Часть 1 3 страница

Когда-то в прошлом Шмидт был офицером спецназа внутренних войск. Он был по-военно­му исполнителен, не знал жалости и страха. В Бригаде он считался человеком без нервов, ему поручали самые рискованные, грязные и кровавые дела. Привел его Витя Пчелкин. И од­нажды случилось так, что Шмидт едва не ока­зался его палачом. Пчелу тогда спасла Ольга...

Звонок Оли заставил Шмидта о многом за­думаться. Когда на похоронах ребят он услы­шал о случившейся с Беловым и его семьей ка­тастрофе, то долго не мог прийти в себя. Тогда, на кладбище, он почувствовал себя без вины виноватым и взмолился к Богу: неужели и эта смерть на его счету?

Потом он часто думал над этой своей реак­цией. То есть, Белова он, конечно, не предавал. А смог бы?

После отстранения от должности он не смог бы честно ответить на этот вопрос даже самому себе. И причина была не в ущемленном само­любии, а в инстинкте самосохранения и трез­вом расчете.

Проблемы начались раньше, когда после убийства Пчелы, Фила, Тамары и Космоса и к Белову, и к Шмидту как его правой руке стали обращаться политики, бандиты, воры и даже фээсбэшники. Поскольку требовать они не могли и не имели права, то все просили одного — отказаться от мести или хотя бы немного по­временить. Неизвестно, на что они надеялись, а Шмидту было ясно, что Белов обратит на их пожелания не больше внимания, чем на проле­тевшую мимо муху.

Шмидт понимал, что решение мстить со сто­роны Белова — это поступок самоубийцы, ха­ракири чистой воды! Ведь тот отказывался от всего, чего достиг в жизни... От с таким трудом созданной империи, от Фонда, от политической карьеры, в конце концов, даже если он ей и не дорожил.

Казалось бы, чего проще: пережди, пока пыль уляжется, и отомсти. Месть — это блюдо, которое надо есть холодным! Но Шмидт ни на секунду не сомневался в правильности такого решения. Он сам бы сделал то же самое.

То есть, как профессионал, без нервов и эмо­ции, Шмидт мог бы предложить шефу и другие

варианты. Но не отказаться от мести. Это было бы не по-мужски! Макс и Каверин — особенно Каверин, — были обречены в любом случае. Но действовать следовало иначе.

На некоторое время Белову следовало бы затаиться и сделать вид, что о роли Каверина в гибели друзей даже не подозревает. Затем нуж­но было подготовить себе железное алиби. Вы­следить и выкрасть Каверина вместе с Максом для Шмидта было бы и вовсе плевым делом. И вот тогда в уютном подвале Белов вполне мог бы насладиться муками убийцы...

Можно было сделать и по-другому. Убрать Каверина на публике, открыто, влепить в ему в лоб одну-две пули из снайперской винтовки, благо специалистов по мокрому делу хоть пруд пруди... И попробуй, докажи, что Белов имеет отношение к этому убийству. Депутатская не­прикосновенность плюс купленные журналис­ты защитили бы его Белова от любых пополз­новений со стороны прокуратуры...

Но Белов сделал все по-своему, сам, рискуя собственной жизнью, и Шмидт не мог не ува­жать его выбора. Но уже тогда он понял, что этот путь приведет к организацию к серьезным осложнениям. Правда, тогда Шмидт не пред­ставлял, насколько они окажутся серьезными.

Саша Белов принес в жертву своей мести все. Депутатскую должность, положение в об­ществе, деньги, семью. И, в конечном счете, свою жизнь. В жертву мести или в жертву дружбе и памяти своих друзей? Наверное, и то, и другое...

И когда Шмидт осознал, что для Белова он не более, чем пешка в его игре, что, в случае не­обходимости, Саша использует его и выбро­сит, как выжатый лимон, тогда он принял не­которые меры защиты... Как профессионал он не мог их не принять. И теперь не жалел об этом. В рамках службы безопасности он со­здал свою собственную законспирированную ячейку. Для начала в нее вошли трое глубоко преданных Шмидту специалистов. Всех их он знал по прошлой службе в спецназе внутрен­них войск.

