Глава 6. Чужие слабости

Они собрались тесной группой у двери в коридор четвертого этажа, пока Сэм резал автогеном стальные полосы, надежно запиравшие вход. Страха никто не испытывал, лишь легкое возбуждение в предвкушении очередной зачистки, давно уже ставшей привычным делом. Тактику продумали еще вчера вечером, решив использовать метод, многократно доказавший свою эффективность: впереди идут самые сильные, быстрые и выносливые бойцы, вторая линия их прикрывает, а третья добивает уже обездвиженных, но не упокоенных ходунов. Коридор взяли на себя Мишонн, Доун и Тара, палаты и кабинеты по левой стороне достались Абрахаму и Розите, а по правой – Гленну и Мэгги. Линда и Юджин должны были проследить за тем, чтобы в упокоенных мертвецах не осталось вообще никакого подобия жизни. Псевдоученый, разумеется, попытался отвертеться от грязной работы, но Доун, пристально взглянув на чертежи в его блокноте, усмехнулась и вынесла вердикт: «Это подождет». После чего бедняге ничего больше не оставалось, как взять в руки десантный нож и присоединиться к остальным бойцам.

Реакция на это была различной: Абрахам скривился, словно у него в ботинке обнаружился камень, Розита захихикала, Гленн и Мэгги мрачно кивнули, Мишонн вообще не обратила внимания, и только Тара ободряюще ему улыбнулась. Впрочем, она с самого начала неплохо к нему относилась, не смотря на то, что он обманывал всю группу. Может, потому что по какой-то необъяснимой причине он был ей симпатичен?..

Все, конечно, повернулось не очень хорошо, ибо теперь в группе он оказался в роли паршивой овцы, которой никто особенно не доверял. Что ж, зато у него появилась цель – доказать, что они глубоко ошибаются, и толк может быть не только от тех, кто умеет стрелять и размахивать мачете. А еще он внимательно наблюдал за каждым из них, стараясь обнаружить их слабые стороны – то, с помощью чего можно было бы манипулировать ими, добиваясь того, что необходимо ему самому…

Вот, к примеру, та же Мишонн, не смотря на свою суровость, а порой и заносчивость, явно неравнодушна к тому, что называют настоящей дружбой. А еще она очень трепетно относится к семейству Граймсов, готовая в случае чего драться за каждого из них, как тигрица – до последнего вздоха. Решительная. Даже чересчур. До такой степени, что порой пренебрегает очевидной опасностью, недооценивая ее. Вот и сейчас она – смертоносное острие клина бойцов, - первой врезалась в толпу ходячих, сползшихся к двери на звук газового резака. Секущие удары ее катаны быстро расчистили пространство для боя и продвижения вперед, так что идущим следом Доун и Таре осталось только проткнуть срубленные самурайкой головы. Она движется вперед стремительно и плавно, словно перетекая с места на место, при этом ее руки и меч составляют, по сути, единое целое. Грязная, кровавая работа… Он не может видеть сейчас ее лицо, но может поручиться, что оно сурово и спокойно, на нем не отражаются никакие эмоции. Может быть, потому что думает она о совершенно отвлеченных вещах?.. Знать бы еще, о чем именно…

***

Она стояла у раскрытого окна в самом конце коридора и смотрела во двор, где мужчины накрывали брезентом автоцистерну и сливали в бочки дизельное топливо. Наблюдая за ними и постоянно цепляясь взглядом за высокую, худощавую фигуру мужчины в белой форменной футболке, поспевавшего, казалось, всюду, она хмурилась и кусала губы. Черт ее дернул поцеловать его при всех! Ведь необходимости в этом не было абсолютно никакой – она выиграла пари. Именно поэтому ничем не мотивированный поцелуй выглядел глупо. Но - черт возьми! – ей просто необходимо было понять, как он к этому отнесется. Необходимо понять, есть ли в его сердце хоть какое-то чувство, кроме чувства долга перед группой, ставшей семьей.

