги но плаванию — их всего-то оказалось три штуки, да и то две одинаковые, — выписал новые из города. В один из дней после урока физкультуры к Ахмету подошёл учитель и попросил, чтобы он подождал его. «Мне тоже нужно в ваш конец», — сказал учитель. По дороге он расспрашивал Ахмета, продолжает ли он увлекаться плаванием, как у него идут дела. И откуда только прознал?

На следующий день они с учителем составили расписание. В нём с точностью до минуты было указано, что и когда надо делать. С этого дня Ахмет начал тренироваться. По утрам он делал зарядку, днём занимался гирей, пока мышцы не начинали сладко ныть от напряжения, бегал, скакал. Для водных процедур смастерил душ из старой лейки.

Но самое важное — Ахмет точно следовал указаниям учителя, не пропускал мимо ушей ни одного его совета. И без устали тренировался. Летом ещё куда ни шло. А зимой? В одной из книг Ахмет прочитал про людей, которые и зимой плавают в самый лютый холод. Прорубают во льду прорубь и плавают себе. Он попытался представить это и содрогнулся. Плавать при тридцати градусах мороза?..

Но на полпути останавливаться не пристало. Каждый день Ахмет стал обтираться мокрым полотенцем, умываться снегом. Он забыл теперь о варежках, в самые сильные холода не опускал уши малахая, перестал кутать горло шарфом. Всё шло как нельзя лучше, без сучка и задоринки. Оказывается, для спортсмена немаловажно и то, как он ходит, как дышит. Если ходить, держась прямо, не горбясь, улучшается осанка. А если научиться дышать так, чтобы пять вдохов были нормальными, а шестой глубоким, во всю грудь, то станешь намного выносливее. Верность этих рекомендаций Ахмет почувствовал очень скоро. Он с ребятами часто ходил на Барсучью гору. Не очень высокая, но крутая, она возвышалась неподалёку от деревни. Когда карабкались на её вершину, с ребят пот градом, а Ахмету хоть бы что.

В один из морозных дней Ахмет взял лом, лопату и направился к реке. Под валенками похрустывал снег. Деревья были окутаны инеем. Над деревней тут и там поднимались в небо серо-белые столбы дыма — расторопные хозяйки топили печи. Кругом стояла звенящая тишина, даже скотина и птица в хлевах примолкла, не слышно и щебета воробьёв, стайками обитающих возле стогов сена.

Настроение у Ахмета хорошее. Во-первых, начались каникулы, во-вторых… он сегодня удивит всех турайских мальчишек. Пускай теперь попробуют сказать, что он не хозяин своему слову. Долго терпел, долго переносил насмешки Ахмет. И вот наконец пришёл его час.

На реке стоял мальчиший гвалт. Одни гоняли палками мёрзлые конские катышки, другие бегали на коньках взапуски, спотыкались, падали. Ахмет шёл и словно не замечал их. С деловым видом он прошагал к середине реки и принялся долбить ломом лёд.

Мальчишки, конечно, сразу окружили его.

— Ахмет, ты чего делаешь, а?

— Дурака валяю! — с каждым ударом лом откалывал всё новые и новые куски голубоватого льда, прорубь становилась шире.

— Тебе что, мама велела? Бельё будешь полоскать, да?

— Ничего не бельё. Он рыбу ловить хочет, у своего папы насмотрелся!

— А где же сеть?

— Ахмет и без сети может. Он и руками ловить мастак, вы что, не знаете его, что ли?!

Ахмет и ухом не вёл, долбил лёд, лопатой отбрасывал осколки подальше. Ребята, стоявшие вокруг проруби, начали мёрзнуть, а ему было жарко. Но вот прорубь готова. Ахмет снял шапку, скинул полушубок. Когда начал растегивать брючный ремень, мальчишки пораскрывали рты.

— Ты чего, спятил?! Одевайся скорей, околеешь! — испуганно крикнул кто-то из толпы. Судя по голосу, это был Сабир.