Двое из них, Николай и Анатолий, успели кроме всего прочего повоевать в Югославии. Третий, Арам, принимал участие в борьбе за независимость Горного Карабаха. В предстоя­щих событиях эта тройка должна была сыграть немаловажную роль.

А то, что события развернуться, причем в самом скором времени, и будут кровавыми, Шмидт не сомневался. Он готовился к гене­ральному, со всех направлений, наезду на ос­тавшуюся без хозяина империю Белова. И не собирался отступать ни на шаг. Он также не собирался отдавать конкурентам ничего из собственности Каверина. Шмидт считал, что если не сам Белов, то его семья может претен­довать на нее по праву как наследники побе­дителя.

Шмидт отдавал себе отчет в том, что за Ка­верина и остальных, убитых Беловым, отвечать придется ему. Отвечать перед братвой, ворами и, возможно, перед законом...

Звонок Ольги, с одной стороны, прояснил ситуацию. Союз с ней как наследницей Белова мог укрепить его положение в организации. Но, с другой, возвращаться сейчас, в преддверии криминальной войны, да еще вместе с сыном, Ольге ни в коем случае не следовало. Однако Шмидт в глубине души был уверен, что Оля поступит именно так, вопреки здравому смыс­лу. Ему казалось, что он чувствует и понимает мотивы ее поступков. И почему-то ждал ее...

Следовало серьезно подумать об Олиной бе­зопасности. Он набрал на мобильнике номер старшего спецгруппы.

— Толян? Зайди ко мне. И ребят пригласи. Через несколько минут дверь кабинета

Шмидта приоткрылась.

— Разрешите войти, Дмитрий Андреевич?

В кабинет вошли трое крепких парней. Все они были облачены в черные костюмы. Их можно было бы принять за близнецов, если бы не поразительная разница в цвете волос. Пер­вый был ярко-рыжим, второй блондином, поч­ти альбиносом, а третий жгучим брюнетом.

— Проходите, присаживайтесь, — указал на стулья Шмидт. — Похоже, у нас скоро будет много работы...

IX

Белов открыл глаза. Первым, кого он уви­дел, был он сам. Он, Александр Белов, улыбал­ся с плаката на стене над его головой, предла­гая избирателям отдать голос за справедливое распределение, счастливую старость и безза­ботное детство своих детей.

Он попытался вздохнуть, но левый бок пронзила острая боль. Левая рука не двигалась. Ощупав себя правой, он обнаружил, что забин­тован от шеи до живота. Забинтованной оказа­лась и левая рука.

Он оглядел комнату, в которой лежал. Она напомнила ему теплушку рабочих-строителей. Но жили здесь определенно не рабочие. Ком­ната принадлежала скорее всего женщине...

Белов ощутил такую ужасную жажду, слов­но не пил лет сто... Рядом, на застеленном яр­кой скатертью столе стоял кувшин с водой. Бе­лов потянулся к нему, потерял равновесие и рухнул с топчана на пол. Боль отдалась во всем теле, и на время он потерял сознание. Когда же очнулся, то почувствовал, что его поднимают с пола чьи-то руки. Было опять больно, но уже не так сильно.

— Давай, Федя, заноси ноги. А теперь ложь. Ложь, кому говорю! — бубнил мужской голос.

— Да осторожнее вы, не полено грузите! — перебил его голос женский.

И голос этот показался Александру очень знакомым. Но тут он снова впал в забытье...

Когда Белов проснулся, на столе горела ке­росиновая лампа. У окна на грубо сколоченном табурете сидела женщина. Белов попытался повернуться. При этом топчан, на котором он лежал, издал пронзительный скрип.

Женщина обернулась на звук. Ее профиль Белов не мог спутать ни с каким другим. Он уз­нал бы его и в темноте. Или он умер, и это ее призрак? Они оба призраки! Тогда почему так болят грудь и рука?

