Дорога в Бразилию или древние артефакты приглашают на встречу

Просыпаться не хотелось. Тяжелый, сырой туман окутал голову, мысли двигались вяло, как обкуренные мыши. А точнее – их просто не было. Гулкая пустота.

Сознание медленно возвращалось. Взгляд сфокусировался на девушке в белом халате. Первым ощущением, первой сформулированной мыслью было: ну до чего же болит голова!!! Восприятие габаритов, формы и так сказать материала этой непреувеличенно важной части тела отличалось нетипичностью: впечатление было такое, что голова у меня распухла, даже очень; изнутри заполнена свинцом (иначе откуда такая тяжесть?); а сама оболочка, безусловно, вылеплена из чугуна, причем даже не очень тщательно, с бугорками, впадинами и прочими радостями жизни. Кроме того, болело где-то внутри, вцелом, и пылала искрами левая рука.

Это была больница. Где-то на юге Италии. От возвращения сознания оказалось мало проку: я практически ничего не понимала. Молоденькая медсестра регулярно о чем-то меня спрашивала, говорила что-то, улыбалась.

Гораздо эффективнее оказалось мое общение с человеком по имени Пауль. Это был главный врач и директор того медицинского учреждения, куда я попала. Он разговаривал на нескольких языках, в том числе на английском и на русском, быть может немного корявом, но вполне понятном. Именно Пауль и поведал всю первоначальную информацию, коей я обладала.

Во-первых, это была частная клиника, даже реабилитационный центр закрытого характера. То есть попадали сюда нечасто и немногие, да и то, по решению главного врача, то есть Пауля. Причиной для госпитализации в это место были весьма серьезные повреждения: здесь работали выдающиеся специалисты в области хирургии, пластики, и восстановления работоспособности головного и спинного мозга. Находилась больница на острове, на юге Италии. Именно поэтому добраться сюда было довольно сложно.

Во-вторых, я попала в авиакатастрофу. Объяснять предысторию Паулю не пришлось: запах гари, смог и само падение очень быстро всплыли в памяти. Мне очень повезло. Ну хотя как? Весьма относительно, сильные ушибы, вывих руки – в общем-то мелочи. Но получила я какое-то очень сложное ранение в живот, но куда, как и чем - Пауль не сообщил. Операция уже была удачно проведена, мне оставалось только выздоравливать. Но главный врач почему-то оставался хмур, долго ходил вокруг да около. Наконец он сообщил следующее: во время крушения были задеты женские органы, и теперь он опасается, можно ли мне будет рожать. Очень вероятно кесарево сечение, и вообще, моей жизни в этом случае может угрожать опасность. Стало неприятно на душе, но я отмахнулась от мрачных мыслей. Тем более, что причины радоваться были.

Катрин осталась жива. Ей повезло меньше, чем мне, но осознала я это только тогда, когда увидела девушку в инвалидном кресле. Сломан позвоночник и отказали ноги. Пауль обещал вернуть ей полную подвижность, но для этого потребуется время.

Катя пришла в сознание раньше меня. Под наркозом на операционном столе она не лежала. Прошло три дня с момента падения. Вставать с койки мне было рано, а подруга лежала по-соседству. Времени резко оказалось много – достаточно, что бы рассказать всю жизнь и придумать планы на будущее.

Где-то в столице Франции нас ждал некий Саймон Джеффени. И Катрин в первую очередь приложила максимум усилий для установления связи с этим человеком. Помог, к моему удивлению, Пауль. Когда он узнал, в чем проблема, то связался с кем-то, и через четыре часа черноволосый мужчина лет тридцати – тридцати пяти уже разговаривал с нами. Саймон Джеффени, организатор научной геолого-археологической экспедиции. Другие участники тоже слегка задерживались, для встречи с некоторыми нужно будет сначала поехать вПариж, а потом в Мексику. И вот тут Катрин разрыдалась. Не умещались сроки её выздоровления в сроки сбора команды – ну никак не умещались!

Через какое-то время она успокоилась. Истерика прошла, оставив только жгучую печаль. И девушка сказала: если не могу я поехать, то за нас двоих поедет Аня. Слова протеста ни к чему не привели, да и аргументы не были продуманы, а Бразилию мне очень хотелось увидеть. Саймон не стал сопротивляться, просто согласился с предложенным вариантом. Он обещал заехать за мной через две недели, то есть когда Пауль выпустит меня на свободу.

