Часть 1 5 страница

— Что это значит? — удивленно поинтересо­вался Шмидт.

— Подписка о невыезде, — казенным голо­сом пояснил Николаев.

— Слушайте, я хоть и не адвокат, но кое-что в юридических вопросах понимаю. Подписка — мера пресечения. Какой может быть свидетель с мерой пресечения?

В это время дверь в кабинет следователя от­крылась, и на пороге показался солидный, мед-ведеподобный человек в темно-синем мундире. Он чем-то неуловимо напоминал генерального прокурора. Да он и был прокурором. Фамилия его была — Мазурин. Шмидт знал его: тот уже пытался когда-то привлечь его к ответственно­сти по делу расстреле в метро немецкого бизне­смена, естественно, с нулевым результатом.

Мазурин остановился в дверях, внима­тельно изучая Шмидта, как энтомолог редко­го жука.

Следователь Николаев вскочил, вытянулся в струну, как солдат в присутствии генерала.

— Здравствуйте, Петр Прокофьевич! — не сказал, доложил он.

— Не вставай, не надо, — помахал рукой про­курор. — Есть проблемы?

— Так точно! — снова крикнул следователь, словно и не слышал пожеланий начальника. — Вот гражданин интересуется, можно ли у сви­детеля отбирать подписку о невыезде. Юриди­ческий казус, так сказать.

Прокурор подошел к столу, фальшиво улыб­нулся и сказал:

— Никакого казуса. Возьми и перепиши бу­маги, пусть идет по делу обвиняемым. Как го­ворится, был бы человек, а дело найдется... Там ведь обвиняемого пока нет? Теперь будет. Ме­ру пресечения избери... ну, скажем, арест. Ина­че нас не поймут наверху. Вот так. Действуй! — Он выразительно посмотрел на Шмидта и вы­шел, плотно прикрыв за собой дверь.

Торжествующий Николаев с иронией ска­зал несколько обескураженному таким поворо­том дела Шмидту:

— У вас еще будут вопросы юридического плана или все ясно?

Шмидт уже сообразил, что Мазурин не слу­чайно появился в нужном месте в нужный мо­мент. Но, кажется, сигнал к охоте на него пока еще не прозвучал, и травля только планирует­ся? Скорее всего, это обычный прокурорский наезд, превентивный, ничем не подкреплен­ный. Поэтому он решил уточнить:

— Но меня еще не арестовали? Следователь едва заметно, уголками рта,

улыбнулся.

— А вы ждете, чтобы вас арестовали? Под­пишите здесь, — он показал длинным тонким пальцем место, где следовало поставить подпись, — и можете идти. Пока... — добавил он многозначительно. — На допросы прошу являться в указанный на повестке срок, без опоз­даний. В противном случае все, что сказал Петр Прокофьевич, станет для вас печальной реальностью.

Шмидт выругался про себя и вышел из ка­бинета. Проклятая бумажка служила напоми­нанием о том, что с ним не шутят и что в любой момент могут сделать козлом отпущения в ис­тории с убийством Каверина.

А обиднее всего было, что лучшее доказа­тельство своей непричастности к этому делу он уничтожил чуть ли не собственными ру­ками. Ведь это он приказал убить Белова, ко­торый один только и мог доказать невинов­ность Шмидта. Судьба!

Дождавшись, пока Шмидт покинет его ка­бинет, следователь - важняк Николаев достал из портмоне визитку, взял телефонную трубку и набрал указанный в карточке номер. Судя по голосу, трубку сняла молодая женщина.

— Дайте мне, пожалуйста, полковника Вве­денского, — попросил следователь. И услышав в трубке знакомый голос, расплылся в улыбке. — Игорь Леонидович? Это вас Николаев из По­кровской межрайонной прокуратуры беспоко­ит. Был у меня ваш подопечный... Да, погово­рили, именно в том ключе, как вы хотели. Ду­маю, Шмидт все понял. — Он выслушал слова благодарности и попрощался.