— Придёт время, оденемся! — проговорил Ахмет и принялся делать гимнастику. Нагишом! А потом…

Ребята не поверили своим глазам. Ахмет скользнул в прорубь… где плавали льдинки! Такое, наверное, бывает только во сне! А Ахмет, как ни в чём не бывало, словно это для него самое обычное дело, пофыркивал в студёной воде. Вот он в шутку брызнул на ребят холодной водой. Капельки мгновенно застыли на их одежде белыми жемчужинками. Мальчишки не спускали глаз с Ахмета. Их не покидал страх, что он окоченеет и утонет или его засосёт под лёд.

Но Ахмет не окоченел и не утонул. Он ловко выкарабкался из проруби, долго, пока не раскраснелось тело, обтирался полотенцем, затем оделся и, взяв лопату и лом, не спеша пошёл домой. Мальчишки от изумления молчали.

На следующий день мальчишки ждали, что по деревне пойдёт слух о болезни Ахмета. Наоборот, повторилось то, что они видели вчера. А со временем купания Ахмета перестали кого-либо удивлять.

Дни шли своей чередой, зима сменялась летом, лето — зимой. Ахмет рос крепким, смелым, выносливым.

Миновали школьные годы. Не в пример другим Ахмет не уехал в дальние края искать счастья, остался при отце с матерью. Валил лес, ходил на охоту, промышлял рыбу. Не раз его спрашивали: «Кем ты хочешь быть? Неужели всю жизнь просидишь в тайге? Ведь перед молодыми все пути открыты».

Ахмет отвечал:

— Хочу быть рабочим человеком, как отец. Трудолюбивый, настойчивый, он всё, за что ни брался, доводил до конца. Любил природу — тайгу, луга, подолгу лежал на траве, глядя в бескрайнее небо. Но настоящей его страстью оставалась вода. Широкая, величавая река, на предутренней зыби плавно покачивается лодка, а ты сидишь, забыв про удочки, и не можешь отвести глаз от затянутого дымкой горизонта, где солнце алыми красками оповещает о своём появлении. Что может быть прекраснее этого!

Может, потому Ахмет пошёл работать бакенщиком на реке и очень полюбил свою работу. Жаль только, не все понимают, как она важна. Бакенщик и днём и ночью указывает дорогу пароходам. За рекой нужен глаз да глаз. Она как норовистая лошадь: чуть не углядел, вмиг что-нибудь выкинет. Только фарватер был здесь, глядишь — она уже намыла песок. Зазевайся бакенщик, пароход на всех парах сядет на мель. Но этого не случалось.

Разрезая волны острым носом, к берегу регулярно причаливали пароходы. На пристани сразу становилось людно и шумно. Ахмет тоже спешил туда — помогал грузчикам, разговаривал со знакомыми кочегарами, машинистами, штурманами, — он знал почти всех.

— Уж не к нам ли хочешь приткнуться, парень? — улыбались речники в ответ на его расспросы об их жизни, работе.

— Может быть. Всё надо знать и уметь, вдруг пригодится, — спокойно отвечал Ахмет.

— Правильно, парень. Учись всему. Не век тебе быть бакенщиком.

Но война спутала все планы.

19 июля 1941 года Ахмет получил повестку. На медкомиссии он всех удивил. Когда сжал в ладонях какую-то штуковину с пружиной и стрелкой, в ней что-то хрустнуло, и врач сказал, что прибор сломался. При измерении объёма лёгких произошло то же. Когда он, вдохнув полной грудью, выдохнул в трубку прибора, стрелка поднялась до самой верхней отметки. А большинство парней едва выдувало чуть больше половины.

— С такими лёгкими тебе бы водолазом быть, да жаль, время не терпит, — сказал председатель комиссии, когда посмотрел в его бумаги.

— Согласен служить везде, куда пошлют, — ответил Ахмет.

Его определили в связисты.

