ВВЕДЕНИЕ. А. Блок. На поле Куликовом

А. Блок. На поле Куликовом

Куликовскую битву по ее размаху и последствиям можно отнести к величайшим международным сражениям сред­невековья. Для русского народа то была крупнейшая освободительная битва. Ее не сравнишь с обычными схватками феодальной поры с их зачастую сиюминут­ными целями и эфемерными результатами. На Куликовом поле в открытом противоборстве решалась судьба народа, столкнулись угнетенные и их поработители, силы склады­вающегося государства и ордынской знати.

Долгие десятилетия столь крупное сражение было не­возможно: слишком неравны были силы, слишком подав­ляющим было монголо-татарское войско, не знавшее по­ражений в наступлении и полевом бою. Со времен Ба-тыева похода каждое поколение русских людей надеялось и ожидало своего освобождения. Но прошло почти 150 лет татарской¹ неволи, прежде чем положение стало ме­няться. На месте феодально разобщенных и поэтому часто слабосильных земель и княжений возникла средневеко­вая федерация, способная оказать отпор даже самому сильному противнику. При всем этом выступление в 1380 г. объединенного русского войска против векового врага вызвало изумление даже в среде русских князей. По словам одного из действующих лиц Куликовской эпо­пеи, князя Олега Ивановича Рязанского: «Аз чаях по преднему, яко не подобаеть русским князем противу въсточнаго царя стояти».²

Куликовская битва показала, что, казалось, навеки обессиленный и порабощенный народ способен не только на разрозненный отпор, но и на наступление, невиданное по размаху и широте организации. Куликовская битва оказалась самым выдающимся общенаредным сражением Руси эпохи зрелого средневековья. Но ее победоносный исход заранее не был предопределен и зависел от многих переменчивых обстоятельств. Смелое выступление русских войск для решающего генерального сражения с опасней­шим врагом было, однако, закономерно и подготовлено всем ходом русской истории.

Ни одно сочинение по истории средневековой Руси не обходится без упоминаний о Куликовской битве. Ей по­священы статьи, разделы, книги историков, литературове­дов, лингвистов, краеведов, археологов, писателей начиная с 1680 г. Специальные работы по интересующей теме со­зданы в последнее время М. Н. Тихомировым, Л. В. Че-репниным, В. Т. Пашуто, Д. С. Лихачевым, Л. А. Дмит­риевым, Ю. К. Бегуновым, С. Н. Азбелевым, М. А. Сал-миной, И. Б. Грековым и др.³ В этих исследованиях из­ложен ход великой битвы, раскрыто ее историческое значение, установлена степень достоверности источников и предложена их датировка, прослежены судьбы участни­ков сражения, мобилизован круг источников Куликов­ского цикла.⁴ Издаются лицевые рукописи. Военные исто­рики определили этапы сражения и новизну некоторых тактических приемов.⁵

В общей, воссозданной многими специалистами кар­тине Мамаева побоища, однако, все еще остаются непро­рисованные места. Углубленное знание исторической об­становки еще не соответствует военной изученности со­бытия. Не повторяя того, что уже сделано, остановимся на недостаточно разработанных вопросах. Речь преиму­щественно пойдет о военной обстановке XIV в., организа­ции, составе, численности, мобилизационных возможнос­тях, боевом и походном построении войска времени Дмит­рия Донского. Будут затронуты также стратегия, тактика боя, вооружение, предложен реконструированный по источникам ход битвы. Попытка исследования военной стороны Куликовской эпопеи базируется на приведенных в систему знаниях о русском военном деле и вооружении периода зрелого феодализма.⁶

Написать настоящую Книгу посоветовал мне акад. Б. А. Рыбаков. Посвящаю ее 600-летнему юбилею великого сражения, который в 1980 г. широко отмечался в нашей стране. Это событие сопровождалось изданием книг, статей, альбомов, устройством выставок, научных конференций, открытием на Куликовом поле интересного музея. Здесь уместно упомянуть ряд исследователей, по­святивших Куликовской эпопее свои новые труды:

