Письмо седьмое. День не задался с самого утра

День не задался с самого утра. Сначала облом моего хитроумного плана по поимке писателя. Потом узнаю, что заболел Юпи. На английском схлопотал пару, так как блаженно не делал домашку вчера. В рюкзаке протекла шариковая ручка, обделав позорными пятнами дневник, алгебру и саму сумку. Да ещё и тонна съеденного вчера винограда произвела сбой в работе моего пищеварительного механизма. Почти на каждом уроке сбегал в туалет.

И вновь я в туалете, уже на перемене. Я закрылся в кабинке, живот крутит, стою в нелепой позе. Вдруг слышу: открывается дверь и заходят двое. Продолжают разговор, начатый в коридоре.
— И че? Кто первый начал?
— Ясно же, что я!

Я сразу узнаю Макса и Эрика.

— На хрена? — интересуется Макс и идёт отлить в соседнюю кабинку.
— Валерон все берега попутал! Уже даже не в Лютике дело было! Начал что-то нести про меня. Вспомнил свою дуру Ленку! Возомнил, что я её увел от него, от раскрасавца! Надо больно!
— Так ты ж действительно увёл!
— Ровно один раз проводил до дома и тогда же чмокнул. Всё! Она тут же меня бесить начала! Я больше с ней даже не общался!
— Видимо, она ему сказала, что ты её перспектива, а не Валерон…
— И что? Она сказала, а я–то при чём?
— Понятно! Сеча, значит, была славная?
— Ваще! — восторженно реагирует Бетхер, а Макс выходит из кабинки и споласкивает руки. — Мы давненько так не махались! Ты бы видел, как Ник Пугача отделал! Вроде футболист, а как вмочит кулаком, так мало не покажется! У несчастного Тоши Пугача вся мордень всмятку. Так что мы ещё легко отделались. Жаль, что тебя не было! Справились бы быстрее. Их все-таки больше было!
— Ты ж понимаешь, я не мог! — грустно говорит Макс.
— Понимаю! И одобряю! Давно нужно было пойти! Чик-чик, и личная жизнь устроена!
— Ни хрена не устроена! Ты ж знаешь!
— Не психуй, — Бетхер хлопает друга по спине. — Погнали в буфет, пирожулю какую-нибудь схаваем?
— Погнали… — обречённо говорит Макс. Голоса двигаются к выходу. И уже на выходе слышу затихающую речь Бетхера:
— А ваще с Лютиком ржачно получилось, как будто…

У меня внутри все процессы замедлились. Для кишок — явная польза. Но в мозгах несварение информации развивалось катастрофически. Макс не участвовал в драке! И вывод? Губа разбита не в военных действиях. А как? А так… Во-первых, этот взгляд побитой собаки с утра, во-вторых, боксер, значит железные мышцы и сила, в-третьих, он редко участвовал в моих побоях, в-четвертых, тогда кинул мне таблетки, в-пятых, ухаживал за мной во время болезни больше, чем другие, в-шестых... он, вообще, симпатичный парень.

И что мне сейчас делать? Как общаться с ним? А может, это всё-таки не он, мало ли про какую личную жизнь он говорил! А губа? Бывают такие совпадения? Мне нужны еще факты! Подслушанный разговор — этого недостаточно. Перемалываю, пережевываю каждую фразу, каждое слово этого диалога, отметаю бедную Ленку. И все равно выходит, что Макс… Что мой писатель — Макс? Решаю, что пока ничего не буду предпринимать. Выжду. Писатель должен еще как-то проявиться!

Хаос в голове усилился и в связи с другим событием. Буквально на следующей перемене перед последним уроком в класс зарулила Катя Шепитько, звезда из параллельного, гуманитарного профиля. Она общепризнанный лидер и энтузиаст, эдакий массовик-затейник на общественных началах. Придумывает всякие праздники, редактирует занудную школьную газету, запевает в ансамбле, инициирует тупейшие флеш-мобы, короче, везде успела! Катька имела неприятную привычку слишком громко говорить при этом слишком близко стоять к собеседнику. Зашла в класс и сразу ко мне!

— Лютый! Дело на миллион! — весело орёт Катька, все остальные заинтересованно оглядываются. — До нового года меньше месяца! А это значит что? То, что нам пора ставить сказку! Мы решили, что ты в этом году будешь на сцене!
— Супер! — подключается Бетхер. — А кого он играть будет? Кая? Или прынца? Или мальчика с пальчиком? Или…
— Бетхер! Замолкни! — Катьку не так легко остановить. — Мы хотим делать спектакль-пародию! Ты будешь Снегурочкой!