— Лена? — то ли спросил, то ли позвал он. Она подошла к нему.

— Ну, здравствуй, Саша. Вот и свиделись.

Это была она, его первая, а потому незабы­ваемая любовь — Лена Елисеева... Женщина, которая, как сама судьба, круто повернула его жизнь.

Если бы она не предала его тогда, десять лет назад... А, собственно, почему предала? Это только в книжках все просто. Свои — чужие, герои — предатели. Красные хорошие, белые плохие. Потом наоборот...

Не дождалась его — значит дрянь, преда­тельница?! Но ведь недаром солдаты-срочники говорят, что если девушка дождалась парня из армии, то это музейная редкость... Нет, в жизни все гораздо сложнее.

А что было бы, если бы и в самом деле Лена не связалась с Мухой, а дождалась бы возвращения своего Санечки с далеких Памирских гор? Мо­жет быть, закончил бы он горный институт, стал бы геологом, как мечтал. И что бы он сейчас де­лал? Прятался бы в экспедициях от голодных взглядов жены и детей? То есть, — я честно рабо­таю, а мне не платят. Нет, это был не его путь...

Вместо этого случилось то, что случилось. В его жизни появилась Ольга, потом Ванька. Он стал частью Бригады, а Бригада стала частью его жизни! И Лене в ней места не осталось! Он вычеркнул ее из памяти, постарался забыть. Да­же думал, что забыл. И только сейчас, когда уви­дел, понял: ничто не забыто, как ни банально это звучит...

Белов не сразу сообразил, что не имеет ни ма­лейшего представления, куда именно он попал.

— Где я? — спросил он. Лена горько усмехнулась.

— Помнишь, в школе пьесу Максима Горь­кого проходили? «На дне» называется. Вот это оно и есть — дно. Ниже просто некуда. Ах, Са­ша-Сашенька! Вот уж кого точно никак не жда­ла здесь встретить, так это тебя. И каким же ве­тром тебя сюда занесло?

Белов попытался восстановить в памяти картины недавнего прошлого... Мысли разбега­лись, не желая сосредоточиться на чем-то кон­кретном. Сплошной туман и кисель.

— Ни фига не могу вспомнить, — признался он. — Все время птицы какие-то в голову лезут. Одна белая, другая черная. И серая... И это по­чему-то очень важно. Бред, одним словом. Ты лучше о себе расскажи.

Лена встала и прошла к столу. Возле стены стояла закопченная керосинка. Лена зажгла фи­тиль и поставила чайник. Потом достала сигаре­ты, сняла чайник и прикурила от керосинки. Было заметно, что за суетливыми движениями кроется желание оттянуть начало неприятного разговора. Нужно ли Саше знать, что с ней про­изошло? Что было, то быльем поросло...

Молчание затягивалось. Наконец она при­няла решение: лучше, если он узнает ее исто­рию от нее самой, чем от кого-то другого.

— А что обо мне рассказывать? Крутилась, как могла. Денег не было, а жить хотелось. По­далась на Тверскую. Там он меня и нашел.

— Кто? — не понял Александр.

— Володя Каверин.

«Опять Каверин! Когда же, наконец, он пе­рестанет попадаться на моем пути»? — с раз­дражением подумал Александр. Но вслух ска­зал только: — И что?

Лена опустила голову и принялась мять в пальцах сигарету. Только сейчас Белов обра­тил внимание, что она упорно не поворачива­ется к нему правой стороной. Сейчас это стало особенно заметными.

— Повернись, — не попросил, а приказал он. Лена вздрогнула.

— Зачем? А впрочем...

Она посмотрела на него прямо. Впервые с момента их нечаянной встречи. И Белов уви­дел, что всю ее правую щеку крест накрест пе­ресекает глубокий, уродливый шрам.

— Кто это сделал? — спросил он.

— Каверин, — тихо призналась Лена.

— Но за что?

— Он сказал, что в смерти Мухи виновата я. Белов стиснул зубы от нахлынувшей боли и ярости. Ведь Каверин возомнил себя Богом, твор­цом судеб, суперменом... Бог-опер, Опербог!