Д. С. Лихачева, Б. А. Рыбакова, В. Т. Пашуто, Л. А. Дмитриева, В. А. Кучкина, В. В. Мавродина, А. А. Зимина, В. В. Каргалова, Г. А. Федорова-Давыдова, А. Д. Горского, С. 3. Зарембу, А. Я. Дегтярева, И. В. Ду-бова, Л. Г. Бескровного, В. И. Буганова, Р. Г. Скрынни-кова, И. Б. Грекова, Б. Н. Флорю, В. Л. Егорова, Л. Н. Пушкарева, О. И. Подобедову, О. П. Лихачеву, Т. В. Дианову, А. А. Амосова, А. И. Клибанова, М. Г. Ра­биновича, А. Л. Хорошкевич, В. Н. Ашуркова. Этот пере­чень заведомо неполон, часть работ еще печатается. При всем различии произведениям о Куликовской битве при­суща одна общая черта — в них заново рассмотрено исто­рическое, нравственное, патриотическое значение Кули­ковской эпопеи, изменившей ход русской истории.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Татары русских источников — термин условный. В военное объединение Золотой Орды, включавшей Крым, Северный Кав­каз, Нижнее и Среднее Поволжье, Северный Хорезм, входили различные оседлые и кочевые племена. Сами монголы (татары) в этих землях никогда не образовывали большинства даже в со­ставе кочевников. Они составляли ядро правящего класса, что и способствовало распространению этнонима «татары» в качестве определяющего этногеографического понятия.

² Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 57.

³ Сноски см. с. 12 сл.

⁴ Повести...; Слово о полку Игореве и памятники Куликов­ского цикла. М.; Л., 1966.

⁵ Бочкарев В. Н. Борьба русского народа с монголо-татар-скими завоевателями и Дмитрий Донской. М., 1946; Карасев А. В., Осъкин Г. И. Дмитрий Донской. М., 1950; Строков А. А. История военного искусства. М., 1955, т. 1, с. 281 сл.; Разин Е. А. История военного искусства. М., 1957, т. 2, с. 260 сл.

⁶ Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII—XV вв. Л., 1976, — В настоящей работе уточнены некоторые высказанные ранее замечания о событиях второй половины XIV в. Автор глубоко благодарен Д. С. Лихачеву, Л. А. Дмитриеву, А. Б. Стер­лигову, способствовавшим написанию и изданию этой книги.

Куликовская битва была воспринята как наиболее выдаю­щееся событие своей эпохи, как первая решающая победа над монголо-татарами со времен неудачной битвы на р. Калке в 1223 г. Куликовская эпопея оказалась свер­шением общерусского масштаба, она возродила страну после долгих десятилетий погромов и ограблений. С новой силой ожили воспоминания о домонгольском «золотом веке» независимости и свободы, когда процветающая Рус­ская земля была «слышима и видама» во всех концах мира. Народ связал Куликовскую битву с надеждами на полное освобождение от татарской неволи, с правом само­стоятельной жизни; Нет поэтому удивительного в том, что Куликовская битва вызвала поток летописных запи­сей, сказаний, легенд. Участники ее почитались как герои, убитые записывались в синодики и поминались во мно­гих храмах. Ни одно сражение русского средневековья не было описано столь подробно. Документальные и по­этические произведения, посвященные войне 1380 г., пи­сались и переписывались, передавались из поколения в поколение как свидетельство человеческой стойкости, массового героизма. Быть может, поэтому они сохранили немеркнущие краски живого события.

Источники, освещающие Куликовскую битву, по об­щему мнению, историчны и базируются на подлинных фактах. Однако последовательность их создания, состав, поздние переработки, обогащение устными преданиями, датировка вызывают споры. Один из основных вопросов изучения, намеченных текстологами, — создавались ли памятники Куликовского цикла в период, близкий к 1380 г., или это в отдельных случаях произошло много позже.¹ Некоторые исследователи отстаивают современ­ность произведений Куликовского цикла самому событию, их широкую достоверность. Есть и более сдержанные мнения. Не вдаваясь в подробности текстологических дискуссий, отмечу, что позиция первой группы ученых подкрепляется новыми источниковедческими разыска­ниями.