Сказала и радостно смотрит. Впечатление, что она ожидает восторгов от меня.

— Ке-е-ем???
— Прикинь, как классно. Это же прикольно получится! У нас есть такой здоровский костюмчик с расклешенной юбкой! Парик! Сапожки! У тебя какой размер обуви?
— А-а-а-а-а! Не могу! — чуть не задыхается Бетхер с последней парты. — Снегурочка! Ну, ты Шепитько в точку! В десяточку!
— А Снегурочка танцевать будет? — добавляет Макс, я не вижу его лица при этом.
— Ему и без парика можно! — заявляет Ник.
— Я не буду Снегурочкой! — я хотел твёрдо сказать, а получилось обиженно.
— Почему? Мы тебя накрасим! Здорово же! Смешно!
— Он и сам накрасится! Он умеет! — опять вставляет Ник.
— Я не буду Снегурочкой! – проговариваю я уже тверже.
— А кто, если не ты? Не Фаре же предлагать!
— Только попробуйте мне такое предложить! — тут же отзывается Ринат с угрозой.
— Во-о-от! Он против, — нажимает Катька.
— Я тоже против.
— Никаких «против»! Решено! Завтра начинаем репетировать. Роль маленькая! — категорично заявляет массовик-затейник и направляется к выходу, поджав губы.
— Я не бу-у-уду! — кричу я её вслед. Ну всё! Сейчас начнется: подколы, шуточки, щипки! Еще Снегурочкой я не был!

— Лютик! Ты ж в лосинках выступал уже, что ж ты так нервничаешь? Цену набиваешь? — и кто это говорит? Макс!
— Действительно! Ты можешь и без расклешенной юбки обойтись, только в колготках! — вторит ему Бетхер. Гады!
— Стопэ! — вмешивается Багрон. — Лютик! Сегодня тренировка, нам две игры осталось! Придёшь?

Я пожимаю плечами, типа не знаю. Я обижен! Я уже успел привыкнуть, что ко мне не пристают и даже высказывают некое уважение. И вот опять! Ладно Бетхер, но Макс!

— Лютик! На баскетболе никто тебя в парик и в юбку одевать не будет! Приходи! — гудит Фара мне в спину. — Тем более некоторые бойцы здесь ранены! Играть-то кому?
Это Фара о Нике, видимо, тому в драке сильно досталось, он прихрамывает.
— Я приду! — обещаю я, повернувшись к Фаре. Если меня нормально попросить я сговорчивый! Был удостоен зверской довольной улыбки.

После уроков до тренировки была уйма времени. И я их использовал с пользой. Вероломно захватил классный журнал и нашел страницу с данными класса. Ищу Макса. Так, Сальников Максим Витальевич, 17 лет, вот адрес, и родители: Елена Владимировна, хм, домохозяйка. Виталий Андреевич – предприниматель, ТЦ «Мегаполис». Опа! Это же там мультиплекс Синема-парк расположился. Значит, Макс тоже не из бедных!

Посмотрел еще на Фару. О! Первого января у него день рождения – 18 лет. Круто в Новый год родиться! Точно, у него одна мама. Анна Сергеевна, воспитатель в детском саду. Негусто с деньгами, наверное.

Остальных знал, хотя перепроверил. Посмотрел заодно дни рождения. Бетхер меня младше на целый месяц. Йес! Выпендрежник хренов! А у Багрона день рождения 8 марта! Мило!

Успел сгонять домой. Греча. Алгебра. Звонок Юпи. Скачал в инете фильм «Одинокий рейнджер». Пока он загружался, напялил на голову тот самый наколенник. Сидел в кресле. Вспоминал ощущения. Как этот писатель был робок, осторожен, поцеловал в щеку! Стеснительный! Чтобы уверовать в то, что это Макс, не хватало какой-то малости. Может, с ним поговорить? Макс – человек, а не попугай, как Бетхер! Мне кажется, что он откроется. Надо только один на один, без попугайных высказываний! Если писатель – Макс? Это хорошо? Н-н-наверное… Хотя Макс слишком нормален для таких чувств, для таких писем, для такой интриги. Он хороший парень, но он обычный! Вот Ник! Тот подходящая фигура. Сильная личность, не болтун, даже Фара к нему прислушивается, Ник читает много, мама говорила, что он её обо мне выспрашивал! Однако именно Ник издевался надо мной с упоением, особенно в прошлом году. В общем, сижу, как дурак, в наколеннике на глазах, размышляю.