В части он прошёл необходимую выучку и сразу оказался на передовой. На Западном фронте. Потом их часть перекинули на Юго-Западный фронт. А летом сорок третьего он уже воевал в войсках Первого Украинского фронта. Всякое повидал. С болью в сердце отступал, покидая родные города и сёла, потом, горя жаждой мщения, шёл в наступление. Но ни при отступлении, ни в наступлении так и не пришлось ему встретиться с врагом грудь в грудь. А он так ждал этого, так хотел. Он служил рядовым связистом в 3-й танковой армии. В её составе имелась особая рота связи. Вот в этой роте и выполнял свои обязанности Ахмет Ашербеков. Награду имел — медаль «За отвагу». Главной его задачей было обеспечивать бесперебойную работу линии связи. Исправна линия, значит, тебе не надо бегать из конца в конец, повреждена, будь добр, найди обрыв, соедини провод. Это на тебя возложено. Катушка с проводом за спиной, телефонный аппарат на груди, трубка в кармане. К этому прибавь винтовку, противогаз, лопатку и всякую другую амуницию…

С боями добрались до Днепра, вернее сказать, возвратились обратно. Эту широкую, могучую реку первой должна форсировать пехота. Затем очередь за танками. Обоим нужна связь.

За двое суток пройдено шестьдесят километров. Все устали до смерти. Но как только вышли к Днепру, сразу начали готовиться к переправе.

На реку опустился густой туман. Протяни руку, пальцев не увидишь. Бойцы погрузили на лодку два пулемёта, боеприпасы. Ахмет тоже ступил за борт, но командир остановил его.

— Не торопитесь, ещё не всё!

Наконец, двинулись. Ахмет, вращая катушку, аккуратно сматывал провод, который тут же за кормой опускался на дно реки. Работа привычная, но здесь, на Днепре, нужно особое внимание: как знать, может, именно по этому проводу на тот берег пойдут приказы из самой Москвы!..

Враг на этом участке переправы вёл себя довольно спокойно. Лишь время от времени слышались пулемётные очереди да взлетали ракеты. Это было в порядке вещей и не страшило. А вот правее — там, видимо, жарко: стоит настоящий грохот. Гребцы работают изо всех сил — с верховьев реки потянул ветерок, и спасительный туман начал рассеиваться. Скорей, скорей!

Вот и правый берег. Едва причалила лодка, всё быстро разгрузили. Окопались. Ахмет наладил аппаратуру, принялся вызывать левый берег.

— «Волга», «Волга!» Я — «Днепр». Как слышишь?.. Нормально, нормально… Было тихо. Свили гнёзда. Ждём в гости. Только поторапливайтесь. Держитесь на бакен. Берег тут пологий, удобный…

Внезапно послышалось какое-то шлёпанье. Что это? Наши лодки? Но им ещё рано возвращаться. К тому же шлёпанье слышится не с реки, а вдоль берега, слева. Это пароход, не иначе. Уж кто-кто, а Ахмет в таких делах не ошибётся.

— К бою! — приказал командир взвода лейтенант Кондаков.

— Товарищ лейтенант, это буксир, — почему-то шёпотом сказал Ахмет. — Буксир шлёпает.

— Откуда знаешь? Туман же, ни черта не видать…

— А я ушами вижу, товарищ лейтенант. Сейчас застопорила машина. Глубину меряют. Там берег крутой, им не высадиться, значит, скоро тронутся дальше. Если сдвинуть немного бакен, они как раз против нас остановятся…

— Насчёт бакена ты здорово придумал, но у нас нет лодки.

— Мне не нужно лодки, товарищ командир. Я мигом…

Лейтенант Кондаков сразу понял замысел Ахмета. На самом деле, левее их позиции берег очень крутой. Следовательно, судно обязательно пойдёт вперёд, в их сторону. Если немцы намерены проплыть мимо, они будут ориентироваться по переставленному бакену и нарвутся на мель. Если же они думают высаживаться, то спустят лодку. И тут на берегу их…

Лейтенант пристально посмотрел на Ахмета.

— Справишься?

— Постараюсь.

— Ну, двигай, Ашербеков.

— Есть, товарищ командир!