За последнее время в ее собственной душе многое перевернулось, многое умерло и многое ожило. И произошло это благодаря этим двоим – мальчику, так стремившемуся быть взрослым и все равно остававшемуся ребенком, и мужчине, не останавливавшемуся ни перед чем, чтобы защитить своих близких. Память о ненависти, предательстве и отчаянии отодвинулась и потускнела. Постепенно стихала боль от самой горькой и мучительной утраты – ее малыша, единственного и главного смысла ее прежней жизни. Что скрывать, было время, когда судьба едва не сделала ее приверженкой однополой любви… Слава Богу, что дальше теплых дружеских объятий дело не пошло. Наверное, чтобы выжить и не сойти с ума, ей просто необходимо было иметь рядом хоть кого-то живого, о ком-то заботиться, кого-то защищать и оберегать. Кого-то, кто сумел бы заполнить пустоту – огромную дыру в ее сердце, пробитую смертью сынишки…

Сейчас, почти год спустя, она начала понимать, что судьба все же платила по счетам, давая порой даже больше, чем отняла. Она отобрала у нее подругу, но теперь взамен дала троих – Кэрол, Сашу и Розиту. Она лишила ее любимого когда-то мужчины и ребенка, но подарила Рика, Карла и Джудит. Она разрушила ее дом и ее надежды на будущее, а теперь, кажется, преподносила взамен возможность выстроить их самой… Единственная беда заключалась в том, что ни любимый человек, ни счастливое будущее об этом, кажется, не подозревали…

Она горько усмехнулась и обернулась, услышав звук шагов за спиной. Мальчишка подошел и уселся на подоконник, положив рядом шляпу.

- Я вижу, что ты еще не разучился снимать шляпу в женском обществе, - улыбнулась она. – Это радует. Надеюсь, ты снимаешь ее, когда спишь?..

- А ты снимаешь бандану, когда ложишься в постель? – нахально спросил парень.

- Ну, ты и наглец! – рассмеялась Мишонн. - Следующим вопросом будет: в чем я сплю?..

- Не угадала. Почему ты ушла со двора?

- Наверное, по той же причине, что и ты – для меня там не нашлось работы.

- И поэтому у тебя было такое лицо, словно тебя кто-то обидел?..

Пораженная тем, что мальчишка, тусуясь во дворе, оказывается, пристально за ней наблюдал, Мишонн даже не сразу нашлась, что ответить. А пока она мучительно соображала, что сказать, Карл задал и второй вопрос, который добил ее окончательно:

- Почему ты поцеловала моего отца?

Первым ее порывом было желание соврать что-нибудь правдоподобное, но потом, взглянув на мальчишку, за последний год сильно вытянувшегося и повзрослевшего – не столько по возрасту, сколько по жизненному опыту, - решила, что ложь в их отношениях ни к чему.

- Захотела – и поцеловала.

- Вот так – просто?..

- Нет. Не просто.

- Почему?

- Ему это могло не понравиться, - и, предупреждая следующий вопрос, добавила: - Я ведь не спрашивала разрешения…

- А надо спрашивать?..

Она пристально всмотрелась в лицо мальчишки и неожиданно поняла, что для него это важно. Значит, ответить стоило.

- Ну, иногда можно понять это, и не спрашивая…

- Как?

Мишонн невольно улыбнулась: этими своими с виду простыми вопросами, на самом деле требовавшими очень сложных ответов, он был невероятно похож на своего отца.

- Если человек улыбается всегда, когда видит тебя. Если ты видишь, что он скучает и волнуется, когда тебя долго нет. Если ему нравится разговаривать с тобой или вместе делать какое-нибудь дело. Если он всегда готов помочь тебе, поддержать тебя, не смотря ни на что…

- Я понял, - перебил ее Карл. – Можно не спрашивать, если вы и так уже друзья…

Мишонн грустно улыбнулась:

- В общем, да. Но все-таки для этого нужно несколько больше, чем просто дружба.

- Любовь?..

- Да.

Парень ненадолго задумался, глядя куда-то в дальний конец коридора. А потом, придя к какому-то выводу, спросил:

- А в чем разница?..

Мишонн растерялась. Она не знала, как объяснить это доступным ему языком.

- Ты любила своего парня? – светлые глаза, так похожие на глаза его отца смотрели на нее серьезно и пытливо. И – ни тени улыбки на губах. Он пытался что-то понять, и в этой своей полудетской дотошности порой не видел границы, за которую не стоит переходить.

Лицо женщины исказилось, словно от боли, и, глядя в пустоту за пределами этой реальности, она тихо произнесла:

- Когда-то я думала, что да. Теперь я в этом сильно сомневаюсь…

А потом вдруг устало добавила:

- Хватит, Карл. Я не хочу больше об этом говорить.

- Прости, - виновато отводя взгляд, пробормотал мальчишка - или уже юноша? - и, мягко соскользнув с подоконника, внезапно оказался совсем рядом. Мишонн не успела даже сообразить, что происходит, как теплые и еще по-детски мягкие губы неловко коснулись края ее губ. Женщина вздрогнула и отшатнулась:

- Карл!.. Ты с ума сошел!

