Самонаблюдение

Многое, что написано о самонаблюдении, верно, но многое неверно. А как же, например, расщепление? При нем не может не быть самонаблюдения. Самонаблюдение заложено в сущности творческого акта, если творческий акт — расщепление. А без расщепления и единения не может состояться акт творчества.

Значит, мешает не самонаблюдение, а вид самонаблюдения.

Тот вид самонаблюдения, который бывает при расщеплении, не только не мешает, а помогает (не разбивает, а объединяет.) Этот же вид самонаблюдения (безрасщепления) — полное творческое самоубийство, самосъедание.

Самонаблюдение — вот то, что чаще всего мешает актеру отдаваться жизни на сцене и пускать себя.

И с другой стороны: пускание — вот то, что мы имеем в первую очередь для борьбы с самонаблюдением.

К технике «пускания»

Человек «пустит себя» и критически наблюдает. Ну — и ничего не выходит. Надо пускать себя без всякой критики!

Человек хочет остаться самим собой, боится потерять свою критическую способность: а вдруг я окажусь смешным! Надо все-таки поглядывать.

Никакой критик!] Это почти лозунг.

Но легко сказать: «никакой критики», а как это сделать?

Сделать просто. Особенно с помощь зоркого преподавателя.

Запретить критику нельзя и не надо — пускай она существует, но... главное: культивировать пускание, хоть на мелкие движения, хоть на ничего не значащие пустяки. «Вам хотелось, а вы почему-то не сделали, движение уже было, а вы остановили его».

Критику не надо запрещать, ее надо обойти. Проскочить мимо неё.

О самонаблюдении (к технике)

Ученица — Ничего не выходит. Я все время наблюдаю за собой. Все время сознание, голова.

Учитель — Ну и наблюдайте. Наблюдается, так наблюдайте: только не переставайте отдаваться той непроизвольности, которая действует в вас. Тогда постепенно самонаблюдение займет то место, какое ему надлежит занимать. Ведь некоторая доза его всегда будет. Иначе — самозабвение и может быть даже вывих.

Не бойтесь самонаблюдения, вообще ничего не бойтесь — это ваша правда — ну и нечего с ней бороться.

Актер наблюдает за собой и заставляет себя. Заставляет здесь чувствовать и хотеть одного, — это «одно» кончилось, он переводит себя на другое.

Это самонаблюдение и самоуправление самые, может быть, главные грехи.

Вообще «переводить» себя и «заставлять» себя — значит погубить всякую свободу и уничтожить всякую жизнь.

—Не наблюдайте, не вмешивайтесь, как идет, так пусть и идет.

—Как же я могу не наблюдать?

—Ну, хорошо, наблюдайте. Только наблюдайте за тем, чтобы пустить себя и не вмешиваться. Наблюдайте, чтобы оно шло само и без вас.

—Но как же? Тогда я буду играть самого себя.

—Кого вы будете играть, мы увидим. А вот когда сейчас наблюдаете за собой и «управляете» собою — вы мертвы и играете истукана, размалеванную куклу.

Актер начинает идти «от себя», не вмешиваться. От этого оживает, а слова — уводят его в обстоятельства, в образ, и всё встает на нужные рельсы.

Вообще же, если сильно самонаблюдение, то, значит, очень поверхностен весь процесс.

Есть еще один способ избежать самонаблюдения, это — превратиться целиком в действующее лицо. Но совет превратиться в действующее лицо наивен, он равнозначен такому: будьте сверхгениальны.

Вот, чтобы превратиться-то, и нужны все эти наши ухищрения. И в первую голову — верная техника.

В конце «самонаблюдение» связать со следующей главой — «первичные ощущения». Т. к. «первичные ощущения» — истоки свободы и непроизвольности.

Сколько бы мы ни говорили о том, что не я, а «он» — это всё не что иное, как разодетое в разные костюмы и гримы мое «я». Сколько бы ни говорили — десятки людей, склонных к имитации, ухватятся за мысль о раздвоении, переврут ее на свой лад и будут кричать: «ведь мы же всегда это говорили: не нужно быть собою, а нужно быть образом!»

Несчастье в том, однако, что образом-то они никогда никто не бывали, а «играли», изображали, показывали образ. Но разницы они не понимают. Необходимо, чтобы быть образом — быть собой, а не гнаться за холодностью.

Но, наряду с тем, что есть люди неспособные к расщеплению (как Леонидов), есть ведь и способные, поэтому самонаблюдение («не торопитесь», «пускайте себя») иметь место должно. Все дело в типе актера. Леонидова надо уводить от расщепления — оно его убьет, а других спасет.

Например, Соловьевой достаточно сказать, чтобы она жила тем, что она испытывает сейчас, чтобы она пустила себя на то, что есть, и не боролась с собой, не перестраивалась — и ее самонаблюдение, ее расщепление обратится ей на пользу.

Леонидов спросил меня — как я могу что-то делать и в то же время наблюдать за собой? Это после того, как я прочитал ему о том, как я нашел «Освобождение от тела»[25]. Он не понимает, что есть люди, способные к расщеплению сознания и внимания.

Весь метод Толстого основан на расщеплении: он переживает и в то же время это записывает. Т. е. смотрит на это со стороны.

У одних (как у Леонидова) самонаблюдения нет, внимание и психику их надо направлять на объект и на обстоятельства.

У других самонаблюдение и расщепление все равно есть, как бы ты ни уводил их от этого. И в этом случае бороться с ними тоже не надо, а надо его же обращать на свою пользу. Направить их самонаблюдение на верный путь. Тогда самонаблюдение будет работать на их же пользу.

По-видимому, это очень серьезное открытие.

Почти парадокс, но он имеет полную практическую ценность:

«Вмешиваться нельзя, пусть идет само, пусть идет, как идет». Но актер не может не вмешиваться, он так привык. Ну и пускай: — «Вмешивайтесь, направляйте себя, но направляйте на то, чтобы быть вполне свободным, пассивным. Вмешивайтесь и направляйте себя на то, чтобы не вмешиваться».

Звучит смешно и противоречиво, но на деле дает великолепный результат. Конечно, у тех, у кого есть наклонность к расщеплению.

Леонидов говорил, что главное — талант, а не теория, не подходы, не техника. Верно. Но какой талант? Тот, кто не имеет способности к расщеплению, тот не умеет помочь себе, исправляя свою технику. А тот, кто может расщепляться — только при помощи верной теории и самонаправления и может выкарабкаться. И выкарабкаться не кое-как, а в состояние творчества.

<Поздняя приписка:>

А что это было с Леонидовым? Неспособность к расщеплению?

Представьте: нет! Совершенно наоборот: наиболее полное расщепление. Ведь он не только Леонидов, а уже Леонидов-роль. И видела партнера не цельная личность — Леонидов, а Леонидов-роль. Т. е. отщепленная от Леонидова часть личности, находящаяся в предлагаемых обстоятельствах.

И отсюда надо делать вывод, самый практический: не нужно заказывать себе — «расщепись! раздвоись!» — из этого ничего не выйдет. А наоборот, нужно: ищи единства, думай, что ты роль, или роль — ты. Тогда только и произойдет расщепление.

Дата добавления: 2015-07-26