Положив трубку, Николаев задумался. Ис­тория-то с душком! ФСБ явно затеяло боль­шую провокацию. И какое место в ней отводи­лось Шмидту? Объекта разработки или проме­жуточного звена? Нет, за ним явно стояла более крупная фигура. Возможно, это был его бывший шеф — депутат Белов? Но ведь он, ка­жется, погиб? Если погиб!

А возможно, это Зорин. По данным прокура­туры, он был связан с обоими, и с Кавериным, и с Беловым. Этот политический долгожитель пребывал в добром здравии, но ведь никто не вечен! Кто-то из древних сравнивал бывших политиков с выброшенными на берег остовами разбитых судов. Может, пришло время, и кто-то из власть имущих дал команду его торпеди­ровать? У нас ведь солнце встает, светит и гре­ет, пока «дает добро» Гарант Конституции!

Утром после стычки с Бакеном в бытовке Лены появился Доктор Ватсон. В очередной раз осмотрев Сашу, он отметил разительную перемену к лучшему. Если только не считать разбитых в кровь костяшек пальцев! Бледные губы его порозовели, кожа стала упругой, а дыхание чистым и глубоким. До сегодняшне­го дня Белов не мог вздохнуть полной гру­дью...

Это исцеление буквально привело Доктора в состояние эйфории. Присев на койку рядом с пациентом и с радостной улыбкой потирая ру­ки, он воскликнул:

— Что, брат, сам на себя разозлился? Бодался теленок с Бакеном? То-то, давно бы так! Знаешь, что Маркс сказал? Счастье — в борьбе! В драке, то есть. С собой и миром! Да-с, молодой человек! Жизнь прекрасна и удивительна. И главное во­все не в том, чтобы прожить ее так, чтобы не бы­ло стыдно за бесцельно прожитые годы, а в том, чтобы прожить как можно дольше, и болеть при этом как можно меньше! Сие обязанность каж­дого порядочного человека перед обществом! Прошу запомнить, это я как доктор говорю!

Его просто распирала энергия. Он, не про­щаясь, выскочил из бытовки и бодрым шагом направился в сторону свалки, напевая что-то легкомысленное. Его радужное настроение удивило Белова.

— Слушай, а Док случайно не ширяется? — спросил он Лену.

— А ты только сейчас заметил? — усмехну­лась она. — У нашего доктора не руки — чистое золото. Если бы не наркота, он бы сейчас акаде­миком был. Рассказать, как он тут очутился?

Белов кивнул:

— Конечно...

Когда-то Доктор — Станислав Маркович Вонсовский — работал хирургом в одной из московских больниц. Грошового жалования не хватало даже на сигареты. Супруга его относи­лась к тому разряду женщин, которые вместо того, чтобы поддержать непутевого мужа, пи­лят его, не переставая. Сравнивала его непре­станно с денежными мужиками из числа общих знакомых, которые якобы тащили в дом все, что к полу не прибито, строили дачи, квартиры, по­купали женам шубы и хрустальную посуду. Деньги были любимой темой ее разговоров...

Вот только таланта к накопительству Стае был лишен начисто. Когда стало невмоготу терпеть издевательства жены, он плюнул на все и пошел в военкомат с просьбой направить его в Афганистан полевым хирургом. Его бро­сили в самое пекло. Операции пришлось де­лать и в палатках, и в поле, и в горах под шквальным огнем...

В этих примитивных условиях он был вы­нужден не столько кроить и латать распоротые осколками и пробитые пулями тела, сколько ампутировать конечности. Не одну сотню сол­дат он сделал инвалидами! То есть, конечно не он, а духи, но все эти искалеченные ребята, по сути — подростки — прошли через его руки и остались в его памяти!

В условиях нечеловеческого напряжения Стае подсел сначала на алкоголь, а потом и на морфин, чем дальше, тем больше. Оказалось, что доктор не одинок в своей привязанности к наркотику, еще несколько офицеров повади­лись к нему, и по доброте душевной он стал по­могать «товарищам по несчастью».