Если бы он, Саша, мог, то убивал бы этого подонка снова и снова, и сто, тысячу раз подряд! Если бы это было возможно! Тогда Белов посадил бы его на цепь и каждый день ножов­кой отпиливал бы ему полголовы. И еще кое-что в придачу.

— А как ты попала сюда? — спросил он. ког­да немного успокоившись.

— Меня привел другой наш общий знако­мый. Бакена помнишь?

Господи, как давно это было! Александр вспомнил, как одним ударом отбил у сопливого длинноволосого алкаша охоту клеиться к Лене. Да, выходит, мир еще теснее, чем о нем думают...

— Он тоже здесь?

— Мотает пятнадцать суток за мелкую хули­ганку. На днях должен выйти.

Белов поморщился. Встреча со старым знако­мым не обещала быть ни томной, ни приятной.

— А как я к тебе попал? — спросил он.

— Тебя наши ребята на свалке подобрали, — от­ветила Лена. — Витька Злой, Федя Лукин и Степаныч. И на машине Степаныча сюда привезли. А Доктор Ватсон тебя прооперировал, две пули из тебя достал. Я ему помогала. Ассистировала.

Белов с удивлением смотрел на подругу юности.

— А что, у вашего доктора мужиков для это­го не нашлось?

Лена махнула рукой.

— Куда им, они крови боятся.

— А ты, значит, не боишься...— задумчиво протянул Александр. — И я не боялся. Ни кро­ви не боялся, ни смерти. Вот и очутился на по­мойке, — и он нервно рассмеялся.

X

Полковник ФСБ Игорь Леонидович Вве­денский хлопнул дверцей большого черного «сааба». С недавних пор он предпочитал эту машину даже продвинутым немецким маркам. С одной стороны так демократичнее, а с другой оригинальнее. Да и определенный стиль вла­дельца чувствуется...

Он прошел в стеклянные двери под хорошо знакомой вывеской «Фонд «Реставрация». Показал охраннику свое удостоверение. Хотя оно и произвело должное впечатление на ох­ранника, но все же он не сразу пропустил пол­ковника.

— Извините, но я должен предупредить на­чальника, — твердо сказал он.

В молодости Игорь Леонидович, наверное, обиделся бы. Не за себя, за фирму. Вспылил бы, обругал охранника и пообещал, что зав­тра его уволят. Теперь он научился быть спокойным и выдержанным. В конце кон­цов, охранник для того и стоит, чтобы не пу­скать посторонних, независимо от их ведом­ственной принадлежности. А иначе он — ме­бель.

Охранник набрал номер внутреннего теле­фона.

— Дмитрий Андреевич? — спросил он. — К вам полковник ФСБ Введенский. — Выслу­шал ответ и кивнул. — Так точно, пропускаю. Лифты направо по коридору. — Он показал ру­кой, куда идти. — Вам на восьмой этаж.

— Восьмой? — удивился Введенский. — Обычно начальство выше второго-третьего не поднимается.

— Сейчас фирмой временно руководит на­чальник службы безопасности Дмитрий Анд­реевич Шмидт, — пояснил охранник. — а он считает, что сверху лучше видно.

На восьмом этаже Введенского уже встреча­ли. Крепко сбитый огненно-рыжий парень в черном костюме пригласил его войти.

— Прошу, Дмитрий Андреевич ждет.

Кабинет начальника не поражал ни роско­шью, ни размерами. Шмидт намеренно не пе­ребирался вниз, в апартаменты Белова и его друзей, словно хотел подчеркнуть, что он здесь не начальник, а только временно исполняет его обязанности.

Введенский уже начал подозревать, что это бритоголовый крепыш вовсе не такой дуболом, каким хотел казаться.

Он вошел в кабинет и как можно нейтраль­ней поздоровался. Шмидт предложил полков­нику кресло.

— Чай, кофе? — осведомился он.

— Спасибо, не надо.