Ахмет мгновенно стянул сапоги, разделся и бесшумно вошёл в воду. Вскоре он нырнул и пропал. Прошло пять минут, десять… Найдёт ли Ахмет бакен, сможет ли в одиночку переставить его на другое место? Лейтенант с тревогой вглядывался в туман, который, несмотря на ветерок, всё ещё лежал над рекой. Судно, похоже, уже двинулось. Обнаружат фрицы Ахмета, пропадёт парень! Зря он рискнул!

В этот миг на поверхности воды возникла стриженная под нулёвку голова Ахмета. Вскоре он выкарабкался на берег и, как ни в чём не бывало, доложил:

— Задание выполнено, товарищ командир.

— Молодец, Ашербеков!

В пелене тумана показался буксир с баржой. Он шёл медленно, самым малым ходом. На палубе смутно угадывались фигуры людей. Немцев было человек десять. Один стоял на носу и непрерывно мерял шестом глубину. Кажется, думают высаживаться. Вот колёса буксира замерли, должно быть, капитан увидел бакен. С буксира спустили на воду шлюпку, начали что-то в неё грузить. Туман опять стал сгущаться. Куда подойдёт шлюпка? Сюда, где в кустах залёг взвод Кондакова, или в другое место? Здесь имеется тропинка. А немцы любят порядок, они не преминут воспользоваться тропинкой. Но всё же нужно предусмотреть и другой вариант. Кондаков на всякий случай разделил взвод и направил одно отделение метров на двести вниз по течению.

Лодка с немцами с разгона въехала носом на берег. С неё попрыгало шесть солдат. Закинув за спины ящики, они один за другим начали подниматься по тропинке наверх. Достигнув кустов, первый солдат вдруг споткнулся, упал и… больше не встал. Такая же участь постигла второго, третьего… Фашисты не издали ни звука.

Спустя немного времени шестеро советских бойцов в немецкой форме разместились в шлюпке и направились к буксиру. Смогут ли они захватить судно? Не обнаружат ли немцы хитрость?

Шлюпка находилась в нескольких метрах от борта буксира, когда немцы на палубе подняли тревогу. Однако было уже поздно. Очереди из шести автоматов скосили их. Советские бойцы буквально влетели на буксир. Один из них развернул судовой пулемёт и обдал свинцовым дождём фрицев, выскочивших на звуки стрельбы. Оставшиеся в живых подняли руки.

Среди наших бойцов оказались два потомственных речника с Волги. Один до войны работал механиком на судне, другой — рулевым. Они заняли свои места.

Немцам в кочегарке было приказано продолжать работу.

— Махен зи, махен арбайтен! — сказал им Кондаков, но не очень уверенный в своём знании немецкого, показал, что они должны бросать в топку уголь. — Теперь вы поработаете ради нашей победы… — Он отыскал взглядом Ахмета. — А ты, Ашербеков, поставь бакен на место.

— Есть поставить бакен!

Буксирный пароход двинулся к левому берегу. Там баржу, полную боеприпасов, разгрузили, и судно с немецким крестом на бортах начало перевозить на правый берег советских бойцов, боевую технику.

С рассветом началась ожесточённая бомбёжка. Вражеские самолёты шли рой за роем. Они поливали реку из пулемётов, осыпали бомбами. Днепр напоминал кипящий котёл. Но наших воинов уже не остановить. Несмотря на бомбёжки, артиллерийский и миномётный обстрел, они продолжали переправу, а ступив на правый берег, сразу устремлялись в атаку. Плацдарм расширялся. Через Днепр переправлялись всё новые и новые части и соединения. Двинулись прославленные танкисты генерал-лейтенанта Рыбалко.

Когда к грохоту орудий, вою самолётов прибавился ещё рёв танковых моторов, поле боя превратилось в кромешный ад. Но переправа продолжалась. Теперь она шла непрерывно — и днём, и ночью. И так же непрерывно продолжались налёты вражеской авиации. Временами в небе завязывались ожесточённые воздушные схватки, тогда река, будто устав от огня и грохота, немного затихала.

Во время одного из налётов прекратилась связь с правым берегом. Сомнений не было: перебит провод. Командиру роты Штрунину передали приказ командующего: связь восстановить в кратчайший срок!