Кстати, один из них и назвал его впервые Доктором Ватсоном. Книга Артура Конана Дойла, кажется, это был «Этюд в багровых то­нах», ходила по рукам. Как раз в ней-то ранен­ный военный врач Ватсон возвращается из Аф­ганистана в Англию и знакомится с Шерлоком Холмсом. Кличка пристала, а через некоторое время весь медсанбат иначе его и не называл.

Вскоре начальник медицинской части заме­тил пропажу крупной партии морфина. Он поднял шум, вычислил доктора и подал рапорт по инстанциям.

Скандал удалось замять, однако из армии доктора выгнали. Какое-то время он работал на «скорой». Здесь он продолжал употреблять наркотики, но категорически отказывался уча­ствовать в их распространении.

Напарник, который толкал его на это, побо­ялся, что слишком принципиальный коллега сообщит о его бизнесе куда следует. При первом удобном случае он подложил ему нар­коту и сдал своим прикормленным ментам.

Срок доктору дали небольшой — только за хранение и употребление. Но отбыв его, он оказался никому не нужен. Московскую про­писку он потерял, жена давно вышла замуж, дочка смотрела на родного отца с брезгливым презрением...

Оставшись без работы, Стае опустился, пошел бомжевать и вскоре почувствовал вкус к воль­ной, не обремененной обязанностями жизни.

Так он очутился на свалке. Куда ему было деваться? Зато здесь ему выделили отдельную бытовку, в которой он жил, принимал пациен­тов и варил свою ширку. И был, похоже, дово­лен таким положением дел...

«Что Господь ни делает, все к лучшему...» — подумал Белов, когда Лена закончила свой рассказ. Не окажись здесь такого квалифици­рованного врача-профессионала, быть бы ему покойником...

XVI

День окончательного выздоровления выдался солнечным и теплым. Белов сидел за столом ря­дом с Леной: они только что позавтракали. Молчание затягивалось, а Белов все никак не мог по­дыскать тему для разговора. Ему показалось, что она стесняется того, что было между ними этой ночью. Он и сам чувствовал себя несколько неловко. Днем все выглядело как-то по-другому.

Выручил Федя. Его появление несколько разрядило ситуацию.

— Привет, ребята, доктора не видали? — спросил он. — А то ко мне под утро Бакен заявился. Я его таким никогда не видел. Вошел в мою каморку, сел прямо на пол и, как птица буревестник, — матерится и рыдает. Вид — будто по нему асфальтовый каток проехал. По-моему, у него половина костей переломана. Я пока глаза продрал, он уже исчез. Но пообещал вернуться. Я подумал, может, он к доктору пошел?

Белов с Леной переглянулись. Судя по все­му, отделаться от Бакена было не так просто.

— Был доктор, но про Бакена ничего не говорил, — отозвалась Лена. — Его вот только осмо­трел и сказал, что все в порядке.

— Выздоровел?! — обрадовался Федя. — Ну, наконец-то! Поднимайся, хватит в четырех сте­нах сидеть, как таинственная Тамара. Пошли, воздухом подышим. Я тебе наши Палестины покажу.

Белов посмотрел на Лену. Ему не хотелось обидеть ее каким-нибудь неловким движением или поступком. Он понимал, что новый разрыв с ней будет уже необратимым и старался ни в коем случае не допустить даже малейшего не­понимания.

— Ты как, не возражаешь? — спросил он ее.

— Сходи, прогуляйся, — ответила Лена. — Только не долго.

Они вышли из бытовки. День был солнеч­ный, а воздух показался Белову альпийским. Видимо, ветер дувший в сторону свалки, унес ее испарения. У него слегка закружилась голова.

Федя повел Белова к вершине невысокого холма. Местность выглядела знакомой, но ему не хотелось напрягаться и вспоминать, когда и при каких обстоятельствах он мог здесь бывать. Он вообще старался сейчас ни о чем не думать и просто шагал за Федей по высокой траве, ла­вируя между кустами. Поначалу он ощущал слабость в ногах, но с каждым шагом идти ему становилось все легче. В итоге он почти не отставал он своего проводника, только слегка задыхался с отвычки. На вершине холма они взобрались на положенные друг на друга штабелем плиты, оставленные здесь рабочими.

