Письмо 99

От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей Еще маленькое происшествие, мой прелестный друг, но только сцены, безвсякого действия. Так что вооружитесь терпением, его понадобится много, ибов то время как моя президентша подвигается вперед мелкими шажками, вашаподопечная отступает, а это еще хуже. Так вот, я настолько благодушен, чтоэти пустяки меня просто забавляют. Право же, я отлично привыкаю к своейздешней жизни и могу сказать, что в унылом замке своей старой тетушки нескучал ни минуты. И верно ведь - разве нет у меня здесь услад, лишений,надежды, неуверенности? Что еще можно иметь и на более обширной сцене?Зрителей? Э, дайте мне только время, и их будет достаточно. Если они невидят меня за работой - я покажу им все, когда мой труд будет завершен. Имостанется лишь восхищаться и рукоплескать. Да, они станут рукоплескать. Ибоя могу, наконец, с полной уверенностью предсказать, когда именно совершитсяпадение моей суровой святоши. Сегодня вечером я присутствовал при агониидобродетели. На ее месте воцарится нежная слабость. Я назначаю для этогосрок не позднее нашего ближайшего свидания, но уже слышу, как вы кричите омоей гордыне. Объявлять о своей победе, хвастать наперед! Ну, ну,успокойтесь! Чтобы доказать, насколько я скромен, начну с рассказа о своемпоражении. Правду говоря, подопечная ваша - презабавная молодая особа. Этодействительно ребенок, с которым и надо обращаться, как с ребенком:поставить ее в угол - самое милостивое обхождение, какого она заслуживает.Вообразите себе только, что после всего имевшего место позавчера между нею имною, после того, как вчера утром мы так по-дружески расстались, сегоднявечером, когда я хотел, как было условлено, прийти к ней в комнату, я нашелдверь запертой изнутри! Что вы на это скажете? Подобное ребячество позволяютсебе иногда накануне, но на другой день! Не забавно ли? Однако сперва мне было не до смеха. Никогда еще характер мой неуправлял мною так властно. Разумеется, я шел на это свидание без особогоудовольствия: я лишь отдавал дань обычаю. Мое ложе, в котором я оченьнуждался, казалось мне в тот момент желаннее всякого другого, и я покинулего с сожалением. И тем не менее, едва встретилось мне препятствие, как яуже горел желанием преодолеть его. Унизительнее всего было то, что меняпровела девчонка. Поэтому удалился я в сильном раздражении. И, решив невозиться больше с этой глупой девчонкой и со всеми ее делами, тотчас женаписал ей записку, которую намеревался передать нынче же утром и в которойдавал ей подобающую оценку. Но, как говорится, утро вечера мудренее. Утром ярассудил, что здесь выбирать развлечения не приходится и надо не упускатьхоть этого, а потому уничтожил суровую записку. Теперь, хорошенькопоразмыслив, я диву даюсь, как это могло прийти мне в голову закончитьприключение, не имея в руках ничего, что давало бы мне возможность погубитьего героиню. Куда, однако, может завести нас первый порыв! Счастлив тот,кто, подобно вам, прелестный мой друг, приучил себя никогда ему неподдаваться! Словом, я отсрочил свое мщение, принес эту жертву вашимнамерениям относительно Жеркура. Теперь, когда гнев мой остыл, поведение вашей подопечной кажется мневсего-навсего смешным. Право же, хотел бы я знать, что она рассчитываеттаким образом выиграть? Никак не уразумею: если это лишь самозащита, то надопризнать - несколько запоздалая. Необходимо, чтобы она когда-нибудьразъяснила мне эту загадку. Очень уж хочется знать, в чем тут дело. А можетбыть, все дело лишь в том, что она ощущала переутомление. Право, это вполневозможно. Ибо ей, несомненно, еще невдомек, что стрелы любви, подобно копьюАхилла12, несут с собою и лекарство для тех ран, которые наносят. Но нет,весь день у нее была кислая мина, и на этом основании я, пожалуй, готовпоручиться, что тут не без раскаянья... да... чего-то вроде добродетели...Добродетели!.. Вот уж кому пристало ее иметь! Ах, пусть она предоставитдобродетель единственной рожденной для этого женщине, единственной, котораяспособна украсить добродетель и даже, пожалуй, заставить ее полюбить!..