Двое связистов отправились на лодке искать повреждение. Но не вернулись. Поплыли ещё двое. Этих мина накрыла прямо на глазах, метрах в тридцати-сорока от берега.

— Разрешите мне, товарищ лейтенант, — обратился к командиру Ахмет. — Я без лодки, под водой…

— Доберёшься?

— Постараюсь.

— В добрый путь, Ашербеков…

Ахмет, касаясь рукой провода, вошёл в воду. Чтобы сразу освоиться, нырнул. Затем плыл и снова нырял. Позади остался уже не один десяток метров, как вдруг его чем-то садануло по голове. В глазах помутилось, едва не выпустил из руки провод. Оказалось — напоролся на затонувший понтон. С развороченным боком, он вместе с находившимися на нём пушками пошёл на дно. И лёг точнёхонько на провод. Ахмет вынырнул на поверхность, глотнул воздуха, и снова нырнул к понтону. Подёргал провод. Дно было песчаным и провод оказался неповреждённым. Значит, обрыв надо искать где-то дальше.

В небе выли самолёты, река кипела от пуль, снарядов, бомб. Но пережидать негде и некогда. Ахмет снова ныряет и плывёт под водой вдоль провода. Сколько уже прошло времени? Пожалуй, с полчаса. Холод сводит руки, ноги, проникает, кажется, до самого сердца. Хорошо ещё — Ахмет тренированный. Иначе бы ни за что не выдержал… В этом месте ширина Днепра не меньше километра. Интересно, доплыл он уже до середины? Может, и доплыл. Если бы не провод, он давно уже был на той стороне. А тут ещё возле понтона пришлось повозиться… Ага, вот он, проклятый обрыв! Ахмет взял свой провод в зубы и принялся шарить руками по дну. Он всплывал, нырял, но никак не мог обнаружить второй конец провода. Его уже охватывало отчаяние, когда, наконец, нашёлся провод. Он лежал в стороне, отброшенный взрывом бомбы или снаряда. Ахмет начал очищать провода от изоляции. И тут выронил нож. Немудрёно: руки окоченели, а тут подводное течение. Вот пальцы и не удержали… Ахмет не стал искать нож. Он начал рвать изоляцию зубами, в кровь исцарапал губы, дёсны. Резина не хотела отделяться от металла. Но вот концы готовы. Зато не хватает воздуха. Надо наверх. В виски бьёт молотом. В глазах круги, уши заложило. А у него нет сил шевельнуть пальцем, и грудь будто придавлена мельничным жёрновом. Может, это смерть? Подстерегла-таки его. Нет, умирать ему нельзя… Постой, если зажать концы проводов в зубах, связь наладится. А у мёртвых трудно разжать зубы… Ахмет сунул концы в рот и мгновенно почувствовал толчок. Ток! Стало быть, связь восстановлена, идёт разговор. Может, это сам командующий… может, Москва?!

Ахмет очнулся от оцепенения, к нему вернулись силы. Ноги, налитые свинцом, как у берущего крутой, затяжной подъём велосипедиста, полегчали, руки вновь обрели уверенность движений. Такие резкие перемены в состоянии людей происходят нередко, только большей частью они остаются незамеченными. Так бывает, например, в полусне, когда, усталый, человек засыпает с настойчивой мыслью о чём-то важном. Достаточно малейшего толчка, связанного с решением одолевающей задачи, как сон словно рукой снимает. Человек вновь обретает свою рабочую форму. Нечто подобное произошло и с Ахметом, когда он ощутил телом, что по проводу пошёл сигнал…

Тучи. Всюду нависли тучи — в небе, над водой, над землёй. Настоящие они или это дым от взрывов? У Ахмета шумит и стучит в ушах, он не слышит непрекращающегося ни на секунду сплошного грохота над рекой, напоминающего раскаты грома в сильную грозу. Но глаза видят хорошо: в небе ни тучи, это горький пороховой дым, и в воздухе плывёт не освежающий запах грозы, нет, в нём тяжело висит смрад гари, пожарищ.