Просто лежать было скучно. Но занятия нашлись сразу же. Сиделка по имени Селла с удовольствием стала учить меня итальянскому. Она предложила выучить несколько песенок – и вдруг выяснилось, что я умею петь! Вообще-то, я даже Кате о своей эстрадной карьере упомянула вскользь, поэтому удивление было явным. О «чуде» тут же было сообщено Паулю, и он отреагировал как-то весьма странно: и улыбался, и порывался куда-то уйти. В общем, вылилось это в появление на закрытой территории Тото Кутунио. И получилось очередное прослушивание. Пожилой певец радовался как ребенок моим незамысловатым песенкам, аплодировал, и, как мне показалось, пророчил большое будущее. Кстати, до меня не сразу дошло, что мои пароли-явки, то есть вся известная подноготная моей маленькой личности, уже имеются у господина Пауля, иначе меня бы тут не было. И очень вероятно, что информация для связи тут же была предоставлена звезде мирового масштаба. А для меня это был только краткий миг, показавшийся просто сном.

Пауль, Пауль, мой старый, верный друг! Я стала ценить его не сразу, но почему-то значительное видится издали…. Уже потом – и после путешествия в Бразилию, и после других моих поездок он все равно был…. так сказать, на расстоянии телефонного звонка. При чем, не обязательно моего. Вновь и вновь он появлялся именно тогда, когда было ОЧЕНЬ нужно. И я снова просыпалась в больничной палате, и снова знакомый голос спрашивал (с легким итальянским акцентом), как я себя чувствую. Пауль незаметно для меня самой стал моим лечащим врачом. Не только врачом. Я тихо ненавижу запах лекарств, белые стены, и вообще к земной медицине отношусь предвзято и недоверчиво. Пауль был верным и настоящим другом. От меня взамен он ничего не просил, не требовал – да ему и ничего не было нужно: я знакома с его семьей, у него замечательная жена (кстати, русская, её зовут Лиза), четверо детей (старший сын, две дочери и совсем маленький сынок – когда я в последний раз созванивалась с ними, малышу было всего два месяца). Опека Пауля, наверно, больше напоминала отцовскую.

Я вспоминаю итальянский период с большим удивлением. Это был в некотором роде поворотный момент моей жизни. Крушение авиалайнера и предшествовавшие тому события оставили на моей, увы, далеко не железной психике явные царапины. Именно с того времени на меня начало что-то находить: то жуткий, морозящий ужас, и тогда все казалось глупым и бессмысленным, то искрометная ярость, не терпящая возражений. Стала давать знать о себе фобия мужчин. Я старалась скрыть это, но, видимо, кое-кто раскусил и эту нравственную болезнь. И этот «кто-то» был Пауль. Он долго беседовал со мной, спокойно, мирно, находясь достаточно далеко, чтобы моя фобия не заорала истошным голосом. «Все правильно, так и должно было случиться, - говорил мой личный доктор, - сработал защитный механизм. Со временем это должно пройти, но и ты должна приложить к тому свои усилия. Не позволяй страху подойти, представляй в воображении своем, что ты находишься в кругу света, а тьма и страх не могут пройти через барьер света. Ведь это – Божественный свет». Так или иначе, но психику мою немножко подлатали.

Вторым казусом после пробуждения оказалась моя память. Вот уж не думала, что так быстро освою итальянский! А ведь потом проснулись и французский, английский, арабский! Но все это – в будущем. То есть я хотела сказать, что когда Саймон Джеффени прибыл за мной, состоялся диалог, который я поняла, а это немало.

В момент расставания Катрин в очередной раз расплакалась (и честное слово, я реветь хотела не меньше!), и очень, очень, ОЧЕНЬ просила меня после экспедиции приехать к ней, найти её (если она к тому времени уедет) и поделиться впечатлениями. То есть, иными словами, не забывать подругу. Конечно, Катти, я с удовольствием выполнила твою просьбу….