***
Тренировка была обычной. Опять сначала разминка, отработка всяких бросков и передач, потом игра четыре на четыре. Ник морщится, видно, что терпит боль. Я вспомнил, как я сам терпел перед выступлением в «Бонзе», когда все тело ломило после их побоев! При работе в парах я сам выбрал Макса. Лицо равнодушное. Обычное. Ну, подскажи мне, покажи хотя бы кончик ниточки, а я весь клубок раскручу! Носились два часа! На футболках на спине вырисовывалось из пота древо познания выносливости и скорости. Все мокрые! Сергей Иванович велел в душ идти. И я пошёл вместе со всеми. Но меня интересовали не все. Только Макс!
Я зашёл последним, нашёл глазами кабинку с красивым намыленным телом Макса и занял ту, которая по соседству.
— Эй, Макс, дай мыла! — кричу я.

Через перегородку протягивается рука с флаконом геля для душа. Хм, аромат — мёд и ройбуш. Раскрываю, вдыхаю, сладенько. Блин! Я пёс, я нашёл своего хозяина и готов его загрызть! Это тот запах, пусть и концентрированный, яркий, резкий, но тот самый. Я намылился и заглядываю к Максу, чтобы гель отдать. Тот лучезарно мне улыбается, пластырь на губе мокро топорщится, нужно менять. Вихры задорно сиголились, получился ёжик. И главное, на шее висит цепочка с крестиком. Мальтийский квадратик. Какие могут быть сомнения! Это Макс! Но я почему-то подавлен. Я ожидал, что это будет другой человек? Но ведь Макс самый нормальный из них! Не пойму себя. Уныло домываюсь. Уныло вытираюсь. Уныло плетусь в раздевалку одеваться.

Парни веселились, обсуждали команду очередной школы-соперницы в межшкольном чемпионате. Вспоминали каких-то Миш, Леликов и Паш, с которыми играли в прошлом году.
— Ты что такой смурной? — заметил первым Фара.
— Ему же сегодня непристойное предложение сделали, и он весь в раздумьях! — отвечает за меня Бетхер.
— Надумал Снегурочкой побыть? — хохочет Макс.
— Отвали! — парирую я.
— Лютик! Пойми, кроме тебя некому! Давай, я буду твоим Дедом Морозом! – начинает пошлить Бетхер. — Прижму внучку к сердцу, ручку на спинку, на попку, ах, внучка, поцелуй дедушку!
— Не надоело?
— Ты ему не нравишься! – манерно вытягивает губы Макс. — Возьми меня в Деды Морозы! Меня! Я лучший!
— Прекрати!
— То есть ты отказываешься, что ли? — изумляется Макс. — А что так? Я так и вижу тебя в голубеньком платьишке, с серебристой мишурой по подолу. Можно титечки подложить. Только не много! Мне большие не нравятся! Можно губки накрасить! Ножки твои стройные в белых колготочках, хотя нет, лучше в чулочках с такой ажурной резинкой! И в сапожках с каблучком, у тебя какой размер?

И тут меня разбирает!

— Ты ведь знаешь!
— Откуда?
— Ты сам мне писал, что знаешь! — я говорю уверенно и нагло, увеличивая напор и злость.
— Я? Писал?
— Да ладно! Конечно, ты! В письмах в любви признаешься, а на деле такой же как все! Я, между прочим, когда понял, что это ты писал мне, даже обрадовался! Обрадовался, что это именно ты! Я хотел, чтобы это был ты! Самый добрый, самый приличный и симпатичный из всех своих дружков. Ты мне даже нравишься! У тебя, в отличие от других, даже был шанс. И зачем ты сейчас все это говоришь? Самому не противно?
— Лютик… ты что несёшь? — тихо, хрипло говорит Макс, широко открыв глаза. И я понимаю, что в раздевалке скопился какой-то взрывоопасный газ, что сейчас что-то бабахнет. Все вылупились на нас с Максом. Но назад дороги нет! Раз уж сказал при всех, при всех и продолжу!
- Не противно? Мне мерзко видеть всё это! Ненавижу! Как ты там писал? Мне плохо от этого капкана? Вокруг зима? Ни черта тебе не плохо! Одно долбоёбство! Ты знаешь, у меня такое желание назло тебе переступить через себя и прилипнуть к Фаре, например, и читать его тупоголовые сочинения, и ловить его звериный оскал, нежели быть с тобой! Он честнее в своей простоте! Хочешь? Фара? — поворачиваюсь я к боксеру-дуболому. У того на лице растерянная улыбка и он говорит:
— Э-э-э… мне кажется, надо сматываться. Пусть сами разбираются!
— Фара! — вдруг орет Макс. — Какое «сматываться»?
— Вот такое! — буквально хихикнул Фара и, подхватив пакет с одеждой и всякими душевыми штуками, вышел за дверь!
Пауза. Немая сцена, все стоят не шевелясь.
— Фара! Я с тобой! — вдруг орет Ник и, несмотря на то что ещё не оделся до конца, схватив кроссовки, побежал за Фарой в одних носках!
— Эй! Меня ждите! — хватая куртку и сумку, вскричал Багрон и бросился следом.
— Черт! Надо бежать, — серьёзно сказал Бетхер и был таков.