— Вот, гляди, куда тебя занесло, — Федя же­стом экскурсовода обвел рукой окрестности: внизу под ними раскинулся поселок из не­скольких десятков бытовок, за ним какие-то недостроенные сооружения, а дальше, чуть ли не до горизонта, дымились эвересты городских отходов. — Свалка, брат, это место, где цивили­зация освобождается от мусора! Цивилизация и мусор — близнецы-братья! У нас здесь есть все, как на острове Робинзона. Я даже думаю: только на свалке человек может стать свобод­ным, потому что деньги здесь не нужны, живи себе, как птица, ни забот ни хлопот...

Слушая впавшего в раж Федю, Белов смот­рел на заброшенную стройку: котлован, фунда­менты, какие-то мощные коммуникации. Во всем этом чувствовался размах. Видимо, здесь затевалось большое строительство, судя по трубам большого диаметра, что-то вроде неф­тяного гиганта.

И тут Белов вспомнил, что где-то под Моск­вой Пчела собирался строить нефтеперегон­ный завод... Это отложилось в памяти, потому что в проекте должны были участвовать немцы и чеченцы... Такое вот оригинальное сочета­ние! Тогда проект натолкнулся на сопротивле­ние со стороны чиновников и был заморожен. Стороны никак не могли сойтись на приемле­мой цене отката. «Так значит, это и есть тот са­мый завод...» — подумал Саша.

Одновременно он поймал себя на том, что с интересом прислушивается к словам Феди.

— Мусор вокруг — фигня, — размахивая ру­кам, вещал тот, — надо бороться с мусором в себе. Мы сами себя загаживаем с помощью ци­вилизации. Выносим мусор из квартир, но од­новременно засоряем себя никотином, алкого­лем, матом, попсой, телесериалами, политикой, низкопробным чтивом, псевдоценностями и так далее. Ну скажи сам, если тело — наш дом, временное пристанище, есть смысл тащить в него помои с улицы?

— А ты философ, — заметил Саша, пропус­кая вопрос мимо ушей. — Ты что окончил, Ок­сфорд или Сорбонну?

Федя вдруг сдулся, как проколотая шина, и нехотя ответил, что учился на филфаке МГУ, но ушел с третьего курса. Саша не стал допы­тываться, почему, тем более, что Федя резко переменил тему разговора:

— Кстати, хоть ты и не тот, что на плакате изображен, но ведь звать-то тебя как-то надо. А то неудобно даже.

Саша на секунду замялся: в его ситуации просто глупо было бы заявлять во всеуслы­шание, что небезызвестный Белов жив. Ведь тот, кто допустил оплошность и не добил его контрольным выстрелом, может вернуться, узнав об этом. Кто же все-таки его заказал: Зорин, Кабан, Введенский? Или еще кто? Желающих было предостаточно. Скорее все­го — Зорин!

— Зови Сергеем. Серегой, — сказал Белов твердо.

— Серый, значит? — уточнил Федя с сомне­нием в голосе. — Ладно, так и запишем. По та­кому случаю полагается причаститься «спири-тус вини», спиртным духом то есть. Ты, поди, православный? Стало быть, водку пьешь?

— Только не с утра, — поморщился Белов. Судя по всему, местный философ не слишком последовательно придерживался своих убеждений. Во всяком случае, в части отравле­ния организма продуктами цивилизации.

Федор достал из одного кармана своей не­объятной куртки бутылку водки с непонятной этикеткой, а из другого пластиковый стакан. Откупорил бутылку и аккуратно налил стакан до краев.

— Прошу.

Белов помотал головой.

— Не, я так сразу не могу. Погоди, давай ты первый.

— Как угодно.

Федя опустил веки, припал ртом к стакану с сивухой и принялся тянуть ее с видимым удо­вольствием, только что не причмокивая. В дет­стве Белов так пил газировку, потом, в молодо­сти, пиво.

— Эх, крепка Советская власть!— У Феди даже слезы навернулись на глаза, он вздрогнул и занюхал принятое тыльной стороной ладо­ни. — Так о чем мы? Да, так вот, что я хотел сказать. Вас, Саша, друг мой...