Саймон увозил меня с больничного острова на катере, в руках у него была только небольшая сумка (все вещи были в гостинице), у меня тоже багаж оказался минимальным. Древняя земля Италии неторопливо приближалась к нам, а мы качались на волнах утреннего моря. Именно Саймон показал мне эту южную страну, некоторые города, провинцию… У него были дела в Риме, поэтому и я тоже оказалась в Вечном городе. Колизей, величавые колонны собора святого Петра, Ватикан, маленький мир обособленной жизни. И наверное, именно тогда и возникла у меня идея, что было бы неплохо приобрести в Италии небольшой домик неподалеку от моря. Ах, как было бы хорошо кататься на лошадях по зеленым лугам, срывать гроздья спелого винограда! Я поделилась этими мыслями с Саймоном, а он улыбнулся. Понимающе. У него тоже была такая мечта когда-то, но не сбылась, хотя были и возможности и момент удачный наступал… Бесконечные поездки, погоня за ветром – за этим стилем жизни многие мечты улетучились. А ещё он мечтал обладать белоснежным парусником – так он рассказывал.

А ещё мы заехали в небольшой городок Римини. Была в этом какая-то трогательная мягкость… В этом городе жила у Саймона двоюродная тетка, Вари де Мазони, она переехала из Франции в какие-то далекие времена. На самом деле это оказалась очень симпатичная старушка, эдакая пышка с сияющим лицом. Её все любя называли Верида. Саймон было хотел рассказать нечто о цели нашего путешествия, но Верида рассмеялась и начала развлекать меня невероятными историями про «врунишку Сайми, который никогда не сидит на месте». Ой, сколько интересного можно узнать о человеке, даже если рассказывают полнейшую выдумку. А про Саймона - очень вероятно – тетя Варида вспоминала реальные истории из времен его детства. В то, что он отправился на маленьком паруснике искать остров «Монте-Кристо», я поверила сразу, но сильно удивилась, когда рассказчица уточнила, что Саймону было тогда двенадцать лет. Как он по вечерам бродил по руинам старых монастырей и замков, отыскивая пропавшие рукописи древних времен, залезая в подземелья, заходя глубоко в подземные ходы в поисках тайных коридоров. Самое любопытное в том, что иногда парень что-то находил, при чем что-то ценное. Так что мой знакомый оказался самым настоящим Индианой Джонсом нашего времени, хотя и меньшего масштаба. Возможно. Он состоял в каких-то ученых обществах, был членом академий (кстати, нам предстояло еще съездить в Сорбонну за какими-то материалами или людьми?), знаком чуть ли не с половиной ученого и околоученого мира истории, археологии, геологии, минералогии и других интересных наук.

Не менее любопытной оказалась деятельность профессора исторических наук Саймона Джеффени по сбору разнообразных мифов и легенд, в народе называемых фольклором. На самом деле это были зачастую просто рассказы о зарытых неким пиратом сокровищах, древнем забытом храме или сказание о чудесных событиях, происходящих с людьми в определенном месте при неких условиях. По сути – чистой воды суеверие. Но эта область на грани приключенческого романа и средневековой мистики оказалась необычайно интересной.

Вот тут-то я и взглянула по-другому на своего странного спутника. Он тоже был мечтателем. Те же области мифологии, наполовину проникнутые оккультизмом, алхимия, призраки и духи средневековых замков, мойры и мокши, и неразгаданные тайны. Нет, я с самого начала догадывалась, что мне предстоит встреча с интересным человеком. Но даже не предполагала, насколько могут совпасть отдельные пласты интересов.

Когда мы отправились во Францию (а отъезд не заставил себя ждать), я постепенно начала расспросы. Время у нас было. И вот тут и сыграло мое неуемное любопытство. В один миг я раскрыла этому человеку, о чем не осмеливалась признаться когда-то даже родителям! Да, меня очень интересовали средневековые замки, знаки и символы, алхимия, вся эта мрачно-прекрасная древняя магия, то тайное знание, от которого так ревностно оберегают неомраченный раздумиями ум наши средства массовой информации. Тогда, в строгие школьные годы, казалось немного стыдно признаться в своем интересе, но сейчас…. С этим человеком можно было говорить на эти темы.