- Нет, - усмехнулся мальчишка. – Мы же друзья. Вот я и не стал спрашивать.

- Ах, ты!..

Мишонн собралась уже сцапать его за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтоб впредь неповадно было творить подобное, но парень оказался намного шустрее, мгновенно увернувшись и рванув прочь со скоростью пули:

- Спокойной ночи, Мишонн!..

Женщина вдруг расхохоталась, потом внезапно всхлипнула и, закрыв руками лицо, сползла по стене, усевшись прямо на пол. Она осталась одна в коридоре с серыми стенами, и сказанные ею слова слышал лишь тот, к кому она обращалась:

- Боже всемогущий! Ну, почему ты опять все перепутал?!.

***

Время идет быстро. Пройдена уже половина коридора. Доун и Тара добивают нашинкованных на куски мертвецов, через которых Мишонн равнодушно перешагивает. Абрахам и Розита с взаимными подначками и шуточками зачистили девять палат, а поцеловаться успели уже раз двенадцать. Гленн и Мэгги сегодня просто слаженно работают. Для них зачистка, наверное, стала уже чем-то вроде совместного бизнеса в пиццерии – быстро, ловко и малозатратно.

Линда серьезна и сосредоточена. Проходя по коридору и осматривая зачищенные палаты, она ногой поддевает головы и конечности заваленных мертвяков, чтобы убедиться в их полной и уже необратимой смерти. Она спокойна, потому что ее ноги надежно защищены высокими армейскими ботинками и кевларовыми наголенниками. Вот, обнаружив еще щелкающего зубами зомби, она опускается на колено и точным ударом ножа в глазницу пробивает ему мозг, для надежности пару раз проворачивая клинок.

Интересная женщина. Хрупкая, но очень сильная. Умная. При необходимости – жесткая, однако умеющая воздействовать на людей личным обаянием и искренностью. Ее главная слабость – Джон, - сейчас вместе с другими мужчинами на вылазке за бензином. Удивительно все-таки - проходят тысячелетия, а женская психология не меняется ни на йоту: до сих пор они выбирают себе мужчин не по уровню IQ*, а по коэффициенту грубой силы и тестостерона. На первый взгляд Джон ей никак не пара, однако, он из тех людей, которых называют надежными; из тех, кто не предает и не бросает своих. Наверное, это даже не столько любовь, сколько трезвый расчет и братство по оружию, когда соратнику доверяют безоглядно. Вот только Линде невдомек, что ее мужчина сам нуждается в четких ориентирах и надежной опоре, что его терзают сомнения и неуверенность. А что может быть опаснее, чем надежды, возлагаемые на колоссов на глиняных ногах?..

***

Отец Габриэль сидел на лавочке возле гаража и смотрел на темно-синие облака, подцвеченные закатным пурпуром. Смотрел, как они медленно тянутся по небу с запада на восток, расплываясь причудливыми разводами, словно чернила на промокшей бумаге. Смотрел и думал о том, что мир, как Господне творение, был совершенен… пока в нем не появился человек, вместе с которым пришли страх, ложь, зависть, гнев, боль и страдание… Не удивительно, что Господь решил положить этому конец. Но почему столь чудовищным способом? Где истинный Страшный Суд, на котором каждой душе воздастся по делам ее? Где трубы архангелов и небесное воинство, где сонмы праведников и грешников?.. Мертвые оболочки и тех, и других бродят по земле, превратившейся в царство тлена, и пожирают все, в чем течет теплая, алая кровь. И остается только надеяться, что души их не остались заточены в тюрьме полусгнившей плоти, до сих пор сохраняющей мерзостное подобие жизни. Кем или чем их считать, эти существа: людьми, демонами, карой Господней?..

- Святой отец…

Габриэль, погрузившийся в тягостные размышления, вздрогнул и испуганно посмотрел на присевшего рядом человека. Джон Ликари виновато ему улыбнулся:

- Простите, если помешал… Могу я поговорить с вами, святой отец?