Макс наконец выходит из оцепенения, судорожно и молча продолжает одеваться. Я и два десятиклассника заворожено смотрим на его остервенелые движения. Макс даже не успел высушить волосы под круглым феном, других ждал. Он запутывается в шнурках, не может попасть собачкой в молнию. И уже около двери поворачивается и тихо говорит мне:
— Зря ты это сделал!

И исчезает за дверью. Я, Сашка и Кирилл недоуменно вперились друг в друга.
— Что это было? — спросил Кир.
— Какая-то хуйня! — ответил Сашка.
— Не какая-то, а самая настоящая… — задумчиво отвечаю я и начинаю одеваться. В голове сумбур. Мысли сталкиваются друг с другом, разбивают себе лбы, спотыкаются, падают, соскакивают и снова бегут в разные стороны. Хочется сжать голову, чтобы они не выскочили наружу и не покинули меня навсегда… Я сделал что-то не так, не то…

«Не так, не то, не так, не то, не так, не то, не так, не то, не так, не то…» - тикает и тикает в башке.

Мама даже спросила, ничего ли не случилось со мной. Пробурчал что-то в ответ и зарылся в одеяло. Решил усыпить эти сумасшедшие мысли, загипнотизировать этих диких пчел, что гудят в голове. Но они не успокаивались, они зудели и жалили. Какой я идиот! Какой олух! Что я нёс? Может, мне это расценивать как месть? Да, я воздаю им, ему за эти полтора года, что продолжались издевательства! Я был груб? А вы, ты грубее! Я сделал больно? А вы, ты больнее! Я был слеп!? А вы, ты этим пользовались! Я был дурак! Почему был?

Прокрутился всю ночь, задавая себе вопросы, вспоминая все подсказки. К утру я конечно понимал, что меня ждет сегодня. Совсем не удивился, когда мама, уходя на работу, открывая дверь, увидела выпавший конверт. На котором написано – «Последнее».
— Что это, Адаша? — крикнула мне мама.
— Это мне! — я грубо выхватил конверт, и мама, обижено посмотрев на меня, молча пошла к Покровским.
Я даже не извинился. Мне не до этого. Я ждал всю ночь это письмо. И вот. Раскрываю. Письмо. Напечатано. Мне.

«Адам!
Конечно, я был глуп, когда написал тебе первое письмо. А я написал его больше года назад. Их написано тридцать пять. Зачем я отправил последние? Пусть бы умирали в столе вместе с остальными.
Как я мог даже подумать о том, что ты можешь быть моим. Я и ты! Рядом? Рядом даже имена написать нельзя! Я урод! Я знаю… и всегда знал. Просто уроды тоже иногда влюбляются. Прости меня. Прощай и можешь не вспоминать меня. Ни к чему… Я заслужил это.
Спасибо тебе за поцелуй. Люблю тебя.»

Я сижу на полу в коридоре… Тридцать пять писем? Мне? Мне они нужны! Почему «прощай»? Потому что…
Звонок в дверь. Подскакиваю, конечно это он пришел! Он не мог свалить от меня не поговорив! Гремлю замками, распахиваю дверь. На пороге стоят парни, четверо. Вместо школы решили ко мне в гости прийти?
— Лютый! Впускай нас! Будем рассказывать!

Я пропускаю внутрь Эрика, Ника, Багрона и Макса.

Дата добавления: 2015-07-26