Сайсмон понял меня. Он узнал в моих глазах блеск и темную заинтересованность, бездонную глубь, в которую я тайно хотела проникнуть. Мой спутник не рассмеялся. Улыбка, тронувшая его уста, была и спокойной, и сдержанной, но в то же время давала понять, что общий язык найден.

Впустить сразу меня в этот мир тайн и возможных разгадок он решился не разу. В Сорбонне проходила какая-то встреча очень умных людей, и Саймон был среди приглашенных. Вслед за своим новым знакомым и я попала на это собрание избранных. Гости неторопливо прогуливались по залу, беседовали друг с другом, и мы тоже были вскоре замечены коллегами Саймона Джеффона. Разговор сразу пошел на такие сложные темы, что даже понять приблизительный смысл беседы оказалось для меня практически невозможным. Как в просторечье я любила выражаться, «различила только союзы и предлоги». Все остальное прозвучало полной тарабарщиной. Отмечу, что французский и итальянский я осваивала просто по ходу дела, и при этом весьма неплохо. Очень помогало то, что Саймон немного владел русским языком, и многие термины и специфические слова интересующей меня темы были ему вполне знакомы. Итак, снова незнакомые люди, снова я ничего не смыслю в разговоре, и снова не догадываюсь, что в очередной раз решается моя судьба.

Через некоторое время собеседник Саймона обратил на меня свое внимание. Это был немного полноватый человек в строгом костюме (по манерам и стилю одежды так напоминающий университетскую профессуру!) лет эдак пятидесяти. Но при этом с Саймоном он обращался на равных. Ко мне этот человек обратились практически с невинным вопросом, но который, все же, сразу заставил меня встрепенуться: «А вас, юная леди, тоже интересует эзотерика?». Я не помню подробно этого разговора, но в ходе него было мною озвучено немало ребяческих интересов. «Да, я безумно хотела бы побывать в настоящем замке и побродить в каменных лабиринтах, да, тайные манускрипты безумных монахов я с удовольствием попыталась бы прочесть (если бы знала тот язык), и не упустила бы шанс узнать больше о тайных знаниях древности. А путешествие в Бразилию меня нисколько не смущает, ну что вы, я совершенно не считаю, что меня используют как рабочую силу (поисковый инструмент), это путешествие интересно мне само по себе».

Но при всем при этом до меня дошло, что тут замешена серьезная организация. Поиск древних артефактов - вот чем интересовались эти люди. А еще я заметила, что почему-то Саймон абсолютно не торопится, а ведет себя так, словно у нас неограниченный запас времени перед началом экспедиции в Бразилию. Всё объяснилось просто, стоило мне задать вопрос. Оказалось, что и визит в Сорбонну, и это торжественное мероприятие были запланированы, хотя на моем месте должна была находиться Екатерина Виноградова, - так называемая Катрин. Именно её собирались проверять на… своего рода благонадежность. Выяснить мечты и интересы, а возможно – и обнаружить умения, знания, таланты! Это были весьма умные люди, безупречно, фантастически разбиравшиеся в характерах. Но даже для них найти «своего» (если это соответствует в данный момент поставленным целям) в толпе людей – задача не из простых. С Катрин они связались через интернет, общались некоторое время, а потом предложили эту безумную экспедицию. Им было необходимо поговорить с человеком лично. Выяснить глубины проникновения. Экспедиция, безусловно, готовилась, но она была своего рода предлогом для того, что бы девушка покинула пределы России и могла быть подвергнута тестированию. Катерина подходила им по каким-то параметрам (возможно, этих людей отчасти привлекло то, что она происходит из богатой семьи?), но не могу точно сказать, не знаю.

Но перед профессором стояла я. С очень неоднозначным, хотя и коротким прошлым, абсолютно неясным настоящим и еще более неопределенным будущим. Обо мне Саймон, а соответственно и все остальные, знали крайне мало. Но процесс уже пошел, искать другого человека было поздно. Но тут подвернулась я. Сразу стало ясно, что мы одного поля ягоды: слишком узконаправленными были и мои интересы и вопросы.