- Да, конечно…

Джон помолчал немного, упершись локтями в колени и вертя в руках гильзу от пули. Потом негромко произнес:

- Не могли бы вы исповедовать меня, святой отец?.. А то за последние пару лет я почти забыл, что я – католик…

Габриэль смущенно отвел взгляд и невнятно пробормотал:

- Боюсь, я не в праве принимать чью-либо исповедь и давать отпущение грехов… ибо сам грешен перед людьми и перед Господом. Я заботился о себе, тогда как должен был заботиться о своих прихожанах…

- Я понимаю вас, - не поворачивая головы, сказал Джон. - Каждый из нас выживал, как мог…

- Наверное, - тяжело вздохнул священник. – Но многие при этом не забывали о милосердии в отличие от меня…

- И утратили жизнь.

- Нет… Обрели ее. Вечную. В царствии небесном…

- Хотелось бы верить, - с горечью усмехнулся Ликари. – А то иногда меня посещает крамольная мысль: а что, если души остались заключены в этой гниющей плоти?..

Священник удивленно взглянул на него:

- Знаете, я ведь только что думал о том же… Но потом я решил, что если это действительно так, то уничтожая эту плоть, вы, возможно, делаете доброе дело…

- Если вы так считаете, то почему не возьмете в руки оружие и не присоединитесь к нам на зачистках?..

Габриэль грустно улыбнулся:

- Потому что это противно моей природе. Вероятно, я просто трус…

- Не думаю,- покачал головой Джон. - Чтобы признать свою вину и свое несовершенство, требуется определенное мужество…

- Признание вины – это лишь первый шаг к искуплению, но далеко не само искупление… А что не дает покоя вам, Джон? Глядя на вас, я никогда не подумал бы, что вас могут терзать сомнения…

Джон усмехнулся:

- Это всего лишь результат воспитания и спецподготовки. К тому же я вообще не склонен посвящать в собственные трудности всех вокруг.

- Я ценю ваше доверие, - с благодарностью глядя на него, произнес священник. – Тем более, что вы меня почти не знаете…

- Вы - служитель церкви и слуга Господа. Для меня этого достаточно.

- Увы… Я еще и человек. И у меня, как оказалось, гораздо больше пороков, чем достоинств.

- Я тоже не праведник, - криво усмехнулся Джон. – Мне приходилось убивать и до апокалипсиса, и после: сначала - выполняя приказ, а потом – защищая свою жизнь и жизни тех, кто был мне дорог. Я многое видел. Видел, как люди убивают друг друга, а потом, обратившись, встают, чтобы вновь убивать. Мне приходилось давать истинную смерть моим обратившимся друзьям. Приходилось убивать и мертвых, и живых. И пусть даже верно то, что уничтожая гнилых, мы даем им освобождение от мук, меня беспокоит совсем не это. В последнее время я поймал себя на том, что, не раздумывая, стал нажимать на курок, сталкиваясь с живыми людьми. Что меня не волнует их судьба, что они для меня даже не люди, а нечто вроде опасных диких зверей, с которыми не договориться… Похоже, в этом мире и в моей душе не осталось места ни для милосердия и доверия, ни для любви и веры… Это смертельно меня пугает, ибо с детства я привык знать, что Бог есть Любовь, а теперь раз за разом убеждаюсь, что в мире не осталось места любви к ближнему, а значит, не осталось и Бога…

Габриэль посмотрел на него с изумлением:

- И это говорите вы?.. Вы, человек, каждый день снова и снова находящий силы, чтобы жить среди этого всего?.. Вы, кто отваживается любить и заботиться о близких вам людях, защищать их, не смотря ни на какие сомнения?.. Посмотрите вокруг: что, как не любовь к ближнему, держит вместе всех этих людей и заставляет день за днем думать о будущем и создавать его всеми силами? Что, как не милосердие, заставило вас впустить сюда нашу группу – совершенно незнакомых, вооруженных людей?..

- Может быть, просто желание выжить? Понимание, что без чужой помощи это невозможно?..

- Пусть даже так. Но откуда тогда взялась вера в то, что мы станем именно помогать, а не попытаемся просто захватить это место?

Джон растерянно посмотрел на него, не зная, что сказать. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вернуться памятью на несколько дней назад, и тогда ответ отыскался – ясный, лежащий на самой поверхности осознания:

- Наверное, это случилось, когда мы поняли, ради чего пришел сюда Дэрил. Когда узнали, на что он способен ради тех, кто ему дорог. Когда увидели, как сплоченно эти люди, даже не связанные кровным родством, насмерть стоят друг за друга.

- И что же в основе всего этого, Джон? – мягко улыбаясь, спросил священник.

- Любовь… - словно заново открывая для себя истину, прошептал Джон.