Первоначальные известия о Куликовской битве, судя по всему, рассказывались и записывались современниками по свежим следам события, во всяком случае при жизни многих участников похода 1380 г. При этом были зафик­сированы редкостные подробности марша войск и сраже­ния, понесенные жертвы; отмечены сопровождавшие обоз армии купцы-сурожане, конкретные участники боя: раз­ведчики, бояре, князья и даже ремесленники. Рукопашная схватка враждующих ратей расписана по часам. Харак­терно, что в сообщениях о событиях 1380 г. упомянуты те дети великого князя, которые имелись у него в период похода на Дон. Поздние добавления и проработка источ­ников в первую очередь связаны с политическими при­страстиями летописцев и древнерусских книжников и вычленяются подчас, не затрагивая военно-тактических перипетий события. Военная сторона битвы, разумеется, привлекала летописца и переписчика, но не настолько, чтобы в угоду той или иной политической ориентации заметно ее переосмыслить или изменить. Для нас это источниковедческое наблюдение имеет принципиальное значение, ибо позволяет привлечь к исследованию макси­мум военных сведений, даже таких, чья изначальность и достоверность вызывают определенные сомнения.

Разумеется, не все происшествия, связанные с Кули­ковской эпопеей, обладают равноценной истинностью. Разного рода оговорки здесь необходимы и неизбежны (например, о численности войск). При всей подробности записей имеются умолчания относительно некоторых важ­нейших поворотов сражения. Не всегда ясной представ­ляется тактика боя, не раз менявшаяся в ходе сближе­ния ратей и последующих рукопашных схваток. В це­лом, однако, запас письменных свидетельств о Мамаевом побоище совершенно исключителен, а в ряде тактических деталей и вовсе уникален. Для нас драгоценны даже от­дельные, отрывочные замечания о ходе битвы, которые летописцем обычно при описании других сражений счи­тались излишними и опускались. Все это позволяет с большей или меньшей правдоподобностью представить и частично реконструировать такие традиционно трудные и спорные для специалиста сюжеты, как построение, во­оружение, мобилизация и численность войск, ход битвы.

Небесполезно перечислить источники Куликовского цикла,² Летописный рассказ «О великом побоищи иже на

Дону» дошел в составе Симеоновской—Троицкой летопи­сей. В нем говорится о необходимости военной борьбы Русской земли против внешних врагов: татар и литовцев. Битва обрисована схематично, без подробностей. Считают, что повествование этих летописей содержит черты старей­шей записи, которая, по мнению одних исследователей, была сделана еще при жизни Дмитрия Донского, дру­гих — несколько позднее.³

Летописная повесть о Куликовской битве в своих ста­рейших текстах представлена в Новгородской 4-й и Со­фийской 1-й летописях под 1380 г. В повести изложена широкая программа, связанная с объединением под эги­дой Москвы всех русских земель, в том числе и Литов­ской Руси. Отмечены ход и подробности битвы, отсутст­вующие в рассказе «О великом побоищи». По мнению одних ученых, повесть написана в 1386 г. или начале 90-х гг. XIV в.; других—в конце XIV—начале XV в.;

третьих — в конце 30—40-х гг. XV в.⁴

Не вдаваясь в споры о дате Летописной повести, кос­нусь одной, имеющей датирующее значение архивной на­ходки. В приведенном в повести списке убитых на Ку­ликовом поле значатся князья Федор Тарусский и его брат Мстислав. Доказательства их участия в битве, равно. как и невымышленность, отсутствовали. Далее выясни­лось, что соименный Федору Тарусскому князь погиб в 1437 г. под Белевым. Было высказано убеждение, что именно этот Федор и упомянут в Летописной повести;