— Сережа, — поправил Белов, с удивлением отмечая перемену в речи своего спасителя: она стала более изысканной и витиеватой.

Они сели на край плиты, спустив ноги вниз. Поднялся легкий ветерок. По небу бежали бе­лые облачка, поминутно менявшие свою фор­му. Вдали над свалкой кружили стаи птиц. До них долетали их крики. На душе у Саши стало легко и покойно.

— Конечно, разумеется, я оговорился, простите, — продолжал Федя преувеличенно веж­ливым тоном. — Так вот, наш Доктор Ватсон только поставил вас на ноги, не более того. Главный же вопрос в другом — как вернуть вас к нормальной жизни? Вылечить окончательно!

Белов задумался. Это был тот самый вопрос, над которым он ломал голову все последнее время. Как ему теперь жить, и нужно ли жить вообще?

— Если ты имеешь в виду дырки от пуль, то они уже практически зажили, — заметил он.

Федя энергично затряс головой.

— Нет, я имею в виду совсем другое. Вы еха­ли по жизни на огромной скорости. У вас, Се­режа, была цель, были средства. Друзья были, да и семья наверняка тоже была. И вдруг со всего разгона — бац! Вы врезались на полном ходу в бетонный столб. В результате — полное фиаско. Вы ведь не случайно остались здесь, с нами? Отныне нет ничего — ни цели в жизни, ни семьи, ни друзей. Это сокрушительный удар, не все после такого могут подняться. Вот его-то последствия и нужно залечить.

— Чем — водкой? — скептически усмехнулся Белов.

Но Федя ни мало не смутился.

— Покоем. Хотя, в сущности, это одно и то же. Вы слышали вульгарный тезис: «С утра не выпил — день пропал, а выпил — весь день свободный»? Алкоголь просто снимает стресс и позволяет взглянуть на проблему со стороны. Помните, как говорили древние римляне? Нихиль хабео — нихиль куро! То есть, нет имущества, нет забот. Если у вас не­ту тети, ее не отравит сосед. У кого ничего нет, у того нет и проблем. Это же основы буд­дизма! Переход в новую жизнь. Вы ведь не хотите возвращаться к старой? Или я не прав? Так что для вас старый путь кончился, впереди лежит новый.

Белов молча налил себе полный стакан вод­ки и выпил. Закашлялся.

— Я недавно уже слышал что-то в этом роде, насчет пути, — проговорил он, отдышавшись. — От своего покойного друга.

Но Федя не обратил внимания на его слова и продолжал гнуть свое.

— И, заметьте, в той, прошлой жизни у вас осталась целая куча вопросов, отвечать на ко­торые вам не хочется. Потому как ответы-то все известны заранее, но они не радуют, а сов­сем даже наоборот. Вы ведь догадываетесь, кто и зачем отправил вас на нашу помойку? Но не хотите признаться в этом даже себе!

Сзади в кустах раздался шорох: прихрамы­вая, к ним приближался молодой парень в ста­ром армейском бушлате.

— А вот и Витек! — обрадовался Федя. — А прозвище у него — Злой...

— Квасите? — вместо приветствия поинте­ресовался гость.

Федя налил стакан и ему.

— Винтовка рождает власть, а водка делает свободным, — заявил Федя в полном проти­воречии со своими предыдущими постулата­ми и протянул Витьку емкость. — Может, у тебя есть другие предложения? Нет? Тогда бери и пей.

Витек принял дозу как должно, осушил ста­кан одним духом. Потом опустился на плиты рядом с ними, помолчал и неожиданно вскочил.

— Ну ладно, пойду я.

— А поговорить? — обиделся Федя. — Что о нас товарищ подумает, что мы алкоголики? Одна водка на уме? Его кстати, Серым кличут.

Витек усмехнулся и снова присел рядом.

—Да о чем говорить-то? Я лучше вам прит­чу расскажу о мужике, который животных любил...