- Бог не покинул этот мир, друг мой, - глядя в пылающее пурпуром и золотом небо, сказал Габриэль. – Он все еще здесь, не смотря ни на что…

***

Линда неторопливо обходит очередную палату, зачищенную Эбом и Розитой, двигаясь вдоль ширмы, закрывающей кровати, внимательно присматриваясь к лежащим на полу трупам. Зачистка проходит довольно легко – ходячие, давно уже запертые на изолированном этаже, обессилены и крайне истощены; их движения слабы и медлительны; их плоть и кости легко поддаются клинкам. Люди невольно расслабляются, не встречая серьезного сопротивления… Это их и подводит. Юджин Портер, никчемный боец, идущий последним, первым замечает движение за ширмой, к которой Линда уже повернулась боком, глядя в противоположный угол комнаты. В следующее мгновение ширма заваливается, выпуская из укромного угла мертвую истощенную женщину с истлевшим лицом. Юджин вскрикивает и срывается с места. Линда, вздрогнув, оборачивается и, в попытке отступить, натыкается на столик для инструментов. Он со звоном переворачивается, и женщина, неловко взмахнув руками, заваливается на него. Сверху на нее, щелкая зубами, и вцепившись пальцами в волосы, падает ходячая тварь. Линда, упершись руками ей в грудь, пытается не дать ей дотянуться до собственного горла. Юджин хватает тварь за ворот халата и, оттянув ее от Линды, всаживает нож под основание черепа – так, как неоднократно на его глазах делал это Диксон. Тварь тут же безвольно обвисает в его руке, и, как только нож оказывается выдернут, плашмя валится на пол. Линда поднимается, потирая правое плечо, и благодарно кивает ему: «Спасибо». В палату на шум вваливаются Абрахам и Гленн и застывают в недоумении. Рыжий амбал, понимая, что случившееся – их с Розитой прокол, виновато опускает глаза и, краснея, бормочет: «Извини». Юджин смущенно улыбается в ответ на похвалу Гленна: «А ты – не промах, чувак. Быстро учишься…» Ну, и отлично, пусть думают, что ему неловко. А вот про чувство торжества, вызванное замешательством Форда, им знать не обязательно.

Убедившись в том, что Линда не получила ни царапины, мужчины вновь возвращаются к делу. До сей поры бесшабашный настрой Форда уступает место мрачной сосредоточенности. Ничего – это ему урок на будущее. Интересно, они расскажут Джону, что тут произошло сегодня? И если расскажут, то как он отреагирует?.. Надо бы не пропустить этот момент. Увидеть будет легко – ведь они его молчаливое присутствие по большей части не замечают…

В коридоре пока все идет по плану. Самурайке, кажется, неизвестно, что такое усталость. Ее движения по-прежнему легки и стремительны. А вот Доун, кажется, начала сдавать – вероятно, сказывается контузия. Лицо женщины бледно, а на высоком лбу выступили мелкие капельки пота. Удивительно, откуда в ней такая невероятная сила духа, заставляющая не просто держаться на ногах, но и выполнять задачу, тогда как любой другой на ее месте давно бы уже сдался, признавая свою слабость?

Смешной каламбур: ее слабость – неспособность признаться в слабости. Вот только вряд ли кому-нибудь будет смешно, если однажды эта ее неспособность отступить погубит даже не ее саму, а кого-то из людей Граймса… А отступать она не умеет - для нее это равносильно поражению. И что же случится, если вдруг интересы двух столь разных лидеров столкнутся, а компромисс не будет найден?..

***

Доун сложила карту штата и убрала ее в ящик стола. Подняла голову и взглянула на Граймса, сидящего на подоконнике и с легкой улыбкой наблюдающего за кем-то во дворе.

- Рик, извини, но мне очень не нравится то, что рассказал Ликари.

- Ты о чем? – явно не здесь пребывая мыслями, отозвался Граймс.

- О вылазке. О том, что Диксона сложно контролировать. Он по сути своей анархист, черт возьми. А это подвергает ненужному риску моих людей. Ты не пытался поговорить с ним?..

Рик, хмурясь, повернулся к ней:

- Доун, ты не понимаешь… Мы с ним больше, чем друзья. Мы – братья. Он не раз спасал жизнь мне, моему сыну и моей дочери. Я у него в долгу. И не только за это. По моей вине он едва не потерял Кэрол... Я не имею права…

- Имеешь, - жестко перебила его женщина. – Ты – прежде всего лидер. И только потом – отец и друг. Помимо личностных отношений существуют еще интересы группы и безопасность людей, как залог выживания. Если из-за бесшабашности Диксона я потеряю кого-то из своих людей, я буду вынуждена сама принять меры.