Одна из бомб угодила в большой плот, который держался левого берега. На плоту везли горючее. Бочки взорвались, и на воде, расплываясь во все стороны, сразу заплясали тысячи язычков пламени. Но переправа не прекращалась. Противоборствуя волнам и смертоносной стали, шли плоты и лодки. Бойцы в одной из них заметили Ахмета. Повернули к нему, решив, видимо, что во время налёта его сбросило с плота в реку. Протянули руки:

— Влезай, браток!

Ахмет махнул рукой: плывите, мол, дальше, у меня тут дело.

Увидев зажатый в зубах провод, ему хотели помочь, но немецкие миномётчики начали пристреливаться к остановившейся лодке, и несколько мин взорвались совсем рядом. Гребцы налегли на вёсла.

Ахмет опять остался один посредине реки. Из привязанной к боку сумки достал плоскогубцы, скрутил концы провода, заизолировал их и, не обращая внимания на накрывавшие с головой волны, на всплески взрывов, тяжело поплыл к правому берегу.

— Ашербеков! Живой! — старший лейтенант Петрин заключил Ахмета в объятия. — Ну, парень, видать, ты в рубашке родился! Или самому чёрту брат! — он, довольный, улыбнулся.

— Рубашка тут ни при чём, товарищ командир, и среди чертей у меня родни нет. Надо было — сделал. — Ахмет посмотрел по сторонам. — Ребята, а где моя одежда?

Уже потом, одевшись, он более подробно объяснил причину своего «везения».

— Я с детства неразлучен с водой, товарищ старший лейтенант. Было время и зимой купался. Прорубал во льду прорубь и нырял. Так что не впервой.

— Молодец! — не скрывая восхищения, Петрин всё оглядывал Ахмета, словно видел его впервые. Вдруг он спохватился — Да, Ашербеков, тобой интересовался начальник связи армии полковник Борисов. Кто, мол, этот парень, откуда, и всё такое прочее.

Ахмет смутился, опустил голову. Раньше, когда его хвалили, он краснел, как девушка. Сейчас неожиданно для себя обнаружил: оказывается, приятно, когда высоко оценивают твою работу.

Когда прошли минуты восторга, старший лейтенант Петрин сказал, что рота выступает вперёд вместе с танкистами, а Ахмету придётся остаться здесь, на берегу реки.

Ахмет просительно произнёс:

— Товарищ старший лейтенант, не хочется от ребят отставать. Разрешите идти с вами!

— Нет, Ашербеков. Тут ты нужнее. Должен понимать: твой участок самый ответственный, самый опасный — Днепр. На земле любой может устранить повреждение. Тут — совсем другое дело. Так что без приказа отсюда никуда. Связь должна работать бесперебойно. Танкистов ведёт в бой сам генерал Рыбалко. Ясно?

— Ясно, товарищ старший лейтенант! Связь будет обеспечена!

Ахмет влез в окопчик, замаскированный в кустах, — тех самых, где нашли свою смерть немцы, высадившиеся с буксира. Надел наушники. Связь работала хорошо. Убедившись в этом, он перевёл взгляд на реку.

Переправа тоже шла полным ходом, Как будто не было ни обстрела, ни бомбёжки — наши войска сплошным потоком двигались на правый берег. Уж сколько пехоты, техники переправилось, а конца не видать. Да и мост наведён не только тут. Вот и попробуй посчитай, какая прёт силушка! Попробуй её остановить!

В этот день, если не считать нескольких обрывов провода на берегу, связь работала нормально.

Наступил следующий день — 25 сентября. Стремясь во что бы то ни стало разрушить мост, немцы обрушили на него ещё не виданный доселе огонь. Сапёрам то и дело приходилось латать, пробоины в понтонах, заменять повреждённые звенья.