Введенский не опасался, что ему подмеша­ют снотворное или транквилизатор и попро­буют разговорить. Но, все-таки, работая с та­кими ушлыми ребятами, следовало быть по­осторожнее.

— Так чем обязан? — спросил хозяин кабине­та без всякого подобострастия. — Обычно со­трудники вашего ведомства к себе приглашают.

Введенский отметил, что держится Шмидт неплохо: с чувством собственного достоинства, гораздо более свободно, чем в те времена, когда он был киллером на посылках у Белова. Да, растут кадры прямо на глазах!

Введенский решил без обиняков изложить причину своего появления. Сводилась она все к тому же: объяснению загадочных обстоя­тельств гибели Белова и его семьи, не менее за­гадочная гибель Каверина и его помощников.

Излагая Шмидту официальные, известные всем версии преступлений, полковник пытался понять, насколько тот информирован об ис­тинном положении дел.

Но Шмидт отвечал односложно. Введен­ский понял, что придется самому приоткрыть карты.

— Вы знаете, что жена и сын Белова живы и находятся за рубежом? — спросил он. — Мы предлагаем вам совместную работу по обеспе­чению их безопасности...

По глазам Шмидта полковник понял, что не удивил его. Значит — знает. Тот ответил не сразу, видимо, собирался с мыслями, взвеши­вал все за и против. Полковник не торопил его. Он понимал, что сейчас Шмидт принимает важное для себя решение.

Ольга наверняка нужна Шмидту для уста­новления контроля над империей. А может, он наоборот, захочет избавиться от нее, и захва­тить все, как Макбет?

В любом случае, только через них двоих мож­но будет выйти на Белова, если он еще жив. Если сейчас удастся установить с этим быкообразным, туповатым на вид отставным ментом кон­такт, значит половина дела сделана. А завербо­вать Шмидта означало если не полностью, то в значительной мере компенсировать потерю двух таких агентов, как Каверин и Белов. Наконец, Шмидт прервал молчание.

— Вы ошибаетесь... — сказал он неопреде­ленно.

— То есть? — Введенский был несказанно разочарован ответом Шмидта, и, как оказалось, напрасно.

— Жена и сын Белова не за рубежом. Точнее, пока еще за рубежом, но скоро будут здесь.

Это был успех во всех отношениях. Во-пер­вых, Шмидт пошел на контакт, а дожать его до настоящей вербовки — дело техники. А во-вто­рых, полученная Введенским от Шмидта ин­формация была по настоящему ценной.

Значит, Ольга с сыном возвращаются. Ну что же, большего подарка они не смогли бы сделать полковнику Введенскому при всем своем желании. Теперь он был уверен, что най­дет Белова, живого или мертвого. Предпочти­тельнее было бы живого.

Итак, первая партия разыграна к обоюдной пользе. Теперь можно и откланяться. Но на­последок нужно выбить противника из седла! Введенский вспомнил завет Штирлица — в па­мяти собеседника остается последняя фраза:

— А вы не знаете случайно, куда исчез про­раб со стройки, где был убит Каверин? — спро­сил он с равнодушным видом. — Нет? Странно.

А ведь по моим данным, там крутились и вы и ваши люди? Так не знаете? Очень жаль. Ну, рад был познакомиться... Надеюсь, еще уви­димся... — полковник с благожелательной улыбкой стиснул руку новоиспеченного авто­ритета и вышел из кабинета в сопровождении рыжего крепыша.

Он же и проводил Введенского до лифта. Тот с трудом сдерживал довольную улыбку... Полученная им информация требовала не­медленной реализации...

XI

Белов проснулся от стука. С пронзительным скрипом отворилась дверь в бытовку, и на по­роге появился мужик лет сорока с заросшей щетиной одутловатой физиономией, в черной вязаной шапке-петушке. Он вопросительно по­смотрел на Лену.

— Можно к вам? — поинтересовался гость.

— Федя? Заходи! — пригласила Лена. Федя вошел и остановился. Было видно, что он стесняется.