По ИХ мнению, у меня не было прошлого. Не было места, куда хотелось бы вернуться, отсутствовал стимул и зов родины. А еще и авиакатастрофа, подарившая мне вдруг очень острую память. А когда я сказала, что родилась седьмого ноября, то радости профессора вообще не было предела. Мрачная дымчатая аура Плутона, любовь к приключениям и почти природный дар читать символы. Ну о чем еще мечтать!

Но я была чиста, как белый лист бумаги, сознание мое омрачалось только обрывочными знаниями по зодиакальному кругу, хиромантии, отдельных толкований снов и общими сведениями по мировой истории. О своей певческой карьере я вежливо промолчу, поскольку тут ей абсолютно не нашлось выхода. Все остальное было пеплом и павшими листьями на благородном основании человеческой души. И им предстояло наполнить информационную пустоту моего сознания, дать практический навык чего-то, о чем я даже не имела никакого представления.

Первым делом Саймон осуществил мою мечту увидеть средневековую крепость. Увы, это был не замок, а древний Доминиканский монастырь, чьи стены и своды совмещают в себе и мрачноватую чопорность романского стиля, и головокружительную обостренность готики. Меня покорили эти массивные, огромные постройки древности, была в них какая-то утонченная поэзия, больше похожая на отзвук ветра в бойницах башен или на незатейливую пронзительную мелодию волынки. Но еще больший восторг ожидал меня в древней библиотеке, сохранившей рукописи X, XI, XII веков! И более поздние манускрипты призывали прикоснуться к их желтым и посеревшим - потемневшим страницам.

Но проблема оказалась в другом. Я не знала латыни. И пришлось Саймону на скорую руку, прямо над монастырскими фолиантами, расшифровывать мне знаки мертвого языка. Не помню, какую книгу мы тогда листали, скорее всего труд Фомы Аквинского (возможно, «Сумма теологии» или какой-то другой), но латинские слова скоро стали выстраиваться в стойные ряды. Тут и всплыли и английский и французский, крылатые выражения на латыни и прочие осколки некогда великого языка. А тут еще и католическое богослужение озвучило отдельные песнопения на все том же ромейском наречии.

В этих древних стенах время по-прежнему текло неторопливо и размеренно, как и много веков назад. Тени в монастырской библиотеке сместились, уже по-другому раскрашивая резную мебель, мозаичный пол и стены сквозь ажурные витражи, и мой спутник, Саймон Джеффени, стал беспокойно оглядываться, уточнил время, и я поняла, что пора уходить. А стопки книг напоминали вечность, то бесконечное время, через которое они уже прошли. А также скупо намекали, что есть в них немало интересного, и зря я собираюсь покинуть их мудрое общество. Видимо, Саймона посетили те же мысли, что и меня, а может быть, всё уже было заранее обговорено? В общем, оказалось, что если я хочу, то можно мне остаться в монастыре на какое-то время и вдоволь насладиться латынью. Сам Джеффени был крайне занятым (периодически) человеком (я догадалась), поэтому всё свое время он не мог тратить просто на обучение малознакомой девушки – всему тому, чему надо бы учиться в университете. А вот обитатели монастыря поделиться знаниями очень даже могли. И кстати, настоятель достаточно спокойно отнесся к заданному Саймоном вопросу, могу ли я продолжить изучение фолиантов под присмотром и руководством монахов.

Меня поселили в узкой продолговатой келье с распятием на стене, узкой лежанкой и стрельчатой щелочкой окна. Большую часть времени я проводила либо за чтением древних книг (в изучении которых мне помогал монах Климент), либо в прогулках по территории монастыря. Я с любопытством рассматривала интерьеры храма, они значительно отличались от православных. Сам настоятель поведал мне историю этой святой обители, начавшейся еще в двенадцатом веке. Сама обстановка была весьма специфической: монастырский порядок, определенная ритуальность жизни и символичность. Вместе с размышлениями средневековых философов, историков и теологов в мое сознание вливались и знания по европейской истории, истории религии, философии, появилось понимание собственно католической веры.