Ахмет с тоской в душе ждал обрыва провода. При таком огне это неизбежно. Только бы не в реке! Обрыв случился! И, конечно же, в реке. Что поделаешь: обстоятельства сильнее наших желаний. Быстро раздевшись, Ахмет по привычке с разбегу бросился в воду. Плыл, стараясь не думать о пулях и осколках. Он то нырял, то снова всплывал, всё дальше удаляясь от берега. Теперь он уже опытный, знает, как лучше всего соединять провод под водой. Только бы найти обрыв… Что-то обожгло левое плечо. Сильно, будто калёным железом. Вода за спиной сразу стала розовой. На минуту пришла мысль: не повернуть ли обратно? А провод?.. Нет, обрыв надо найти. Найти… найти… найти… Думать о чём-либо другом Ахмет сейчас не мог. И не хотел. Он понимал, что исправная связь на войне — залог успеха боевых операций. Вовремя отданный и своевременно полученный приказ в ходе боя во многом предопределяет победу над врагом. И в его, Ахмета, руках линия, по которой идут эти приказы. Он должен соединить её, непременно соединить…

Окружающие предметы теряют свои очертания, погружаясь в какой-то странный розоватый туман. В ушах снова появляется знакомый уже стук, бьют сотни колоколов, их звон сливается в непрерывный гул… Скользкий, — как уж, провод норовит вырваться из руки… Ахмет плывёт и плывёт. Наконец обрыв найден. Надо опять взять концы провода в рот, дать отдых рукам, а связь тем временем пускай работает, пускай оба берега слышат друг друга… Может статься, именно в этот миг старший лейтенант Петрин докладывает в штаб: «Связь восстановлена!» Возможно, полковник Борисов интересуется, кто это сделал. А старший лейтенант опять называет фамилию Ахмета…

Силы с каждой минутой покидают Ахмета. Сможет ли он как следует скрутить концы провода, надёжно заизолировать? Это единственное, что мучает его, если, конечно, не считать сковывающую боль в плече.

Вначале он дал отдых ногам. К ним, казалось, были подвешены пудовые гири, точь-в-точь как в детстве, когда тонул. А без помощи ног не удержаться на воде. Как на беду левая рука почти не действует. Остаётся одно: не выпуская провода изо рта, попытаться скрутить концы одной рукой. Упругие, неподатливые жилки провода царапают губы, язык, щёки, до крови колют пальцы. Ахмет не обращает внимания — он скручивает и скручивает концы, чтобы они соединились намертво. Готово! Он перевёл дух, заизолировал соединение водонепроницаемой лентой. Потом полежал немного на спине и, отстегнув сумку с инструментами, потихоньку поплыл к берегу, загребая одной рукой. В небе по-прежнему завывали самолёты, висели тучи дыма, река дыбилась столбами взрывов. Мутные волны били в лицо, вода заливала рот, и Ахмет выплёвывал её вместе с кровью…

Впоследствии он не мог сказать, сколько времени провёл в воде. Его нашли товарищи своей роты возле бакена. Судорожно вцепившись в него, он спал. Спасло, видать, то, что бакен каким-то образом оказался на отмели.

Первый, кого Ахмет увидел, придя в себя, был старший лейтенант Петрин.

— Поздравляю с выполнением задания! — сказал командир роты, едва Ахмет открыл глаза. — К нам по пути заезжал сам командующий. Про тебя расспрашивал. Полковник Борисов уже рассказал ему о твоих подвигах. «Немедленно представить к званию Героя! Подпишу обеими руками!» — сказал командующий, слово в слово. Вот, документы уже готовы…

Услышанное было настолько неожиданным, что Ахмет какое-то время лежал совершенно потрясённый, — он сейчас чем-то напоминал того мальчишку, который долго не мог закрыть рта, поражённый его же купанием в проруби. Потом тихо попросил, чтобы в кружку налили чаю — покрепче. Это был любимый напиток Ахмета, и он не признавал ничего иного.

…6 ноября 1943 года наши войска освободили Киев. А на следующий день, в день Великого Октября, победители торжественным, как на Красной площади, маршем прошли мимо Дома правительства Украины, на опалённых стенах которого алели лозунги и транспаранты, а на крыше гордо реял красный флаг.

В колоннах победителей шагал и молодой парень с Золотой Звездой на груди — рядовой Ахмед Рашидович Ашербеков.

Дата добавления: 2015-07-20