— Ну что в дверях замер? Располагайся, сей­час чай пить будем.

Но Федя продолжал неуклюже топтаться на месте. Наконец он стянул с головы шапку и проговорил.

— Я это... Ребята, в смысле, просили узнать. Как, значит, больной. Ну, я вот, значит...

Белов с трудом приподнялся на локте. Лена поняла, что он хочет сесть, и помогла ему изме­нить положение, подложив под спину подушку.

— Так это ты меня спас? — спросил он гостя.

— Выходит, я, — признался Федя. — Только мне еще Витек со Степанычем помогали. Один бы я вас в жизни не выволок.

— А почему на вы? — удивился Александр. Федя сделал хитрое лицо и стянул шапку с

головы, как перед барином.

— Ну как же, вы же депутат, и все такое. Белов рассмеялся. Смех перешел в хриплый кашель, и некоторое время он не мог говорить. Наконец он собрался силами и произнес:

— Извини. Это ты на плакате морду увидел? Рассмешил ты меня. Ну какой же я депутат? Похож я на него, мне многие это говорили. Только не я это. Сам посуди, с какой бы стати депутат на свалке оказался? Вот то-то и оно. Так что давай на ты. Расскажи лучше, откуда это ме­ня выволакивать пришлось, да еще втроем?

Лена поставила перед Федей и Сашей стака­ны с чаем. С тех пор, как в поселке появился Белов, она сильно изменилась в лучшую сторо­ну: совершенно перестала пить, стала опрятней одеваться и даже пользоваться косметикой. За Сашей она ухаживала просто самоотверженно.

Чай был на редкость крепким и душистым. Она перехватила благодарный и вместе с тем удивленный взгляд Белова.

— А что ты хочешь? Тут свалка, все есть, как в Греции. Может, где немного просрочено, так ведь сегодня и в магазине такое купить можно. А тут все бесплатно. Как при коммунизме.

Федя осторожно, чтобы не обжечься, обернул стакан газетой и сделал маленький глоток. Отпил с причмокиванием, громко и вкусно. Белову тоже захотелось чаю, но сил протянуть руку и взять стакан не было. Про­сить же Лену он постеснялся: стыдно было своей слабости, да и перебивать Федю не хо­телось.

А тот принялся рассказывать, как увидел черный «Мерседес», как молодцы с разноцвет­ными головами, в черных костюмах, выволок­ли из багажника черный пластиковый мешок, как друзья помогли Феде вытащить его чуть ли не из огня и отвезти к доктору. Наконец Федя закончил свой рассказ.

Белов задумался. Сказать по правде, это ма­ло что объясняло. Как все-таки он попал на свалку? Кто в него стрелял? И почему не доби­ли? Неужто действовали любители? Слишком много вопросов, и вряд ли этот помятый тип, похожий на опустившегося интеллигента, смо­жет на них дать ответ.

— Говоришь, мешок денег думал найти? — спросил он. — Не расстраивайся. Может слу­читься, что нашел ты гораздо больше. А мо­жет так выйти, что принесли вы в поселок бомбу замедленного действия. Я тебя знаешь о чем попрошу? Не говори никому, что вы меня тут подобрали. И друзьям передай. И про то, что я на депутата похож, тоже ни­кому не говори.

Федя вдруг оживился: в голову ему пришла блестящая мысль.

— Слушай, — он даже схватил Сашу за руку, слава богу, не раненую, — может, тебя того, в мешке-то привезли из-за этого самого?

— Из-за чего «этого самого»? — не понял Александр.

— Ну, из-за сходства с Беловым. Может, это типа «Железная маска»?

Федя, похоже, сам ошалел от своего откры­тия. Саша решил его не разочаровывать.

— Федь, давай замнем. И никому... Не рас­пространяйся. Хоп?

— Хоп, нет проблем!

По глазам Феди можно было догадаться, что он недолго сохранит в себе эту тайну. Но даже такой вариант был сейчас для Александра наи­более безопасным.