значит, последняя создана не ранее 1437 г. Таким обра­зом, присутствие в повести имени Федора Тарусского стало серьезным аргументом в пользу ее отнесения к 40-м гг. XV в. Мне удалось отыскать роспись и выписки из родословной князей Волконских,⁵ поданные в 1686 г. в связи с обновлением росписей родов служилых людей. В этом документе на основании домашнего родословца Волконские удостоверяют подлинное существование по­гибших в 1380 г. князей Федора и Мстислава — сыновей князя Ивана Юрьевича, основателей особых княжеских ветвей. Волконские были в родстве с Тарусскими и воз­водили свой род к черниговским князьям. Против такой генеалогии выступили князья И. Б. Репнин, М. И. Лы­ков, К. О. Щербатов, не желавшие признавать Волкон­ских своими однородцами по тем же черниговским князь­ям. Возник спор. Волконские предъявили родовое дерево

и выписку из «старой летописной книги» Троице-Серги-ева монастыря. Для нас важно, что во время распри фи­гурировал подлинный частный родословец.⁶ Тогда и вспомнили о тарусских князьях — реальных участниках Куликовской битвы. Этим данным не противоречит су­ществование еще одного Федора Тарусского, погибшего в 1437 г.

Описанное архивное разыскание — один, может быть, эпизодический факт, подтверждающий, однако, докумен­тальность Летописной повести и ее приближенность к описанному в ней событию.

Задонщина — поэтическое произведение, возникшее до 1392 г., возможно, даже в 1380 или 1381 г.⁷ Автор его воспользовался не дошедшим до нас сочинением Софония рязанца (похвала князьям Дмитрию Ивановичу и Вла­димиру Серпуховскому, написанная «гуслеными слове-сы») ⁸ и Словом о полку Игореве. В Задонщине отмечены действия отряда во главе с князем Владимиром Андрее­вичем и упомянут поединок Пересвета с татарским бога­тырем. Особенность Задонщины — подробное упоминание разнообразного вооружения русских и их противников. В отношении номенклатуры военной техники, исполь­зованной в великой битве, сведения данного источника являются основными. Следует заметить, что в списках Задонщины, содержащих поздние добавления, перво­начальные наименования вооружения частично меня­лись, приспосабливаясь к фразеологии своего времени.⁹

Сказание о Мамаевом побоище — воинская повесть в нескольких редакциях, древнейшая из которых (основ­ная), по мнению ряда авторов, восходит ко времени, близкому битве.¹⁰ Слова Сказания: «Се же слышахом от вернаго самовидца, иже бе от плъку Володимера Андрее­вича» ¹¹ — показывают, что при его создании были исполь­зованы рассказы участников и очевидцев битвы. Автор Сказания пользовался достоверными источниками, в том числе какими-то документальными записями и Задонщи-ной. В Сказании имеются строки (уход князя Дмитрия Ивановича с поля боя, вымышленное пребывание митро­полита Киприапа в Москве), навеянные послекуликовским периодом. В то же время в нем приведены основные под­робности о Куликовской битве, ее участниках и героях. Из Сказания мы узнаем, что исход сражения решило вы­ступление засадного полка.¹²

Чрезвычайный интерес в одном из вариантов основ­ной редакции Сказания о Мамаевом побоище представля­ет перечисление воинов, видевших великого князя во вре­мя боя: Юрки-сапожника, Васюка Сухоборца, Сеньки Бы­кова, Гриди Хрульца. «Перед нами имена безвестных ге­роев Куликовской битвы, а в их числе ремесленник-са­пожник. Нельзя лучше представить себе всенародность ополчения, бившегося с татарами на Куликовом поле, чем назвав эти имена».¹³ В целом сведения, приведенные в Сказании, имеют бесспорную историческую ценность и основаны на ряде не дошедших до нас записей.¹⁴

Особое место среди источников о Куликовской битве занимает уникальное своими подробностями повествова­ние Никоновской летописи, вобравшее Летописную по­весть, Сказание о Мамаевом побоище и некоторые сведе­ния неизвестного происхождения.¹⁵ Комплекс никонов­ских записей компилятивен. Он складывался в течение XV—первой половины XVI в., что отнюдь не отрицает его исторической ценности. Так, только в Никоновской летописи есть заслуживающие доверия известия о при­шедшей на Куликово поле русской пехоте и татарском строе, ощетинившемся копьями, в котором можно тоже предполагать пехоту. Представление о том, что татары воевали только конными, следовательно, не подтвержда­ется.