Он достал пачку «Беломора», продул гиль­зу, сжал ее в двух местах и закурил. Белов и Федор молча ждали продолжения.

— Так вот, — начал Витек неторопливо, — подобрал мужик на помойке маленького Зеле­ного змия. Души в нем не чаял, гулять на по­водке выводил, спиртом из бутылочки отпаи­вал... Такой вот симбиоз у них возник. А Змий вырос, снял поводок и надел его на хозяина. Теперь Змий сам выводит мужика на поводке, отпаивает из бутылки, души в нем не чает, а мужик стал такой зеленый-зеленый...

Белов от души расхохотался, но Федя его не поддержал, а стал распространяться на тему разумного употребления алкоголя и его поль­зы для половозрелых организмов и человечест­ва в целом. Он сыпал именами и медицински­ми терминами, как заправский лектор общест­ва «Знание». Чувствовалось, что темой он владеет и закончит нескоро.

— Ну тебя, ты меня достал уже, философ хренов, — Витек повернулся к Белову и стал объяснять ему: — Этот Гегель как в кондицию войдет, так с ним вообще говорить невозмож­но. Дурной становится, что профессор какой-нибудь. Так что я похромал. А вы оставайтесь. Тебе, Серый, поначалу может даже интересно будет, а мне эта муть уже поперек горла, — он встал и направился в сторону бытовок.

Федя обиженно посмотрел ему вслед, потом слил остатки водки в стакан. Получилось чуть меньше половины.

— Не возражаете, если я допью? — с надеж­дой в голосе спросил он.

— Пей, для хорошего человека отравы не жалко, — согласился Белов.

Федя с нескрываемым сожалением допил остатки водки и мечтательно прищурился, гля­дя на синее небо в просвете между облаками.

— Витек на самом деле вовсе не злой, — по­яснил он. — Просто ему не повезло в жизни...

История Витька в изложении Феди оказа­лась на редкость невеселой. Тот, как и Доктор Ватсон, угодил под каток новейшей россий­ской истории. Солдатом-срочником попал в Чечню, участвовал в новогоднем штурме Гроз­ного, горел в танке на площади Минутка, чу­дом остался жив. Потом его колонна попала в засаду в Аргунском ущелье, в урочище Ярыш-Марды, и была полностью уничтожена. Витек оказался в плену. Сидел в зиндане по уши в собственном дерьме, пас овец в горах. Бежал. Его поймали и, чтобы отбить охоту к побегам, отрубили пальцы на ноге. Кстати, этим же ме­тодом в Америке рабовладельцы лечили от из­лишнего свободолюбия беглых негров. Такие вот параллели...

Когда Витек уже отчаялся выбраться когда-нибудь из проклятых гор, его вдруг неожиданно погрузили в машину, привезли в какой-то аул и сдали с рук на руки федералам. Оказалось, его выкупили. Благодарить он должен был за это представителя президента на Кавказе Зорина.

Об этом ему напомнили спустя полгода по­сле возвращения домой. К Витьку домой за­явились крепкие пацаны с бритыми затылками и объяснили, что у благодетеля финансовые проблемы, поэтому деньги за выкуп было бы неплохо вернуть. В результате квартира «должника» оказалась проданной, деньги вер­нулись в карман Зорина, а Витек оказался на свалке...

Белов слушал рассказ Феди, сравнивал его с историей доктора Ватсона, со своей собствен­ной историей. До сих пор он был твердо убеж­ден, что каждый человек — сам творец своей судьбы. Теперь он начинал думать иначе. Мо­жет, действительно сидят в небе три бабы, одна прядет нить жизни, другая сматывает в клубок, а третья обрывает? И никто, даже сам Господь Бог, не в силах изменить предначертанного?

Федя, заметив, что его подопечный задумал­ся, замолчал и сам. Ни шевелиться, ни вставать им не хотелось, и они сидели бы так еще долго, если бы не истошные крики... Доносились они из бытовки доктора.

— Что это? — вздрогнул Белов.

Лицо Феди вмиг утратило интеллигент­ность.

— Доктора трухануло. Ну лепила, во, блин, чмо! Опять вместо ширки «бомбу» сварил.