— Ты больше не видел здесь этих на «мери­не»? А то они ведь могут вернуться и прове­рить, что со мной?— спросил Саша.

Федя пожал плечами.

— Нет, чего им возвращаться? А даже если и вернутся, все равно ничего не найдут. То место подчистую выгорело. Они же тебя не зря туда кинули, где огонек пожарче.

За стеной бытовки раздался шум, пьяные крики и звуки ударов. Похоже было, что не­сколько человек лупят друг друга по открытым частям тела. Лена встала, поправила на Саше одеяло и вышла на улицу. Мужчины остались вдвоем.

— Ты расскажи, чем вы тут занимаетесь? — попросил аборигена свалки Белов. — Бомжуете?

Федя обиженно поджал губы.

— Извиняй, начальник. Я не бомж, я — БИЧ. Бывший интеллигентный человек. Таким меня прошу любить и жаловать. А не будете жало­вать, тоже не обижусь. А занимаемся мы тут одним нужным делом. Живем мы тут.

— Выживаете? — переспросил Белов.

В отсутствие Лены он хотел побольше выяс­нить об обитателях поселка. Ему не хотелось унизить ее каким-нибудь неловким или бес­тактным вопросом.

— Почему выживаем? — снова немножко обиделся Федя. — Мы не полярники и не Дума накануне переизбрания. Просто живем. При­чем, не хуже других. Но это, конечно, с субъек­тивной точки зрения.

— А с объективной? — не отставал Белов. Федя насупился.

— Знаешь, парень, я тебе так скажу. Здесь на свалке все так же устроено, как в той, большой жизни. Только тут ярлыков нету. Вот скажи, бывало у тебя такое, чтобы ты человека считал за одно, а он оказался — совсем наоборот?

Белов сразу вспомнил иуду-Макса. Он ни­чего не сказал Феде, только кивнул. А тот про­должал.

— А все потому, что ты на нем ярлык прочи­тал, а глубже не заглянул. На ярлыке написано: «Ботинки первый сорт», а на деле это галоши рваные. А здесь перед тобой все без ярлыков, вроде как в бане. Хотя в смысле гигиены, ко­нечно, сравнение неудачное. Но вот привезли тебя в мешке, извини, что напоминаю о непри­ятном. А рядом вывалили машину консервов без бумажных этикеток. И хрен вас разберет — что ты такое и что там в этих банках. Может, сгущенка, а может тушенка. Точно так и в чело­веке — пока не покопаешься, не поймешь...

Александр понял, что Федю хлебом не корми, а дай поговорить-порассуждать... Но сил вни­кать в философские построения нового Диогена у него не было. Он закрыл глаза и под монотон­ное бубнение Феди впал в дремоту. А когда снова проснулся, Феди в бытовке не было.

Лена все не возвращалась. Александр лежал и думал. Может быть, впервые он так много ду­мал за последние десять лет. Он бы сильно удивился, если бы узнал, что его исчезновение заставило так же сильно задуматься очень мно­гих людей из тех, кто его окружал и с кем он об­щался в последнее время.

Самое главное, что он успел понять с того момента как очнулся в тесной бытовке, это то, что для него начинается новая жизнь. Хуже или лучше той, прошлой, он не знал. Но знал, что она будет другой — это совершенно точно.

XII

Когда-то здание международного аэропорта Шереметево-2, как снаружи, так и изнутри, ка­залось Шмидту шедевром современной архи­тектуры, оазисом западной культуры на нищей подмосковной земле. Однако все познается в сравнении. Помотавшись по Европам, Дмитрий изменил свое мнение. Сейчас затемненный зал аэропорта, и особенно его потолок, украшен­ный чем-то вроде вскрытых консервных банок большого диаметра, вызывали у него раздраже­ние своим примитивизмом.

И все потому, что он сильно волновался и не мог рационально объяснить себе причин этого состояния. Он в нетерпении прохаживался вдоль стеклянной стены накопителя, ожидая выхода пассажиров нью-йоркского рейса.