Простите, прелестный мой друг, но как раз в тот же вечер между госпожой деТурвель и мною произошла сцена, о которой я должен дать вам отчет, и я всееще чувствую некоторое волнение. Мне необходимо сделать над собой усилие,чтобы рассеялось впечатление, которое она на меня произвела. Я и писать-товам начал для того, чтобы себе в этом помочь. Это первое мгновение все жепростительно. Вот уже несколько дней, как мы с госпожой де Турвель пришли к полномусогласию насчет наших чувств и спорим теперь только о словах. Правда, на моюлюбовь по-прежнему отвечала ее дружба, но этот условный язык не менял сутивещей. И если бы мы на том и оставались, я все же шел бы к цели, может быть,более медленным, но не менее верным путем. Уже больше не поднимался вопрос омоем удалении, как она того сперва хотела. А что касается наших ежедневныхбесед, то, если я стараюсь предоставить ей возможность вести их, она, сосвоей стороны, старается этой возможности не упустить. Так как наши свиданьица обычно происходят во время прогулки, а сегоднястояла отвратительная погода, я уже ни на что не надеялся. Я был дажепо-настоящему расстроен и отнюдь не предвидел, какой удачей обернется дляменя это препятствие. Так как гулять было нельзя, все, встав из-за стола, сели за игру.Поскольку я не бог весть какой игрок и теперь уже без меня можно обойтись, яна это время ушел к себе в комнату, без определенной цели - только подождатьокончания партии. Я уже возвращался в гостиную, как вдруг увидел эту очаровательнуюженщину в тот миг, когда она входила в свою комнату. То ли понеосторожности, то ли по слабости, она сказала мне своим мягким голосом:"Куда это вы идете? В гостиной никого нет". Как вы сами понимаете, этого мнебыло вначале достаточно, чтобы попытаться войти к ней, причем я встретилгораздо меньше сопротивления, чем ожидал. Правда, я предусмотрительно началразговор еще у двери, и притом разговор самый безразличный. Но едва толькомы уселись, как я перешел к настоящей теме и начал говорить своему другу олюбви к нему. Первый же ответ ее, хотя ничего особенного в нем как будто небыло, показался мне весьма выразительным. "О, послушайте, - сказала она, -не будем говорить об этом здесь". При этом она дрожала. Бедная женщина! Онапредчувствует свою гибель. Однако опасения ее были напрасны. Уверенный с некоторых пор, что несегодня, так завтра меня ожидает полный успех, и видя, что она тратит втщетной борьбе столько сил, я решил беречь свои и спокойно ждать, чтобы онасдалась, устав бороться. Вы понимаете, что в данном случае мне нужна полнаяпобеда, и я ничем не хочу быть обязанным случаю. Следуя именно этому плану идля того, чтобы проявлять настойчивость, не слишком себя утруждая, явернулся к этому слову "любовь", в котором мне так упорно отказывали. Несомневаясь, что в мой пыл вполне верят, я испробовал более нежный тон:отказ-де не сердит меня, а огорчает, неужто мой чувствительный друг несчитает, что я заслужил хоть некоторое утешение? И вот, чтобы утешить меня, ручка ее задержалась в моей ладони,прелестный стан опирался на мою руку, и мы оказались в самой тесной близостидруг к другу. Вы, несомненно, замечали, как в таком положении, когда защитаслабеет, промежутки между просьбами и отказами становятся все короче, какотворачивают голову, как опускают очи долу и как слова, произносимые тем жеслабым голосом, делаются все реже и прерывистей. Драгоценные эти признакинедвусмысленным образом свидетельствуют, что душа уже уступила, но согласиячувств большей частью еще нет. Я даже считаю, что в таких случаях всегдаопасно проявлять чрезмерную решительность. Ибо подобная расслабленностьвсегда сопровождается неким сладостным ощущением и вывести из негоневозможно, не вызвав раздражения, которое неизменно идет на пользу защите. В данном же случае осторожность была тем необходимее, что мне следовалоопасаться, главным образом страха, который должно было вызвать этосамозабвение у моей нежной мечтательницы. Поэтому, моля ее о признании, я нетребовал даже, чтобы оно высказано было в словах: меня удовлетворил бы дажевзгляд. Один только взгляд - и я счастлив. Милый друг мой, прекрасные очи и впрямь обратились