Нужно, наконец, назвать труд В. Н. Татищева «Исто­рия Российская». Его известия в научной литературе, по­священной рассматриваемой теме, обычно не использу­ются.¹⁶ Между тем в нем приводятся очень интересные, неизвестные по другим источникам детали сражения, та­кие как поведение полков на поле боя. Автор не всегда точно воспроизводит имена участников события,¹⁷ но ука­занная им численность русских войск (60 000 человек), по-видимому, более истинная, чем во всех других источ­никах. Конкретные сведения о ходе битвы заслуживают внимания и находят, в частности, подтверждение в при­близительно современных Куликовской эпопее средне­азиатских источниках (см. с. 53 сл.). Эти сведения, таким образом, не придуманы в XVIII в. и не являются след­ствием авторской интерпретации или произвольного про­чтения каких-то древних текстов. Сопоставляя записи Та­тищева, повествующие о сражениях средневековой Руси, с летописным изложением, можно в большинстве случаев

убедиться, что первые иногда содержат неточности в написании имен, терминов, но не переосмысливают фак­тов.¹⁸

Сохранились лицевые рукописи Сказания о Мамаевом побоище в списках XVII—XVIII вв., часть из которых восходит к значительно более раннему времени.¹⁹ Для нас интересны военные архаизмы, указывающие на более глу­бокую, чем XVII в., древность изображений, и самостоя­тельная сверхтекстовая информативность миниатюр. Ха­рактерны изображенные там тесные поотрядные конные построения, каждое под своим стягом, сшибки на копьях, князья и воеводы в шапках (знак ранга) в отличие от воинов в шлемах.²⁰ Обо всем этом сопровождающий ми­ниатюры текст молчит. Эпохе зрелого средневековья на упомянутых рисунках соответствуют доспехи из пластин, круглые щиты.²¹

Для иллюстрации настоящей работы привлечены ми­ниатюры Лондонского списка Сказания о Мамаевом по­боище, а также Лицевого свода XVI в.²² Последние яв­ляются древнейшими оригинальными изобразительными свидетельствами о Куликовской битве. При всей условно­сти и определенной трафаретности они правдоподобно, в деталях, передают картину боя, сечу сплоченных конных отрядов, боевой строй полков, тесную рукопашную схват­ку, обилие жертв. Сюжеты воспроизведены в таком виде, как они представлялись художнику XVI в. (изобразитель­ные прототипы здесь, по моему мнению, не всегда обя­зательны), обладавшему навыком не только точного про­чтения летописи, но и образного ее истолкования. Благо­даря этому обстоятельству яснее представляется ряд эпи­зодов сражения, переданных человеком, хотя и не совре­менником 1380 г., но окруженным незабытым миром по­нятий того отошедшего времени.

И в итоге обзора источников приходим к следующим основным заключениям. Большинство фактов, связанных с военной стороной Куликовской эпопеи, документально. При изучении этого события важно использовать весь комплекс источников, что необходимо для уяснения не только бесспорных ситуаций, но и «темных» или нераз­гаданных. Исследование обстоятельств и фактов, относя­щихся к Куликовской битве, имеет ключевое значение для понимания гражданской и особенно военной истории Руси периода зрелого средневековья.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Лебедев С. Н. Об устных источниках летописных текстов (на материале Куликовского цикла).—В кн.: Хроники и ле­тописи. М., 1976, с. 78—101; Салмина М. А. Еще раз о датировке «Летописной повести» о Куликовской битве. — ТОДРЛ, Л., 1977,

т. 32, с. 3—39.

