Вильгельм и канцлеры.

Согласно имперской конституции 1871, канцлер – назначенный представитель императора в союзном совете (Бундесрате), его подпись под распоряжениями императора давала таким указам законную сил. Канцлер связан только с кайзером и никакой ответственности перед рейхстагом не несет[87]. Ему подчинены все статс-секретари и соответствующие прусские министерства, функции которых стали общеимперскими с 1878 года[88]. В подобных условиях когда исполнительная власть имеет перевес над законодательной[89], важной частью политического процесса становится взаимоотношение канцлера и кайзера, а также сама личность канцлера.

Учитывая гегемонию Пруссии в союзном государстве, все канцлеры по происхождению были пруссаками, придерживающихся консервативных взглядов. Исключением был только канцлер Хлодвиг Гогенлоэ, уроженец южной Германии[90], однако он был, как мы уже упоминали, дядей императрицы.

Вильгельм руководствовался двумя соображениями, выбирая в канцлеры того или иного кандидата: деловые качества кандидата - его политический опыт и общественную репутацию и личное знакомство данного кандидата с кайзером. Преемник Бисмарка – генерал Лео фон Каприви, был знаком с Вильгельмом еще в пору Вильгельма I, когда Каприви возглавлял морское ведомство[91]. После отставки Бисмарка кайзеру потребовался человек, с которым он мог бы проводить согласованную политику – именно таким человеком и стал Каприви. Канцлер поддерживал политику Вильгельма по отношению к рабочим и социалистам, а также выступил сторонником заключения не политических, а торговых договоров как инструмент внешнеполитического взаимодействия.

Назначению Бюлова способствовало много факторов, но политические и личные соображения для Вильгельма были определяющими. После отставки в 1897 года статс-секретаря по иностранным делам Маршалля, Вильгельму потребовался более хитрый и надежный человек во главе ведомства. С Бюловым император познакомился еще в 1886 году в Санкт-Петербурге, где Бюлов был сотрудником посольства[92]. Более того, семья Бюловых была известна в Пруссии давно: отец Бюлова являлся статс-секретарем при Бисмарке. В 1900 году, когда канцлер Гогенлоэ был вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья, у Вильгельма уже имелся готовый кандидат на занятие пустующей должности[93]. Опытный дипломат с опытом статс-секретаря, обладающий хорошей репутацией в обществе и очень полезными связями во Франции[94] стал канцлером и пробыл на этом посту 9 лет.

Ровно такими же соображениями руководствовался Вильгельм, решая отправить в отставку канцлера. С Каприви пришлось расстаться из-за непрекращающейся критики аграриев и консерваторов, которая обрушилась на канцлера из-за его покровительства торговым договорам, больно ударивших по аграрному сектору[95]. Более того, взаимоотношения Вильгельма с Каприви были, видимо, не самыми сердечными – в воспоминаниях Вильгельм оценивает Каприви как человека талантливого, но достаточно тщеславного. Нет и свидетельств о личных встречах и обсуждениях очередного законопроекта, что характерно для описания других канцлеров[96].

Гогенлоэ ушел по состоянию здоровья. Отставка Бюлова была вызвана двумя причинами. Скандал с интервью газете «Дейли телеграф», разразившийся в 1908 года, разочаровал кайзера в своем канцлере[97]. И, несмотря на временное примирение, Вильгельм держал в памяти этот инцидент. Когда же в июле 1909 года после провала правительственного законопроекта о тарифах стало ясно, что линия Бюлова по сколачиванию консервативно-либерального большинства в Рейхстаге потерпела крушение, судьба канцлера была предрешена. Вильгельм подписал поданное Бюловым прошение об отставке и, по его же совету, назначил канцлером Теобальда Бетмана-Гольвега[98].

Сам процесс назначения на должность канцлера или статс-секретаря подробно описан в воспоминаниях Бюлова. В июле 1897 года он был вызван из Рима на аудиенцию к Вильгельму, где Бюлову был предложен пост статс-секретаря по иностранным делам[99]. В течении аудиенции император разъяснил Бюлову причину отставки предыдущего статс-секретаря, затем предложил бывшему послу в Риме пост министра, и после утвердительного ответа перешел к обзору внешнего положения Германии, указывая основные вопросы, на которые Бюлову следует обратить свое внимание[100]. В бытность Бюлова канцлером между ним и кайзером установились почти дружеские отношения: с утра они прогуливались в рейхсканцлерском саду, обсуждая последние события и доклады. Вильгельм также был вхож в дом семьи Бюлова[101]. Точно такие же доверительные отношения установились у Вильгельма с Бетманом-Гольвегом[102].

У императора и канцлера конечно же возникали противоречия, вызванные разными подходами в решении насущных проблем. В 1900 году, при назначении Бюлова канцлером, Вильгельм указал на необходимость ужесточения позиции правительства по отношению к консерваторам, которые противились активному железнодорожному строительству и торговым договорам[103]. Бюлов ответил, что позиция правительства должна быть более выдержанной и компромиссной по отношению как к консерваторам, так и к либеральным партиям. Вильгельм ответил, что предоставляет этот вопрос на решение Бюлова. Вопрос был закрыт в самом конце декабря 1902 года, когда, после 19-часового заседания рейхстага, были утверждены новые тарифные пошлины на экспортные и импортные товары, удовлетворившие как аграриев (консерваторы), так и промышленников (национал-либералы, свободомыслящие)[104]. Вильгельм, внимательно следивший за ходом заседания, после его окончания телеграфировал Бюлову, выражая свою благодарность[105]. В конкретном случае наблюдается не только совместная работа императора и канцлера, но и способность Вильгельма изменять свою позицию в решении определенного вопроса исходя из политической целесообразности.

Если верить воспоминаниям Бюлова, то главная проблема взаимоотношений канцлера и императора была в бравурных, резких и воинственных речах последнего и в тех последствиях, которые эти речи имели как для репутации Германии в мире, так и для кайзера внутри страны. Так, в тронной речи, посвященной 10-летию своего царствования, Вильгельм заявил, что «10 лет назад, при моем вступлении на трон, только армия питала ко мне доверие, верила в меня»[106]. Выступая перед новобранцами, кайзер сказал: «Кто не является добрым христианином, тот плохой человек»[107]. Однако эти речи произносились в определенных кругах, тогда как Вильгельм пытался произвести впечатление в любом обществе, в не зависимости от его политической окраски. Однако, конечно, кайзер не мог не понимать, что в условиях развития многопартийности и партийной печати каждое сказанное слово главы нации имеет огромное значение. Вильгельм отдавал себе отчет во вредности подобных речей, но это было «выше его»[108]. Бюлов считает, что все эти речи демонстрируют только быстроменяющееся настроение Вильгельма и желание произвести впечатление прекрасно составленными речами, но на деле кайзер был человеком робким, замкнутым и миролюбивым. Тем более, что со временем канцлеры нашли решение и этой проблемы: в случае необходимости речь императора могла быть исправлена до её отправления в печать. Причем Вильгельм принимал деятельное участие в корректировке той или иной речи[109].

Как видно, характер отношений двух главных фигур имперской власти был деловым и доверительным. Нельзя проследить дисбаланс власти в ту или иную сторону. Методы выбора, взаимодействия и причины отставки того или иного канцлера зависели от конкретной политической ситуации. Бравурные речи кайзера вряд ли могут служить доказательством самодержавного стиля управления Вильгельма.

Дата добавления: 2015-07-26