Отдельно мне хотелось бы сказать о рукописях нерелигиозного содержания. Я с немалым любопытством заглянула в них и обнаружила ОООЧЕНЬ много сверхинтересного. Например, чего только стоят рукописи Нострадамуса. Голова пошла кругом, когда я попыталась перевести стихотворные строки предсказаний на русский язык. Вообще-то, для самой себя эта церемония замены иностранных слов родными уже не требовалась: сами латинские фразы обрели такое полногласное звучание и глубокий смысл, что в пересказанном варианте исчезал особый шарм, тонкие ритмы значения. Почитать очень любопытно. Хотя и сложно, ум за разум заходит, и процесс мышления зависает. Программное обеспечение моей головы оказалось слегка неподготовленным к такой сложной информации.

Были тут и астрономические расчеты Галилея, но в них я вообще потонула, закрыла на второй же странице.

Зато рукописи о химии, алхимии и ядах решила все-таки просмотреть: вдруг есть что-нибудь интересное. С явным облегчением читала я о свойствах минералов, целебных, волшебных, прикладных и прочих, а также, что получиться, если совершить с ними определенную цепочку действий. Это больше напоминало выдержку из приключенческого исторического романа, хотя и не имело практического применения в жизни. Список отрав я тоже прочла, тоже из любопытства. Нда, не в зелье отрава, а в его количестве! Самым распространенным ядом средневековья оказался калий, самый что ни на есть обыкновенный калий, нехватку которого многие мои современники явно на себе ощущают и всеми силами стараются ликвидировать недостаток этого химического элемента в организме. Да ладно, кислород ведь тоже ядом может быть, надо только дозу побольше дать…. А вот лечение травами меня заинтересовало. Я даже посмеялась про себя, представив, как варю в огромном котле зеленое месиво, предназначенное быть каким-нибудь зельем! Но и тут без колдовства не обошлось. Ну никак не могли обойтись наши предки без приворотных напитков, ну никак. И для отворота, и для приворота, и от падежа скота, и для храбрости, и что бы правду сказал…. Шутки – шутками, а рецептики я записала. На всякий случай. Хоть и не найти иных ингредиентов (из серии «лягушачья Y-образная косточка», «корень цветущей мандрагоры», «рог нарвала»), все-таки, возможно, есть и в этих рецептах вековой давности какая-то изюминка, какая-то своя правда.

Пока я расшифровывала очередной рецепт любовного напитка, в монастырском дворике послышалось бряцание оружия. Мне показалось, что «послышалось». В какой-то миг, когда я еще не до конца вернулась в реальность, у меня появилось ощущения, что я в далеком прошлом, когда еще феодальные войны не угасли, и звон холодного оружия был слышен издали. Ну, так вот, мне показалось, что я оказалась в те далекие времена, и монастырь захватили, - настолько явными были звуки ударов мечей. Минута на мыслительный процесс и возвращение к реальности. Вывод: да не может быть, почудилось, ошибка слуха. Ну мало ли. Но желание лично проверить (что там происходит) оказалось гораздо влиятельнее интереса к таинственным манускриптам с любовными рецептами. Я подошла к окну. И не поверила собственным глазам. На каменных плитах монастырского дворика происходила самая настоящая битва на мечах. И тогда до меня потихоньку начало доходить: я слышала о клубах исторической военной реконструкции. И любопытство повлекло меня вниз, к месту боевых подвигов.

Да, именно с этого времени для меня начинается история овладения искусством обращения с холодным оружием. Как и можно было предположить, тренировались внизу современные парни, молодые люди, и это действительно оказался клуб любителей холодного оружия. За ходом сражения наблюдал наставник (лет пятидесяти), во дворике собралось человек пятнадцать, из них только шесть держали в руках мечи. Я присоединилась к наблюдающим. А через некоторое время подошла к наставнику.

Я хотела научиться фехтовать на шпагах. Конечно, на меня посмотрели оценивающе. Не тот это вид спорта, в который можно впрыгнуть из неоткуда. Для этого необходима была определенная физическая подготовка. Да и девушки чаще всего избегали острого металла шпаг и мечей. Но я оказалась исключением.