² Подробнее см.: Дмитриев Л. А. Куликовская битва 1380 года

в литературных памятниках Древней Руси. — Рус. лит., 1980, № 3. — Высказано небезосновательное мнение о том, что отдель­ные произведения Куликовского цикла восходят к современным событию, но не дошедшим до нас источникам, в том числе к ги­потетическому Слову о Мамаевом побоище.

³ Салмина. М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина». — В кн.: Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966, с. 355—364; Греков И. Б. Во­сточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975, с. 442.

⁴ Азбелев С. Н. Указ. соч., с. 81 ел.; Греков И. Б. Указ. соч., с. 412; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV веках. М., 1960, с. 597; Салмина. М. А.

«Летописная повесть»..., с. 344 ел.

⁵ Объяснение о роде Волконских. — ГПБРО, Эрм., № 470, л. 7

сл. — Это дело, включающее документы 1686—1688 гг., находится в рукописном сборнике XVIII в. «Разные пьесы, касающиеся до

российской истории».

⁶ О достоверности частных родословцев см.: Веселовский С. Б.

Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.,

1969, с. 21 (ср. с. 14).

⁷ Соловьев А. В. Автор Задонщины и его политические

идеи.—ТОДРЛ, М.; Л., 1958, т. 14, с. 89; Моисеева. Г. Н. К во­просу о датировке Задонщины. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 34, с. 227.

⁸ Дмитриева Р. П. Был ли Софоний рязанец автором За­донщины? — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 34, с. 24.

⁹ Тексты Задонщины см.: Слово о полку Игореве..., с. 533 сл.

¹⁰ Тексты Сказания о Мамаевом побоище см.: Повести о Ку­ликовской битве. М., 1979, с. 41 сл. — По мнению Л. А. Дмитри­ева, Сказание возникло в первой четверти XV в. (Дмитриев Л. А. Обзор редакций Сказания о Мамаевом побоище. — В кн.: Пове­сти..., с. 423); Ю. К. Бегунова — во второй половине XV в. (Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». — В кн.: Слово о полку Игореве..., с. 505—506);

М. А. Салминой —- в середине XV—начале XVI в. (Салмина, М. А. К вопросу о датировке «Сказания о Мамаевом побоище». — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 29, с. 124); И. Б. Грекова—в 1396—1398 гг. (Греков И. Б. Указ. соч., с. 401).

¹¹Повести..., с. 70.

¹² Бегунов Ю. К. Указ. соч., с. 486 сл.; История русской ли­тературы Х—ХVII веков. М., 1980, с. 236—237.

¹³ Тихомиров М. Н. Средневековая Москва XIV—XV веков. М.,

1957, с. 264.

¹⁴ Тихомиров М. Н. Куликовская битва. — В кн.: Повести...,

с. 347.

¹⁵ Никоновская летопись. — ПСРЛ, СПб., 1807, т. 11, е. 46—69.

¹⁶ Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1965, т. 5, с. 138—150. — Сведения В. Н. Татищева привлек широко лишь Д. Иловайский (Иловайский Д. История России. М., 1884, т. 2,

с. 548-549).

¹⁷ К примеру, Михаил Андреевич Бренко ошибочно назван

Михаилом Александровичем Брянским.

¹⁸ Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. М.; Л., 1966,

вып. 1, с. 16.

¹⁹ Дмитриев Л. А. Лондонский Лицевой список «Сказания о Мамаевом побоище». — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 28, с. 155 сл.; Бело­брова О. А. О миниатюрах Куликовского цикла в Житии Сергия Радонежского. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 34, с. 243 ел.

²⁰ Приведенная суммарная характеристика миниатюр осно­вывается: Шамбинаго С. К. Сказание о Мамаевом побоище. СПб., 1907, табл. I—XXIV. — Специальное изучение миниатюр не вхо­дит в нашу задачу.

²¹ Часто соседствуют с миндалевидными, в боевой практике

в основном исчезнувшими еще в XIII в. ²²БАНРО, 31.7.30, т. 2, л. 19—121.

Дата добавления: 2015-07-26