Сначала Шмидт хотел отправить встречать Ольгу рыжего Толяна, но, поразмыслив, решил сам ехать в аэропорт. Естественно, в сопровож­дении неразлучной троицы. Неожиданный звонок Ольги стал для него сюрпризом. И надо признаться, скорее приятным.

Но теперь, в условиях цейтнота, он должен был принять важное решение: как относится к Ольге? Как правопреемнице Белова или как к постороннему для организации человеку? Ему следовало тщательно, до мелочей продумать свою линию поведения. А это во многом зави­село от того, как она сама себя поставит. Ста­нет ли она претендовать на роль единственной наследницы Белова и вытеснять его из бизнеса Бригады, или удовольствуется положением вдовствующей королевы?

Нужно было также тщательно дозировать информацию, которую он мог бы ей сообщить. Прохаживаясь по залу прилета, Шмидт снова и снова возвращался мыслями к сложившейся ситуации. Разумеется, главного сказать он ей не мог. Не мог назвать имя убийцы ее мужа, своего бывшего шефа Александра Белова по прозвищу Белый, хотя оно и не было для него тайной. Он знал убийцу, как самого себя.

Потому что это он убил Белова. Вернее, ор­ганизовал его убийство. И это не было спон­танным решением, поскольку причины к тому были самые серьезные. Прежде всего, ситуация после расправы над Кавериным полностью вы­шла из-под контроля. Ближайшее окружение Белова было дезориентировано, сам он исчез. А ведь все приводы и ремни управления кри­минальной империей были завязаны на него, ведь Пчелы и Космоса уже не было в живых.

Люди остались без руководства в самый от­ветственный момент существования организа­ции. И они инстинктивно стали искать челове­ка, способного взять командование на себя. Так случилось, что кроме Шмидта в руководстве не осталось другого центра притяжения власти. Он увидел и понял, что братва хочет ему под­чиняться, что все воспринимают его как преем­ника Белова!

Шмидт получил доступ к закрытой инфор­мации и понемногу стал разбираться в слож­ном и запутанном хозяйстве Бригады.

Но самое главное, способ, которым восполь­зовался Белый для уничтожения Каверина, указывал на то, что у него не все в порядке с нервами, а может, даже с головой. То, что он учинил, сильно напоминало холокост или мас­совое жертвоприношение. Говорят, что про­тивники становятся похожи друг на друга. И надо признать, Саша расправился с Кавери­ным в его же стиле.

А что если он решил, с некоторой поправ­кой, реализовать старую поговорку «бей своих, чтобы чужие боялись»? Она ведь в обе сторо­ны работает одинаково эффективно?

Во всяком случае, когда Белов после гибели друзей снял Шмидта с должности своего боди-гарда, тот решил всерьез озаботиться собствен­ной безопасностью. Было ясно, что следующий удар потерявший управление Белов мог нанес­ти по ближайшему окружению.

После гибели друзей Саша остался один. Но он сам выбрал одиночество, когда не захотел обратиться за помощью ни к братве, ни к Шмидту, чтобы решить проблему Каверина. Из-за предательства Макса он перестал дове­рять кому бы то ни было.

Все, что связано с Бригадой, в том числе прежнее окружение, вызывало у Саши раздра­жение, которое он не считал нужным скрывать. А ведь именно его, Шмидта как начальника службы безопасности, Белов не мог не обви­нять в смерти Коса, Фила и Пчелы! И по всему выходило, что никто не подходит лучше него на роль жертвы вечерней, или козла отпущения.

Он понимал, что Белов пошел вразнос и ос­тановить его теперь может только пуля. То, что другим, со стороны, казалось понятным и, по крайней мере, мотивированным поведением мстителя, вблизи выглядело кошмаром. Как сцены из голливудского триллера, но не на эк­ране телевизора, а в реальной жизни и с реаль­ной кровью. Одно дело смотреть его по телеви­зору в домашнем кресле, халате и тапочках на босу ногу, и совсем другое — стать участником действа в качестве наиболее вероятного канди­дата на труп.

Дата добавления: 2015-07-26