Граймс подошел к ее столу и остановился напротив, по привычке уложив ладонь на рукоятку пистолета. Взгляд светлых глаз стал холодным и пронзительным:

- И какие, позволь узнать?

- Для начала – установлю запрет на участие в вылазках. А если не поможет – посажу под арест.

Рик криво усмехнулся:

- Ты сейчас похожа на учительницу, которая пытается перевоспитать трудного подростка. Доун, пойми, переделать его невозможно. Он – по сути своей одиночка. Только некоторые из нас знают, чего ему стоило научиться быть среди людей, научиться хоть как-то общаться с ними, хоть как-то учитывать общие интересы и нужды. После долгих попыток притереться друг к другу, мы все-таки нашли компромисс, и с тех пор Дэрил – неотъемлемая часть группы. Мы выжили во многом благодаря ему – его умениям и навыкам. И, кстати, не в последнюю очередь благодаря его безбашенности, как ты изволила выразиться. Я, разумеется, поговорю с ним. Но тебе тоже стоит учесть, что далеко не всегда дисциплинарные меры дают ожидаемый результат.

На бледном лице Доун проступили пятна румянца. Она поднялась со своего места, опираясь руками о столешницу:

- Ты – полицейский, Рик. Тебе ли не знать, что безопасность во многом, если не во всем, зависит именно от дисциплины!

- Да, я это знаю, - сухо заметил Граймс. – Но за последние два года я понял еще кое-что важное: дисциплина должна быть осознанной, а не навязанной. Лучше всего, когда каждый человек в группе четко понимает, что и ради чего он делает, и какие последствия могут повлечь за собой те или иные его поступки.

Изящная ладонь женщины, лежавшая на столе, сжалась в кулак:

- Вот и объясни ему еще раз, черт возьми, если он не до конца это понимает!..

- Доун… - Рик шагнул вплотную к столу, в упор глядя в зеленовато-карие глаза Лернер. Загорелая, жилистая рука мужчины легла на ее ладонь. – Успокойся. Я знаю, что ты потеряла большую часть своих людей, и что поспособствовал этому именно Дэрил. Но ведь он же и привел сюда всех нас. И это он, благодаря своей горячности и своему чутью, нашел цистерну с топливом, а потом практически в одиночку отбил ее у байкеров. И никто при этом не пострадал. Верно?..

Доун закусила нижнюю губу и отвела взгляд. Граймс во многом был прав. И больше всего - в том, что она боится потерять своих людей. Не потому, что вместе с ними утратит и статус лидера, а потому, что за последние дни ей вдруг стало ясно: для нее эти люди уже не подчиненные, они – друзья, без которых ее жизнь и попытки укрепить Грейди не имеют смысла. Она опустила голову и тихо произнесла:

- Рик… Я просто боюсь… Боюсь потерять их. Эти люди – единственное, что у меня осталось…

Мужчина подался вперед, через стол, и, коснувшись ладонью ее щеки, сказал, четко и убедительно произнося каждое слово:

- Все. Будет. Хорошо. Мы - вместе. У нас все получится.

Она улыбнулась, закрыв глаза и прижимая ладонью к щеке его руку…

***

Все. Коридор чист. Если то, что в нем творится, можно назвать словом «чисто». Доун, обессиленная, сидит, привалившись спиной к стене. Тара тяжело дышит, все еще оглядываясь в поисках притаившейся опасности. Мишонн стоит, держа в руке катану, по клинку которой медленно стекает темная кровь. Капли с глухим звуком шлепаются на пол. Абрахам и Розита «чистят» операционную, а Гленн и Мэгги – кабинет с рентгеновским оборудованием. Они вот-вот закончат – вряд ли там много работы. С задачей группа зачистки справилась предельно быстро – время едва перевалило за полдень. Впрочем, работы еще много: после обеда предстоит уже по-настоящему вычистить этаж – вынести все останки, погрузить их в машину и вывезти за пределы госпиталя. И только потом – теплый душ и отдых. Все разбредутся по своим палатам, и тогда можно будет уйти в укромный уголок и спокойно записать то, что было услышано и взято на заметку вчера и сегодня. Вдруг пригодится?..

*IQ – коэффициент интеллекта, определяемый с помощью тестирования

Дата добавления: 2015-07-26