Наставник согласился заняться моим обучением. Это оказалось очень непростое занятие, тем более что тренировки следовали одна за другой (клуб размещался по соседству и там постоянно кто-то был, за исключением, может быть, ночи). Мне показали основные компоненты: выпады, финты, обороты, защита. И потихоньку начали учить комбинировать отдельные элементы. Фехтование было похоже на танец, быстрый и сложный, с той только разницей, что в танце партнеры постоянно держатся друг за друга, и некая сила постоянно словно отталкивает их друг от друга, а в фехтовании наоборот, приходится держать расстояние, преодолевать сопротивление приближения. Я не скажу, что у меня сразу появились блестящие результаты, но элементы я выучила и научилась выстраивать некую композицию, а дальше необходима была практика. Это только кажется, что я вдруг, очень быстро, овладела этим боевым искусством. Нет, конечно. Только для освоения азов потребовался месяц при максимальном вложении сил.

А еще была химия, алхимия и прочие радости жизни. Рецепты ядов я благополучно забыла бы, не объявись все в тех же стенах некий сумасшедший химик. На него мне кивнул Саймон во время одного из посещений, и собственно, познакомил. Этого человека звали Иврил, сколько ему лет сказать было сложно, где-то в границах от тридцати до пятидесяти. Волосы у него были редкие и седые; на длинном с горбинкой носу расположились очки, больше напоминавшие пенсне. Он всегда ходил с большим портфелем в руке, даже если направлялся в монастырскую библиотеку. Как оказалось, этот человек тоже проживал неподалеку, и тут же, за поворотом улицы за границей монастыря у Иврила располагалась…. так сказать мастерская. Лаборатория. Поведение этого химика было в высшей степени странным: он что-то бормотал под нос, если его никто не слушал, а если находился интересующийся человек, то Иврил начинал рассказывать, как он открыл какие-то сверхновые вещества, какие-то лекарства, и даже шепотом сообщал, - яд, не оставляющий следа!

Вначале я не поверила ни одному его слову. Ну заврался человек, ну с ума сошел, ну что тут сделаешь? Но постепенно его бред мне бредом казаться перестал. Иврил обладал уникальными памятью и фантастическими, редчайшими знаниями в области очень разных наук. В первую очередь, конечно, химия и фармакология, помноженные на знание законов биологии и человеческого организма в частности. Ну так вот, он мог часами говорить монологи на тему веществ, влияющих на человеческий мозг, о тех процессах, которые происходят в черепной коробке, о фантастических реакциях разных веществ, о влиянии на них радиомагнитных волн, электромагнитных полей, электрических зарядов. Я не спорю, в этих вопросах я не смыслила. Но – вначале из уважения к ученому и детского любопытства – стала задавать вопросы. И вдруг я получила связные ответы. Те ответы, которые не давали школьные учебники. В голове этого человека, как оказалось, была отражена (в каком-то смысле) система мироздания в химическом и физическом смысле, со множеством сложнейших связей. Иврил с улыбкой говорил мне, что врачи не могут своего добиться именно потому, что игнорируют строгую сбалансированность человеческого организма и его многоуровневость.

Я не скажу, что выучила школьный курс химии. Не буду лгать, в сфере врачевания тоже далеко не продвинулась. Но общее понимание и новое мышление – именно в этом направлении – я получила.

Но Саймон предложил поинтересоваться у Иврила веществами психотропного характера. И ой-ой-ой. Мне стало страшно, когда безумный химик совершенно искренне вывалил на меня грудку рецептов очень разного назначения. Подавление воли и манипулирование людьми – та страшная тайна секретных служб. Понимание психики и умение обратить мыслительный процесс в свою пользу. Звуки и запахи в мире человека. Иврил смеялся. «Если ты захочешь, то твои песни будут слушать люди как наркоманы!». Рецепты жизнетворных эликсиров – когда своих сил не хватает или необходима необузданная нечеловеческая мощь. Как подавить стресс. Как ввести в эйфорию. Как ввести в транс. Как управлять массой. Ой-ой-ой-ой-ой!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Мне очень хотелось заткнуть уши, остановить этот поток, заплакать. Но видимо, Иврил меня саму ввел в такой ступор и такой транс, что все слушала и слушала и никак не могла пошевелиться, уйти. В итоге наутро голова болела до бесколнечности, и время от времени из глубин всплывали роковые фразы, обучающие подавлять чужую свободную волю.