на меня, небесныеуста даже произнесли: "Ну да, да я..." Но внезапно взгляд померк, голоспрервался, и эта восхитительная женщина упала в мои объятия. Но не успел яобхватить ее, как она, вырвавшись судорожным порывом, вскричала с блуждающимвзором и подняв руки к небу: "Боже... о боже, спаси", - и тотчас же быстреемолнии упала на колени шагах в десяти от меня. Я слышал, как рыдания душилиее. Я приблизился, чтобы помочь ей, но она схватила меня за руки, омывая ихслезами, порою даже обнимая мои колени, и при этом твердила: "Да, это вы,это вы меня спасете! Вы не хотите моей смерти, оставьте меня, спасите меня,оставьте меня во имя божие, оставьте меня!" И эти бессвязные речи с трудомвырывались из ее уст, так часто прерывали их все усиливающиеся рыдания.Между тем она удерживала меня с такой силой, что я просто не мог быудалиться. Тогда, собрав все силы, я поднял ее на руки. Тотчас же рыданияпрекратились, она умолкла, но все члены ее словно одеревенели, и буря этасменилась жестокими судорогами. Признаться, я был очень взволнован и, кажется, исполнил бы ее просьбу,даже если бы не был вынужден к тому обстоятельствами. Во всяком случае,оказав ей кое-какую помощь, я оставил ее, как она просила, и очень этомурад. Я уже почти вознагражден за это. Я ожидал, что, как и в день первого моего признания, она не появится втечение всего вечера. Однако часам к восьми она спустилась в гостиную итолько сообщила собравшимся, что чувствовала себя очень плохо. Вид у нее былподавленный, голос слабый, все движения - какие-то принужденные. Но взглядбыл мягкий и часто останавливался на мне. Так как она отказалась играть, ядолжен был занять ее место, и она подсела ко мне. Во время ужина она однаоставалась в гостиной. Когда все туда возвратились, мне показалось, что онаплакала. Чтобы выяснить это, я сказал ей, что, по-моему, у нее опять приступнездоровья, на что она не преминула ответить: "Эта болезнь проходит не такскоро, как появляется". Наконец, когда все стали расходиться, я подал ейруку, и у своей двери она с силой пожала ее. Правда, в этом движении мнепочудилось что-то непроизвольное; но тем лучше: лишнее доказательство моейвласти. Бьюсь об заклад, сейчас она очень рада, что все так обстоит: всеположенное сделано, остается лишь пользоваться достигнутым. Может быть, покая вам пишу, она уже тешится этой сладостной мыслью! А даже если бы ее,напротив, занимал какой-нибудь новый план самозащиты, разве мы не знаем,чего стоят все подобные планы? Я вас спрашиваю, продержатся ли они дольшенашего ближайшего свидания? Конечно, я готов к тому, что со мной поломаются,прежде чем уступить. Но - ладно! Труден лишь первый шаг, а потом этих святоши не остановить! Их любовь - настоящий взрыв: от сопротивления он толькосильнее. Моя святоша и недотрога побежала бы за мной, если бы я пересталбегать за нею. И, наконец, прелестный мой друг, я немедленно явлюсь к вам потребоватьисполнения данного вами слова. Вы, наверно, не забыли того, что обещали мнепосле моего успеха - измены вашему кавалеру? Готовы ли вы? Я-то жду этоготак, словно мы никогда друг друга не знали. К тому же знать вас, можетбыть,- лишняя причина желать. Я справедлив, а не любезник льстивый.13 Это у меня будет первая неверность моей суровой добыче. И обещаю вамвоспользоваться первым же попавшимся предлогом, чтобы на сутки от нееотлучиться. Это будет ей кара за то, что она так долго держала меня вотдалении от вас. Знаете ли вы, что я занят этим приключением уже большедвух месяцев? Да, два месяца и три дня. Правда, я считаю и завтрашний день,так как по-настоящему завершится оно только тогда. Это напоминает мне, чтогоспожа де Б*** сопротивлялась полных три месяца. Я очень рад убедиться, чтооткровенное кокетство защищается лучше, чем суровая добродетель. Прощайте, прелестный мой друг. Пора с вами расставаться, ибо ужепоздно. Письмо это завело меня дальше, чем я рассчитывал. Но так как завтраутром я посылаю в Париж курьера, то хотел воспользоваться этим и дать вамвозможность на один день раньше разделить радость вашего друга. Из замка ***, 2 октября 17.., вечером.

Дата добавления: 2015-07-18