— Какую бомбу? — не понял Белов.

— Обычную. Ты думаешь, он героином, что ли, колется? Счас! Всякую дрянь варит. Черняшку из маковой соломки. А там дело известное. Капля жира на посуде осталась — бок выйдет. Трухать будет. Пошли, может, поможем чем?

И Федя, а за ним и Белов, кинулись к вагон­чику доктора Ватсона.

XVII

Олина жизнь постепенно входила в обыч­ную колею. Она была бесконечно благодарна Шмидту за поддержку. Если бы не он, ей при­шлось бы очень тяжело.

Шмидт не только взял на себя все заботы, связанные с похоронами Елизаветы Андреев­ны, но и всячески старался облегчить Ольге процедуру вступления в права собственности. В отличие от нее, он с самого начала не сомне­вался, что она захочет и сможет стать полно­правной хозяйкой империи Саши Белого.

Ольга продолжала жить в квартире Шмидта в элитном доме на западной окраине Москвы.

Но на работу и с работы ее привозили в «Мерседесе» с затемненными стеклами. С Ванькой в ее отсутствие занималась приходящая няня по имени Марина. Возвращаясь домой, Ольга не­изменно находила полный продуктов холо­дильник, а на столе в кухне горячий ужин.

Но чем увереннее Ольга чувствовала себя в бизнесе, тем больше вопросов возникало у нее в отношении всего остального. И самый главный вопрос касался судьбы ее мужа...

В тот вечер она приехала домой раньше обычного. Ванька еще гулял во дворе с гувер­нанткой. Пожалуй, его поведение беспокоило Ольгу больше всего. В последнее время мальчик стал замкнутым и раздражительным. Возвраща­ясь домой с прогулки, он первым делом спраши­вал: «Мам, а папа не приехал? А где папа?». И Ольге с каждым днем становилось все труднее отвечать на этот простой детский вопрос.

Она прошла в ванную, переоделась, потом долго стояла у большого, во всю стену, окна зимнего сада. Ощущение одиночества и нео­пределенности было невыносимым. Ольга взя­ла трубку телефона и набрала номер Шмидта.

— Ты можешь приехать прямо сейчас? — по­просила она.

Через полчаса Шмидт вошел в квартиру. Вид­но было по нему, что он чувствует себя не в своей тарелке в собственном доме. Скрывая нелов­кость, он прошел к бару и налил себе и Ольге вис­ки. Алкоголь немного снял напряженность в их отношениях. Они сели в кресла друг против друга. Ольга нарочно поставила их таким образом перед приходом Шмидта, чтобы тот не мог отвер­нуться в сторону в ходе серьезного разговора...

— Дима, давай определимся. В офисе я ни­как не могу выбрать момент, чтобы спокойно поговорить. Скажи, что с Сашей? Ты должен хоть что-то знать!

Шмидт некоторое время изучал ее лицо, пы­таясь понять, какого ответа она боится больше всего. Ему не хотелось травмировать ее. Поэто­му врать особенно он не стал, но и всей правды не сказал.

— Я не знаю, где он в данный момент нахо­дится, — произнес он глухо. — Но, если откро­венно, то почти уверен, что Саша погиб. Иначе бы он дал о себе знать.

Ольга ждала чего-то подобного. Она вся сжалась, ее побелевшие пальцы с силой впи­лись в толстое стекло стакана.

— И что мы теперь будем делать? Ведь Саша руководил целой империей. Это же колоссаль­ный бизнес, крутятся огромные деньги, работа­ют сотни людей.

— Тысячи, — поправил Шмидт. — Пока все работает. Думаю, вдвоем с тобой нам удастся справиться с тем, что построили Саша и его друзья. А если Саша вернется, чего я искренне желаю, я сдам ему все дела и отчитаюсь перед ним до последней копейки.

Говорил Шмидт как всегда убежденно, но сейчас, может быть впервые, в его голосе Ольге послышалась какая-то фальшь. Но, как ни странно, это ее не возмутило и не покоробило...

Дата добавления: 2015-07-26