Я спросила Саймона, рассказывал ли ему сумасшедший химик эти рецепты. Он задумчиво посмотрел на меня. И спустя несколько минут ответил: он слышал, что Иврил знает подобные вещества. Но слухи эти равнозначны видению перед собой закрытой двери, - знаешь, что там должно быть, но не видишь. Многие пытались выведать у него эти рецепты. Даже не рецепты, хотя бы намеки на названия веществ! Иврил смеялся и говорил, что откроет эти тайные знания только тому человеку, который не будет использовать их во вред. Вывод делайте сами.

Когда Саймон понял, что Иврил мне что-то открыл, то был безмерно удивлен этим. Нет, не восхищен. Скорее встревожен. Но он не знал, что именно мне известно. И когда я это осознала, то пришлось мне так же принимать решение, что именно говорить Саймону, а о чем лучше промолчать. А он сразу стал расспрашивать. И тогда я (не сильно кривя душой, но очень значительно преуменьшая объемы собственных знаний) рассказала о лекарствах от дурного глаза, душевной болезни и сумасшествия. Иврил действительно мне о них поведал. Саймон расхохотался, и сразу стало как-то легче.

Иврил был гениальным химиком-фармакологом, лечащим врачом и еще не знаю кем. Он рассказывал про некую вакцину, которая делает человеческий организм практически неуязвимым для инфекций, бацилл и разнообразных букашек. Вещество, которое во много раз повышает жизнеспособность клеток и их способность к регенерации. То есть некий эликсир определенного долголетия. Мне было откровенно любопытно. Я вздохнула, когда вспомнила, что некоторое время назад грипп и ангина дружили даже со мной более активно, чем одноклассницы. И абсолютно не думая о последствиях я мечтательно выдохнула, что избавиться навсегда от болезней было бы просто… великолепно, восхитительно, неописуемо прелестно!

Иврил задумчиво посмотрел тогда на меня, рассеянно помял пальцы. А потом медленно произнес: «Это очень опасное вещество. Прежде чем принять его, необходимо очень тщательно подумать, - Иврил помолчал несколько минут и добавил, - существует такая легенда, что подарил рецепт этого лекарства Авиценна одному бедному человеку, которого болезни преследовали непрестанно. Но при этом известный целитель добавил, что ничто не дается просто так. Аллах мудр, и все испытания мы должны пройти в той или иной форме. Избавление от многочисленных болезней можно купить только ценой каких-то лишений. Не удивляйся, если удача перестанет заглядывать к тебе в дом, не удивляйся, если жены перестанут рожать детей, не удивляйся, если начнется падеж скота. Какой эквивалент обмена выберет Создатель?» И после этих слов начал готовить вакцину.

Я не боялась. Слова безумного химика конечно, посеяли зерно сомнения в мою душу, но ничего реально страшного, кроме простого вопроса, продиктованного мудростью, я не нашла в этой легенде. Игла приподняла кожу на руке, и странная жидкость стала медленно растворяться в моей крови. В первый миг это было безумие. Внутри все горело. Меня рвало на части, бездонным гулом отдавалось в ушах сердцебиение. Это конец. Так подумалось мне в какой-то миг, оборвалось сознание, вырвалось из телесной клетки, помчалось, полетело куда-то в заоблачные дали. Но потом (сделав круг над монастырем) вернулось. Открыла глаза. Лежу на полу. Иврил склоняется надо мной. О чем-то спрашивает. А я не слышу. Вижу, что он рот открывает, но звука нет. Словно забыли включить громкость. А потом всё вернулось. И зрение, и слух и вестибулярный аппарат заработал. Все снова стало в норме.

А на следующий день Саймон сказал, что мы уезжаем. Знаю только, что в тот день он очень поссорился с Иврилом. Я слышала, как они кричали, но до драки дело не дошло. Саймон вышел из комнаты красный от ярости, тяжело дышал, капельки пота проступили у него на лбу. Уже потом я узнала, из-за чего был скандал. Саймон узнал, что Иврил вколол мне что-то, от чего мне стало плохо. Он не знал, что именно, а доктор со светом безумия в глазах объяснять что-либо даже не собирался. Я тоже ничего ему не сообщила (это была моя маленькая тайна). Через несколько лет они все-таки помирились, я настояла.

Апрель месяц. Мы направлялись в Бразилию.

Дата добавления: 2015-07-26